Почти мальчишка!
Но выучен хорошо. Промедли Эллоиссента хотя бы секунду, прирезал бы меня, как курицу.
Руки у него были в цепях, намертво прикованных к стене.
Он сидел прямо на полу.
При моём появлении лицо пацана сложилось в насмешливую презрительную гримасу.
Он вскинул голову и в том, как он сделал это, мне померещилось что-то знакомое, но как я не напрягалась, не могла понять – что.
– Выйдите все, – велела я страже.
– Ваше величество, это неразумно.
– Вон.
Пленник молчал, дожидаясь, пока дверь закроют.
– Ваше Величество? – сощурил глаза мальчишка. – Зачем вы здесь? Пришли лично убить меня?
– Многого хочешь, мальчик, – покачала я головой. – Быструю смерть нужно заслужить.
– И чем же предполагается это сделать? – развязано спросил пленник.
Свет от ламп падал на тёмные волосы, неравномерно состриженные. Впереди их длинна была короче, сзади почти достигала плеч.
На лбу волосы были перехвачены бечёвкой.
– Ты дашь мне нужную информацию.
– А взамен?
– Взамен я прикажу тебе быстро перерезать горло, а не оставлю гнить тут до тех пор, пока сам не сдохнешь.
Мальчишка насмешливо фыркнул:
– Ты можешь сделать это, Черная Королева. О твоих подвигах многие наслышаны.
– Прекрасно, – кивнула я.
– На самом деле – ничего хорошего. Но знаешь, я на Тот Берег не тороплюсь. Могу и подождать, посидеть тут немного.
– Кто тебя нанял?
– Не знаю, – безмятежно пожал пацан плечами. – Они не представлялись. Просто предложили деньги.
– Тебе нужны деньги?
– Деньги лишними не бывают. Но на самом деле дело не только в них. Видите ли, ваше величество, вам не хватает обаяния. Не умеете вы внушать подданным любовь, – кривлялся он. – Мне нравится риск. А убить всеми ненавидимую королеву это занятно. И интересно. Если бы у меня получилось, я бы прославился.
– Но у тебя не вышло.
– Верно. Я обложался. Но вы получите то, чего заслуживаете, я в этом не сомневаюсь.
– И чего же, по-твоему, я заслуживаю? – вкрадчиво поинтересовалась я.
– Возвращения в Бездну, где вам, ваше величество, без всякого сомнения, место.
Я улыбнулась в ответ на эту тираду, сказанную весёлым, бесшабашным тоном.
Неторопливо подошла, шурша юбками при каждом шаге.
Неторопливо склонилась и ударила обеими руками в нагло ухмыляющееся лицо.
Темная голова мальчишки от удара мотнулась назад.
– Думаешь, ты меня этим напугаешь? – прорычал он, как зверёныш, сверкая глазами.
– Думаешь, я хочу тебя напугать? Нет. Просто не люблю, когда мне дерзят. Особенно плохо воспитанные, дерзкие мальчишки.
– Уж извините за отсутствие воспитания.
– И не подумаю, – оборвала я его. – Ты уверен, что к сказанному добавить больше нечего?
– Абсолютно.
– Как знаешь. Но после того, как я уйду и дверь за мной закроет, шанса передумать у тебя уже не будет.
– Отлично, – пленник откинулся спиной на стену, гремя цепями, закинул руки за голову и опустил на них затылок. – Не люблю тратить слова впустую.
– Ты так молод, – как я не старалась, не могла изжить сожаления из своего голоса, своей души. – У тебя впереди вся жизнь. Глупцом ты не выглядишь. Не мог же не понимать, что тебя убьют в любом случае?
Прозрачные глаза с насмешливой ненавистью уставились на меня.
– Я проиграл. Горе павшим, так говорят. Хотите наказать меня? Вот он я, весь здесь, перед вами. Что же вы медлите? Чего ждёте? Можете делать со мной всё, что захотите.
– Прости? – нахмурилась я. – Всё, что захочу? Что ты имеешь в виду, мальчик?
– В народе говорят, что вы убиваете ваших пленников. Собственноручно. Выпиваете их кровь до капли, заставляя исходить криками боли, пока ваши жертвы не захлебнутся ею. Так вы поддерживаете вашу силу. Вашу красоту. Вашу молодость. Вы же годитесь мне в матери, правда? Сколько вам лет? Тридцать пять? Сорок?
– Тридцать шесть.
– А выглядите не старше собственной дочери. Всё потому, что глотаете чужие жизни не жуя.
Какая сила заставляла меня это терпеть?
Почему бы, в самом деле, не оторвать поганцу голову?
Но что-то удерживало меня.
Смутная тоска. Интуиция.
– А тебе? – спросила я.
– Мне? Что – мне? – дёрнул он бровью.
– Сколько тебе лет?
Он уставился на меня прозрачными, яркими, ледяными, насмешливыми глазами.
Воздуха в камере почти не стало.
Такого не может быть.
Я накручиваю саму себя.
Такого просто не может быть.
– Шестнадцать.
Лейриану, если он ещё жив, сейчас столько же.
Я закрыла глаза, стараясь отгородиться от недобрых предчувствий.
Не получалось.
Глава 10. Тень из прошлого
В жизни было много горьких моментов.
Были откровенно ужасные, такие, от которых до сих пор стыла в жилах кровь. Я старалась не оглядываться назад из страха наткнуться на них.
Тело матери, обгоревшее, но всё ещё узнаваемое, прикрученное закоптившимися цепями к почерневшему от пламени столбу.
Толпа, окружившая нас.
Лица людей, искажённые от ярости и предвкушения чужих страданий.
Я умерла тогда впервые. То, что вышло из огня, очень мало общего имело с прежней Одиффэ Сирэнно.
Голова Дэйрека в моих руках и насмешливое лицо Миарона, жестоко преподавшего мне урок: мужчины не терпят соперников.
Обуглившийся от верхового пожала лес и уверенность, что я потеряла единственных, кем дорожила – сына и Эла. И жизнь потеряла смысл.
Агония растянулась. Казнь отсрочили, но не отменили – труп Миарона у меня на руках и исчезновение Лейриана.
И вот теперь – это.
***
Не было никаких подтверждений тому, что мальчик, закованный в кандалы, и есть мой потерянный сын.
Но я чувствовала, знала – это он.
Тысячу тысяч раз представляла я себе нашу возможную встречу.
Тысячу тысяч раз.
Никогда она не виделась мне лёгкой.
Я не принадлежу к неизлечимым оптимистам, что б его! Лечили меня довольно жёстко и слишком многие. Практически всю мою жизнь.
Нет, я не ждала, что будет легко и радостно.
Но Двуликие! Действительность превзошла все ожидания.
Он не просто пытался убить королеву Фиара – он пытался убить меня, сводя личные счёты.
Он знал, кто я.
И сейчас, глядя мне в глаза, ухмылялся, будто подтверждая мои догадки.
Глядел безотрывно, изучающе, с вызовом. Словно пироман, поднёсший спички к бочку с порохом, с восторгом ожидающий, когда ж бабахнет?
В многомиллионном государстве какова вероятность того, что твой потерянный много лет назад ребёнок окажется твоим же несостоявшимся убийцей? Она должна быть равна нулю.
Но глядя в лицо с яркими, зелёными, насмешливо изучающими меня глазами, я точно знала, что не ошибаюсь.
Я узнавала эту кукольную внешность. Узнала это выражение.
Я знала, кто стоит передо мной.
Но я не представляла, что с этим делать.
– Увидели что-то страшное, маэра? – с издёвкой протянул пленник. – Неужели вас испугало вот это? – он поднял тонкие запястья.
На белой коже тяжёлый, местами острый, металл оставил кровоточащий царапины.
– Мне говорили, вы ничего не боитесь. Увидеть это выражение страха на вашем лице стоило того, чтобы рискнуть жизнью. Да я никогда и не мечтал жить долго и счастливо.
– Кто?
– Что – кто?
– Кто говорил тебе обо мне?
Нагловатая ухмылка сделалась шире:
– А вы упёртая и упрямая. Всё пытаетесь раскрыть заговор? Королям ведь повсюду видятся заговоры, иначе они не отрывали головы на право и налево, верно ведь? У вас, ваше величество, сигаретки не найдётся?
– Знала бы, что моему убийце захочется покурить, непременно прихватила бы их с собой. А так, прости, но – нет.
– Я пришёл сам по себе. Хотите верьте – хотите нет.
– Верю.
Видно что-то в моём голосе его насторожило.
Взгляд сделался острее, как у коршуна, упустившего из вида добычу.
– Вы удовлетворитесь моими ответами? Вот так вот просто? Не станете ничего выпытывать? Не станете пытать? Какая скука! Я-то надеялся на что-нибудь погорячее.
– Пытать тебя лично? Глупый мальчишка. Для этого у меня есть палачи. Они охотно займутся своей работой. Всё, что я хотела, я уже видела.
Повернувшись к нему спиной, я шагнула к двери.
Конечно, я не позволю его пытать. Не позволю и волоску упасть с его драгоценной головы, но ему об этом знать пока не стоит.
– Не торопитесь, маэра. Возможно, вам стоило бы посмотреть внимательнее?
Мои сомнения в том, что мальчишка шёл ко мне целенаправленно, только укреплялись.
– Думаешь, есть что рассматривать? – притворяясь ледяной и равнодушной, холодно роняла я нарочито жестокие слова. – Я видела лицо своего убийцы. Лицо неудачника, не способного достигнуть поставленной цели. Жалкое зрелище, если честно.
Я чувствовала, как ярость и боль буквально разрывают мальчишку пополам.
– Конечно, маэра, – процедил он. – Ваше желание уйти легко понять. У вас сегодня был трудный день. Вы похоронили любимого мужа. Теперь, наверное, торопитесь к любимым детям, нуждающимся в материнской ласке и поддержке?
Сердце сжалось. Его упрёки достигали цели.
Но мне нужно, чтобы он высказался до конца. Мне мало интуиции. Нужны факты.
– Вы же такая примерная жена и мать. Адская гончая короля.
– Не понимаю, – глянула я в его сторону, обернувшись, поверх плеча. – Тебе так важно успеть перед смертью сообщить мне весь набор банальностей? Я знаю всё, что обо мне говорят такие, как ты: демон, дура, стерва, рыжая лявра, королевская подстилка. Всё я это слышала тысячу раз от разных людей, произнесённое с различной степенью ненависти. Ты прав. День выдался слишком долгим и трудным, чтобы тратиться на это. Мне пора наверх, к моим детям.
– Твои дорогие детки привыкли к тому, чтобы мамочка утирала им на ночь носики?
Я видела, он из кожи лез, чтобы меня задеть.
И задевал.
Не словами. Тем, что стояло за ними.
Повернувшись к нему, я скрестила руки и со спокойной насмешливостью поглядела на него:
– Верно. А ты, наверное, совсем к другому привык. Что? У тебя не было мамочки, способной утереть носик на ночь?
Я откровенно его подначивала
И он купился.
Что делать? В шестнадцать лет какими бы крутыми мы себя не считали, все мы ещё немного дети. Обида и боль срывают с наших лиц маски, открывая их.
– Моя мать была тупая наглая шлюха, не сумевшая держать ноги вместе! Похотливая тварь, у которой достоинства, как у сучки во время течки. А когда пузо полезло на нос, всё, на что её хватило – бросить меня в приюте. Было бы честнее придушить. Но на это её хваленной храбрости не хватило. Она меня просто выкинула, чтобы я не усложнял ей жизнь.
Его слова ударили больнее, чем я думала.
Всё было не так.
То, что я годами чувствовала к Чеаррэ, никак нельзя было назвать похотью. Мой первенец родился в любви, которая закончилась плачевно, потому что обстоятельства были сильнее нас. Но история этой любви была по-своему красивой, хоть и горькой, как плоды калины.
Я никогда не отрекалась от своих чувств к Эллоиссенту.
Никакая угроза, даже самого сурового наказания, не могли заставить сделать меня это.
И пусть время и жизнь оставили лишь тлеющие головёшки от когда-то горячего костра, то, что связывало меня с твоим отцом, мальчик, было не похотью.
И уж тем более я никогда бы не отреклась бы от тебя. Я скорее дала бы разрубить себя по частям.
Чтобы вернуть тебя, я родила на свет наследников династии Дик*Кар*Сталов, практически сломав остатки того, что когда-то было мной. А потом благодаря Риану и Анэйро воскресла вновь, как Жар-Птица, из прогоревших углей.
Но я никогда не умела говорить о чувствах.
Любила всегда молча.
Сожалела – молча.
Раскаивалась – тоже молча.
Слова любви я могла говорить только моим детям.
Другим моим детям.
– Если так, то это очень грустно, мальчик. Твоему горькому детству можно посочувствовать. Но при чём здесь я?
– При чём здесь вы?!
Мальчишка был в такой ярости, что я имела наглость до сих пор ни о чём не догадаться, что я уже почти не сомневалась – если мои догадки верны, он сейчас всё выложит без обиняков. Сам.
– Потому что вы такая же, как она!
Я резко развернулась и наши взгляды вновь встретились:
– Убивая меня ты хотел убить бросившую тебя мать?
– Я хотел отомстить. Те, кто предаёт самых близких людей, не должны жить долго и счастливо. Они должны сдохнуть в муках. Желательно на людях. В назидания другим, чтобы другие могли воочию видеть волю Двуликих. Но, как вы правильно соизволили заметить, – развёл мальчишка руками, – у меня ничего не вышло. Я неудачник. Вы хотели правду? Вот она. А теперь приводите ваших палачей. И избавьте от лекций о нравственности и морали, о которых вы сами знаете не больше моего. Как я уже говорил – жить долго и счастливо не моя мечта.
– Да. Я поняла. Твоя мечта убить свою мать. А потом уйти красиво в закат.
Голос мой дрогнул.
Мальчишка вскинул невыносимо зелёные глаза, вонзая в лицо взгляд, словно клыки.
Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.
Он первым опустил ресницы.
Подойдя к двери, я несколько раз ударила по ней ладонью, давая стражникам знак отворить.
Пока я шла по тёмному коридору, мне казалось, что без того низкий потолок вот-вот упадёт. А пол под ногами ходил ходуном, будто палуба корабля.
– Ваше величество, – шагнула навстречу Марайя.
Я подняла ладонь, приказывая остановиться, ни подходить, ни трогать меня.
– Оставьте меня. Оставьте все.
Мир встал на дыбы. Небо обрушилось. И алые языки пламени пробивались из самой Бездны, причиняя невыносимую боль.
Мой первенец жив, но мой сын презирает и ненавидит меня до такой степени, что готов был умереть сам, лишь бы убить меня.
Он подставился под удар, из-под которого вытащить его будет совсем не просто.
Потому что существует второй мой сын, чудовище похуже первого – Риан.
Мой сын, будущий король Фиара, на чью с детства железную волю воздействовать было весьма непросто. Даже нам, его родителям.
Как рассказать Риану о Лейриане? Он слишком юн. Он не поймёт.
Как вытащить Лейриана из петли и снова не потерять его?
Как завоевать если не его любовь, так хотя бы прощение?
И всё же, несмотря на всё это рефреном шла мысль: Лейриан жив. И я знаю, где он.
Я знаю, кто он.
– Ваше величество?..
– Я хочу побыть одна. Никого ко мне не пускайте, – приказала я стражникам, охраняющим мои покои.
С чувством глубокого облегчения я услышала, как закрываются двери, отрезая от мира, оставляя в столь желанном одиночестве.
Но не успела я сделать и шага по своим покоям, как поняла, что я здесь не одна.
Ветер. Он был повсюду.
Врывался в распахнутое окно, порывистый и штормовой.
Раздувал белые занавески, разбрасывая их по комнате, как широкие крылья экзотических птиц.
Я медленно двинулась к кровати.
Опущенные занавесы балдахина были как поднятые паруса корабля, готового сорваться с места и унести далеко-далеко.
Пахло озоном и чужеродной магией.
Я сама не заметила, что почти перестала дышать.
Нет, не от страха. От предвкушения чего-то одновременно и чудесного, и ужасного.
Сердце замедлило ход.
Время грозило остановиться.
Что-то темнело там, за белыми пышными фестонами ткани.
Что-то грозное, как тень, гибкое, сильное.
Рывком я раздвинула покровы балдахина, да так и застыла в раскинутыми в сторону руками.
Из глубины белых простыней, грубы подушек и одеял, блеснули раскосые кошачьи глаза.
Чёрная гибкая тень поднялась, словно перед прыжком.
Тень, похожая на тёмное облако, промелькнула – то ли была, то ли нет?
Скорчилась, потом разрослась и…
На моей кровати всё с той же кошачьей вальяжностью растянулась мускулистая, сильная, обнаженная, как в день своего сотворения, фигура.
Чёрные косы, словно ночь, раскидались вокруг демонического лица, сложенного из острых черт под неправильным углом, но при этом обладающие магнетической привлекательностью.
Глаза, отливающие зелёным огнём.
Губы, в полумраке не кроваво-красные, а вызывающе чёрные, раздвинулись, роняя слова, смысл которых не достигал моего сознания.
Колени начали подгибаться ещё до того, как голос, часто снившийся снился во сне, но который я не чаяла услышать наяву, растёкся по комнате, наполняя пространство мягкими, вкрадчивыми звуками:
– Здравствуй, Одиффэ. Извини, что без стука. Хотелось сделать тебе сюрприз.
***
Это был шок.
Хотя где-то в глубине души во мне всегда тлела то ли надежда, то ли уверенность в том, что чёрный кот жив.
Первое, что я почувствовала, увидев оборотня – радость.
Они оба были живы. И это было здорово!
Потом пазл сложился в нужную картинку: Лейриан – Миарон.
– Почему? – сорвалось с губ.
Между бровей Миарона пролегла тонкая морщинка.
– Почему? – переспросил он. – Почему – что?
– Почему ты столько лет не приходил? Почему послал моего сына убить меня? Почему, Бездна, ты выбрал именно этот момент, чтобы явиться?! Почему?
Я не кричала. Откровенно говоря, не было сил.
Да и стоило немного повысить голос, как охранники, влетев в опочивальню, увидели бы весьма красноречивую картину: в чём мать родила красавец-мужчина, лениво растянувшихся на моих дорогих кружевных простынях.
– И это всё? – тряхнул он головой. – Я-то надеялся либо на горячие объятия радости, либо на огненные смерчи ненависти. А всё свелось к простому "почему"?
– Хватит! – вскинула я руку в жесте, сделавшемся привычным за годы власти, заставляющем придворных и челядь отступать. – Довольно. Находишь забавным встретить меня, словно одалиска, готовая к любовным игрищам? После того, как я полдня отстояла у гроба мужа? Возможно, следующее место, к которому я должна будут пойти, будет плаха, где отрубят голову моему сыну? Как это на тебя похоже, Миарон! Годами вынашивать месть и обрушиться с ней в самый неподходящий момент.
Глаза его в одно мгновение вытянулись в тонкие лезвия, но в следующую секунду вновь сделались человеческими:
– Как это на тебя похоже, Одиффэ, вот так с ходу думать обо мне лишь самое плохое. Откровенно говоря, я удивлён, что ты еще не предприняла попытки изжарить меня прямо на месте. Выучилась сдержанности? Определённо взрослеешь, моя Огненная куколка. Или, что увы, вероятнее, просто кровать свою бережёшь?
Сквозь напускной сарказм просвечивали раздражение, едва ли не досада.
Для того Миарона, которого я помнила, манипулятора и любителя изощрённый игр, это было не характерно.
– Не называй меня куклой. Терпеть это не могу.