– За Францию, чтобы вы, Татьяна Васильевна, посетили в этом году город мечты, – продолжил лицемерить Волкодав, не удостоив вниманием Ромку, – чтобы мы всегда в редакции наслаждались ароматом ваших любимых духов. Я каждое утро вхожу в редакцию и наслаждаюсь. Благодаря вам, Татьяна Васильевна, наша редакция по духу и запаху, что немаловажно, стала маленьким украшением телеканала, не побоюсь сказать, маленьким Парижем.
Народ зашумел, всем до обморочного хотелось состояния выпить. Жорка Волкодав почувствовал, что начинает говорить ерунду. Париж к Стервозовой имел такое же отношение, как проглоченный им маринованный гриб к испанской корриде.
– С днем рождения! – не мудрствуя, но профессионально лукаво, выдавил из себя последнюю фразу Жорка Волкодав.
Собравшиеся потянули руки с налитыми до краев стаканами в сторону виновницы торжества. Но праздничного звона Татьяна Васильевна в свою честь, не услышала, посуда была одноразовой. Мелочь, а неприятно. Столичные журналисты пьют шампанское в красивых хрустальных бокалах, язвительно подумала именинница, но виду не подала. Ее раздражала провинциальность в эфире, в отношениях между людьми, в быту. Она мирилась с этим многие годы. Увы! Не успели гости осушить дешевое содержимое пластиковых стаканов до дна, как в столовую, словно ветер, ворвался директор телекампании "Полет". Богдан Степанович Сюсюткин в одной руке держал колючий букет оранжевых роз, в другой махровое полотенце цвета осени, которое, судя по фальшивой этикетке, красовавшейся на упаковке, являлось таким же колким, как и цветы. Ничего удивительного, банные полотенца по бартерной схеме телекомпания обменяла на эфирное время, предоставленое новому супермаркету еще в начале года. Поэтому все сотрудники точно знали, что в день рождения им положен букет цветов и махровое средство гигиены. Загадкой оставался лишь цвет изделия. Шутили по этому поводу целый год, больше всех повезло главному режиссеру с нетрадиционной ориентацией, ему Сюсюткин вручил голубое полотенце, теперь пришел черед посмеяться над махровыми превратностями судьбы госпоже Стервозовой.
– Дорогая, Татьяна Васильевна, разрешите от всего сердца поздравить вас с праздником, – с улыбкой произнес Сюсюткин – пожелать вам крепкого здоровья…
– Земных, человеческих благ, – прошептал на ухо имениннице Ромка Безухов. Спич Сюсюткина работники телекомпании выучили наизусть, из года в год директор говорил одно и то же, без исключения, всем сотрудникам.
– Земных, человеческих благ, – на выдохе произнес Сюсюткин, – жизнь так коротка, нужно ценить каждое мгновение, научиться любить ближнего своего…
Ромка обнял Стервозову нежно за талию и шепнул нетрезвой начальнице, что директор приказывает ей нежно и незамедлительно возлюбить ближнего, а ближе всех к виновнице торжества стоит Ромка. Стервозова руку юного нахала не убрала, наоборот, она облокотилась на него массивным телом.
– Вы стремитесь к совершенству в работе и в повседневной жизни. Мы ценим ваш труд, Татьяна Васильевна. С днем рождения, любви, счастья, надежд. – Последние три слова Сюсюткин произнес с особым упоением, он протянул имениннице махровое полотенце и показательно страстно поцеловал ее в пылающую от вина щеку.
– Спасибо, – отреагировала Стерва, – большое спасибо, Богдан Степанович, это лучший подарок, потому что актуальный и радикально оранжевый.
Богдан Степанович, словно заговорщик, подмигнул Стерве левым глазом. Он хотел казаться в доску своим среди пишущей братии, иногда у него это получалось.
– Главное, чтобы Артур Лысый не узнал, – иронично припомнил владельца телеканала, ярого сторонника партии власти Богдан, Степанович Сюсюткин.
– Здесь все свои, – строго сказала Татьяна Васильевна Стервозова и посмотрела в дальний угол стола, где сидела Наташка Благова.
– Свои, свои, – поддержали именинницу присутствующие.
– Выпьете с нами Богдан Степанович? – предложила Стервозова.
– Меня ждут, но от рюмочки водки не откажусь – вместо рюмочки Сюсюткин выпил полный стакан прозрачного, как слеза, алкогольного напитка. Выпил и, подобно Золушке, в разгар торжества скрылся.
Женька Комисар не любила опаздывать, но сегодня она непростительно опоздала. Праздничный стол утратил первозданную красоту, гости разошлись и только журналисты редакции информации продолжали героически допивать до последней капли и доедать остатки первоклассной закуски. Появление Женьки Комисар вызвало у бывших коллег неподдельную радость.
– О, Жэка, заходи, опоздавшим дамочкам штрафной стаканчик налейте, ты нас подруга забываешь, – кричали журналисты редакции информации.
Женька извинилась за опоздание, поцеловала Таньку, подарила ей огромный букет цветов и маленькую коробку, от которой именинница пришла в детский восторг, в коробке находились ее любимые французские духи.
Подруги выпили, закусили. Наташка Благова сократила дистанцию, она покинула дальний угол праздничного стола и приблизилась к Стерве на непозволительно близкое расстояние. Втроем, как в старые добрые времена, они пили водку и сплетничали о своем, девичьем.
Женька расслабилась, отчего у нее мгновенно заболела спина, и предательски заныли коленки. Захотелось напиться, а главное забыться. Сколько сил и нервов, сколько возникло конфликтов за прошедшую неделю. Все из-за выборов, подумала пиарщица. У народа есть выбор, как бы не так! Победит сильнейший, тот, у кого больше власти и денег, кто умело пользуется новейшими предвыборными технологиями. Народ? Кто такой народ, вечно голодный, голый и босой? Спасибо сэконд-хенду и китайской лапше быстрого приготовления, а то бы цивилизованный мир увидел, кто такие закраинцы. Бытие определяет сознание, утверждали классики марксизма. Время идет, а формула жития не устаревает, – пережевывая подсохшую буженину, философствовала Женька. Власти невыгодно кормить, одевать и лелеять народ. Чтобы им управлять, его держат впроголодь и морковкой перед носом трясут во время очередной предвыборной кампании. И ведь пойдет куда скажут, потому что народ до чертиков есть хочет. Все мы и каждый в отдельности хотим есть, а значит – жить, это самый сильный инстинкт, существующий в природе, это инстинкт самосохранения. И пусть в меня плюнут, если это не так, с трудом проглатывая застрявший в горле кусок буженины, подытожила Женька сокровенные мысли. В Комисар никто из присутствующих не плюнул, потому что телепатией журналисты к счастью не обладали. Да и кто из бывших коллег и ныне здравствующих друзей предполагал, что Женька, когда пьет водку и даже закусывает, думает о народе. Точнее о работе, весь этот на первый взгляд бессмысленный монолог автоматически подготовил Женьку к разговору с Волкодавом. Кстати, когда это он собирается ехать на сюжет, занервничала пиарщица? До начала митинга осталось тридцать минут, а Жорка находился в состоянии нестояния.
– Жорка, выйдем, – бесцеремонно одернула Женька редакционного верзилу и буквально силой вытолкнула его в коридор.
– Ты чего? – запротестовал Волкодав.
– На митинг едешь? – в лоб спросила его Женька.
– Мать твою… – схватился обеими руками за голову Волкодав, – сигарета есть? – спросил он у Женьки, – а может не ехать, могу я забыть и не поехать на сюжет? Я что, не человек? А, Комисар?
– Не можешь! На сигареты, травись если хочешь, оставь себе всю пачку и послушай меня внимательно. Александр Куликов лично передал тебе привет, – тоном заговорщика произнесла Женька.
– О, и дорогому братану передавай от меня огромный, пламенный привет!!! – утопая в едком, сигаретном дыму, фамильярно промурлыкал пьяный Жорка Волкодав.
– Ты меня не понял, пить тебе, Волкодав, надо меньше, – разозлилась Женька.
– Женька, отойди на три шага от меня, так слышно? Ну, ты понимаешь, о чем я? Вот видишь, я не пьяный, я выпивший, – веселился, как ребенок, Жорка.
– В лоб дать сейчас, или… – не успела Женька произнести фразу до конца, как над нею склонился мощным торсом Волкодав и прошипел, изображая злобного вампира.
– Обижаешь, женщина! Я тебя за такие грубые слова сначала больно укушу, а потом, знаешь, что сделаю…
– Знаю, знаю, – ретировалась Комисар, – ты меня слушаешь. Внимание Волкодав! Твой дорогой братан, как ты только что выразился, просил выполнить тебя одну маленькую просьбу.
– Какую такую просьбу?
– Он в свое время помог тебе купить квартиру. Так?
– Помог, я всегда об этом помню, – подтвердил Волкодав.
– А сегодня Куликов просит тебя сделать для него небольшое одолжение?
– Небольшое?
– Он просит, – перешла на шепот Женька, – митинг осветить на тридцать секунд, как факт. Ты понимаешь, его проведение – тактическая штабная глупость партии власти. Сан Саныч это как никто понимает, а потому просит тебя не участвовать в этом фарсе, соблюсти нейтралитет. Дай, информацию как факт, без синхронов горожан, издевательского текста за кадром. Жорка, ты талантливый журналист и я знаю, как ты можешь выдать подобный сюжет в эфире.
– Как мне нравится его просьба, после дня рождения мозги работают неважно, так что выдать сюжет в свойственной мне жесткой манере не получится. Сюжет покажут, только в ночном выпуске новостей и еще раз он выйдет в утреннем повторе. Ради чего напрягаться?
– Спасибо Жорка, ты настоящий друг, – не успела Женька Комисар договорить, как за спиной услышала знакомый голос.
– Курите, и без меня? – Стерва нетерпеливо сорвала прозрачную упаковку с новой пачки, достала тонкую сигарету и бережно поднесла ее к зажигалке Волкодава. Зажигалка предательски утаивала огонь. Жорка с остервенением тряс ее, выдавливая искру, получилось. Есть контакт. Через пару секунд в коридоре запахло ментолом.
– Вот, почему я люблю спички. Они никогда не подводят! Тебе пора ехать, – строгим тоном начальника сказала Татьяна Стервозова.
– Еду, – Волкодав развернулся и как на плацу промаршировал в редакцию.
– Мне тоже пора, ты сейчас домой? – спросила Комисар у Стервозовой.
– Нет, сюжет с площади Фестивальной жду, я сегодня попаду домой к полуночи. Благодаря твоему другу, между прочим. Чего это он, такой здоровый дядька, от яиц в обморок падает?
Комисар с именинницей в дебаты вступать не захотела, понимала – бесполезно, опасно, разговор закончится скандалом.
– Извини дорогая, поговорим в следующий раз, мне пора, – Женька дружески поцеловала Таньку в щеку и побежала за показавшимся в конце коридора силуэтом Волкодава.
– Жорка, я поеду с тобой, подожди меня, – закричала Комисар.
– Ну-ну, бегите, бегите, – услышала Женька последнее напутствие любительницы ментоловых сигарет.
Яиц много не бывает
Олег Рогов о проведении митинга на площади Фестивальной партией власти узнал за час до начала судьбоносного события.
Первым делом он позвонил Петру Антоновичу Ковбасюку, который на связь долго не выходил, а потом все-таки поднял трубку. Частое прерывистое дыхание Ковбасюка, которое то и дело возбуждало беспроводную сотовую связь, натолкнуло руководителя штаба оппозиционных сил на неприличную мысль, что жирная крыса по фамилии Ковбасюк после тяжелой штабной работы сейчас не ужинает в родной теплой норке, а страстно спаривается на квартире у любовницы. Факт имел место. Люся утопала в жирных складках тучного тела Петра Антоновича. Она задыхалась от специфического пота, но терпела.
Десять минут назад финансист упал на миниатюрную натурщицу и в незатейливой позе сверху изображал страстного любовника. Петр Антонович Ковбасюк, как всякий мужчина, любил плотские удовольствия – получать. Трудиться над тем, чтобы удовлетворить партнершу, не в его крысиных правилах. Телефонный звонок шефа застал Ковбасюка врасплох. Отвечать на звонок или кончать, этот вопрос Петру Антоновичу пришлось решать в автоматическом режиме управления. Как настоящий мужчина, он страстно придавил Люсю и завершил их совместный любовный акт, не прерываться же, в самом деле? Затем Ковбасюк оперативно вступил в новую, телефонную связь с мужчиной, его непосредственным начальником.
– Петр Антонович, на площади Фестивальной "Партия Губерний" через час будет проводить митинг в поддержку Виктора Япановича. Нужно срочно принимать меры, – прокричал в телефонную трубку Олег Рогов.
– Что? Что? – прохрипел обессиленный от секса с молодой натурщицей Ковбасюк.
– Нам от вас срочно нужны яйца! – фраза начальника городского штаба "Наша Закраина" Олега Рогова прозвучала, как приговор. У Петра Антоновича помутился рассудок. Он внимательно посмотрел на лишенное признаков жизни мужское достоинство, спросил себя, мысленно, готов он, Петр Антонович Ковбасюк пожертвовать своим детородным органом ради выборов пусть даже президента Закраины и, собравшись с духом, выкрикнул:
– Нет, никогда и ни за что!
– Петр Антонович, голубчик, надо, я понимаю вы устали, уже поздно. Без вас мы никак, – уговаривал Олег Рогов подчиненного – Нам нужны яйца!!!
– Вы, что с ума сошли, я простой бухгалтер. Вы с вашими предвыборными технологиями людей скоро жизни лишать будете?
– Ничего не понимаю, в чем собственно проблема? – недоумевал Олег Рогов.
– Это я не понимаю, чего вы от меня хотите? – впервые за все время работы в штабе "Наша Закраина" закричал Ковбасюк на своего начальника.
– Я хочу, чтобы вы срочно достали сотню куриных яиц, можно больше, вы бухгалтер, вот и профинансируете эту акцию. Яйца мне нужны через час, что неясно? – с нескрываемым раздражением кричал Олег Рогов.
– Куриные?
– Да, Петр Антонович, ку-ри-ны-е, – произнес по слогам Рогов, – вы о событии в Ивано-Фрунковске слышали?
– Нет, – тихо ответил Ковбасюк, сознание к нему постепенно возвращалось, – я вас теперь понял, сделаю. Яйца, куриные сто штук снесу, простите, оговорился, достану.
– Ну, наконец-то, Петр Антонович! Жду вас на площади Фестивальной, вы постарайтесь, голубчик.
Слово "голубчик" прозвучало не к месту, почувствовав это, Олег Рогов, понизив голос, добавил к сказанной глупости:
– Не достанете куриные, можно любые другие.
Объехав супермаркеты в центре города, Ковбасюк с удивлением обнаружил отсутствие на полках магазинов такого стратегического продукта, как куриные яйца. Гуси и страусы в Задорожье никогда не неслись, климат не тот. Поэтому, в сознании оппозиционного бухгалтера созрели две версии происходящего.
Первая – житейская, куриные яйца в городе варварски раскупили голодные горожане, и вторая, политическая – это проделки "Партии Губерний". Петр Антонович мысленно склонялся ко второй версии. Отступать бухгалтеру некуда, позади митинг, а потому, оседлав железного коня, Ковбасюк направился обратно к любовнице. Открыв дверь ее квартиры своим ключом, он бесцеремонно, не снимая грязных ботинок, пошел на кухню.
– Яйца есть?
Люся мирно пила зеленый чай с жасмином, появление Ковбасюка дважды за один вечер не входило в ее планы.
– Я купила вчера три десятка, правда сегодня утром жарила яичницу, – промяукала любовница.
– Надеюсь, ты все не съела? – Ковбасюк собственноручно открыл холодильник и посчитал имеющиеся в наличии яйца. Их оказалось двадцать пять штук.
– Я у тебя, Люсь, экспроприирую яйца в пользу победы на выборах оппозиционных сил партии "Наша Закраина", – без тени улыбки на крысином лице произнес Ковбасюк.
– Что! А что я есть буду?
– На вот пятьдесят долларов, моя кошечка. Надеюсь, этого хватит?
Увидев деньги в руках Петра Антоновича Ковбасюка, натурщица расцвела, словно цветок жасмина. Она стала кокетливо отпивать маленькими глотками из миниатюрной чашечки обжигающий ее пухленькие губы чай. Неприятный факт, лепестки противного на вкус цветка плохо заваривались, Люся не смогла освоить простую китайскую чайную церемонию. Поэтому натурщица постоянно отплевывалась лепестками жасмина, назойливо прилипавшими к ее острому, как жало, язычку.
– Тьфу, – сплюнула Люся очередную порцию лепестков, похоже, другая зелень возбуждала ее сегодня больше, чем обыкновенный зеленый чай.
– Пятьдесят долларов за два десятка яиц, слушай Ковбасюк, завтра я завалю ваш офис яйцами.
– Ты хочешь сказать, – издевалась над Люсей жирная, штабная крыса, – что сама их снесешь, потому что в магазинах нет ни одного яйца, я только что оттуда, ни одного, во всем городе, слышишь, Люсьена!
– Снесу. За деньги я все снесу, – это сермяжная правда, которую натурщица впервые в жизни сказала о себе постороннему человеку. Но товарищ Ковбасюк этой правды не услышал, да и зачем ему нужна голая правда от Люськи, зарабатывающей на хлеб наготой.
– Глупышка, такая цена на яйца актуальна сегодня и сейчас. Одевайся, срочно звони Сашке Громову, пусть берет свою картину и приходит на площадь, будем "Партию Губерний" мочить и ее кандидата в президенты Виктора Япановича, – скомандовал Ковбасюк.
– Шо?
– Не шокай, деревня, звони Сашке Громову, – нервничал Ковбасюк.
– Так картина еще не готова!
– А мне плевать, я хочу его жене досадить, она корчит из себя местного политтехнолога. Я ее к нам приглашал работать – отказалась зараза, теперь на "Партию Губерний" пашет. Представляешь, Женька Комисар приходит на площадь кардинировать митинг, а на противоположной стороне стоит ее муженек с картиной в руке, прославляющей оппозицию. Ха-ха-ха, – Ковбасюк от смеха прослезился.
– Ты ее просто ненавидишь!
– Хуже, она подруга бывшей жены, Наташки Благовой, если бы не Женька, я благоверную вот бы где держал, – Ковбасюк показал натурщице жирный кулак, – благодяря этой феминистке Комисар наша семья распалась. Она у меня умоется слезами. Я сучке все припомню!
– А я думала, семьи распадаются, потому что умирает любовь? – вставила пять копеек Люся.
– Какие вы бабы дурр-рры!!!! Любовь… Хватит нести ерунду, тебе деньги я не за это плачу, давай работать, моя кошечка, звони Сашке Громову.
Собрав яйца в пакет, Ковбасюк отправился в штаб партии "Наша Закраина", где полным ходом шла подготовка к митингу на площади Фестивальной, который Олег Рогов окрестил митингом протеста.
Митинг на площади Фестивальной должен стартовать в восемь часов вечера, но за полчаса до его начала участники двух штабов основных кандидатов на главное кресло страны стройными колонами двинулись к месту проведения грандиозного, по задумке, мероприятия. Единственное яйцо в Ивано-Фрунковске совершило политически некорректный полет и вот результат. Стенка на стенку! Что будет?
Возле гостиницы "Интурист", среди двух помпезных городских фонтанов, которые благодаря местной детворе наполовину заполнены мелкими камнями и монетами, собрались сторонники кандидата в президенты Виктора Япановича. Грязная вода в фонтанах горожан не удивляла, по своему составу она напоминала события, происходящие в стране и родном городе Задорожье.
На противоположной стороне проспекта Ленина, возле здания областной государственной администрации, протестовали сторонники другого Виктора, до хрипоты скандировавшие фамилию Юбченко. Политических оппонентов разделяли стройные ряды работников правоохранительных органов.
Александр Куликов схватил за руку Женьку Комисар и потащил в кусты. Он страшно злился, а потому решил испробовать на стойкость комиссарский дух.
– Ты видела все это убожество, – шипел Куликов на ухо Женьке Комисар.