Дурак - Кристофер Мур 9 стр.


- Отец, милости прошу в Олбани, - промолвила Гонерилья. - Здрав будь, правитель добрый, любящий отец.

Она раскрыла объятия, и гнев схлынул с Лирова лица. Он шатко спешился. Я подбежал к нему, чтоб поддержать. Капитан Куран подал сигнал, спешилась вся свита.

Поправляя плащ на королевских плечах, я встретился взглядом с Гонерильей.

- Скучал по тебе, дынька.

- Холоп, - бросила герцогиня сквозь зубы.

- Она из всей троицы самая красотка, - рек я Лиру. - И уж точно самая мудрица.

- Мой повелитель намерен как-нибудь нечаянно повесить вашего дурака, отец.

- Ах, что ж - коли нечаянно, так только Случай тут и виноват, - ухмыльнулся я. Ни дать ни взять бойкий и шустрый дух самой веселости к вашим услугам. - Но вы уж призовите их отшлепать этот Случай по переменчивой попе - и лупите хорошенько, госпожа. - Я подмигнул ей и шлепнул коня по крупу.

Стрела остроты попала в цель, и Гонерилья зарделась.

- Я прикажу тебя отшлепать, мерзкий щенок.

- Довольно, - рек король. - Оставь мальца в покое. Давай-ка обними своего отца.

Кукан радостно тявкнул и пропел:

- Дурак сам должен шлепать - шлепать, шлепать хорошенько. - Кукле известна слабость госпожи.

- Отец, - молвила Гонерилья, - боюсь, что место в замке у нас есть лишь для вас. А рыцарям и прочим придется расположиться в палисаде. Место для постоя и еду им предоставят около конюшен.

- А мой дурак?

- Дурак пусть спит в конюшне вместе с чернью.

- Да будет так. - И Лир пошел за своей старшей в замок, как дойная корова, ведомая за кольцо в носу.

- Она тебя и впрямь терпеть не может? - поинтересовался Кент. Он как раз натягивал себя на свиную лопатку размером с младенца. Его валлийский акцент, приправленный салом и щетиной, звучал натуральнее, чем с ненабитым ртом.

- Не кручинься, паренек, - сказал Куран, подсевший к нашему костру. - Мы не дадим Олбани тебя повесить. Верно, ребятушки?

Солдаты вокруг согласно замычали, не очень соображая, за что они мычат. Они лишь радовались первой нормальной пище, попадавшей им в животы с тех пор, как мы выехали из Белой башни. Внутри палисада располагалась деревенька, и некоторые рыцари пошли бродить по ней в поисках эля и шлюх. В сам замок нас не пустили, но тут, по крайней мере, не дуло, да и спать можно было под крышей - пажи и оруженосцы перед нашим вселением выгребли из нее навоз.

- Но если нам не дают большую залу, мы не дадим им причаститься к талантам королевского шута, - сказал Куран. - Спой нам песенку, Карман.

По всему лагерю разнесся клич:

- Пой! Пой! Пой!

Кент воздел бровь:

- Валяй, парнишка, ведьмы подождут.

Аз есмь то, что аз есмь. Я влил в себя флягу эля, поставил ее у костра, затем громко присвистнул, подскочил, три раза прошелся колесом и разок сделал сальто назад. Встал на мостик - Кукан при этом пялился прямо на луну - и вопросил:

- Балладу, значит?

- Ага-а-а! - ответили мне ревом.

После чего я сладко намурлыкал им мелодичный напев любви "Трахну ль я графиню Пограничья?". За ним последовала эпическая песнь в трубадурственной традиции "Повешенье Билла, Болтуна Болтом". Кто не любит хорошую байку после ужина? Клянусь глазуньей из единственного циклопьего яйца, ей они заулюлюкали, поэтому я придержал коней и спел грустную балладу "Дракон сдрочил и осквернил мою красотку". Чертовски черство оставлять отряд матерых воинов в слезах, поэтому я пошел плясать по всему нашему лагерю, распевая во весь голос матросскую песню "Лилли из шалмана (тебя ей будет мало)".

Я уже собирался пожелать всем спокойной ночи и отправиться восвояси, но тут Куран призвал всех к тишине - в лагерь вступил утомленный долгой дорогой гонец с большой золотой лилией на всю грудь. Он развернул свиток и прочел:

- Слушайте все, слушайте все. Да будет вам известно, что король Франции Филип Двадцать Седьмой почил в бозе. Упокой Господи его душу. Да здравствует Франция. Да здравствует король!

Никто не возгласил ответную здравицу королю, и гонец, похоже, огорчился. Хотя один рыцарь буркнул: "И?" - а другой: "Туда ему, блядине, и дорога".

- В общем, британские псиносвины, король теперь - принц Пижон, - провозгласил гонец.

Мы переглянулись и пожали плечами.

- А британская принцесса Корделия - ныне королева Франции, - добавил гонец несколько обиженно.

- А-а, - сказали многие, осознав наконец косвенную важность этой вести.

- Пижон? - переспросил я. - Этого окаянного принца-лягушку зовут Пижон? - Я подошел к гонцу и выхватил у него из рук свиток. Он попробовал отнять, но я стукнул его Куканом.

- Успокойся, парнишка, - рек Кент, забирая у меня свиток и отдавая гонцу. - Мерси, - сказал он галлу.

- Он украл не только принцессу у меня, но и имя у моей обезьянки! - Я опять замахнулся Куканом - и промазал, потому что Кент отволок меня в сторону.

- Радовался бы, - сказал Кент. - Твоя госпожа теперь государыня Франции.

- И не надейся, что она не ткнет меня в это носом при встрече.

- Пошли, парнишка, поищем твоих ведьм. К утру надо вернуться, чтоб Олбани успел тебя нечаянно повесить.

- Корделии бы очень понравилось, верно?

Явление девятое
Двойная работа, двойная забота

- Так мы зачем в Большой Бирнамский лес премся ведьм искать? - поинтересовался Кент, пока мы пробирались по торфянику. Ветерок дул вялый, но стояла жуткая холодрыга - туман, мрак, да еще этот король Пижон.

- Окаянная Шотландия, - рек я. - Эта Олбания, наверное, мокрейшая, темнейшая и хладнейшая дыра во всей Блятьке. Клятые скотты.

- Ведьмы? - напомнил Кент.

- Потому что окаянный призрак мне сказал, что здесь я обрету ответы.

- Призрак?

- Призрак девахи в Белой башне, ну же, Кент. Рифмы, шарады и прочее. - И я рассказал ему про "смертельное оскорбление трем дочерям" и "безумец поведет незрячих". Кент кивнул, будто все понял:

- А я с тобой иду - зачем?..

- Затем, что тут темно, а я маленький.

- Мог бы Курана попросить или еще кого из солдатни. У меня с ведьмами очко играет.

- Плешь комариная. Они как лекари, только кровь не пускают. Бояться нечего.

- Во дни, когда Лир еще был христианин, нам от ведьм доставалось по первое число. Проклятья на меня телегами грузили.

- Не очень подействовало, я погляжу? Тобой до сих пор детишек пугать можно, а здоров ты как бык, хоть и старый.

- Я в изгнанье, без гроша и живу под страхом смерти, ежели откроют, кто я такой.

- И то верно, пожалуй. Тогда смело с твоей стороны, что пошел.

- Спасибо на добром слове, парнишка, но никакой смелости я в себе не ощущаю. Что там за свет?

Впереди, в чащобе, горел костер, вокруг него кто-то перемещался.

- Теперь украдкой, добрый Кент. Подберемся поближе и потише да поглядим, что там можно оглядеть, а потом себя откроем. Да ползи же ты, Кент, а то ломишь напролом. Шиш!

Через пару шагов моя стратегия себя не оправдала.

- Ты весь дребезжишь, как свинья-копилка в падучей, - рек Кент. - С тобой даже к глухому не подкрадешься - ты мертвого подымешь. Заткни свои ятые бубенцы, Карман.

Я положил колпак на землю.

- Без шапки еще куда ни шло, а вот башмаки сымать не буду. Вся наша украдка пойдет прахом, коли я начну орать, когда под босу ногу мне станут подворачиваться ежи, ужи, ящерицы, колючки и прочее.

- Тогда на, - сказал Кент, доставая из котомки остатки свиной лопатки. - Намажь бубенцы жиром.

Я вопросительно поднял брови - жест изысканный и в темноте совершенно неоценяемый, - пожал плечами и стал мазать салом бубенцы на носках и щиколотках.

- Вот! - Я потряс ногой - мне утешительно ответила тишина. - Вперед!

И мы поползли - пока не очутились у самого края ореола костра. Вокруг него медленно вели хоровод три согбенные карги, а над костром висел крупный котел. Они поочередно роняли в него сученые ошметки того и сего.

- Пламя, прядай, клокочи!
Зелье, прей! Котел, урчи!
Жарко, жарко, пламя ярко!
Хороша в котле заварка!
Взвейся ввысь, язык огня!
Закипай, варись, стряпня!
Жарься, зелье! Вар, варись!
Пламя, вей! Котел, мутись!
Пламя, взвейся и гори!
Наш котел, кипи, вари!

- Ведьмы, - прошептал Кент, платя дань богу всего, блядь, до охуения очевидного.

- Вестимо, - сказал я вместо того, чтобы звездануть ему по башке. (Кукан остался сторожить мой колпак.)

- Вслед за жабой в чан живей
Сыпьте жир болотных змей,
Зов ехидны, клюв совиный,
Глаз медянки, хвост ужиный,
Шерсть кожана, зуб собачий
Вместе с пястью лягушачьей,
Чтоб для адских чар и ков
Был у нас отвар готов.

Пламя вспрянуло вместе с припевом, и мы приготовились выслушать следующий куплет рецепта, когда что-то скользнуло мне по ноге. Я еле сдержался, чтоб не возопить. Рука Кента тяжко легла мне на плечо.

- Спокойно, парень, это просто кошка.

Опять скользнуло - и мяукнуло. Теперь уже пара с урчаньем лизала мои бубенцы. (Звучит гораздо приятнее, чем тогда ощущалось.)

- Это все твое блядское сало, - прошептал я Кенту.

В банду влилась и третья киска. Я стоял на одной ноге, стараясь держать другую у них над головами; но хоть я и умелый акробат, искусство левитации меня по-прежнему бежит. Посему нога моя, обреченная, если можно так выразиться, стоять, стала моей же ахиллесовой пятой. Одна тварь вонзила зубы мне в лодыжку.

- Ебать мои чулки! - рек я несколько категорично. И подпрыгнул, и заскакал, и закружился вихрем, отпуская до крайности нелицеприятные замечания о всех созданиях семейства кошачьих. Засим последовали шип и вой. Когда кошки наконец удалились, я уже сидел, раскинув ноги, у самого костра. Кент стоял обок меня на изготовку, обнажив меч, а три карги выстроились по другую сторону котла.

- Назад, ведьмы! - рек Кент. - Хоть в жабу меня превращайте, но то будет последнее проклятье, что сорвется с ваших уст, пока ваши бошки не покинут тулов.

- Ведьмы? - переспросила первая ведьма - самая зеленоватая из троицы. - Какие-такие ведьмы? Мы - три скромные портомойки, мы в лесу живем, как сойки.

- У нас обслуга без затей, - сказала ведьма номер два, самая высокая.

- И все у нас, как у людей, - произнесла ведьма-три, у которой над правым глазом нависала зловещая на вид бородавка.

- Во имя измаранных тьмою сосков Гекаты, довольно стишков! - рек я. - Коль вы не ведьмы, то что за ковы такие вы там у себя кипятите?

- Рагу, - отвечала Бородавка.

- Рагу-рагу - нам к пирогу, - сказала Дылда.

- Мы варим синюю нугу, - сказала Зеленка.

- Нету там никакой синей нуги, - сказал Кент, заглядывая в котел. - Больше похоже на бурую пакость.

- Я знаю, - ответила Зеленка. - Но пакость с рагу ведь не рифмуется, красавчик?

- Я ищу ведьм, - сказал я.

- Неужели? - осведомилась Дылда.

- Меня прислал призрак.

Карги переглянулись и хором посмотрели на меня.

- И призрак велел тебе принести сюда стирку? - спросила Бородавка.

- Да никакие вы не прачки! Вы ведьмы окаянные! И это не рагу у вас, а едрический призрак с едрической Белой башни велел мне вас найти, потому что вы знаете ответы. Давайте уже к делу приступим, заскорузлые вы свили прямоходящей блевотины.

- Эх, вот теперь мы точно жабы, - вздохнул Кент.

- Куда же без окаянного призрака, а? - сказала Дылда.

- Как она выглядела? - спросила Зеленка.

- Кто? Призрак? Я не сказал что он - она…

- На что похожа, дурак? - рявкнула Бородавка.

- Вот теперь я, наверное, точно проведу остаток дней своих, питаясь жучками и прячась под листиками, пока какая-нибудь мегера не бросит меня в котел, - задумчиво проговорил Кент. Он опирался на меч и разглядывал, как в пламя залетают ночные мотыльки.

- Была бледная, как призрак, - сказал я, - и вся в белом. Парила собой, блондинка и…

- Но казистая? - уточнила Дылда. - Даже миловидной ты б ее назвал?

- Чутка прозрачнее, чем мне обычно в девах нравится, но да, казистее некуда.

- Знамо дело, - промолвила Бородавка, глядя на товарок, сбившихся к ней кучно.

Посовещавшись, Зеленка выступила вперед:

- Тогда излагай, с чем пришел, дурак. Зачем тебя к нам призрак отослал?

- Сказала, вы мне можете помочь. Я работаю шутом при дворе короля Британского Лира. Свою младшую дочь Корделию он изгнал, а мне она, признаться, несколько по нраву. Моего подручного Харчка он отдал этому мерзавцу ублюдку Эдмунду Глостерскому, а мой друг Едок отравился и теперь вполне себе покойник.

- И не забудь, что на заре тебя грозились повесить, - добавил Кент.

- Этим, дамы, головы себе не забивайте, - рек я. - "С петлей на шее" - мое статус-кво, а не состояние, требующее вашего вмешательства.

Ведьмы опять сбились в кучку. Много шептались и даже отчасти шипели. Затем прервали пленум, и Бородавка - очевидно, главная в их шабаше - сказала:

- Этот гадкий Лир - не подарочек.

- Когда последний раз пошел в христиане, ведьм они потопили изрядно, - сказала Дылда.

Кент кивнул, опустив очи башмакам:

- Да, Малая Инквизиция - нечем здесь гордиться.

- Еще бы - мы десять лет их заклятьями оживляли, дабы отомстить, - сказала Бородавка.

- Вон у Розмари в сырые дни до сих пор омутная вода из ушей льется, - подтвердила Дылда.

- Ага, и карпы отъели мне мизинцы с ног, пока я на дне валандалась, - сказала Зеленка.

- Раз мизинцы у нее так гефилтовало, пришлось нам искать заколдованную рысь и у нее брать - на замену.

Розмари (она же зеленоватая) мрачно кивнула.

- За две недели снашивает башмаки - зато ни одна ведьма с нею не сравнится, если нужно белочку на дерево загнать, - сообщила Дылда.

- Это правда, - подтвердила Розмари.

- Но лучше костров, - вставила Бородавка.

- Вестимо, и это правда, - сказала Дылда. - Никакие кошачьи мизинчики тебя не починят, коли у тебя вся анатомия отгорела. Жечь Лир тоже был мастак.

- Я тут не от Лира, - сказал я. - Я тут исправить безумство, им учиненное.

- Ну так а что же сразу не сказал? - спросила Розмари.

- Нам всегда в охотку на него проказ наслать, - сказала Бородавка. - Проклясть его проказой?

- С вашего дозволенья, дамы, не желаю я никакого урона старику. Я лишь хочу возместить тот, что он нанес.

- Простое проклятье полегче будет, - сказала Дылда. - Чуть слюны кожана в котел - и он пойдет у нас на утиных лапах еще до завтрака. И закрякает, если за услугу у тебя найдется шиллинг или свежезадушенный младенец.

- Я хочу только вернуть себе дом и друзей, - сказал я.

- Что ж, коли тебя не переубедить, нам надобно посовещаться, - сказала Розмари. - Петрушка, Шалфея - на минуточку? - И она поманила товарок к старому дубу, где они принялись шептаться.

- Петрушка, шалфей и розмарин? - поинтересовался Кент. - А темьяна что, нету?

Розмари вихрем к нему развернулась:

- О, темень-то хоть глаз коли, да ты пойдешь ли, красавчик?

- Выступила первый сорт, карга! - воскликнул я. Мне грымзы даже понравились - ум у них заточен как надо.

Розмари повела целым глазом и, повернувшись к графу тылом, задрала юбки. Нацелив на Кента иссохший зад, она погладила себя артритной лапой.

- Крепко и кругло, добрый рыцарь. Крепко и кругло.

Кента едва не вырвало, и он отступил на несколько шагов.

- Боже нас спаси! Прочь от меня, жуткая карбункулярная шалава!

Я б отвернулся - было бы прилично, - но зеленой анатомии мне раньше видеть не доводилось. Человек послабже духом моментально выцарапал бы себе глаза, но я же философ - я знаю, что увиденного не развидишь, поэтому я претерпел.

- По коням, Кент, - рек я. - Чудищ имать - твое призванье, и вот тебя призвали несомненно.

Кент рванулся прочь, ударился о дерево и едва не лишился чувств. Оглушенный, он сполз по стволу.

Розмари опустила юбки.

- Обманули дворянина на четыре бочки тины. - Сгрудившись вместе, мегеры снова заперхали. - Но мы тебя огадим хорошенько, как только с дураком разберемся. Одну минуточку…

Ведьмы пошептались, после чего вновь завели свой хоровод вокруг котла.

- Турка нос, татарский рот,
Молоки грифона, мартышкин живот.
Тигриные муди покрином натрем -
И как все исправить, тут же поймем.

- Ох, дрянство, - сказала Шалфея. - У нас мартышкины животы кончились.

Петрушка заглянула в котел и помешала.

- Ничего, обойдемся. Можно заменить пальцем дурака.

- Нет, - твердо рек я.

- Ну тогда пальцем вот этого чарующего оковалка человечины с ваксой в бороде. На вид он вполне дурак.

- Нет, - рек Кент, еще не очень пришедший в себя. - И это не вакса, а хитрая маскировка.

Ведьмы посмотрели на меня.

- Без мартышкина живота или пальца дурака на точность рассчитывать не придется, - сказала Розмари.

Я ответил:

- Давайте обойдемся и доблестно двинемся дальше - что скажете, дамы?

- Ладно, - ответила Петрушка, - но если мы тебе судьбу расхреначим, с нас взятки гладки.

Помешали в котле еще немного, опять заунывно попели на мертвых языках, чуточку повыли - и наконец, когда у меня уже совсем слипались глаза, в котле вскипел огромный пузырь, а когда лопнул, из него повалил пар. В этом облаке проступило громадное лицо - точь-в-точь трагическая маска, которую надевают странствующие фигляры. В ночном тумане она слабо светилась.

- Дарова, - сказало громадное лицо. Похоже, оно говорило на кокни и было чуть подшофе.

- Здравствуй, ряха паровая, - молвил я.

- Дурак, Харчка тебе пора спасать.
Дуй в Глостер, не то кровь замучишься смывать.

- Да ебать-колотить, и этот стишками? - рек я ведьмам. - Неужели привидения-прозаики все повывелись?

Назад Дальше