Далее последовала пауза. Длинная-длинная! Просто неприличная. Палыч выжидал! И точно – все стали подтягиваться поближе, даже из других гаражей, видимо уловив какие-то неведомые, но сулящие что-то такое-разэдакое, флюиды.
Бардин прекратил стачивать деталь, зажатую в тисках, отбросил напильник и демонстративно вытер руки, демонстративно показывая свое полное внимание к рассказчику.
Егоркин удовлетворенно кивнул и начал издалека, медленно, будто высматривая что-то в минувшем.
– Вот, именно! В те времена часто ходили мы на боевую в Средиземку. Часто и надолго! Изъездили да излазали ее вдоль да поперек! Да, это точно был морской пуп земли – кого только там не встречали – американцы, это само-собой, в первых рядах. Затем – бывшие владыки морей, англичане.
И местные хозяева – итальянцы, греки, турки и другая мелочь. Это – военные флоты, а уж торгашей – тех и вообще сотни флагов!
Разномастные суда под разными флагами снуют туда-сюда, прямо как голодные бездельники в городе, в час пик! И, вообще – всякой твари по паре. Мы тихо делали свою работу – искали супостаткие подлодки, "осетрин" да "лосей". Как обычно, участвовали в боевом слежении за авианосцами, стояли на боевом дежурстве по ПВО и ПЛО в точках якорных стоянок.
Было ленивое, курортное лето. Над морем цвета ультрамарина чаще всего господствовал унылый штиль. Воздух у горизонта дрожал маревом, как газовая вуаль, остро пахло йодом и водорослями. Даже дельфинам было лениво рыбу погонять!
От жары выцвело даже голубое небо и стало каким-то белесым, как линялый ситец. Солнце прокалило палубу до сковород очного жара, ступни ног припекало даже через подошвы дырчатых "тропичек" и ткань носков. В кубриках и каютах тоже жарко и душно. Наши полудохлые дистрофические кондиционеры, паразитические пожирая энергию дизель-генераторов, никак не справлялись с дыханием пустынь и влажностью южного моря. Хуже того, от надрыва они сами начинали иногда работать на обогрев. В такую погоду даже рыба не клевала, прячась где-то в ясных синих маняще-прохладных глубинах.
Экипаж скучал, чего нельзя было допускать, и командование пыталось разнообразить нашу жизнь – в основном тренировками да тревогами. У старпома не то, чтобы воображения не хватало, но вот особый менталитет… Но не только, и не всегда! И тогда придумывали мы сами маленькие праздники, ибо в этот период всяких госпраздников и тому подобное в календаре не наблюдалось.
Но было и некоторое оживление – тогда как раз проходил чемпионат мира по футболу, и мы дружно болели за наших, слушая радио, выведенное по "громкой" на верхнюю палубу.
А орали мы так, что чайки замертво падали в море за кабельтов вокруг, а стволы пушек задирались в обмороке сами.
Во как! Ей – Богу, не вру! А наш боевой замполит самозабвенно тратил драгоценную бумагу радиофаксов не только для всяких правдинских передовиц со штатных пропагандистских "волн", но и для популяризации отчаянных голевых моментов мирового чемпионата! Он вывешивал эти плакаты в столовой команды, за что ему было наше человеческое спасибо!
Но, наши богатыри, конечно, продули англичанам! Засудили, разумеется, судьи – прихлебатели империализма, чтоб им мигрень вместе с геморроем! Причем, мигрень чтобы снизу, а геморрой – чтобы сверху! Да-да, чтобы им всем сидеть и думать одновременно было бы больно. А как же! Наши-то футболисты – орлы, да вот только гордо летать на чемпионатах как-то не получается, вот и обс… каждый раз.
– Это у них – хроническое заболевание! – проворчал старый доктор Рюмин: – Но вот обострения – как раз под чемпионат случаются!
– И-э-эх! – согласно простонал Палыч и продолжал: А нынче они еще и коньки одели и втихаря хоккеистами претворяются, так их и растак, в гробовую доску поперек оградки! – ругнулся он и сделал глоток минералки. Та оказалась без газа и он брезгливо сплюнул и продолжил: – Тогда от возмущения и жажды мести я себе места не находил. Но как осуществить такое желание, это совсем нереально – думал тогда я и только безнадежно вздыхал, обреченно махая рукой.
Да, и вот как – то один раз мы с боцманом Васильковым подобрали в воде авиационный гидрорадиобуй, "втихаря" его разобрали, вытащив из него разные цветные провода и платы, разноцветную пластмассу. Подумав, чтобы такое-этакое нам из всего этого сотворить, мы стали от скуки плести картину в жанре "наивного искусства", используя вместо холста крышку от большого фанерного ящика. Затеяли мы это с размахом, но проволока кончилась, еще даже не дав нам хотя бы выразить замысел картины. Поэтому нашлось много бездельничающих критиков, которые комментировали наше творчество, изощряясь в остроумии. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не топилось и не вешалось!
Да, легко обидеть художника, которому не удается вовремя взять за… (допустим, печатный вариант – за грудки) критика. Да и всех критиков не враз передушись, да и не всякого – офицеры тоже подходили, вот! – Егоркин с сожалением посмотрел на свои кулаки и покрутил головой.
Затем, продолжил: – Но все равно, аргументировано возразить этим критикам очень хотелось. Но критик заметно поумнел и в зону поражения входить не хотел! Что у меня, что у Василькова "аргументы" были с хороший арбуз, опять же палубные ключи и аварийный инструмент были прямо под руками. Поэтому критиковали-то нас больше издали. На всякий случай… Одно слово – поумнели!
Одним прекрасным вечером, подошла к нам облезлая, с проплешинами ржавчины на стальном корпусе, черноморская "дизелюха". Это была престарелая "железяка", от которой остро пахло морем, железом и соляром. Сразу было видно – не один месяц хлебали они море полной чумичкой! Как и мы, здесь они тоже ожидали танкера, который где-то "обломался" и застрял на якоре, прилично запаздывал к точке рандеву.
То есть, это было совсем неприлично с его стороны, ибо наши командиры нервничали, а время уже поджимало. Но – ладно, речь главная не о том!
Эта подлодка легко и красиво ошвартовалась у нашего борта. На черные, с пятнами ржавчины и соли, надстройки лодки повылезали подводники в синих, помятых "тропичках", и с бледными лицами – даже не смотря на свое "черноморское происхождение".
Да, подводная служба – не сахар, это вам не в кино! Если мы просто и жестоко жарились, то они вообще запекались прямо в консервной банке в собственном соку! И кондиционеры не включишь – если они и были – плотность батарей жестоко экономишь, а уж сами эти батареи вообще устраивают в отсеках форменную баню, особенно после многочасовой зарядки мощными дизелями.
Вон, Коромыслин рассказывал, в красках, как это все бывает… О чем я не преминул сказать своим балбесам. У нас – тоже не курорт, но… Как говорится, преклоняюсь, но не завидую!
Командир лодки и пара офицеров-подводников легко поднялась к нам на ют по шатким сходням. Штиль штилем, но зыбь ощущалась в полной мере, и старые кранцы жалобно стонали и плакали тертой резиной между нашими бортами.
Наши офицеры тоже собрались встретить "гостей" – общие темы и проблемы у моряков всегда найдутся.
– Эй, "северяне"! – окликнули с лодки, наверное, разглядев нарисованный на трубе наш герб – добродушного белого мишку, с аппетитом грызущего поломанный пополам "Лось".
– Как оно вам, на курорте-то, когда приличные люди под водой за супостатом ходят? – "подкололи" нас радующиеся солнышку чумазые подводники.
– Да, ну как же – знаем, спина – в масле, нос – в тавоте, но зато – в подводном флоте! – немедленно, но уж больно стандартно, без выдумки, больше для приличия парировали с нашего борта.
Да, жара влияла и на те центры в головах, которые отвечали за юмор! И как обычно стали искать своих земляков, выкрикивая всю географию Советского Союза. Земляки, конечно, нашлись, ибо огромный мир, все же, достаточно тесен!
А наш метрист, а потом и сигнальщики доложили о появлении и сближении с нами иностранного корабля – английского фрегата типа "Бродсуорд", а его вертолет, тем временем, уже подлетел и, сделав пару кругов над нами, вернулся к себе. Проводив его взглядом, я вдруг ясно понял, откуда мы сможем, если повезет, конечно, достать себе много-много цветной проволоки и других материалов для нашего будущего шедевра! Прямо-таки осенило, причем, сразу и в деталях!
– Эврика! – рявкнул я вслух, да так, что матросы, стоявшие рядом и вальяжно облокотившиеся на леера, испуганно оглянулись и шарахнулись прочь.
Кстати, они всегда знают, что делают что-то не то. И всегда ожидают, что это дело скоро пресекут, и проведут впечатляющую выволочку.
В данном случае – они вспомнили, что категорически нельзя облокачиваться на леера. Если не хочешь купаться за бортом, конечно! Такие случаи бывали и на моей памяти – вылавливали перепуганных олухов, как снулых тюленей.
Поймав за рукава своих приятелей – продовольственника Петрюка и боцмана, я им живо, на пальцах, разъяснил суть своего замысла, меру их участия и определил долю в добыче.
Хохол-продовольственник засомневался, сначала почесал все то, что положено чесать украинцу в случае трудного выбора, но все-таки верно решил, что мы вообще – то, ничем не рискуем. Живой и подвижный Васильков сейчас был готов и не на такие авантюры – скучно! Он долго не думал. Вообще! Никогда! И был участник всех драк и потасовок, за что и страдал. Сейчас драк не предвиделось.
На торпедной площадке мы немедленно натянули брезент – чтобы никто ничего до поры-до-времени не видел, и, сразу же, начали готовить наш ответ наглому супостату.
– Проверим-ка их хваленый английский юмор! – мстительно процедил боцман сквозь зубы, и отправил своих боцманят в свою заветную кладовочку – за краской и инструментом.
Паша – продовольственник приволок кучу пустых больших консервных банок, импортных и наших, оставленных им у себя для одному ему понятных целей. "А щоб було!"
Подошел один из наших офицеров – ракетчиков, посмотрел на грубый эскиз, нарисованный на куске бумаги – и присоединился к нам, делая толковые замечания и высказывая некоторые, прямо-таки эвристические идеи. Но боцман молча сунул ему ключ и отвертку – лучше трудись! Офицер охотно их принял и через пару минут с головой ушел в творчество. Дело пошло!
И уже через полчаса, "секретное изделие", благоухая свежей краской, уже лежало на солнышке, прикрытое подкопченной трубой от вражьего взора. На такой жаре нитрокраска высохла моментально, и уже можно было осуществлять наш коварный план.
– Теперь вот что: куда бы его нам присобачить, чтобы поправдоподобнее выглядело? – задал вопрос "мозгового штурма" комбат Боровков. Постепенно все сошлись на том, что лучше места, чем на ограждении рубки подлодки просто не сыскать. По шаткой сходне пошли на лодку. Поговорив – для приличия о том, о сём, мы изложили суть нашей просьбы. Старпом подводников, куривший на своем ходовом мостике, на лету поймав идею, понимающе кивнул, и согласился с нами, правда, без особой веры и проявления восторга.
Он проворчал, что этот фрегат их как следует достал, вцепившись в них своим гидролокатором, как бульдог в медвежью ляжку. "От визга и грохота его "посылок" у всех голова трещит! А их бортовой вертолет – тоже не подарок! Он своих "квакеров" столько насбрасывал… Валяйте, пробуйте, хоть как-то их побеспокоить во время послеобеденного отдыха и то маленькая месть! Пусть размоченные сухари нерусского бога лишний раз вздрогнут!" – разрешающе заключил старпом. Мы протащили предмет нашего коллективного творчества на лодку и на концах подняли на ограждение рубки, а подводники развили нашу идею и закрепили это жестяное чудище на каком-то из выдвижных устройств.
Все было готово! "Пошел!" – скомандовал старпом, и выдвижное пошло вверх. На нем сверкала новизной и яркой краской ракета невиданной конструкции – с ядовито – красной боеголовкой, сине-зеленым корпусом, выступающими блоками непонятного назначения… Она даже шевелила маленькими стабилизаторами на носу и ярко – красными соплами в хвостовой части при помощи тонкой проволоки, (идея и техническое решение нашего ракетного комбата) Он же и дергал эту проволоку, укрывшись в недрах рубки. "Ракету" подняли, покрутили из стороны в сторону и вверх-вниз, и стали опускать. Все это происходило в поле зрения английских сигнальщиков с фрегата, который стал на якорь в десяти-двенадцати кабельтовых от нас. Ну, не могли бдительные британцы пропустить эту демонстрацию! Так оно и вышло!
"Ракета! На "Фокстроте"! – удивленно взревел капитан фрегата, не поверив докладу – а ну-ка… Красивым именем старого бального танца натовцы звали такие наши "железяки".
Через некоторое время в воздух экстренно поднялся все тот же знакомый "Си кинг" с бортовым "26" и по дальней дуге полетел к нам. Мы – то знали, зачем он летит! В нужный момент мы изобразили "панику", выдвижное пошло вниз, а саму ракету матросы лихорадочно, но не слишком ловко прикрывали брезентом. Так казалось со стороны.
Поэтому, летчики увидели кое-что именно из того, что мы им и собирались показать. Вертолет пролетел над нами на высоте семиэтажного дома. Мы на него – ноль внимания, стоим и курим с полностью отсутствующим видом, как будто эта тарахтелка, воняющая керосиновой отработкой – дело настолько обычное, как осточертевший штилевой пейзаж.
Наконец, винтокрылая машина зависла прямо над нами. Мы курим! Вот из открытой бортовой двери показался пилот в шлеме-сфере и больших черных очках. Заметив наше ленивое внимание, он жестом попросил откинуть брезент. Мы показали ему международный жест, называемый у нас "полруки" или "50 %".
Он не обиделся и сделал вопрошающий жест. Я показал ему останки радиобуя и показал два пальца. Он отрицательно помахал рукой и показал один палец. Мы все сделали вид, что потеряли к нему интерес.
Торговаться я умел, даром, что ли, у меня был приятель-азербайджанец! В торговле это такие ассы, что евреи рядом с ними грустно отдыхают! Он всегда говорил, цитируя Пророка: "Пришел на рынок – торгуйся!" Это – к слову.
Тут бы пилоту и успокоиться, но профессиональный азарт и жажда чувствительной премии за снимок нового вида оружия затмила разум морских разведчиков и отключила профессиональную бдительность.
"О’кей!" – показал знаком пилот и два оранжевых буя, один за одним, плюхнулись в море прямо у борта лодки. Пилот прямо аж весь наружу вылез с большой видеокамерой. А мы что, мы – люди честные, мы показали ему то, что он хотел видеть. Двух секунд хватило ему, чтобы с десяти метров разглядеть наше "новое оружие" – старательно прикрученные, остроумно присобаченные друг к другу разнокалиберные банки.
Прямо, блин, как у Золушки – вдруг в голубом небе раздалось волшебное "бздень" невидимых серебряных колокольчиков, и… карета стала тыквой. Ясно и бесповоротно!
Так и у нас: боеголовка мигом превратилась в две банки из-под алжирских кур, корпус – в барабаны из-под египетских сухофруктов, а сопла – в длинные банки от ананасов в кружочек. Разглядев все это сквозь прицел видеокамеры, он от досады он чуть не уписался прямо на нас и почти выпал из машины – хорошо, что был привязан! Развели как детсадовцев на фантиках!
Губы и у него, и у второго парня-пилота, высунувшегося с другого борта, интенсивно шевелились, а руками эти чопорные британцы жестикулировали не хуже наших темпераментных кавказцев – жаль только, что из – за грохота этого летающего вентилятора ничего слышно не было. Это же какое удовольствие пропустили – послушать мат человека, которого так достали и развели, как детсадовца на конфете, да еще на чистейшем английском! А еще говорят – англичане, мол, сдержанны, а ругательства у них – скудные. Но минут десять без перерыва они все-таки ругались!
Так вот они и улетели – точно, как обиженные детсадовцы, обманутые нехорошими взрослыми дядями. А еще говорили, что у них с юмором все в порядке! Врут!
– Ага, как мы их достали! – победно воскликнул старпом лодки, искренне веря в свое решающее участие в удавшейся авантюре.
Болеющие за нас мичмана с нашего борта заорали хором "Ура!". Мы откровенно смеялись, отомщенные подводники – тоже, выкрикивая вслед "морскому королю" всякие непечатные пожелания. Совесть нас ни капельки не мучила! Он же просил нам показать не боевую ракету, а то, что было спрятано под брезентом! Что мы и сделали! Все честно! Наши трофеи – буи быстро выловили, подводники нам даже добавили еще один, почти целый, в поощрение. Он был ими когда-то подобран в море и запрятан где-то в надстройке кем-то запасливым – на всякий случай. "Ракету" наши подняли стрелой обратно на корабль – хозяйственный боцман имел на нее свои виды.
– Ну, что, поигрались? Прямо дети малые, только с большими… да ладно, понимаю – скучно и однообразно! Спасибо англичанам, народ хоть повеселили. Вон, гляди-ка, зрителей-то сколько, прямо – аншлаг у Егоркина и компании! – это с крыла мостика сторожевого корабля насмешливо сказал командир. Шутя, добавил: – Надо заму сказать – пусть в свои планы культурно-массовых мероприятий запишет – мероприятие, пусть и не культурное, как большая приборка, зато – как она же – очень массовое!
На крыле мостика рядом с ним стоял тощий, как велосипед, командир подлодки, который вовсе не выражал признаков радости. У них перед носом была свернутая в четверо потрепанная морская карта. Наш командир был признанный противолодочник, с талантом. Сейчас он водил по этой карте острым штурманским карандашом. Им было что обсудить!
Заметив, мой командир снова окликнул меня: "Палыч, если не трудно – все равно ведь сюда идешь – принеси по пути мне сигарет из моей каюты, у нас кончились!". Я захватил сигареты с командирского стола, хлебнул полстакана холодного компота в буфетной, и поднялся на сигнальный мостик. Пока шел по крылу мостика, невольно услышал конец разговора:
– …и вот эта скотина безрогая опять сейчас в меня вцепится своим сонаром и никакой жизни не даст! При такой погоде и таком типе гидрологии, они нас найдут в два счета, как жена – заначку у пьяного офицера! И будет нас глушить локатором, и издеваться, сволочь! А танкера нет, воды тоже, а уходить можно только ночью! – подводник удрученно, но со вкусом длинно и затейливо выматерился, отводя душу.
Тут мне пришла в голову идея, даже – две. Я ее решил предложить командирам, конечно, на взаимовыгодных условиях. Передав пачку "Ростова" своему командиру, я взял предложенную им сигарету и, с разрешения, закурил вместе с офицерами.
– Ну, положим, воды я тебе своей дам – танкер будет завтра утром. А куда он, на фиг, денется? Мне-то все равно его дожидаться – таков приказ! А воды у меня еще полно – механик у меня страшный жмот, убил бы, заразу! Держит экипаж на голодном пайке! Впрочем, как и положено приличному механику, экономит все до безобразия. Сколько раз объяснял ему, что идти вообще без расхода турбинами топлива, конечно, экономнее, да, к сожалению, нельзя! А он снова и снова пытается попробовать!
– Да иди ты! – делано удивился подводник.
– Зуб даю! – в тон ему поклялся наш командир и продолжил: – Да только это тебя не особенно спасет, ночью, этот супостат, так он тебя все равно "пасти" будет, да еще пуще, во все глаза и уши.
– Товарищ капитан второго ранга! – встрял я и обратился к подводнику: – А вы дадите мне пару бутылок сухого вина, если я вам помогу оставить британцев "с носом"? А то уже соскучился, а у вас – запас, согласно подводной походной норме, я знаю!
– Да уж, именно про эту норму вся страна в курсе! – проворчал подводник.