– Да, сказочный, сказочный! Сказки, между прочим, и страшные бывают! А насчет "добрый", так это – для кого как! А как ты думаешь, сынок, откуда берутся всякие Бабки-Ёжки? А, никогда не задумывался? Так подумай!
Они же берутся откуда-то в тех же сказках? Вот именно! А из какого исходника? Допер, наконец! Из Снегурочек… значится, на пенсии! Ездят они, года на два-три хватает, на людей насмотрятся, веру в них теряют, от пьяных мужиков – так вообще тошнит, да! Вот и списываем, по профнепригодности на досрочную пенсию – как балерину какую! А в лесную чащу они сами от вас просятся! Людей – их любить надо, не все они потерянные! А экс-снегурки всё мстить норовят за обманные романы, счетец у них! Но – тише, это – страшный производственный секрет! – доверительно склонился ко мне Дед Мороз.
Снегурочка тут же подтвердила, нимало не стесняясь нашим присутствием: – Где тебя носит, Дед Мороз? Опять – за старое? Компанию подходящую нашел? Садись скорей, время уже поджимает! Дома получишь сразу за все!
Дед ловко влез в сани. Сани сразу же пошли на старт. Откуда-то сверху донеслось: "С Новым годом! С новым счастьем! Все будет хорошо!".
Как-то грустно стало. Я-то все-таки поверил раньше – но признаться боялся. А теперь… А Мишечкин вообще остолбенел. Наконец, он задумчиво сказал: – Я уже очень, очень большой мальчик, но, наверное, попросить у Деда Мороза все же кое-чего бы смог!
Мы увидели нашего комбрига уже одетого в полную форму и готовящегося, видно, ехать в Противосолнечную поздравлять экипажи с Новым годом, и нетерпеливо поглядывающего на часы, то и дело поддергивая рукав шинели.
В этот самый момент к дому лихо подкатила престарелая комбриговская "Уазка", а из нее высыпался оповеститель с "Быстрого" и радостно кинулся к доктору.
– А вам жена звонила, старпом вам записку со мной срочно послал! – завопил он на полпосёлка.
Комбриг заинтересованно обернулся, ожидая объяснений. Доктор сказал, что жена его, оказывается, уже на Обзорновском КПП, но ее не пускают без пропуска, и надо что-то делать!
– Сюрприз озорной хотела мне сделать – мрачно молвил доктор, – Проскочить ко мне незаметно рассчитывала – а про наши порядки – ни сном, ни духом!
– Ага! За час до Нового года! Сюрприз ей удался! Головная боль у тебя уже есть! – констатировал я.
Комбриг решительно бросил окурок сигареты в урну. Попадание! Офицер удовлетворенно кивнул.
– Седлай, Алиев! – скомандовал капитан первого ранга своему шоферу: и недовольно спросил:
– Чего стоим? Доктор, садись, едем за твоей женой! Новый год тебе есть где встречать? Как там у нас со временем? – он глянул на часы и сам себя успокоил: – Успеем!
Комбриг всегда решал проблемы в комплексе – по мере поступления и на перспективу.
– Да везите их ко мне, товарищ комбриг! – решительно встрял я.
– моя Светлана и без предварительного оповещения, с сокращенной подготовкой целое отделение накормит, а уж в праздник… Да и у доктора дома – колотун, сами знаете, чтоб этому ОМИСу ни дна и ни покрышки и длинный кактус всем им в самый дейдвуд!
Комбриг согласно кивнул и мысленно присоединился к этим пожеланиям, вместе с остальными пятью тысячами жителей гарнизончика.
– Я бы вон попросил бы у Деда Мороза большой и шикарный триппер для начальника обзорновского ОМИСА, да как-то забыл! До сих пор – жалею!
– Повезло, ой, как повезло этому начальнику, что вы забыли сказать это при том Деде Морозе! – сказал я и переглянулся с Мишечкиным. Тот откровенно заржал.
– Чего это вы? – удивился капитан 1 ранга.
– Да так, вспомнилось! – хором отбрехались мы. А я и говорю:
– А у нас дома – целая теплая комната свободна, по причине отъезда детей на вольные хлеба! – настаивал я.
– Так это, товарищ комбриг, ее без пропуска не пропустят! – слабо возражал Мишечкин.
– Д-а-а-а? – иронически протянул комбриг, – ну, вот на это мы сейчас дружно посмотрим!
Я бы тоже хотел на это посмотреть! То есть, на того дежурного по КПП, который восстанет против нашего комбрига. Ибо если комбриг считал себя правым, то у него на дороге лучше было бы не стоять. Даже тяжелым танкам! Я с ним как-то давно был в Северной Африке, так марокканцы друг друга взасос от счастья целовали, когда наша "боевая" кончилась и он от их побережья домой со своим кораблем ушел!
В этот момент капитан 1 ранга развернул записку от замкомбрига, которую ему вручил рассыльный, и прочел вслух: – Штурмана с "Прыткого" взял в плен патруль, он был одет Дедом Морозом, но в состоянии полной потери ориентации и слабом ощущении того, на каком таком он свете находится. Хорошо еще, что нигде не упал и не замерз! Рыжий Ганс с утра дал мудрую команду: Дедов в комендатуру не свозить, развозить по домам или кораблям, а все возможные разборки оставить на потом!
Он велел считать такое неудифферентованное состояние Дедов Морозов "профессиональным травматизмом при выполнении служебного задания или общественных нагрузок". Так что с подарками детям придется разбираться позднее. Да, чтоб вы знали – Рыжим Гансом за внешний вид и драконовские повадки у нас звали начальника гарнизона, адмирала-подводника.
– Стоп, стоп, стоп! – проговорил комбриг, явно теряя ощущение контроля обстановки, – Егоркин, ты что ни будь понимаешь? А это кто с вами был? Где вы его взяли?
– Он был настоящий!
– Да, – согласился комбриг, – Дед Мороз был классный! Наверное, из ДОФа! Только, вот где он такую дорогую пожарную машину взял? Фонды, может, какие? Да и откуда, ДОФ – еще беднее нас, чисто, как бомж вокзальный!
– Да и слабо ДОФовскому-то Морозику, мы видели, как он работает, подумаешь, профессионал, талант маринованный! – презрительно вставил доктор, а я согласно кивал. Разъяснять истинную ситуацию комбригу было бы бесполезно и небезопасно.
Комбриг с Мишечкиным влезли в машину, за ними нехотя полез и оповеститель, явно рассчитывавший остаться на какое-то время в предпраздничном поселке. Но делать это на виду у Самого!?
"Русский джип" сорвался с места, лихо разворачиваясь.
– Егоркин, жди гостей! – крикнул мне из машины комбриг, и она скрылась в пелене легкой метели.
Меж тем ветер совсем стих, и крупный, пушистый новогодний снег тихо падал и ложился на крыши домов, улицы, на прохожих, которые весело шли в разные стороны. С сумками, пакетами народ двигался по гостям, вовсю поспешая к столам и компаниям.
Проходя мимо окна стариков, я увидел, как у них на кухне появились их дети, уже среднего возраста.
– А мы вот решили с вами Новый год встретить, – говорила красивая женщина, выкладывая на стол свертки и кастрюльки. А у нас пусть молодежь себе бесится! Их время!
– Мы свое-то уже отбесились! – вторил ей басом лысоватый крупный мужчина, а праздник это добрый, семейный! Нас буквально, что толкнуло – давай, говорю, в кои-то веки вместе с родителями встретим – на радость нашим балбесам – квартира-то на всю ночь в их распоряжении.
– Как бы чего не сотворили, – забеспокоилась старушка.
Я поднялся домой, а жена уже не чаяла увидеть меня трезвым, чему и громко удивилась. Я даже обиделся. Вот такой он, настоящий дед Мороз! – закончил свой рассказ Егоркин.
Так слушайте еще – Сашка Нетопырев обнаружил у себя в дипломате на следующий день большую бутылку настоящей "Кристалловской" и серебряную флягу "Гданьской" водки, и не мог вспомнить, откуда она взялась. Набрался, паразит, и всю память отшибло! Алкогольная амнезия, как доктор Рюмин про себя говорит! Но я-то помню его пожелания, даже по сию пору!
– Самокритика мне не чужда – ввернул Рюмин, так и тебя чаша сия тоже не обходила!
– А у кого не было – пусть бросит в меня закуску! Но этот недоумок нам так и не поверил! Деду Морозу – тоже! И дальше бутылки его мечты и не простирались!
– Д-а-а, – протянул Рюмин, – Бывает!
Андрей снарядил уже рюмки к новому "залпу". – А ты, Палыч-сан, что загадал!
– Загадал и получил, но это – личное, вам знать не обязательно! И все было у меня нормально! Сбылось!
– А ведь мог бы…
– Мог бы – перебил его Егоркин. Даже мир во всем мире, как эти свиристелки пустоголовые на конкурсах красоты, да… Но вот получил кое-что нужнее и в рамках мощности Деда Мороза.
– Ну, народ, с наступающим! Это наш национальный типовой тост, который можно провозглашать дней двести в году!
"Народ" степенно выпил и плотно закусил. Пока Егоркин рассказывал, компания молча слушала и даже не жевала. Ну, почти!
А тут разом почувствовали жажду и голод. А Сергей сказал:
– Вот, оказывается, и не только в детстве можно ждать от Нового года чего-то особенного.
– Ты-то от детства еще недалеко ушел! – сварливо буркнул Рюмин, и добавил: – а к нашему возрасту понимаешь, что не надо ждать, что тебе дадут, а если попробовать что-то давать, какую-то радость тем, кто вокруг тебя? Если подумать, то можно и угадать, как твой Дед Мороз, Александр Павлович, самую сокровенную мечту, или новогоднее желание у близкого человека! А то вот все ждем, что вот с мешком к нам придут… за подарками, наши дети и родственники!
– Вот это – реальность, а насчет, чтобы нам кто что принес, – так то фантастика! – кивнул Петрюк.
– А вот у казахов, мне рассказывали, есть поверье – если к тебе в Новый Год (у тюрков это – день весеннего равноденствия) никто из гостей не зайдет – значит, живешь ты как-то не так, и, наверное, как-то зря, на этом нашем шарике!
– Мудрый народ! – одобрил Егоркин.
– А если все сидят и ждут по своим домам и юртам, то кто же тогда приходит в гости? Тут утвержденный график нужен! – ввернул рассудительный Рюмин.
– Правда, правда! Нужен график и план! – промычал набитым ртом Андрей.
– Ты – провокатор! Но, поскольку никто из них от депрессии не умирал, то этот вопрос они как-то решили!
– Удивительная история, Палыч! – сказал Андрей, – И вот, хотите – смейтесь, хотите – нет, готов поверить! Все-таки, особый праздник, хоть и сколько раз был он уже, а все же, где-то глубоко, ждешь чего-то, нового, необычного!
– Одно слово – Новый год!
– Везет вам, дядя Саша! – завистливо сказал Сергей Васин, – я вот тут знаю, где Дед Морозовский инвентарь достать, да и мысли кое-какие появились, – уже загорелся он какой-то идеей, "А если удастся – то появится новый рассказ о НАСТОЯЩЕМ деде Морозе!" И вообще – столько у вас воспоминаний о службе, о флоте!
– А вот при вашем поколении одни воспоминания останутся… от флота! – издевался Коромыслин.
– Ну, вот, совсем весело пошутил!
– Только на флоте могут случаться такие истории! Ну и только на Северном флоте смогут затащить с улицы и вовлечь в свой коллектив даже Деда Мороза! Это им не Москва, куда его под конвоем милиции возят из Устюга, сам видел! Он там и шелохнуться боится! А у нас..
– Слушай, а чего бы ему сейчас, к нам прямо в гараж не завернуть!
– Ну, это перебор! Да и елки в гараже нет…
– Обижаешь! Вон она, маленькая, на книжной полке стоит!
Там действительно стояла двадцатисантиметровая елочка с золотистыми украшениями. Старая гирлянда обвивалась вокруг развешанных на стене инструментов.
Так, подшучивая, они прервали застолье, и взялись за предпраздничную приборку своих гаражей, а потом засобирались домой.
– Доктор, давай хороший крайний тост "на стремя"! – попросил Александр Павлович. Пошептав что-то себе в усы, Николай Григорьевич поднял свой стаканчик и начал:
Пусть в море обойдут вас штормы,
Минуют на земле метели!
Пусть дарит жизнь любовь и дружбу!
А тут Васин немедленно вставил свое:
А если женщину раздели
Пусть вас не вызовут на службу!
– Да, – крякнул Курочкин, – это у Васина – крик души! К большому сожалению, для остальных это уже не актуально! За изъятием, быть может, еще и Андрея!
Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем году, выпили "на стремя" – по предложению казака Егоркина, а не "на посошок", как это водится. Чем больше Егоркин выпивал, тем больше его тянуло к казачеству. А тут еще родная чача…
Предстояли хлопоты в ожидании праздника. И все-таки, все ожидали от наступающего праздника чего-то такого… Особого. А вдруг?
Егоркин и "Хэллоуин по-кубански"
Как-то раз, где-то уже в 90-х годах, выпал мне отпуск на осень, – рассказывал Егоркин, – А я и не расстроился! Летом-то, кстати, и у нас на Севере, очень не плохо, да! Да и на жарком юге мне уже "Тяжек воздух нам земли" – говаривал один персонаж Пушкина.
Но на родной Кубани осень – так и вообще – шик и блеск! Овощные базары там в это время полны! И арбузы, и виноград, и даже хурма! А сколько там автобочек с живой рыбой из зарыбленных разной серебристой живностью прудов! Эй, радуйся, душа!
Она, душа, все же, где-то около желудка и вкусовых рецепторов, чтобы там не говорили! Верьте мне – давно живу!
А что? Даже классики пишут: "после вкусного обеда… главный герой… находился в благодушном настроении". Во! Душа благая! Въезжаете?!
Да и торговали тогда по-божески, а не как сейчас, будто в крайний раз в голодный год, если по ценам судить, никакие инородцы казакам цены на их продукцию на станичных базарах, да на городских ярмарках и рынках диктовать не смел.
Хочу я посмотреть на тех героев, которые бы тогда хотя бы попробовали! Вы тоже? Вот то-то!
Тогда еще все совесть имели во вполне приемлемых пределах! А жадность – она от Гордыни да с Запада – прямыми поставками. Насмотрелся я – было время! Хотя, если уж честно, пусть и не совесть, тогда здравый ум это самое хапужничество тормозил. Потому, что покупателя раз и навсегда потеряешь. А где другого взять? То-то и оно! А где нам его, здравый-то взять? Ага!
– Подался Егоркин в философию! – понимающе кивнул доктор Рюмин.
– В это же самое время – отмахнулся нетерпеливо Палыч-сан от Рюмина и продолжал: – в октябре – ноябре, начинают уже птицу бить, вино молодое подходит. Это все знают, у нас даже праздники в его честь есть, вроде французского "божоле".
А чача, такой виноградный самогон, из свежего виноградного жмыха и домашний самогон же из молодой, еще наполненной жизненными соками, пшеницы втихую, безо всяких фанфар и реляций, гонится в достойных количествах. И никто этот декалитраж никогда не сочтет, он статистике не подвержен!
Тут Егоркин облизнулся. Заметив это, Рюмин громко резюмировал:
– Ага, видали! Палыч-сан сглотнул слюну, когда стакан чачи представил! Скрытый, то есть – латентный алкоголик! – удовлетворенно сказал доктор, будто сам лично сделал Палыча алкоголиком. От избытка чувств он даже зажмурился, как довольный кот.
– Ах ты, Пилюлькин, клизматрон несчастный! Обрадовался, садюга!!
– возмутился до самых печенок старый мичман, – это у меня от избытка слов в горле и во рту пересохло! – зарычал Палыч-сан, налил себе стакан живого Кольского пива и осушил его в два глотка.
Народ показал доктору "желтую карточку".
Воспитанный деликатный Бардин ненавязчиво намекнул, что, вообще-то, за такие провокации в приличном интеллигентном обществе ненавязчиво бьют некоторых шибко заумствующих. Егоркин согласно кивнул и продолжил: – Народ в станицах ходит веселый, удовлетворенный после сбора богатого урожая щедрой кубанской земли.
Свадьбы, опять же, играют, да еще какие, праздники семейные и церковные справляют станичники, да как песни поют… – припомнил Егоркин, и на глаза навернулась непрошеная сентиментальная слеза.
– Расчувствовался, блин! Старею! – пояснил он, – Эх, люблю Кубань, и если бы не Север да не флот, разве бы я с ней смог разлучиться? Давно бы уже вернулся бы, да уезжать от нас – как резать по живому. Тут все – и юность, и молодость, и – друзья. Да и дорогие сердцу могилы уже есть на нашей земле, тут, неподалеку.
Вот жена говорит – консервативный я, боюсь, мол, свою жизнь изменить. А чего спешить хорошее-то менять? Я ничего в этом плохого не вижу!
Народ его мысленно поддержал, согласно кивая. У каждого были свои резоны.
– Ну вот, слушайте! – продолжал Александр – приехал я тогда в свою станицу, в родительский дом, отдохнул, а потом прошелся по знакомым с детства улицам. Строго говоря, нет уже тех улиц, старенькие родовые казачьи дома-куреня с щитами-ставнями на окнах, обращенные во двор. Была такая особенность – строились-то они тогда, когда набеги абреков были не в редкость! Сакли-дома кавказцев тоже так строились – казаки непременно хаживали с ответными визитами, и не совсем, чтобы с дружественными. Такие законы были! Дикие времена. Только силу и уважали! Да еще – справедливость!
Теперь эти исконные дома заменили добротные высокие домищи-замки, поприбавилось разных новых людей, беженцев из всяких горячих и нагревающихся точек. Даже в станицах кавказцев стало больше, чем потомков казаков, да и вообще – славян. Хоть, конечно, кто же скажет, каких только кровей в казаках-то нет? Даже одежда у нас была, кстати, не так уж и давно, как у горцев местных, как наиболее подходящая к местным условиям.
Прямо посреди улицы повстречал двух своих былых одноклассников, да еще с одним из них вместе и на службу призывались, и в морпехе, здесь, рядом, в Сателлите срочную служили. Обнялись, по плечам и спинам так настучали друг другу от радости, что синяки, наверное, были.
Короче, этот Михаил, а по школьному прозвищу Михей, пригласил нас отметить встречу у него во дворе. Да еще, подумав, обещал пригласить, по такому случаю, еще кое-кого из нашей "старой гвардии".
– Только ничего не покупай! – строго предупредил меня здоровенный Михей, – все уже есть, а чего не хватит – найдем, даже не выходя за забор! – похвастался он, походя, своими достатками. Казацюра! Это в крови у наших!
Мишка на бегу махнул мне рукой, сел на свою потрепанную "Ниву", газанул с места и упылил по улице по своим важным делам.
В назначенное время я входил в дом, известный мне еще с далеких, сладкой памяти, школьных лет. Меня уже ждали – в дальнем углу двора тянулся в небо веселый светло-синий дымок, по-залихватски потрескивая углями и выстреливая искрами.
У солидного мангала из толстой прокопченной нержавейки, сидел и колдовал над ведром с замаринованным мясом мой друг детства Сашка, по прозвищу Интеллигент (за любовь к чтению), а ныне – инженер-механик хозяйства. Он умело нанизывал на шампуры крупные, сочные куски бастурмы, окружая их ломтями помидоров и "синеньких", так у нас баклажаны зовут. Вокруг остро пахло луком, чесноком, какой-то зеленью, и нашими особыми специями. Он что-то напевал себе под нос из местного репертуара.
Были еще два старых друга детства, с ними мы когда-то входили в сборную по борьбе. Все они нашли себя на родной земле! Кроме меня.
Эх, недаром, видно, меня маманя попрекала: "Кровь цыганская!", намекая на одну действующую легенду отцовского рода. Тяга к перемене мест была с юности! А ремесло военного моряка подходило для этого как нельзя лучше!
Друзья неподдельно обрадовались моему появлению – хитрый Михей держал мой приезд в секрете. Сюрпризы делать он любил! Это у него ни отнять, ни прибавить!
От радости встречи в глотках заметно пересохло, и мы с удовольствием выпили отличного свежего пива, причем, местного колхозного производства.
Проныра-председатель где-то нашел, по дешевке аппаратуру для крошечного пивного заводика, народных умельцев. Так варили пиво для себя, да и все ингредиенты – тоже все свои первого класса!