- Э, старый, ты чего? - От второго удара князь увернулся, отбежал за стол. Отскочил, уклоняясь от третьего тычка. Чувствовал он себя самым что ни на есть глупым образом. И стражу звать, чтобы от старика немощного защитили, - позора не оберешься, и меч против старца тоже обнажать нехорошо, но и чтобы лупили его, как щенка глупого, Александр позволить не мог.
- А ну, стой! - выпрямившись, решительно рявкнул он. - Ты на кого руку поднимаешь? Из ума выжил, язычник старый? На кол захотел?
- Я слышу речь не мальчика, но мужа, - опустил посох волхв. - Да только отвагу свою, княжич, не мне - ворогам отечества своего показывать надобно.
- Кому показывать, старик? Топи одни округ Невы. Некому там воевать, да и не за что. Кораблям торговым через нее ходу нет, земель под пахоту тоже. С ижорцев али води и дани не взять никакой. Сегодня есть они, а завтра сели на лодки - и нет деревни. Мыслю я, купцы лифлянские или свенские на шнеках своих малых к Новгороду супротив течения шли, да притомились и на отдых встали.
- Купцы не ставят на берегах шатров воинских, князь, не вкапывают кресты, не точат мечей, не держат по два десятка ратников на каждой лодке, - покачал головой старик. - Торопись, князь. Каждый день, каждый час отравляют они чистую землю, что тебе от предков в наследие осталась. И сами при этом силу из сей земли черпают. Силу, токмо русским воинам предначертанную.
Немигающий взгляд волхва завораживал и одновременно тревожил, отнимал волю - но побуждал к действию.
- Ладно, старик, - тряхнул головой юный князь. - Я пошлю отроков найти у причалов ладьи свободные, пройдем с дружиной к берегам невским, проверим, что за гости там появились.
- Это долго, княжич. Коней седлайте, да скачите туда на рысях.
- Да ты с ума сошел, старик! - опять не выдержал князь. - Топи там кругом! Не то что конному, пешему нигде пути нет.
- Не бойся, княжич, - понизил голос волхв, - земля в тамошних местах умная. Кому топью непролазной загородится, а кому скатертью под копыта выстелется, кого закружит, кого сама к цели выведет. Ты ее не бойся. Ты ей не чужой, ты ей заступник. Приди на берег, изгони супостата, а землицу-то поцелуй да с собой горсть возьми. Ты ее хранишь - она тебя хранить станет. От стрелы, от меча, от злого навета. И не найдется тогда силы, что сможет тебя побороть, не случится битвы, в которой ты не одолел бы ворога, не родится воин, что сможет тебя сразить…
Внезапно Александр понял, что волхва в горнице уже давно нет, хотя голос его и продолжал звучать. Князь тряхнул головой, разгоняя наваждение, потер ушибленное посохом плечо, отошел к окну. Внизу, на широком, утоптанном до каменной твердости дворе отдыхали дружинники. Некоторые валялись на привезенном нынче с заливных лугов и еще не убранном сене первого покоса, четверо, разбившись попарно, бились на кулаках. Дружинники постарше, пользуясь покоем, доводили клинки до безупречной остроты, правя острие кусочками жесткой буйволовой кожи. Однако девятнадцатилетний мальчишка видел сейчас перед собой не их, а шитые золотом шатры, что нахально встали на исконно русских невских берегах, видел воняющих застарелым потом крестоносцев, топчущих сочную молодую траву, позорные вымпелы, реющие над пустынными - но русскими! - болотами.
А что если старик обманул? Пришел непонятно откуда, сгинул непонятно как. Кто такой, зачем являлся - неведомо… Послушаешься его, погонишь дружину через бесконечные приневские вязи - вымажешься в грязи по уши, никуда не доедешь, не добьешься ничего, кроме позора на всю жизнь: князь, дружину на войну с комарами водивший. Александр Болотный…
До чего же ему не хватало в эти минуты отца! Опытного, расчетливого, уверенного.
А что, если и вправду чужаки на Неву пришли?
- Таврило! - толкнув от себя створки окна, высунулся из окна князь. - Таврило Олексич, дружину в седло подымай! По одному заводному, на три дня припаса. Торопись, вести дурные у меня. Мишка, на площадь вечевую беги, созывай охотников со мной на немца идти. Пусть тебе под руку сбираются, да по северной дороге меня нагоняй. Подвод не бери, пусть припас в сумки на заводных коней вьючат. На три дни уходим. Ротмир, броню мою неси! Торопитесь, други мои. Чую я, земля плачет. Подмоги нашей ждет. Торопитесь!
Во дворе началось оживление. Десятники и сотники, выбираясь из тенистых закутков, где пережидали жару, выходя из дверей людской или кухни, начали скликать своих ратников; поползли, распахиваясь, ворота конюшни, послышался звон железа, тихий шелест извлекаемых на свет божий кольчуг.
Александр отступил, расстегивая ворот рубахи. Все, решение принято, сомневаться поздно. Обороняя отчие земли, лучше перестараться, нежели ворога прозевать. Позора бояться потом станем, когда будет чего стыдиться. Стянув через голову атласную косоворотку, он поднялся по узкой лестнице к опочивальне, молча сунул уже ждущему в дверях Ротмиру снятую рубаху, принял от него белую, длинную, шелковую, со шнуровкой на груди. Юный князь всегда надевал под доспех шелковое исподнее. Оно и кожу холодит, и вшей с блохами отпугивает, коли долго без бани путь держать приходится. Поверх натянул стеганку с коротким рукавом, обшитую сверху бархатом, - в войлочном поддоспешнике в жару слишком тяжело. Накинул на плечи плащ, скрепив углы на левом плече простенькой медной пряжкой. В броню пока облачаться не стал - рано вроде, дома ворога опасаться ни к чему.
- Саша! - По лестнице в легком сарафане с вышитым розами передом, в платке на волосах взбежала девочка шестнадцати лет. - Что случилось? Отчего исполчаетесь?
Жена. Александра.
Прощаться князь еще не умел. Когда научишься - всего-то несколько месяцев, как обвенчались. Только свыкаться стали, что теперь вместе навсегда, и вдруг - прощаться.
- Вести до меня с Невы нехорошие дошли, - взял ее за руки правитель. - Мчаться надобно, вызнавать. Мыслю, сеча грядет.
- Ты возвращайся, князь, - кивнула молоденькая супруга. - Береги себя. Яков!!!
- Да, княгиня, - выдвинулся из-за спины хозяйки вихрастый ловчий, приехавший из Полоцка вместе со двором невесты.
- С князем отправишься. Головой за него отвечаешь!
- Слушаю, княгиня!
Паренек развернулся, побежал вниз по лестнице - переодеваться. Следом ринулся Ротмир. Князя облачить мало - нужно еще и самому в поход изготовиться.
- И ты себя береги, хозяюшка моя. - Александр кивнул, разжал пальцы, прошел мимо супруги и начал спускаться.
- Постой! - Александра сбежала, обхватила его, сколько хватило сил, прижалась к груди, постояла так несколько мгновений, отстранилась, перевела дух. - Теперь иди… - Она широко перекрестила мужа. - Да поможет тебе Бог.
Когда князь вышел на крыльцо, дружина уже выстроились во дворе: ровные ряды устремленных к небу рогатин, вытянутые капелькой щиты, поводья заводных коней накинуты на луки седел. Всхрапывают лошади, нетерпеливо стуча копытами в землю. Две тысячи опытных, хорошо снаряженных, готовых к смертельной схватке воинов.
Подбежал Ротмир, подвел скакуна с седлом поверх алого потника, с привьюченными на крупе щитом, рогатиной и колчаном с луком и стрелами. Князь поставил ногу в стремя, поднялся в седло, подобрал поводья, еще раз оглядел дружину:
- Ну, други мои, не пожалеем живота своего за землю отчую, не посрамим земли русской!
- Умрем за тебя князь! - вскинув рогатины, закричали дружинники. И словно в подтверждение их зарока над Новгородом поплыл звон вечевого колокола.
Князь Александр отпустил поводья и дал шпоры коню, на рысях выводя дружину из детинца.
Застоявшиеся в конюшне скакуны шли ходко. Всего за четыре часа дружина добралась до Глухой Керести, переседлалась, снова пошла широкой рысью, еще до сумерек домчалась до Тороковского брода через Оредеж, перешла реку и разбила лагерь на северном берегу. Сюда же час спустя подошли еще сотен пять новгородцев во главе с гридней Михаилом - добровольцы, решившиеся ради славы, веселья и во имя покоя любимого города поддержать князя в ратном деле.
С первыми лучами солнца снова поднявшись в седло, рать двинулась через Стречинскую топь. К удивлению князя, копыта тяжело нагруженных скакунов не проваливались в торфянистую влажную землю, под ними даже вода не чавкала. По тропе, по которой обычно с трудом протискивался один всадник, кованая конница шла по трое в ряд. Александр слышал, как за спиной дружинники удивляются засушливому лету, и даже дышать боялся, дабы не спугнуть невероятную удачу. Между лопатками полз холодок, а душу наполняла железная уверенность - все правда! Волхв не обманул. С болотами не обманул - значит, и про схизматиков на Неве тоже правда.
К полудню вязь осталась позади - дружина поднялась на Дружную горку и… Наткнулась на лагерь оружных ладожан, отдыхающих возле костров. Один из ратников вскочил, подбежал к Александру, торопливо поклонился:
- Тебя дожидаемся, княже. В подмогу пришли. А я староста малуксинский, Ратослав, за старшего выбран.
- Откуда прознали, что подмога нам потребна? - окинул взглядом бивуак Александр. Ладожан собралось примерно пять сотен. Значит, дружина уже в три тысячи ратников получается. Неплохо.
- Прости, княже, мы не верили поначалу, но волхв наш, отшельник Дубович, из леса вышел и сказывал, нужны мы тебе. И место указал, куда сбираться. Вы к кострам садитесь, молодцы. Откушайте, пока горячее все, а там дальше пойдем.
Перекусив и переседлавшись, дружина поскакала вперед, превращая узкую лесную тропу в утоптанный тракт. Спустя час пересекла Оредеж еще раз. Здесь к рати присоединились три сотни ижорцев. Услышав, что их так же заставил выступить в поход местный колдун, князь особо не удивился. Он уже думал о предстоящей сече, как о деле решенном. Враг есть, он стоит на берегу Невы в устье Ижоры. И его нужно истребить.
- Воевода! - подозвал к себе девятнадцатилетний полководец Данилу Олексича. - Дружину до Ижоры доведи, но реку не переходите, становитесь лагерем. Костров не разводить! Пусть отдохнут и кони, и ратники наши. Со свежими силами поутру в сечу пойдем. Я вперед поскачу, гляну потихоньку, каково ворог наш обосновался.
- Добро, княже, - кивнул дружинник. - Да токмо одного я тебя не пущу, хоть голову руби… - Воевода оглянулся. - Мишка! Два десятка молодцев возьми да с князем отправляйтесь. Коли хоть волос с головы его упадет, с тебя спрошу!
- Коли с него волос упадет, у меня ужо головы не будет, - небрежно отмахнулся гридня. - Ну, кто тут первыми построился? За мной поскакали!
* * *
Как ни противились дружинники, на разведку князь пошел все-таки без них. Согласился только Михаила с собой взять да Якова, который, ссылаясь на приказ княгини, не отступал от Александра ни на шаг. Они оставили с малым отрядом коней, рогатины, шлемы и щиты. Князь даже епанчу. снял, дабы фибула под солнцем не блеснула. После чего вброд, по грудь в воде, пересекли холодную Ижору и, таясь по кустарникам, потихоньку добрались до самого наволока.
- А ведь это не крестоносцы, - пробормотал Александр, на всякий случай таясь за стволом могучего вяза, что возвышался над гибким ивняком. - Вымпелы, доспехи, шатер богатый, щиты с гербами… Свены! Выходит, зря я на магистра грешил.
- Шнеков-то, лодок сколько, княже, - тихо удивился гридня. - Сотни полторы, не менее. Их тут тысяч девять, а то и более. Супротив нас, почитай, вчетверо. Управимся, княже?
- Смотри, как гуляют. Бражничают, веселятся, охранения никакого не выставили. Внезапно ударим - почитай, вдвое страшнее покажемся. Вот уже и не вчетверо их будет больше, а всего вдвое. Мы - воины русские, православные, с нами Бог. А они - схизматики, души у них пустые, мертвые. Стало быть, каждый наш ратник сильнее вдвое. Вот мы уже и на равных. А теперь на берег смотри, Миша. Топкий он, корабли на него свены вытащить не могут, на бок те лягут. Потому шнеки далеко от берега стоят, сходни длинные. Без сходней за борт прыгать - завязнешь. Коли еще и в доспехе тяжелом скакнешь, то и утонуть недолго.
- Это точно, княже, - кивнул дружинник. - Дно тут илистое.
- Так вот. У свенов половина рати на берегу стоит, а половина на кораблях отдыхает. Видать, опасаются, что мы по воде подойдем. Коли вдоль берега ударить да сходни посносить, то на берегу схизматиков уже вдвое меньше, нежели нас, останется. Без сходен со шнеков так просто на помощь не прибежишь. Чуешь, о чем я говорю?
- Ага, княже, - тихо засмеялся гридня. - Мы сперва вдоль берега пойдем, сходни посбрасываем. А уж потом на сам лагерь повернемся.
- Нет, Миша, - покачал головой юный полководец. - Коли всей ратью вдоль берега идти, пока разметаем да развернемся - лагерь к обороне изготовится. Поэтому я с дружиной ударю сразу на шатер и тех, кто землю русскую топчет, истреблю. А вдоль берега ты с новгородцами пойдешь. У самого устья ижорского сюда перейдешь да вдоль берега и вдаришь. Половину свенов вырежем, а уж потом про остальных думать станем. Согласен?
- Как скажешь, княже… - снова кивнул дружинник. - Ох, и славный завтра будет денек. Погуляем с братками от души, надолго запомнят свены наше веселье!
Князь и двое воинов так же тихо, как подошли, отступили под кроны деревьев и вернулись к русскому ратному лагерю.
* * *
Санкт-Петербург, проспект Юрия Гагарина,
19 сентября 1995 года. 15:15
- Нет-нет, Антонина Павловна, - покачал головой Алексей, разминая мышцы у нее на шее. - Какими бы у меня руки ни были, а позвоночник я трогать не стану, и не просите. Это слишком опасное место, категорическое табу для любого приличного массажиста. Это же основа управления для всего организма. К нему подходит столько нервных клеток, что даже пальцем вдоль него провести - и то можно вред нанести. У меня, кстати, случай был такой. Пришла клиентка одна, пожаловалась, что у нее внезапно нога стала отказывать, попросила размять немного. Ну, я работаю, а она - видать, удержаться не смогла - рассказывает. Что намедни с мужчиной познакомилась. Обходительным таким, чувственным. В общем, такой хороший, такой хороший, да еще и массаж ей общий сделал. Ну, я тут сразу и скумекал, откуда приволакивание ноги взялось - наверняка, как раз за позвоночник и хватанулся. Правда, ей ничего говорить не стал. Зачем расстраивать человека? Может, у них все еще впереди. Предупредил только, что дня три еще потерпеть с ногой придется, а потом все нормально будет… Все, Антонина Павловна, со спиной я закончил, переворачивайтесь.
- Что ты все Антонина Павловна, да Антонина Павловна, - посетовала женщина, укладываясь на спину. - Просто Тоня.
- Хорошо… Тоня, - кивнул Дикулин.
Он уже успел привыкнуть к тому, что своего массажиста многие дамы воспринимают как мальчика для интимных услуг. И зачастую шел навстречу клиенткам. Но далеко не всем - благо его прейскурант "интима" не предусматривал. Антонина Павловна при неполных сорока за своим телом следила очень качественно. Далеко не все студентки-старшекурсницы смогли бы похвастаться такой же внешностью. А если так - то почему бы и нет? Хотя бы в качестве поощрения ее стараний? Пусть знает, что еще может нравиться молодым паренькам.
- А как же тогда быть с мануальными терапевтами, Леша? - Женщина зажмурила глаза, отдаваясь рукам массажиста. - Они ведь как раз позвоночник и давят, и тискают, и даже вбивают.
- Это костоправы, что ли? - рассмеялся в ответ Дикулин, разминая ей мышцы чуть выше колен. - Есть такое старинное русское слово. И, кстати, вызывает у всех вполне верные ассоциации. Я про это так скажу. Отрицать не стану, есть среди них великолепные лекари, с даром от Бога, - мертвеца на ноги поставят. Но вот ведь какая беда: на один талантище сотня шарлатанов приходится. Поэтому шансов от болячек излечиться куда меньше, нежели калекой стать. Хотите мое мнение узнать? Не рекомендую.
Алексей перешел от ног к животу, оглаживая его по часовой стрелке: от самого низа наверх, вправо, и снова вниз, чуть не до самого тазобедренного сустава. Клиентка замолчала, чуть вздрагивая при каждом его движении. И в этот момент раздался дверной звонок.
- Вот леший! - не удержался Дикулин. - Ну, почему именно сейчас? - Он покосился на часы: - Вроде сегодня на день у меня никому не назначено.
Звонок повторился, доказывая, что был не случайным.
- Одну минуту, Тоня. - Массажист, сберегая тепло, накрыл женщину одеялом.
На лестничной площадке, за дверьми стоял человек в сером двубортном костюме: невысокий, крепкого сложения, лысый, но розовощекий, он сразу вызывал в памяти классическую фразу о "мужчине в полном рассвете сил". Единственное, что не понравилось Алексею, так это глаза - темно-коричневый диск с белесой окаемкой показывал, что гость носит линзы, причем линзы цветные. Похоже, ему было что прятать в своем взгляде. К тому же, уже успевший пообщаться с добрыми и недобрыми колдунами, Дикулин сразу почувствовал присутствие в ауре здоровячка неестественной составляющей и немедленно опустил между ним и собой мысленное стекло, настраивая подсознание на отражение возможных энергетических импульсов.
- Администрация города, - вскинул толстяк перед собой красненькую книжечку таким жестом, словно это было удостоверение сотрудника спецслужб.
- В таком случае вы, наверное, ошиблись адресом, - пожал плечами массажист. - Это жилая квартира.
- Да-да, я понимаю, - кивнул гость, - это жилая квартира, вы - Алексей Дикулин, тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения, с неоконченным высшим образованием, не женат. Прописан в Санкт-Петербурге с тысяча девятьсот девяносто третьего года, тогда же получил лицензию на проведение общего и лечебного массажа.
- У вас плохо с памятью, - вздохнул Дикулин.
- Почему? - не понял лысый.
- Демонстрируя свою осведомленность, вы не назвали номер моего телефона. А я его, заполняя анкету для получения лицензии, указывал. Что, запомнить не смогли? Все остальные сведения именно из нее. Если хотите доказать свою осведомленность и всеведение, назовите институт, который я не смог закончить. Про него у меня в налоговой не спросили.
- Я могу ответить только то, что всего лишь уточнял, с кем имею дело, Алексей, - спрятал свое удостоверение толстяк. - И еще то, что мне нравится ваша хваткость. Меня зовут Михаил Ефимович, и у меня есть к вам серьезный разговор. Я могу войти?
- К сожалению, у меня сейчас клиентка, Михаил Ефимович. Я не могу выгнать ее ради обычного разговора. Даже с представителем администрации города. Все-таки это моя работа.
- А я подожду, - решительно шагнул вперед лысый, и Алексей вынужденно посторонился. - У меня на разговор с вами запланировано два часа. Так что время есть.
- Хорошо, - вздохнул Дикулин. - Проходите налево, на кухню. Там есть чайник, кофе, сахар, газовая плита. Так что, надеюсь, не растеряетесь.