– Аристарх Митрофанович, - ответил Гадюкин. - Спокойной ночи, батенька…
– Минуту, профессор! - вдруг приподнялся на локте Попов. - Это что же - вы увидите мой сон?! Так же, как те?!
– Конечно, батенька, конечно… Не переживайте, за стены этой лаборатории он не выйдет.
– Нет, постойте! Я… я так не согласен!… не согласен!… Уберите свои присоски, я… я… я… я…
– Уже поздно, батенька!… - ласково пропел профессор Гадюкин.
Но Попов этого уже не услышал. Он крепко спал.
Мирно текли часы. За окнами стемнело, и профессор Гадюкин зажег свет. Подопытный, которому снились кошмары, благополучно проснулся, был осмотрен, получил еще одну инъекцию вкупе с честно заработанным чеком и был выпровожен восвояси. На миг профессор задумался, как тот доберется домой в столь поздний час, но быстро об этом позабыл.
Ассистент принес из буфета поднос с ужином. Точнее, семь подносов - один профессору и шесть себе.
Лелик никогда не жаловался на аппетит.
Гадюкин неторопливо поужинал, сыграл с Леликом партию в шахматы (тот, как всегда, выиграл) и вновь приступил к работе. Развернув эль-планшетку, он вывел на нее показатели приборов, включил микрофон и начал надиктовывать:
– Одиннадцатое апреля две тысячи сорок четвертого года. Проект "Морфей", эксперимент сорок три. Объект - мужчина тридцати трех лет. Состояние тела - удовлетворительное. Загрязнены легкие - много курит. Удален аппендицит. На мизинце левой руки свежий порез. Все показатели в норме, в состояние углубленного сна введен успешно, идет считывание излучения. Краткое описание сновидения…
Профессор вывел на эль-планшетку изображение сна Попова. Начал было диктовать, но тут же замолчал и нахмурился. Ассистент, убирающий со стола, подошел поближе, вгляделся в картинку и утробно рыкнул. Крошечные глазки отражали недоумение.
– Да, Лелик, такого мы пока не видели… - согласился профессор. - Хотя сны, конечно, бывают и более дикие… Только что-то очень уж правдоподобно…
– Ру-ур?
– Возможно, возможно… Ну, это мы сейчас проверим…
Профессор Гадюкин вывел большую голограмму, сделал несколько снимков с разных ракурсов, развернул сразу шесть экранов эль-планшетки и принялся за поиски. Ассистент тоже развернул эль-планшетку и начал отправлять запрос за запросом.
Через час профессор оторвался от работы, грустно вздохнул, коснулся сенсора коммутатора и попросил:
– Мила, душенька моя, окажите любезность, пригласите ко мне Эдуарда Степаныча…
– Сию секунду, профессор, - ласково проворковала секретарша.
Эдуард Степанович появился в лаборатории уже через пять минут, жуя на ходу бутерброд с тунцом. Глава службы безопасности НИИ "Пандора" как всегда выглядел опрятным и невозмутимым, всем своим видом демонстрируя, что пока он здесь, ничего страшного не произойдет.
А если и произойдет, то тоже ничего страшного.
– Добрый вечер, профессор, - спокойно кивнул он. - Что у вас тут стряслось? Из вивария кто-нибудь сбежал?
– Да типун вам на язык, батенька, - добродушно ответил Гадюкин. - У нас тут, собственно, закавыка вообще не по нашему профилю… Думаю, милицию надо вызвать… но лучше вы сначала сами посмотрите.
– Посмотрим, - пожал плечами Эдуард Степанович, усаживаясь на вращающийся стул. - А как тут у вас вообще дела, профессор? Все сны пишете?
– Пишу, пишу, батенька… - рассеянно закивал Гадюкин.
– Может, мне тоже попробовать? - с интересом посмотрел на спящих Эдуард Степанович. - Любопытно, должно быть… Как, профессор, возьмете меня в подопытные?
– Пока не стоит, батенька. У нас тут еще не все до конца отлажено - все еще сохраняется двухпроцентный шанс летального исхода… Пока что бог миловал, но чем черт не шутит? Два процента - это, конечно, ерунда, но все-таки…
– Летального исхода? - нахмурился Эдуард Степанович. - Профессор, а вы жертв… подопытных предупреждаете? Нам тут судебное разбирательство ни к чему…
– Конечно, предупреждаю! - обиделся Гадюкин. - За кого вы меня принимаете, батенька? Вот, смотрите - все предупреждены, все подписались, что в случае чего претензий не будет… Все чисто. К тому же я на всякий случай подбираю одиноких, бессемейных - ну так, на всякий случай… Если что - не хватятся…
– Профессор!…
– Шутка! - залился смехом Гадюкин. Впрочем, глаза у него остались серьезными. - Вы, Эдуард Степаныч, лучше вот сюда взгляните… Вот это сновидение вам странным не кажется?
Профессор щелкнул пультом и лаборатория в очередной раз наполнилась голограммами - цветными, объемными и движущимися. Эдуард Степанович бросил на них один-единственный взгляд и невозмутимо вынес вердикт:
– По-моему, самая обычная порнография. В восточном стиле.
– Ох, простите старика, батенька, это я перепутал, - поморщился Гадюкин, выключая один сон и включая другой. - А вот насчет этого что скажете?
Сновидение Попова заставило брови Эдуарда Степановича поползти вверх. Но он тут же сделал над собой усилие и вернул их на место.
– Да, необычный сон, - согласился главбез. - Я так понимаю, этому гражданину снится, что он убивает женщину?… ножом?… Да, фантазии нездоровые… Но криминала я тут не вижу - мало ли что кому снится?…
– Нет-нет, батенька, дело совершенно не в этом! - поспешно замахал руками Гадюкин. - Начнем с того, что не женщину, а женщин. Во множественном числе. Вот, сейчас я откручу…
Профессор произвел несколько манипуляций и перед Эдуардом Степановичем последовательно прошли семь разных женщин - и всех их убили с удивительным зверством. Менялись и декорации - четырежды это происходило в темном переулке, дважды - в лесу, один раз - возле какого-то сарая. Но одно каждый раз оставалось неизменным - снег, лежащий под ногами.
– Вам это ничего не напоминает, батенька? - постучал пальцами по столу Гадюкин.
– Кажется, что-то знакомое… секунду… секунду… - развернул свою эль-планшетку Эдуард Степанович. - Хм. М-да. Быть не может…
– Боюсь, так, батенька, - грустно кивнул профессор. - Я уже проверил, сомнений быть не может… Все эти дамы - жертвы Снегохода…
Снегоходом пресса прозвала серийного убийцу, действующего в Москве и Подмосковье уже шестой год. На нем висело свыше сорока трупов - все женщины, все приняли смерть от ножа, все изуродованы до неузнаваемости.
Кличку "Снегоход" маньяк заполучил за то, что выходил на охоту исключительно зимой. Весной, летом и осенью он не подавал признаков жизни, как будто отправляясь в отпуск, но стоило выпасть первому снегу, и у него открывался очередной сезон.
Милиция рыла носом землю, но Снегоход оставался неуловимым…
– Может, просто совпадение? - с сомнением поджал губы Эдуард Степанович. - Может, этот гражданин просто читал про Снегохода? Мало ли как бывает?…
– Вряд ли, батенька, - помотал головой Гадюкин. - Взгляните, какая детальность. Все совпадает до мелочей. Вот, смотрите - Ярдарова Маргарита, убита в декабре сорок третьего. На теле одиннадцать ножевых ранений - и именно столько нашему подопытному и снится. Он тычет ножом именно туда, куда тыкал наяву. Точь-в-точь, тютелька в тютельку. Откуда он мог об этом узнать? Такая информация в открытом доступе не лежит…
– А у вас она откуда, профессор? - хмыкнул Эдуард Степанович.
– Батенька, у меня все-таки высший допуск, мне на любую базу данных можно… - приятно улыбнулся Гадюкин. - Мы тут все-таки не жвачку с карбонитом испытываем…
– Ладно, допустим. Так, может, этот гражданин сам из милиции или еще откуда?
– Первым делом проверил, - подтвердил профессор. - Совершенно никаким боком не причастен. Константин Попов, две тысячи одиннадцатого года рождения, москвич, образование среднее, от службы в армии освобожден из-за убеждений…
– Откосил, короче? - фыркнул Эдуард Степанович. - Да, помню, когда я военкоматом руководил, у нас там каждый второй "косарь" на убеждения напирал - я пацифист, я пацифист! Плесень, а не люди…
– Батенька, опять вы на своем коньке? - пропел Гадюкин, не переставая приятно улыбаться. - Что делать-то предлагаете?
– Не похож он на серийного убийцу, - задумчиво осмотрел спящего Попова главбез. - Малахольный какой-то.
– Да, мне он тоже показался рохлей, - согласился Гадюкин. - Но вам ли, батенька, не знать, как редко маньяки бывают похожи на маньяков… Были бы они, как вон Лелик, насколько б милиции работа облегчилась…
Эдуард Степанович сердито поморщился, развернул эль-планшетку, включил коммутирующий режим и начал сразу четыре разговора - два речевых и два письменных. Пальцы старого службиста так и летали по виртклаву, правый зрачок гонял курсор от иконки к иконке, губы непрестанно шевелились, раздавая распоряжения. Высокопоставленные служащие НИИ "Пандора" пользуются очень и очень немалыми полномочиями…
– Сожалею, профессор, - устало покачал головой он через несколько часов. - Мы еще поищем, конечно, но, боюсь, тут у нас пшик. Его проверили по всем каналам, обыскали квартиру, просмотрели досье всех знакомых… Зацепиться не за что. Даже ножа не нашли - только обычные кухонные…
– Что ж вы так, батенька… - огорчился профессор. - Я вам тут, можно сказать, все на блюдечке преподношу, а вы даже успех развить не можете… Ай-яй-яй. Если бы я тоже так работал, не было бы у меня Нобелевской премии…
– Профессор, так у вас ее и так нету… - странно посмотрел на него Эдуард Степанович.
– Шутка! - ничуть не смутился Гадюкин. - Ну да ничего, батенька, еще не вечер! Нету - так будет!
Эдуард Степанович неопределенно хмыкнул, прошелся по лаборатории и вперил в Попова пристальный взгляд.
Тот улыбался во сне.
– Ничего не могу поделать, профессор, - мрачно подытожил главбез. - Ни один суд не примет в качестве доказательства сон. Тем более, официально вашей машины пока еще не существует - миф, выдумка, ничего больше.
– Знаю, батенька, очень хорошо знаю… Выходит, придется нам про все это забыть…
– Выходит, придется. Советую вам стереть эту запись и сделать вид, что никакого Попова у нас никогда не было, а о Снегоходе вы вообще ничего не слышали. Мы с вами ничего не видели и не слышали, запомните.
– Всенепременно, батенька, - пообещал профессор, надевая резиновые перчатки и доставая инъектор. - Лелик, подай-ка мне капсулу… ты знаешь, какую…
– Ру-га, Ху-Га! - прорычал великан, протягивая Гадюкину крохотный цилиндрик.
Пока профессор заряжал инъектор, Эдуард Степанович внимательно изучил бумаги, подписанные Поповом, спрятал их за пазуху, сделал скучное лицо и отвернулся.
Гадюкин развернул эль-планшетку, включил микрофон и добродушно продиктовал, одновременно нажимая на поршень инъектора:
– Двенадцатое апреля две тысячи сорок четвертого года. Проект "Морфей", эксперимент сорок три окончился неудачей. Несмотря на все принятые меры, подопытный скончался. Смерть зафиксирована в ноль три часа пятьдесят две минуты. Конец записи.
Порой два процента - это не так уж мало.
Миниатюры
Старый боров рылся в помоях, жадно похрюкивая. Хозяйка всего минуту назад вывалила целое ведро очистков, и теперь щетинистый пятачок умудренного жизнью свина старательно выискивал среди них самые лакомые кусочки. Толстый зад подергивался одновременно с каждым глотком, спиралевидный хвостик вихлялся из стороны в сторону.
На забор уселся соловей. Крохотная серая птичка с интересом повернула голову, рассматривая пожирателя отбросов, а потом тоненькое горлышко напряглось, пернатая грудка раздулась, и из распахнутого клюва полилась чудесная мелодия.
Свин отвлекся от еды и поднял голову. Малюсенькие глазки смерили пичугу непонимающим взглядом, кожа на лбу пошла складками. Боров оглядел взглядом двор и обнаружил, что все животные с большим вниманием слушают соловья. Тогда в движение пришли задние ноги – свинские копыта замелькали в воздухе, забрасывая несчастную птаху помоями. Соловей, превращенный в ком грязи, последний раз пискнул и упал на землю.
– Никому не нравится здоровая критика! – обиженно хрюкнул боров.
Под куполом цирка шло очередное представление. Зрители, затаив дыхание, следили за происходящим на арене, слышались вскрики ужаса – звери, выступающие внизу, могли напугать кого угодно.
Укротитель смотрел на это, затаенно улыбаясь. О, сам-то он нисколько не боится своих питомцев! Пусть они свирепые хищники, пусть их зубы и когти остры и безжалостны – но в его венах течет кровь настоящего мужчины!
– Алле-оп! – гаркнул дрессировщик, хлестнув бичом.
Полосатая зверюга утробно взвыла и перепрыгнула на соседнюю тумбу. Желтые глаза горят бешеной яростью, усы гневно топорщатся – получи он малейшую возможность, и франтовской костюм этого ничтожного двуногого обагрится алым!
Укротитель вновь улыбнулся. Он прекрасно понимает, о чем думают его питомцы. Однако страха по-прежнему не испытывает – хотя на теле хватает шрамов, полученных от столкновений с этими зверюгами.
Храбрец сожалеет только об одном… Он до сих пор не сумел исполнить заветную мечту, совершить коронный номер всех укротителей хищников – засунуть голову в пасть зверя. Возможно, никогда и не совершит… А как бы хотелось однажды… но увы, увы…
Он выпрямился и раскланялся во все стороны – не годится показывать публике грустные мысли.
А зрители продолжали скандировать:
– Ку-кла-чев! Ку-кла-чев! Ку-кла-чев!
На скамейке сидит старенький дедушка, кутающийся в рваненький тулупчик. Настороженный взгляд не отрывается от подростков, снующих туда-сюда по аллее. У многих в руках чудные приборы, мигающие огоньками, в ушах торчали диковинные штуковины, они ведут странные и непонятные речи на каком-то диком жаргоне.
Старик взирал на это с ужасом – все это так не похоже на блаженные времена молодости! Нынешняя молодежь не имеет ничего общего с той, что была когда-то. Культура исчезла бесследно, остался какой-то уродливый суррогат!
К скамейке подошел внук старика. Он потянул его за рукав и строго сказал:
– Деда, пошли домой. Мама велела тебя привести – ужин остывает!
– Зочем ви тгавите?! – жалобно возопил дедушка. – Выпей йаду, сцуко!
– Дед, я тебя не понимаю, – устало ответил внук. – Выражайся нормальными словами, а?
– В Бобруйск, жывотное! – заорал на него старик. – Учи албанский!
Внук устало вздохнул и уселся рядом. Дед безнадежно отстал от жизни…
Шел 2060 год…
Был у некоего человека сосед, в саду которого росли яблони. Каждую ночь этот человек перелезал через забор и до отвала наедался спелыми яблоками. Хозяин сада знал об этом, но не хотел ссориться с соседом, поэтому никому не жаловался. Однако каждый раз укорял ночного вора:
– Что же ты делаешь, друг? Я эти яблони растил, поливал, ухаживал за ними, я торгую ими на базаре и с этого живу – отчего ты лишаешь меня куска хлеба?
Тот опускал глаза и стыдливо говорил:
– Прости, друг, я сам не рад, да уж больно люблю яблоки – не могу удержаться…
– Так почему тебе не сходить на базар, да не купить столько, сколько захочешь?
– Э, друг, разве ты не знаешь – до базара далеко, идти долго, да и цены там такие, что мне не по карману…
Подумал-подумал садовник и стал продавать яблоки не только на базаре, но и перед своим домом -специально для соседа. Сосед посмотрел на это, обрадовался, и сказал:
– Ай, хорошо придумал, друг! Вот накоплю монет – обязательно куплю у тебя много яблок! Сейчас, уж извини, нету.
Но как только зашло солнце, он вновь перелез через забор…
Бяшка и Игнат паслись вдалеке от остальных овец, у самого леса. Бяшка – барашек молоденький, еще ягненок почти что, Игнат – уже старик, по овечьим меркам – чуть ли не долгожитель. В такт мерному движению рогатых голов звенели подшейные колокольчики – красивые, гладенькие, с орнаментом.
– Дедко Игнат, а на кой нам эти звенелки? – сердито спросил Бяшка, вертя головой. Ремешок натер ему шею, а постоянный мелодичный звон уже сидел в печенках.
– Витька-подпасок тоже про это вчера спрашивал, – степенно ответил Игнат. – Пастух сказал – чтоб волки не трогали. А не будет колокольчика – придет серый и сцапает тебя.
– Брехня! – недовольно откликнулся барашек, перетирая ремешок о дерево. – Чем волку эта звенелка-то помешает?.. Только обуза лиш…
– Бяшка?.. – обернулся старый баран.
Его там не было. Только в траве валялся колокольчик с перетертым ремешком.
Человек шел по улице. Воскресное утро выдалось приятным – летнее солнце светит вовсе, ласковый ветерок обдувал волосы. Благодать, да и только…
Если бы только не маленький раздражающий фактор… Человек остановился, недовольно поморщился и потряс ногой. В башмаке что-то ощутимо перекатилось, уколов пятку даже сквозь носок.
Маленький камешек. Всего лишь маленький случайный камешек… Человек прислонился к стене, снял ботинок, аккуратно вытряс мусор, пошевелил пальцами и вновь обулся.
– Совсем другое дело… – удовлетворенно сказал он сам себе.
Прошло несколько минут. Человек по-прежнему шел по улице. И вдруг… земля содрогнулась. Дома явственно затряслись, послышались крики ужаса – многие попадали, не в силах удержаться на ногах.
Творилось что-то невероятное. Что-то жуткое. Катаклизм с каждой минутой рос и ширился – вот уже и горизонт пошел ломаной линией, вот и солнце покатилось по небу, словно огненный мяч… Среди белого дня объявились луна и звезды – все они выписывали какие-то чудовищные кривые, будто вся Вселенная заходила ходуном…
Наступил Апокалипсис.
А потом, когда уже планеты летели в черную бездну Хаоса, в последний миг Бытия над всем существующим Универсумом прогремел удовлетворенный голос:
– СОВСЕМ ДРУГОЕ ДЕЛО…
Олари стояла на смотровой площадке, с тревогой глядя на запад. Ветер с каждым днем все усиливался. Он крепчал, свирепел, лютуя и беснуясь так, как еще ни в один сезон до этого. Флюгера вращались непрестанно, крылья ветряных мельниц крутились с такой силой, что грозили отломиться. Корабли уже вторую неделю оставались в гавани со спущенными парусами – подобные вихри хуже любого штиля. По морю ходили буруны, еще в прошлом месяце бывшие всего лишь крохотными пенными барашками.
– Что это, дедушка?! – крикнула девочка, с трудом пересиливая свист и рев. – Такое когда-нибудь было?!
Старый смотритель маяка угрюмо вздохнул. Он-то знал, что происходит, когда с запада приходят большие ветра – на его памяти такое было дважды, и вот теперь повторялось в третий раз. Арима идет – ужасный, беспощадный Арима Западный Ветер. Перед ним всегда следуют потоки воздуха – страшные, могучие, все усиливающиеся. Но сами они еще не так страшны – их хозяин намного страшнее…
Обойдет ли Арима и в этот раз остров стороной?.. Или пройдет прямо по нему, сотворив то же, что сотворил со Скалистым Кряжем полвека назад?.. Старик содрогнулся – ему вспомнились стервятники, много дней кружащие над разрушенным поселком…
– Дедушка?.. – не дождалась ответа Олари.
– Я уже стар, я пожил… – пробормотал смотритель маяка, бросая взгляд на сигнальную вертушку. Показания очень скверные.
Все знают, что следует делать, когда идет Арима – молиться, чтобы он прошел стороной. Бороться с ним бесполезно. Бежать тоже – куда убежишь с острова в такой шторм?..