Книга "Дальнейшие похождения Остапа Бендера", воскрешает образ Остапа Бендера, замечательного литературного героя из произведений великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. После того, как из великого комбинатора графа Монте-Кристо не вышло, он был ограблен при переходе румынской границы, недавний миллионер-одиночка не расстается со своей хрустальной мечтой детства уехать в Рио-де-Жанейро. Находясь в поиске заветных миллионов для осуществления своей мечты, Бендер вновь встречается с Адамом Козлевичем и Шурой Балагановым. О приключениях этих концессионеров продолжают повествовать книги: "Остап Бендер в Крыму", "Остап Бендер и Воронцовский дворец", вышедшие уже в свет. Готовятся к изданию и другие, продолжающие повествовать о захватывающих приключениях этих героев.
Содержание:
ПРЕДИСЛОВИЕ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВСТРЕЧИ В ПУТИ 24
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СОКРОВИЩА БЕГЛЫХ 47
АНАТОЛИЙ ВИЛИНОВИЧ
ДАЛЬНЕЙШИЕ ПОХОЖДЕНИЯ ОСТАПА БЕНДЕРА
Посвящается моему отцу Алиману, большому труженику, наделенному острым чувством юмора и всего прекрасного.
Автор
ПРЕДИСЛОВИЕ
Государственную границу нарушать нельзя. Тайный переход государственной границы или попытка тайно перейти ее карается законом. И не смотря на это только с начала тридцатых годов пограничники задержали более 12-ти тысяч нарушителей на советско-румынской границе.
А сколько родилось небылиц смешных и горестных о тайном переходе границы! Вот одна из них. Двое влезли в чучело коровы и пошли к границе. Вдруг смотрящий из-под хвоста чучела кричит: - Ой, мы пропали! - Гонится пограничник? - замер передний. - Хуже, бык! А вот другой случай. Ночь. К границе крадется человек. Пограничник: - Стой! Кто идет? Нарушитель: - Ша, ша, что вы кричите, уже никто никуда не идет. И еще. На нарушителя границы напала собака. Он от нее, она за ним, он от нее, она за ним. Он проваливается в зловонную яму. Собака у ямы победоносно рычит. Нарушитель: - Ну что, добегалась, сука?
Это, конечно, анекдоты, а вот история горестная, но похожая на правду. Один человек, накупил много золотых ценностей, влез в дорогую шубу, водрузил на голову бобровую шапку и ночью, ранней весной, пошел через пограничный Днестр. Когда, идя по льду, падал, то вся золотая начинка его одежды издавала брязканье и звяканье, вызывая испуг нарушителя, вдруг услышат пограничники.
Перебравшись через реку, странный человек был встречен румынскими пограничниками. И на его радостное приветствие по-румынски один из пограничников вместо ответа, сдернул с головы нарушителя меховую шапку.
- Но, но, но, я буду жаловаться! - закричал перебежчик и попытался возвратить ее.
Но не ту-то было. Последовал удар другого пограничника, третьего… А когда из карманов шубы посыпались золотые изделия, началось настоящее потрошение одежды нарушителя с избиением его со всех сторон. Защищая свои ценности, человек сражался, как лев, но силы были не равные.
Избитый до потери сознания он опомнился на льду реки, с одним сапогом на ноге, без шубы, шапки и без ценностей.
- Буржуи проклятые! - прокричал пострадавший с трудом вставая. - Грабители трудового народа! Сигуранца проклятая!
С высокого берега реки вражеский офицер-пограничник угрожал ему пистолетом. Сгибаясь, ограбленный заковылял туда откуда пришел. Вдруг под его ногами лед закачался, послышался оглушительный треск, скрежет и в ноги хлюпнула вода. На реке начинался ледоход. Как только мог, нарушитель побежал к спасительному берегу, который он совсем недавно так самоуверенно покинул.
Выбравшись на берег, пострадавший нарушитель громко произнес:
- Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы.
Звали этого литературного героя Остап Бендер. Но он часто расширял свое имя словами Остап Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер - сын турецко-подданого.
Вот такая история, рассказанная словами автора, произошла с героем из бессмертного романа "Золотой теленок" великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Персонажи этого романа и далее будут встречаться на страницах этой книги. И чтобы была ясность, кто они и что они, советую почитать внимательно роман "Золотой теленок".
В свое время книги Ильфа и Петрова были настольными всех студентов литфака, журфака, филфака и других факультетов. А также всех культурных людей, не обделенных чувством юмора.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ
Глава I. ХУДОЖНИК, ПОЭТ, СЛУЖИТЕЛЬ ИСКУССТВ В ОДНОМ САПОГЕ
Старший пограничного поста сидел за столом и при свете керосиновой лампы, цокая пером в ученическую чернильницу, составлял докладную о задержанных за сутки нарушителей границы.
- Где взял? - спросил он, мельком взглянув на вошедшего пограничника с задержанным.
- А на берегу Днестровского лимана, Иван Акимович.
- Контрабанда? - не отрывал глаз от своего письма старший.
- Ничего не обнаружил. Вот разве в другом сапоге могло что-то быть, - предположил пограничник, указав на ногу в одном носке задержанного, дрожащего от холода.
- Да, я… - промямлил Остап, так как задержанный был никто иной, как великий комбинатор, недавний миллионер-одиночка, так жестоко ограбленный румынскими пограничниками. - Сигуранцей проклятой, как он их назвал.
- Ясно… - дописывал сосредоточенно докладную старший. - Утопил, гад, улики?
- Да я… я свято чту уголовный кодекс, товарищи! - взмолился горячо Остап.
- Документы? - оставив ручку в чернильнице, складывал листки с написанным старший.
- Утонули, нет у меня документов, товарищ начальник, - трагическим голосом ответил Бендер. Нагнулся, растирая ногу в носке, и незаметно потрогал вшитый в штанину карман со своим паспортом.
- Врешь, контра, - презрительно взглянул на задержанного тот, складывая докладную в конверт. - К румынам шел или к нам?
- Да я… - веселого и самоуверенного до наглости Остапа Бендера было не узнать. Он сник, не только после того, как графа Монте-Кристо из него не вышло, но еще больше был потерян сейчас, осознав, в какую передрягу попал.
- Я чуть не утонул, товарищи пограничники… - плаксивым голосом протянул Остап.
- Фамилия, имя, год рождения? Пиши допрос, Сидоров, а я на кухню за компотом и кашей схожу.
- Так я сейчас принесу, Иван Акимович, чего там…
- Лакеев с семнадцатого нет, Сидоров, - встал и с котелком пошел к выходу старший. - Пиши, я сказал… - приказал он, выходя.
- Товарищ пограничник, это недоразумение, поверьте, я всегда чту… - взмолился Остап, воспылав надеждой положительно повлиять на Сидорова.
- Заткнись, контра! - заорал на него тот. - Сядь и отвечай на вопросы, кому говорят! Фамилия, имя, отчество? Ну? - сел за стол пограничник, пододвигая к себе бумагу и чернильницу с ручкой.
- Измиров Богдан Османович, - назвался Остап вымышленным именем, потрогав в носке на ноге без сапога единственную ценность, оставшуюся чудом после ограбления. Это был орден Золотого Руна, который он успел сунуть туда, когда его брали пограничники.
- Год рождения и место? - макнул ручку в чернильницу Сидоров.
- 1898-й, Одесса…
- Национальность?
- Отец турок, мать украинка, - помедлив, ответил Бендер, утаив свое обычное: "я сын турецко-подданного".
- Украинец, значит? Или турком писать? - воззрился на Остапа пограничник.
- Украинец, украинец, по матери надо, - поспешил заверить Бендер, растирая ногу без сапога. - Какой там турок? Я и турецкого не знаю, - пожал плечами потомок янычаров.
Вошел начальник погранпоста. С котелком в одной руке и с парующей кружкой - в другой.
- Компота нет, чай дала, - пояснил он, усаживаясь на свое место. - Ну, что, контра?
Сидоров протянул ему первый листок протокола. Тот пробежал его глазами и скривился.
- С каким заданием шел к нам или от нас? - возвратил он бумагу подчиненному. - Пиши. - А сам начал сосредоточенно есть кашу и запивать чаем.
- Да с каким там заданием, товарищи! - взмолился Бендер. - Не шел я ни к румынам, ни… - запнулся он. - Я художник, поэт, служитель искусств, - начал выдавать себя за кого угодно Остап, лишь бы выйти сухим из такого угрожающего его судьбе обстоятельства.
- Художник, говоришь? А где же твои краски… приспособления? Как это… - взглянул за подсказкой на Сидорова старший.
- А-а, - понял Остап. - Мольберт, кисти, краски, вы имеете в виду? - и горько вздохнув, пояснил: - Утонули в лимане, с сапогом вместе, - поднял он ногу в носке. - Я на лимане рисовал пейзаж… лед проломился и я чудом выбрался на берег, поверьте, товарищи…
- Молчать, контра! - заорал на этот раз и старший, оторвавшись от каши и чая. И уже тише: - Вот поставят тебя к стенке, сразу скажешь, куда шел и с каким заданием, - снова вперил свой взгляд в котелок старший пограничник, старательно выгребая кашу.
- Так что писать, Иван Акимович? - зацокал пером в чернильнице Сидоров.
- Вот и пиши, задержанный признался, что боясь разоблачения, все улики утопил в лимане… - заскреб ложкой в котелке тот, не глядя ни на писаря, ни на задержанного.
- Так утонули же мольберт, краски, кисти, сапог! - взмолился убеждающе Бендер. - И шуба… пальто, - заменил он тут же шубу на пальто. - Явсегда чтил и чту уголовный кодекс, товарищи! - приложил молитвенно руки к груди он.
- Если бы чтил, то не околачивался бы в погранзоне, контрик, - усмехнулся Сидоров, записывая то, что указал старший.
- Товарищи, но почему вы мне не верите, ведь я… - чуть не плача взмолился Бендер.
- А как тебе верить, если ты говоришь, что ночью у нас рисовал картину, - прикурил старший самокрутку над лампой.
- Кто же ночью рисует? - пустил смешок Сидоров.
- Говори, как на духу, что делал ночью в погранзоне, контра? - затянулся махорочным дымом старший.
В голове Остапа замелькали мысли в поисках доказуемого оправдания, и такое нашлось.
- Так я же и говорю, дорогие товарищи. Я художник, поэт по заказу музея рисовал картину "Лунная ночь на Днестре" - назвал он творение великого Куинджи, заменив Днепр на Днестр. - Вы, наверное, видели в одесском музее мою картину "Лунная ночь на Днепре". Вот музей и заказал мне картину такую же, но на Днестре. Такие картины рисуют только ночью, дорогие товарищи, при луне… - пояснил "великий художник". - Лунная ночь как раз и была…
- А где ты живешь в Одессе? - спросил вдруг старший.
- Малая Касательная, шестнадцать, - без малейшего промедления выпалил Остап, вспомнив адрес Корейко. И для большей убедительности добавил: - Рядом с кинотеатром "Капитолий", - пришла ему на ум мысль так сказать, вспомнив место расположение его конторы по заготовке рогов и копыт.
- Проверим, - расстегнул старший ворот гимнастерки, ему стало жарко от плотного завтрака.
И Остап увидел сквозь расстегнутый ее ворот край морской тельняшки. "Определенно он из матросов. Как это я раньше не заметил наколку - якорь на руке, когда он выгребал кашу из котелка?" - мысленно засокрушался он и, пытаясь расположить пограничников к себе, предложил:
- Хотите послушать одесский портовый анекдот?
- Послушаем, если портовый, Сидоров?
- В рваном клеше и тельняшке одессит с причала спрашивает: "Эй, на шхуне!.. - Ему в ответ: "Да, на шхуне". Одессит: "Вы на работу берете? "Нет, не берем". "Ха, счастье, ваше, - пошел по пирсу безработный, - а то бы я вам наработал".
Сидоров хмыкнул, старший взглянул на него и с непроницаемым выражением лица произнес:
- Бендюги какой-то…
"Не взяло", - мысленно отметил Остап и быстро проговорил: - А вот еще, морской, товарищи. Кораблекрушение. Спасатели за волосы вытаскивают тонущих пассажиров из воды в лодку. Одного, другого, третьего. А четвертый попался лысый. Спасатель, хлопая его по лысине, строго: - Товарищ, нам не до шуток. Дайте голову!"
И этот анекдот не рассмешил пограничников. "Не берет их юмор - подумал Бендер.
- Ясно… - хлопнул ладонью-лопатой по столу старший пограничник и встал. - Отведи его, Сидоров, к тем двоим в задержалку. Завтра всех троих отправим как положено.
- Сейчас, Иван Акимович, допишу вот только… - засуетился за столом Сидоров.
Иван Акимович взял котелок и кружку, чтобы помыть их или сходить за новой порцией каши, но сел, так как Сидоров подал ему листки для подписи. Старший прочел и повторил вслух часть написанного: - Выдает себя за художника и поэта, - за поэта выдает себя…
- А ну-ка почитай нам свои стихи, раз ты поэт, - откинулся он на спинку стула.
И Остап, набрав в грудь побольше воздуха, начал декламировать все, что ему приходило на ум.
- Стихи, как стихи, - пожал плечами старший пограничник, когда бывший миллионер-одиночка сделал паузу, смахнув со лба пот. - Что же в них о мировой революции ничего не сказано?
- И о текущем моменте, о построении социализма в нашей стране? - вставил критически Сидоров.
- И это есть, есть, дорогие товарищи! Я только вчера отдал их для напечатания в газете, поверьте, клянусь, - застучал себя в грудь не только великий комбинатор, но и непревзойденный выдумщик. - Как только выйдет газета, я сразу пришлю ее вам.
Видя, что его поэзия и обещание не произвели не стражей границы нужного впечатления, он совсем упал духом, как вдруг его осенило и он с надеждой выпалил:
- А вот послушайте стихи, которые очень любил герой революции лейтенант Шмидт. Он вспомнил свои стихи, которые в юности пытался напечатать в газете:
Светит солнце в голубом просторе неба,
Легкий бриз гуляет по волнам,
Выгибает парус белоснежный,
Чтоб ладья неслась к моим мечтам.
Туда, где счастья вдоволь,
Чтобы строить жизнь как тот народ,
Страны, где пролетарская свобода,
И Советскою страной она себя зовет!
Последние строки Остап сочинил тут же в угоду пограничникам. Они остановились и смотрели на декламатора со вскинутой рукой и в одном сапоге. И он продолжил, не охлаждая свой поэтический порыв:
О, море! Любовь моя!
Волнующей лазурью волн
Ты призываешь нас
К сверженью мирового капитала!
- Или вот любовное, товарищи, - несло великого сочинителя поэзии:
О, жизнь моя! Любовь морская!
Мечта и сладость мук душевных!
Невидимо несешься по волнам
И даже робко мне не внемлешь…
- не в рифму импровизировал он.
- И эти стихи в газете напечатают? - спросил старший.
- И эти, - кивнул Бендер, жалостливо глядя на вершителя своей судьбы. - Если… Если бы я смог сегодня подписать гранки, дорогие товарищи, тяжело вздохнул задержанный.
- Гранки? Это как же понимать, а? - звякнул котелком старший.
- Ну, значит… первые… контрольные отпечатки, правильно ли все, как я только что прочел.
- А-а… - протянул понимающе старший и загасил лампу.
За окнами уже светило солнце, было слышно как с крыши срывались оттаявшие сосульки. Как порывами теплого ветра, весна отогревала зимнюю природу.
- Да, сейчас не все знают, что эти стихи любил лейтенант Шмидт.
- А ты откуда знаешь, поэт? - недоверчиво воззрился на Бендера старший погранзащитник.
- Знаю, от его детей Коли и Васи, - не моргнув глазом, пояснил Остап. И чтобы не дать стражам границы задавать уточняющие вопросы, поторопился сказать: - Я с ними дружу. Хорошие товарищи, настоящие сыны своего отца-героя. Они ездят по городам, рассказывают о своем отце, как он поднял восстание, собирают пожертвования на памятник лейтенанту Шмидту…
Объяснение Бендера произвело благоприятное впечатление на стражей границы. Некоторое время они молчали, затем Сидоров тихо не смело спросил:
- Иван Акимович, а может и нам сколько-нибудь на памятник?
- Можно. И вот что, Сидоров, улик у задержанного нет, нарушение одно - был в погранзоне. - И взглянул на необутую ногу Остапа, сочувствующе отметил: - Сам пострадал, видать… Художник-поэт дружит с детьми лейтенанта Шмидта, - почесал затылок он. - Отпустим? Пусть идет, едри его корень. И без него хлопот не оббираешься… Но чтобы газету прислал! - строго предупредил он Бендера.
- И адрес, куда деньги послать на памятник лейтенанту Шмидту, - добавил Сидоров.
- Клянусь, клянусь, дорогие товарищи! - ожил великий выдумщик, не веря, что его вот-вот отпустят. Не во сне ли это?
- Сидоров, дай ему на ногу что-нибудь. Пока доберется, нога и окоченеет у поэта.
- Благодарю, благодарю, дорогие товарищи, ах, как я вам благодарен! - рассыпался в жарких словах не вышедший в графа Монте-Кристо.
- Стихи пришли, понял? - строго погрозил пальцем Бендеру старший, уходя. - И адрес…
- Пришлю, непременно пришлю, уважаемый служитель границы.
- И адрес…
- Идем, что-то на ногу дам, - скомандовал Сидоров. - Да и прикроешься чем-нибудь.
Вскоре бывший миллионер-одиночка шел от погранпоста у приднестровских плавней к проезжему тракту, стремясь как можно быстрее достичь его и устроиться на какой-нибудь попутный транспорт.
Одна нога Остапа была в сапоге, другая в изношенном войлочном опорке. Голову прикрывала замусоленная армейская фуражка с оторванным козырьком, а фигуру великого комбинатора согревала старая попона, пропахшая конским потом и навозом.
Когда Бендер добрался до большака, то быстрее зашагал в сторону, откуда он еще вчера, тяжело нагруженный золотом, прибыл поближе к румынской границе.
Недлинный мартовский день уже шагнул за полдень. То, что расквасилось под лучами солнца, снова затягивалось узорчатой ледяной корочкой. Дорога была пустынна. Ни в его сторону, ни на встречу никто не шел и не ехал. И только в небе проплывал курлыкающий косяк журавлей, который Остап проводил взглядом, пока стая не скрылась из виду.
Остап не шел, а брел уже более часа, когда впереди послышалось громкое тарахтенье и он увидел - навстречу ему с хвостом сизого дыма катится, подпрыгивая, автомобиль. И когда машина приблизилась, Бендер узнал в ней до боли знакомую ему "Антилопу". Он замахал руками, как утопающий, увидев спасательный корабль.
- Адам! Адам! - заорал он, видя за рулем кожаную куртку Козлевича.
Но Адам Казимирович зазвенел колокольчиком, что означало: "Берегись" и, свернув к обочине, проехал мимо.
- Адам! Адам! - понесся рысью великий комбинатор за автомобилем.
Козлевич сквозь тарахтенье мотора услышал голос бывшего председателя конторы "Рога и копыта". Он уменьшил выпуск сизой гари из своего "лорен-дитриха" и остановился. Вышел из машины и с удивлением, на какое он только был способен, смотрел на странного путника, в котором узнал своего бывшего командора.