- Я его не сразу узнал, Найз… поверишь ли… Кровищи на нем было… не одно ведро, наверное… своя, чужая… кто разберет… Лицо рассечено… лоб… нагрудник изрублен… шлем потерялся… руки… голова… казалось, места нет живого… Дотронулся я до его щеки - хотел кровь стереть… на прощанье на него посмотреть, как есть… и вдруг чувствую - щека теплая!.. Живой, сердешный, живой!!!.. И вот тут я испугался… По-настоящему… Думаю, если колдунов верх вышел, то ведь лучше бы нас с ним вчера прикончили… Это только сейчас вокруг тихо… а ежели появится он с минуты на минуту?.. Ну, тут у меня словно второе рождение приключилось… подхватил я его подмышки… и потащил… Сам не знал, куда - лишь бы оттуда… Как вынес я его из замка - не помню… всё как во сне кошмарном… сам падаю… его роняю… снова встаю… тащу… Нога подламывается… в груди - словно чугун плавят… пыль, жара… перед глазами круги алые да черные висят-колышутся… в голове пустота звенит… а я тащу… хоть не вижу ничего перед собой… словно помешался… А потом всё пропало вдруг…
Старик снова замолчал, хлебнул теплой безвкусной воды из кружки у кровати и продолжил, глядя слезящимися глазами в потолок, будто разглядывая на нем события двадцатилетней давности.
- В себя когда следующий раз пришел, гляжу - стены вокруг меня бревенчатые незнакомые… Старуха надо мной склоняется… смотрит так долго… будто первый раз видит… и говорит что-то… а я как младенец лежу, на нее таращусь - не помню, ни кто я, ни где я, ни как попал туда… И опять отключился… Потом, когда снова в память вернулся, ее старик мне сказал, что я так чуть не с месяц пролежал… Грудь залечили маленько… Ногу знахарь их деревенский через неделю после того, как меня нашли, отхватил - чернеть стала, говорят… Да это всё ерунда, Найз, чепуха… Главное спросил я у них - со мной второй был, где он? А они отвечают, что один, мол, я лежал… Прямиком на дороге через их лес… дистантах в пяти от замка… Может, говорят, твоего второго раньше кто подобрал, а тебя за покойника принял… вот и оставил лежать… Они-то меня тоже сперва за мертвеца посчитали… только когда карманы обшаривать начали, поняли, что поторопились… Я обрадовался… Лежу без ноги и улыбаюсь, как дурачок на ярмарке: жив Фалько… живой… выжил… А потом их деревенские из города вернулись… про похороны рассказали… про закладку монумента… И что выжившие-то были, да только все не те… Стало быть, Фалько мертвого на дороге люди нашли… подняли… и в город отвезли… А меня бросили… кто я такой… таких, как я там было… тысячи… всех не соберешь… И вот тогда я понял, что своими руками… сделал то… что Симарон не смог… Если бы я оставил его в замке… его бы свои вовремя подобрали… и спасли…
Лимба продолжал говорить еще что-то, путаясь, сбиваясь, повторяя по нескольку раз одни и те же фразы, но Найз его уже не слышал.
Широко распахнутыми невидящими глазами смотрел он в стену, едва осмеливаясь дышать, а в мозгу его ворочалась, расправляла крылья, и стремительно росла и набирала силы одна невозможная еще несколько минут назад крамольная сумасшедшая мысль.
Фалько может быть жив.
Может, это не он похоронен рядом с кронпринцем.
Ведь он не погиб в бою, как считалось до сих пор.
Оруженосец потерял его в лесу.
А это значит…
Что это могло означать - Найз даже подумать боялся, но радостно затрепетавшее сердце, не дожидаясь резолюции осторожных мыслей, уже скакало и заходилось от восторга и надежд. Если нашли, подобрали и вылечили Лимбу, то почему никто не мог найти, подобрать и вылечить Фалько?!
Это так легко представить - по лесной дороге едет повозка, человек в ней видит два неподвижных тела, и вдруг одно из них шевельнулось! Он жив! Наверное, его еще можно спасти! И он бережно переносит раненого в телегу и нахлестывает ленивую лошадь, чтобы скорее добраться туда, где истекающему кровью воину окажут помощь!..
Но почему тогда Фалько не объявился, когда выздоровел?
А что, если он умер позже?..
Нет!
Не для того дядя Лимба тащил его пять дистантов, не для того его спасали неизвестные добрые люди, чтобы он после всего этого умер у них на руках!!!
Это было бы хуже всего.
Это было бы неправильно.
Это было бы несправедливо.
Но почему же тогда о нем больше никто и никогда не слышал?..
А, может, ему пришлось покинуть Эрегор и уплыть в дальние края?..
Или он потерял память? Такое, говорят, бывает, хоть и редко…
Или его раненого увезли в другую страну, и он…
- На-айз… А, Найз?.. - вывел его из блаженного ступора ворчливый голос старика.
- Что?.. - сконфуженно встрепенулся мальчик. - Вам что-нибудь надо, дядя Лимба?
- Надо, надо… Ты обещал рассказать… как ты добыл это зелье…
- Добыл?.. - растеряно переспросил Найз, и события дня обрушились на него жарким водопадом. - Купил в аптеке, как еще…
- Я стар, Найз… Но не настолько, чтобы выжить из ума и не помнить, сколько стоит эликсир на жабьем камне со слезой аксолотля… Ты ограбил герцога? Убил ростовщика? Нашел клад?
Мальчик невольно улыбнулся тому, насколько близка к истине оказалась ироничная догадка старого оруженосца.
- Я не убивал герцога, дядя Лимба. Это сделал другой… незнакомый человек… но у него это чертовски ловко вышло!
- Во что ты опять влип, постреленок? - встревожился старик, но Найз лишь отмахнулся от его страхов:
- Всё вышло, как в какой-нибудь балладе, дядя Лимба! Вот послушайте…
* * *
- …и тогда этот гельтанец сам дал мне пять тигров, и я побежал к аптекарю. Вот и всё, - закончил свое полное восклицаний, восхищения и превосходных степеней повествование Найз и довольно умолк в ожидании реакции старика.
Лимба молча лежал с закрытыми глазами, будто глубоко задумался или заснул.
Предположив второе, Найз смущенно прикрыл рот рукой, коря себя за эгоизм и невнимание к нуждам больного, и осторожно поднялся уходить, как вдруг старый оруженосец повернул голову в его сторону. В свете еле живого огонька коптилки странным блеском сверкнули огромные запавшие глаза.
- Спасибо тебе, парень… За все, что ты для меня сегодня сделал… спасибо… Тебе, и тому гельтанцу… Надеюсь, ты поблагодарил его, увалень?
- Поблагодарил?.. Я?.. - Найз виновато потупился, втянул голову в плечи и медленно и густо покраснел до корней волос, потому что такая мысль первый раз пришла в его голову только сейчас, с подсказки дяди Лимбы. - Н-ну…
Тот все понял и укоризненно усмехнулся.
- Ну, ты и невежа, Найз… Вот Фалько - тот никогда не забывал благодарить… даже последнего золотаря… если было за что… А пять тигров - это не самый пустяковый повод сказать "спасибо", парень… Лучше сказать на одно "спасибо" больше, чем на одно меньше.
- Но я запомнил его лицо, дядя Лимба! - увидел выход из щекотливой ситуации мальчик. - И если во время парада я увижу его где-нибудь, то обязательно, обязательно поблагодарю! Чесслово!
- Ты его точно запомнил? - с сомнением прищурился старик. - Не спутаешь?
- Да вот, пожалуйста! Сейчас я вам его только так опишу! - азартно воскликнул мальчишка и принялся старательно перечислять, загибая пальцы:
- С виду он старый, ему лет ему сорок, наверное, или даже сорок пять. Смуглый, как эрегорцы - на гельтанца мало похож. И говорит на наш манер, не на гельтанский. Ни усов не носит, ни бороды. А волосы - черные с проседью, короткие. Назад зачесаны. Глаза у него зеленые. Нос… нос прямой. Но с горбинкой вот здесь. Два шрама на лице. Один наискосок через лоб к правому уху, другой… почти вдоль него… на правой… щеке… На подбородке… на подбородке… ямочка… ямоч…ка… на подбород…ке… ямочка…
- Найз? - забеспокоился старик. - Найз, что с тобой? Что случилось?.. Найз?..
Но Найз не отозвался.
Невидящими глазами смотрел он куда-то внутрь себя, в глубину своих воспоминаний, в далекое детство, когда ему, семилетнему мальчишке, незнакомый тогда одноногий старик, недавно поселившийся в кособокой хибаре напротив их домишки, впервые рассказал о капитане королевской гвардии, принце Амзе и битве в Лесном замке. "Глаза зеленые, как сосновый бор в грозу", - неспешно отвечал оруженосец на вопрос Найза, каков из себя был Фалько, - "нос благородный, с горбинкой. А на подбородке - ямочка". Вспомнил, как потом он, Найз, специально делал на подбородке складку и часами сжимал ее пальцами, а после украдкой гляделся в крошечное круглое зеркальце матери: не появилась ли там ямочка, как у Фалько…
А шрамы… шрамы…
Шрамы!!!
Дядя Лимба ведь только что говорил, что когда он нашел Фалько утром после схватки, у того были рассечены лоб и лицо!!! А у зеленоглазого гельтанца, который, если разобраться, вовсе не похож на гельтанца, были похожие шрамы! А как он уложил этого Танара?! Ни тот, ни я глазом не успели моргнуть! А мечи?! У него же были за спиной два меча, крест-накрест, как сделал ему дядя Лимба, и как носил Фалько!.. А что он произнес, когда отдавал мне пять тигров?!
Болван!!!.. Болван и тупой идиот - правильно обозвал меня аптекарь, сто раз правильно!
Он сказал - а я при виде такой кучи серебра рот разинул и забыл - "провались земля и небо"!!! Дядя Лимба не раз ведь говорил, что это любимая присказка его семьи, что ее придумал его отец, и что только напыщенные индюки и легковерные рифмоплеты могут всерьез думать, что в последнее сражение настоящий, а не придуманный ими Фалько шел с дурацким кличем "смерть и слава"!..
- Найз, Найз, тебе плохо?.. Ты заболел?..
- А?.. Да?.. Что?.. Я?..
Мальчик вздрогнул, растерянно и несколько разочарованно оглянулся по сторонам и заморгал, словно его разбудили от чудесного волшебного сна.
- Дядя Лимба, - устремил он мечтательно-восторженный взгляд на старика и помимо воли расплылся в широчайшей и счастливейшей улыбке, какая только посещала его чумазое лицо за все тринадцать лет жизни. - У него ведь ямочка… на подбородке. И он сказал "провались земля и небо". Я только сейчас вспомнил.
- Что?.. - недоуменно уставился на него оруженосец Фалько. - Кто?
- Дядя Лимба, вы знаете, где в городе останавливаются высокородные гельтанцы, когда приезжают к нам на праздники или по делам?
- Гельтанцы? - недоуменно нахмурился Лимба. - Причем тут гельтанцы, Найз?
- Ну так знаете, или нет?
- Да это всем известно… Герцог Мараф предоставляет им в полное владение один из своих городских дворцов, тот, что на площади Созвездия. У него жена - какая-то там племянница теперешнего гельтанского короля, и поэтому… Да почему ты спрашиваешь-то?
- Дядя Лимба, - дрожа от нетерпения и радостного предвкушения, Найз поднялся на ноги, склонился над стариком и крепко сжал его плечи, словно хотел передать овладевавшее им все сильнее и сильнее головокружительное ощущение экстаза. - Лекарство на тумбочке, вот тут! Воду я сейчас подвину! Я вернусь! Не беспокойтесь, ждите меня! Я обязательно вернусь! И не один!
- Погоди, малый, постой!.. - растеряно приподнялся старик на локте и попытался удержать своего маленького друга. - Куда ты, среди ночи-то? И кого это еще ты хочешь привести? Я никого не хочу вид…
- Я - на площадь Созвездия, во дворец Марафа! И я думаю… Нет, я уверен, что Фалько жив! Сегодня днем я видел его!
- Эй, подожди, Найз… Этого… этого не может быть… не может… быть… Найз… он погиб… и я этому ви…
- Может, дядя Лимба, может!
- Ты с ума спятил, Найз!
- Это точно он!
- Ты… ошибаешься?..
- Нет, и я разыщу его! Немедленно! Клянусь!
- Но… как ты найдешь… этого… человека?.. Во дворце Марафа, ночью?.. Когда все спят?.. Там же стража! Тебя схватят!
- Не знаю, как, дядя Лимба! Но я всё равно отыщу его! Я чувствую, Фалько жив! И этот гельтанец со шрамами - он!
И, не успел старик вымолвить больше ни слова, как за мальчиком захлопнулась дверь, и летящий топот босых ног по настилу двора огласил улицу и растворился во тьме.
* * *
Площадь Созвездий, вторую по величине после площади Героев, найти не составило ни малейшего труда: Найз много раз проходил по ней, когда возвращался с ежегодных парадов Бессмертных.
Определить, который из четырех дворцов, обрамлявших усеянное фонтанами пространство размером с кавалерийский полигон, принадлежит Марафу, было задачей посложней, но и тут он справился: фасад одного из них был украшен синими, зелеными и белыми полотнищами - цветами гельтанского флага.
Проскользнув мимо патруля к парадному в глубокой тени вдоль стены, мальчик при свете пузатого фонаря разглядел на геральдическом щите размером с окно сине-зелено-белый герб с морским орлом, раскинувшим крылья и выпустившим когти. Догадка оказалась верной. Оставалась самая малость - проникнуть внутрь и отыскать легендарного и таинственного капитана королевской гвардии, необъяснимо пропавшего двадцать лет тому назад.
Где, как и когда он это совершит, и что будет делать, если это окажется не Фалько, мало заботило готового прыгать и смеяться от переполнявшей его радости мальчишку. Нелогичное, иррациональное, неожиданное его предчувствие с каждым шагом перерастало в твердокаменную уверенность, что именно в эту ночь сбудется его мечта, свершится предел его желаний, и больше на этом свете нечего будет ему хотеть…
Заслышав издалека мерные шаги, Найз пересидел патруль в залитом тьмой углу. Но едва тройка поблескивающих кирасами и алебардами усачей завернула за угол, мальчик ловко вскарабкался на ограду, спрыгнул вниз на спружинивший под ногами газон и, отряхнув ладони и смахнув волосы с потного лба, углубился в сад.
Тусклый желтушный свет уличных фонарей скоро остался за его спиной, но Найз был готов и к этой помехе. Из кармана штанов он извлек кресало, огарочек свечи в два пальца, найденный недавно во время рейда по задним дворам зажиточных соседей, и через минуту в руках у него загорелось крошечное неровное пламя.
Сад спал.
Спали, зажмурив лепестки, цветы на клумбах. Забыл журчать и играть струями фонтан. Сонно склонили курчавые головы белые статуи на своих пьедесталах. Устало вытянули кривые ножки и откинули спинки теплые еще скамейки. Принакрывшись пышным балдахином, дремали легкомысленные качели. Дорожки из дивного белого песка, переливчато светящегося даже при слабеньком огоньке его свечи, удовлетворено растянулись и прильнули к нагретым дневным солнцем бордюрам. Причудливо постриженные кусты замерли во тьме, на грани видимости, словно принакрывшись общим одеялом-невидимкой. А где-то невдалеке спал, вздыхая кухнями, огромный, как чудо-юдо из древних мифов, дворец.
А во дворце его ждал Фалько.
Конечно, он и сам еще не знал, что ждет кого-то, и тем более, его, Найза, и, вероятнее всего, сейчас он досматривал десятый сон, придавив щекой подушку, но это не имело ровно никакого значения. Потому что сейчас Найз задует почти догоревшую свечу и осторожно, перешагивая и обходя ночные сюрпризы, которые мог затаить разбуженный посреди ночи сад, при свете вспомнившего, наконец-то, о своих обязанностях тонкогубого месяца пойдет ему навстречу.
* * *
Оказался ли герцогский сад больше, чем казалось Найзу, или в почти полной темноте он сбился с прямого курса и стал ходить кругами, но по прошествии десяти минут исполинская туша дворца все еще была не найдена. Мальчик уже несколько раз пожалел, что трофейный огарочек был таким маленьким, что на небе висел колючий равнодушный месяц, а не толстая добрая луна, что раньше ему с друзьями не пришло в голову как-нибудь вечерком забраться в сад Марафа, чтобы исследовать его, а также о десятке похожих важных и не зависящих от его желания вещей, как вдруг сквозь ветки аккуратно подстриженных кустов слева брызнули капли света.
Может, это уже дворец?
Обрадованный Найз резко сменил курс, поднырнул под крону очередного произведения садовничьего искусства, постриженного на этот раз в форме пирамиды, и оказался на клумбе перед высокой беседкой из белого мрамора. Купол ее терялся где-то в ночном небе, а проемы между колоннами загораживали шпалеры, увитые кудрявым плющом. Ко входу - стрельчатой ажурной арке, усыпанной громадными алыми цветами - вела дорожка из вездесущего светящегося песка.
Интересно, кому это в такую познь не спится? А, может, эти полуночники подскажут, где во дворце герцога Марафа искать гельтанскую свиту их короля? Или, если повезет, они знают самого… человека со шрамом и ямочкой на подбородке?.. Самого… Фалько? Надеяться на это, конечно, не стоило, но…
Беззвучно переступая по мягкой прохладной клумбе и с удовольствием ощущая под голыми ступнями влажные головки цветов, Найз подобрался к беседке слева от входа, осторожно раздвинул бархатистые листья и шершаво-колючие стебли плюща и приник к пахнущему полднем и солнцем дереву шпалеры, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри.
Внутри шел то ли затянувшийся ужин, то ли ранний завтрак. Посреди беседки, украшенной мраморными бюстами и серебряными подсвечниками у зеркал в простенках, стоял большой круглый стол. На ослепительно-белоснежной скатерти радужной россыпью расположились вина, заморские фрукты, экзотические закуски, каким мальчик отродясь не знал и названия, но на голодный желудок произведшие слишком предсказуемый эффект.
Тихонько икнув и сглотнув непрошенную слюну, Найз с усилием отвел взгляд от еды и принялся разглядывать тех, кому она была сервирована.
Вокруг стола, с напряженно-постными лицами, с какими, должно быть, люди приходят на поминки, на которые их не звали, молча сидели шесть человек. Судя по одежде - все гельтанцы. Красивая, но чем-то недовольная дама в черном, смуглый мускулистый парень лет шестнадцати, лысый старик, важный военный в расшитом золотом зеленом мундире, высокий рыжеволосый офицер с капризно искривленными губами и в мундире попроще, широкоплечий мужчина с властным волевым лицом и здоровяк в голубом то и дело бросали раздраженно-нетерпеливые взгляды на вход и не обращали ни малейшего внимания на те вкусности, которые были навалены перед ними и буквально кричали: "съешь меня!".
Кого бы они ни ждали, здраво рассудил мальчик, это наверняка не он, на вопросы они отвечать явно не настроены, и поэтому не будем задерживаться, все равно не накормят, а потихоньку-полегоньку…
Он хотел уже было опустить плющ и продолжить поиски заблудившегося дворца, как вдруг звук знакомого голоса заставил его радостно вздрогнуть, сердце - счастливо затрепетать, а пальцы - сильнее вцепиться в шпалеру.
- А я уж думал, вы меня не дождетесь…
При виде закутанной в длинный розовый плащ фигуры, внезапно возникшей на пороге из шороха сада и темноты, полуночники приподнялись и вытянули шеи. В отличие от Найза, они голос гостя не узнали.
- Танар? - строго сдвинув густые, изогнутые как два лука, брови, привстала женщина в черном. - Где ты так долго…
- Это не Танар, - тревожно нахмурился юноша, сидевший рядом с ней, и рука его выразительно легла на рукоять меча.
- Ты кто? - резко поднялся широкоплечий мужчина с витой золотой цепью на бычьей шее, и кресло за ним отлетело к стене, как игрушечное.
Клинки четырех остальных мужчин как по команде прыгнули им в руки, и Фалько, картинно застывшему в проходе, теперь противостояло шестеро недобро сверлящих его враждебными взглядами противников.