- Адам! Адам! - подбежал к нему Бендер. - Помогите, Адам Казимирович! Мне плохо, очень плохо, меня ограбили, оставили ни с чем. Я чуть было не попал под статью уголовного кодекса. Помогите мне, Адам…
- Дорогой Бендер! - осматривал великого комбинатора добрейший Козлевич и соболезнующим голосом промолвил - Я всегда… Но сейчас, - указал он на своих четырех пассажиров.
На сидениях сидела пара новобрачных, солидный мужчина с такими же кондукторскими усами, как и у Козлевича, и полная дама в меховой шапке.
- Везу новобрачных, папу и маму жениха в их родные места. Чем я могу помочь вам? Разве что… - открыл багажник "лорен-дитриха" Адам Казимирович. - Дать вам мои ботинки с крагами, да вот эту толстовку… Мои наниматели меня приодели, хотят выдать меня за служебного шофера, чтобы пыль в глаза людям пустить там, куда меня они подрядили. Берите, Бендер, что могу…
- И немного денег бы, Адам Казимирович… - попросил бывший миллионер-одиночка. - Я верну вам с процентами, - сбросил с себя конскую попону Остап.
На довольно странного путника с нескрываемым любопытством взирали пассажиры "Антилопы".
- Вот пятнадцать рублей, Остап Ибрагимович, и немного мелочи, - вручил сердобольный Козлевич неудавшемуся "графу Монте-Кристо" деньги.
- И вы не можете взять меня с собой? - голосом впадающим в плаксивость спросил Бендер.
- Да рад бы, дорогой, но места нет, видите… пассажиры… - повел рукой Козлевич в сторону машины, и виновато опуская голову.
- Ах, Адам, Адам… Как я несчастен, дорогой мой Адам Казимирович, - покачал головой Остап.
Козлевич растроганно смотрел на Бендера, не зная, как и чем утешить его.
- Едем, едем, хозяин! - донесся раздражительный голос старшего пассажира, подрядившего "лорен-дитрих" для поездки в село, чтобы хвастнуть перед своими односельчанами.
Козлевич сел за руль, не отрывая сочувствующего взгляда от своего бывшего командора. Звякнув колокольчиком и выпустив облако сизого дыма, "Антилопа", запрыгав на кочках и выбоинах дороги, покатилась по своему маршруту, оставив печально смотревшего ей вслед Бендера.
Но машина вдруг остановилась. И Остап увидел, как из нее выскочил усатый пассажир с бутылью и стаканом в руках, и побежал к нему.
- Нам рассказал механик, как вы пострадали, добрый человек, от бандитов. Очень прошу вас выпить чарку за наших молодых!
- Да-да, - подбежала и его жена, держа в руках колбасу, краюху хлеба и кислый огурец. - Не побрезгуйте, выпейте, пожалуйста, за счастье наших детей, и закусите, чем Бог послал, - протянула она Бендеру закуску.
Из автомобиля смотрели с участием новобрачные и сердобольный Адам Казимирович.
Остап ничего не ел со вчерашнего дня и не заставил себя долго упрашивать.
- Благодарю, благодарю вас, уважаемые, - и залпом выпил поднесенный ему стакан самогона. С жадностью захрустел огурцом, отхватив крепкими зубами хлеба и колбасы. С набитым ртом забубнил благодарность и пожелание долгой и счастливой жизни молодым.
- Ну и добре, ну и добре, - пошли к машине родители жениха с чувством выполненного ритуального долга.
"Антилопа", зазвонив колокольчиком, снова закачалась на неровностях дороги, оставляя за собой запах гари.
Повеселевший Остап помахал ей руками с зажатыми в них колбасой, хлебом и огурцом.
- Счастья молодым! - прокричал он еще раз уехавшим. - Да, - произнес он затем, когда "лорен-дитрих" Козлевича скрылся из виду. - Я теперь, дорогой Адам, не Кавалер ордена… - спохватился он и с беспокойством запустил руку в носок ноги в опорке. Вздохнул облегченно, когда извлек оттуда чудом уцелевший от "сигуранцы проклятой" и от своих пограничников орден Золотого Руна. Взглянул на него, покачал головой, и продолжил: - Не Кавалер ордена Золотого Руна и не Кавалер ордена Золотого теленка, а скорее всего Кавалер Печального Образа, господа. - И начал одевать ботинки, краги и толстовку, так великодушно подаренные ему добрым Адамом Казимировичем. Посмотрев в сторону уехавшей "Антилопы", он произнес: - Свет не без добрых людей, господа присяжные. Займусь теми же мечтами своей юности. А в управдомы переквалифицироваться я всегда успею, - вдруг со стороны, куда уехал "лорен-дитрих" вновь послышалось знакомое тарахтенье и вдали показался снова самодвижущийся аппарат Козлевича. Подъехав ближе, машина начала разворачиваться, чтобы ехать снова туда, откуда прикатила.
Остап с удивлением смотрел на ее маневр и громко прокричал:
- Что случилось, Адам Казимирович?
- Я вас догоню, Остап Ибрагимович, - подбежал к нему великий автомеханик. - Я только завезу их, верну им часть денег и сразу же за вами. Вы же не будете быстро идти?
- Хорошо, хорошо, дорогой Адам, - растроганно проговорил Остап.
- Ждите меня, товарищ Бендер! Ядогоню вас, - прокричал уже от своего "лорен-дитриха" Козлевич, садясь за руль и отъезжая.
- Благодарю, дорогой Адам, тронут до глубины души! - прокричал вслед удаляющейся машине Бендер.
Так кто же это такой Адам Казимирович Козлевич? Такой добрый и отзывчивый человек? Автор может посоветовать читателю прочесть роман "Золотой теленок" великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Но поскольку не у каждого есть такая возможность обратимся к несколько сокращенным страницам.
В городе Арбатове появился первый автомобиль с шофером по фамилии Козлевич. К автомобильному делу его привело желание начать новую жизнь. Жизнь Адама Казимировича до этого решения была греховна. Он беспрестанно нарушал Уголовный кодекс РСФСР. Просидев в общей сложности года три, Адам Козлевич пришел к мысли, что лучше приобретать честно свою собственность, чем похищать чужую. Адаму Казимировичу Козлевичу было сорок шесть лет, происходил он из крестьян бывшего Ченстоховского уезда, холостой, неоднократно судившийся, стал честным человеком.
После двух лет работы в одном из московских гаражей, он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке было причиной только ликвидацией автомобильного музея. Автомобиль был продан Козлевичу за сто девяносто рублей и почему-то с пальмой в зеленой кадке. Машина требовала большого ремонта. Марка машины была неизвестна, но Адам Казимирович утверждал, что это "лорен-дитрих" и в доказательстве прикрепил заводскую бляшку этой фабрики. Автомобиль Адам выкрасил в ящеричный зеленый цвет.
В тот день, когда Адам Казимирович собрался впервые приступить к частному прокату, о котором Козлевич давно мечтал, частных шоферов потрясло событие. В Москву прибыли сто двадцать маленьких, черных, похожих на браунинги таксомоторов "рено". Козлевич даже не пытался с ними конкурировать. Пальму он сдал на хранение в извозчичью чайную "Версаль" и выехал на работу в провинцию.
Арбатов, лишенный автомобильного транспорта, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.
Адаму Казимировичу представилось, как он дежурит со своим автомобилем у вокзала, как встречает пассажиров, как мчит их в Дом крестьянина. Как летом вывозит семьи за город. Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность развеяла его воображение в прах.
Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая спешную почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Пассажиры таких поездов машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Козлевича не приглашали. Под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков.
Однако загородных прогулок было множество. Но они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих шарфов, ни веселого лепета.
В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:
- Всем можно кататься?
- Всем, - ответил Козлевич. - Пять рублей в час.
Мужчины зашептались. И впервые поместительная машина приняла на свои сидения арбатовцев. Вначале седоки молчали, потом начали петь.
- Стой! - закричал вдруг горбун. - Давай назад! Душа горит.
В городе седоки захватили много белых бутылочек и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без музыки танцевали польку-кокетку.
На следующий день к вечеру явилась вчерашняя компания, уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось тоже самое. Ночные пиры, под председательством горбуна, продолжались две недели кряду.
В последующее затем серенькое утро железнодорожный кооператив "Линеец", в котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи - членами правления и лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. А каково же было горькое удивление ревизоров, когда они не обнаружили в магазине никаких товаров. Полки, прилавки, ящики и кадушки - все были пусты. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся к потолку гигантские охотничьи сапоги сорок девятый номер на желтой картонной подошве, и смутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса "Националь". А к Козлевичу на квартиру прислали повестку от народного следователя, шофер вызывался свидетелем по делу кооператива "Линеец".
Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела.
Новые пассажиры, подобно первым, являлись под покровом темноты. Они тоже начинали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникала у них, едва только машина делала первые полкилометры.
Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователя и давал свидетельские показания.
Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения выступал Адам Казимирович. Последним его свидетельским выступлением было в судебном процессе по делу областной киноорганизации, снимавшей в Арбатове исторический фильм "Стенька Разин и княжна". Весь филиал этой организации упрятали на шесть лет, а фильм был передан в музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из кооператива "Линеец".
После этого наступил крах. Зеленого автомобиля стали бояться, как чумы. Граждане далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Козлевич водрузил полосатый столб с табличкой: "Биржа автомобилей". В течении нескольких месяцев Адам не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им за время ночных поездок.
Тогда он на дверце автомобиля вывел белую надпись: "Эх, прокачу!" - и снизил плату с пяти рублей в час до трех. Но и это не привлекло пассажиров. На его призывы покататься, ему отвечали:
- Сам катайся, душегуб!
- Почему же душегуб? - чуть не плача, спрашивал Козлевич.
- Душегуб и есть, - отвечали ему, - под статью подведешь.
- А вы бы на свои деньги катались! - запальчиво кричал шофер.
Но все это приносило шоферу только моральное удовлетворение. Материальные дела его были нехороши. Сбережения подходили к концу. Надо было принимать какое-то решение. Дальше так продолжаться не могло.
Адам Казимирович сидел однажды в своей машине и был так погружен в свои печальные размышления, что не заметил двух молодых людей любовавшихся его машиной.
Это были Остап Бендер и его новый компаньон-единомышленник Шура Балаганов, о котором будет рассказано в следующей главе этой книги.
- Оригинальная конструкция, - сказал, наконец, один из них, - Заря автомобилизма. Видите, Балаганов, что можно сделать из простой машинки Зингер? Небольшое приспособление - и получилась прелестная колхозная сноповязалка.
- Отойди, - угрюмо сказал Козлевич.
- То есть как это "отойди"? Зачем же вы поставили на своей молотилке рекламное клеймо "Эх, прокачу!"? Может быть, мы с приятелем желаем именно эх-прокатиться?
В первый раз за арбатовский период жизни на лице мученика автомобильного дела появилась улыбка, он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший мотор.
- Пожалуйста, - сказал он, - куда везти?
- На этот раз - никуда, - заметил Балаганов, - денег нету. Ничего не поделаешь, товарищ механик, бедность.
- Все равно садись! - закричал Козлевич отчаянно. - Подвезу даром. Пить не будете? Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!
- Ну что ж, воспользуемся гостеприимством, - сказал Остап, усевшись рядом с шофером. - У вас, я вижу, хороший характер. Но почему вы думаете, что мы способны танцевать в голом виде?
- Тут есть такие - ответил шофер, выводя машину на главную улицу, - государственные преступники.
Его томило поделиться с кем-нибудь своим горем. И шофер рассказал новым пассажирам всю историю падения города Арбатова, в котором пришлось работать его зеленому автомобилю.
- Куда теперь ехать? - с тоской закончил Козлевич. - Куда податься?
Остап помедлил, значительно посмотрел на своего рыжего компаньона и сказал:
- У вас упадочническое настроение. У вас есть автомобиль - и вы не знаете куда ехать. У нас дело похуже - у нас автомобиля нет. Но мы знаем куда ехать. Хотите, поедем вместе?
- Куда? - спросил шофер.
- В Черноморск, - сказал Остап. - У нас там небольшое интимное дело. И вам работа найдется. В Черноморске ценят предметы старины и охотно на них катаются. Поедем.
Сперва Адам Казимирович только улыбался, словно вдова, которой ничего уже в жизни не надо. Но Бендер не жалел красок. Он развернул перед смущенным шофером удивительные дали и тут же раскрасил их в голубые и розовые цвета.
- А в Арбатове вам терять нечего, кроме запасных цепей. По дороге голодать не будете. Это я беру на себя. Бензин ваш - идеи наши.
Козлевич остановил машину и, все еще упираясь, хмуро сказал:
- Бензина мало.
- На пятьдесят километров хватит?
- В таком случае все в порядке. Я вам уже сообщил, что в идеях и мыслях у меня недостатка нет. Ровно через пятьдесят километров вас прямо на дороге будет поджидать большая железная бочка с авиационным бензином. Вам нравится авиационный бензин?
- Нравится, - застенчиво ответил Козлевич.
Жизнь вдруг показалась ему легкой и веселой. Ему захотелось ехать в Черноморск немедленно.
- И эту бочку, - закончил Остап, - вы получите совершенно бесплатно. Скажу больше, вас будут просить, чтобы вы приняли этот бензин.
- Какой бензин? - шепнул Балаганов, - Что вы плетете?
Остап важно посмотрел на оранжевые веснушки, рассеянные по лицу молочного брата, и так же тихо ответил:
- Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Вам я оставляю жизнь только потому, что надеюсь вас перевоспитать.
Остап не разъяснял какая связь существует между чтением газет и большой бочкой бензина, которая якобы лежит на дороге.
- Объявляю большой скоростной пробег Арбатов - Черноморск открытым, - торжественно сказал Остап. - Командиром пробега я назначаю себя. Водителем машины зачисляется…как ваша фамилия? Адам Козлевич. Гражданин Балагановт утверждается бортмехаником с возложением на такового обязанностей прислуги за все. Только вот что, Козлевич, надпись: "Эх, прокачу!" надо немедленно закрасить. Нам не нужны особые приметы.
Через два часа машина со свежим темно-зеленым пятном на боку медленно вывалилась из гаража и в последний раз покатила по улицам города Арбатова. Надежда светилась в глазах Козлевича. Рядом с ним сидел Балаганов. Он хлопотливо перетирал тряпочкой медные части, ревностно выполняя новые для него обязанности бортмеханика. Командор пробега развалился на рыжем сиденье, с удовлетворением поглядывал на своих подчиненных.
- Адам! - закричал он, покрывая скрежет мотора. - Как зовут вашу тележку?
- "Лорен-дитрих" - ответил Козлевич.
- Ну что это за название? Машина, как военный корабль, должна иметь собственное имя. Ваш "лорен-дитрих" отличается замечательной скоростью и благородной красотой линий. Посему предлагаю присвоить машине название - "Антилопа-Гну". Кто против? Единогласно.
Зеленая "Антилопа", скрипя всеми своими частями, промчалась по внешнему проезду Бульвара Молодых Дарований и вылетела на рыночную площадь.
Там взору экипажа "Антилопы" представилась странная картина. С площади, по направлению к шоссе, согнувшись, бежал человек с белым гусем под мышкой. Левой рукой он придерживал на голове твердую соломенную шляпу. За ним с криком бежала большая толпа. Убегающий часто оглядывался назад, и на его благообразном актерском лице можно было разглядеть выражение ужаса.
- Паниковский бежит! - закричал Балаганов.
- Сто шестнадцатая статья - наизусть сказал Козлевич.
Машина выбралась на шоссе, прорезав галдящую толпу.
- Спасите! - закричал Паниковский, когда "Антилопа" с ним поровнялась.
Машина обдала Паниковского клубами малиновой пыли.
Голоса преследователей слились в общий недоброжелательный гул.
- Брось птицу! - закричал Остап Паниковскому и, обернувшись к шоферу, добавил: - Малый ход.
Паниковский немедленно повиновался. Гусь недовольно поднялся с земли, почесался и как ни в чем не бывало пошел обратно в город.
- Влезайте, - предложил Остап. - Но больше не грешите, а то вырву руки с корнем.
Паниковский, перебирая ногами, ухватился за кузов, потом налег на борт животом, перевалился в машину, как купающийся в лодку, и, стуча манжетами, упал на дно.
- Полный ход! - скомандовал Остап, - заседание продолжается.
И "Антилопа" вырвалась в дикое поле, навстречу бочке с авиационным бензином. И эта бочка действительно ждала "Антилопу" на дороге, поскольку пассажиры ее, выдали себя за участников действительного автопробега, проходящего в это время по их пути.
Вот так познакомился великий комбинатор Остап Бендер с непревзойденным автомехаником Адамом Казимировичем Козлевичем, который стал затем его верным компаньоном-единомышленником. Этими же страницами повествования вы знакомитесь, уважаемый читатель, с Паниковским, гусекрадом, одним из названных сыновей лейтенанта Шмидта, который так же становится компаньоном великого комбинатора, и имя которого будет упоминаться и в дальнейшем повествовании этой книги.
Глава II. ПАССАЖИР БЕСПОСАДОЧНОГО ПЕРЕЛЕТА И ПЛАГИАТ
За несколько часов до того, как Бендер, нарушив границу, избежал уголовной ответственности, на дороге между Маковской и Белявской совершила вынужденную посадку авиетка Р-1. Конструктором и летчиком ее был Рощин.
К воздухоплаванию Антона Яковлевича привело решение облетать весь мир. А так как с детства его влекло к технике, то он всей душой отдался конструированию летательных аппаратов. В клубе Осовиахима, где он состоял, его не очень почитали, несмотря на то, что он все время предлагал один проект за другим: планеров, авиеток и автожиров. Но комиссия по самолетостроению, видя, что все проекты сделаны без всякого расчета, на глаз, их отвергала один за другим.