- И я.
- Оставьте на текущий счет, - посоветовал я.
- Ах, опять он!.. Что это такое: текущий счет?
- Слуга может на ярлыке бутылки записать ваше имя и отдать остаток ликера в буфет. Там спрячут, а когда вы придете еще раз, можете бесплатно допить.
- Но мы больше не придем в этот скверный кабак! Мы совершенно случайно…
- Таня! Вы как будто перед ним оправдываетесь, - пробормотала брюнетка. - Ведь он же нам незнаком!..
Я откинулся на спинку стула и стал равнодушно рассматривать потолок.
- А знаешь что? Давай эту половину дадим лакею вместо на чай!
- Гм… Тут на полтора рубля… Не много ли?
Порешив на этом, расплатились и ушли.
Вслед за ними вышел и я.
________________________________
В передней мы снова встретились.
- Мои галоши! - сказала брюнетка, протягивая швейцару ногу. Потеряла равновесие, замахала руками и чуть не упала - я вовремя поддержал ее.
- Вы еще чего тут?! - сердито проворчала она. - Прямо-таки нельзя никуда показаться. Хватаются…
В углу стоял аппарат для взвешивания. Внизу маленькая площадка, вверху циферблат с цифрами и отверстие: "Прошу опустить пять копеек".
Аппарат приковал внимание блондинки.
- Ах, смотрите… Весы! Я хочу вешаться.
- И я. Что нужно сделать?
- Стать на площадку и опустить пятачок, - сказал швейцар.
- Так просто? Танечка, давайте вместе свесимся. Это интересно.
- Почему же вместе? Можно отдельно, - нерешительно сказала блондинка.
- Ах, но вдвоем дешевле… То гривенник, а то пятачок!
Подруги встали на площадку, дружески обнялись для большей устойчивости и опустили в отверстие пятак. Стрелка заколебалась и остановилась на:
- 9 пудов 20 фунтов.
- Ой! Смотри-ка… Наверное, оно испортилось.
- Весы правильны, - опять ввязался я. - Но они показали ваш общий вес.
Брюнетка призадумалась и спросила:
- А как же мы теперь разделимся?
- Да ничего, - успокоила ее блондинка (она была немного выше ростом и гораздо полнее брюнетки). - Будем знать, что в нас двух 9 пудов 20 фунтов. И больше ничего не надо.
- Да зачем нам это?
- Ну, разделим пополам. Сколько будет 9 пудов 20 фунтов на два? - обратилась она ко мне как к специалисту, уже зарекомендовавшему себя в математике.
- Нет, зачем же пополам?! - перебила брюнетка. - Ведь во мне меньший вес. Вы гораздо полнее и солиднее. Будем считать приблизительно так: во мне четыре пуда, а в вас остальное.
Блондинка погрузилась в расчеты.
- Сколько? - спросила она меня.
- Вам остается 5 пудов 20 фунтов.
- Вот новости!! С какой стати? Вы бы еще на меня все 9 пудов навалили.
Я сказал:
- Вам не нужно было экономить пятачок… Вам нужно было взвешиваться отдельно.
- Ну, взвесимся отдельно.
- Вам двум теперь не нужно. Пусть взвесится одна. То, что получится, вычтем из общего веса - и остаток придется на долю другой.
- Опять он разговаривает!! Ну, хорошо…
Брюнетка со вздохом вынула еще пятачок и встала на площадку.
- 4 пуда 15 фунтов! - воскликнул я, взглянув на циферблат.
- Ага! - сказала блондинка торжествующе. - Значит, у меня 4 пуда 5 фунтов.
- Не четыре-пять, а пять и пять, - поправил я.
- А-а-а? Вы с ума сошли. Никогда у меня такого веса не было!! Откуда вы его взяли?
- Очень просто. Обе вы весите 9 пудов 20. Ваша подруга 4-15. Значит, на вас приходится остаток 5 пудов 5 фунтов.
- Этого не может быть! Я сама свесюсь.
- Вот видите, - с упреком возразил я. - Раньше вы обе хотели обойтись одним пятачком, а теперь это будет стоить пятнадцать копеек.
- Все равно! Вот еще! С какой стати - пять пудов?
Она вынула пятак и робко вступила на площадку.
- Одной ногой нельзя, - предупредил я. - Нужно совсем стать.
- Отстаньте.
Пятак провалился, стрелка заколебалась и показала:
- 5 пудов и 5 фунтов.
Блондинка сердито соскочила с площадки и крикнула:
- На мне тяжелое платье!! И потом - после сытного обеда!!!
Она была такая жалкая, что я решил помочь ей.
- Давайте, сударыня, вычтем это лишнее. Ну, сколько весит платье, корсет, ботинки?
- Сколько?.. Фунтов… пятнадцать.
- Мало! Кладите двадцать. Обед - десять фунтов… Довольно? Ликер - ну, этого пустяки: три фунта. Выходит? Тридцать восемь фунтов. Вычтем. Получается всего нетто: три пуда сорок восемь фунтов!
- Ага! - торжествующе сказала блондинка. - Я говорила!!
Она подхватила под руку взволнованную, сбитую с толку брюнетку и поспешно вышла, бросив на меня ласковый, полный теплоты и симпатии взгляд…
Медицина
За утренним чаем Ната Корзухина посмотрела внимательно и беспокойно на мужа, провела рукой по его голове и спросила:
- Почему ты такой желтый?
Корзухин удивился.
- Желтый? Почему бы мне быть желтым?
- Я не знаю. Только очень желтый. Мне не нравится твой цвет.
- Хорошо, - пообещал Корзухин. - Постараюсь, чтобы этого больше не было!
Корзухин поднялся и ушел на службу.
Через два дня утром жена опять сказала с беспокойством:
- Знаешь - ты опять желтый… Даже какой-то синеватый. А виски коричневые.
Корзухин испугался:
- Что ты говоришь?! О, черт возьми… Вот история…
- Тебе, вероятно, нельзя пить. Обратись к доктору.
- Все доктора мошенники.
- Уж и все! Иногда попадаются и не мошенники. Хочешь, я приглашу своего доктора, у которого я зимой лечилась? Очень хороший. Я напишу ему записку, и он сегодня после обеда заедет.
- Неужели я такой… желтый и синий?
- Ужас! Ужас! Прямо какой-то зеленый.
- Я смотрел нынче в зеркало. Как будто ничего.
- Так… - печально сказала жена. - Значит, жена врет, а зеркало не врет? Зеркало, значит, лучше? Почему же ты в таком случае не устроишься так, чтобы оно варило тебе по утрам кофе, заказывало обед, целовало тебя и ездило с тобой в театры…
- Зови доктора!!
После обеда приехал доктор.
- Здравствуйте, Наталья Павловна. Я получил вашу записку и сейчас осмотрю вашего мужа.
Осмотр продолжался недолго. Доктор выстукал Корзухина, осмотрел его язык и убежденно сказал:
- Вам нельзя пить! Это для вас смерть.
- Что вы говорите! - побледнел мнительный Корзухин. - Что же я тогда буду делать?
- Что вы обыкновенно пьете?
- Немного водки, шампанское, ликеры…
- Вот водки вам и нельзя. И шампанского вам нельзя и ликеров.
- Стоит ли жить после этого?
- Стоит. Нужно только заниматься больше духовными запросами.
- Займусь, - с искаженным страхом лицом пообещал Корзухин.
* * *
- Ты кашлял во сне. Знаешь ли ты это?
- Нет, я спал.
- Ты кашлял. Я тебя уверяю - ты кашлял, а не спал.
- Почему же я сам этого не заметил?
- Очень просто: потому что ты спал. Тебе, вероятно, вредно куренье… Я уже давно косо посматривала на твои ужасные сигары. Сегодня позовем моего доктора - пусть он осмотрит тебя.
- Странно… Вчера только в департаменте мне говорили: как вы поздоровели!
- Да? Так если тебе говорят в департаменте такие приятные вещи - ты взял бы и поселился там вместо того, чтобы приходить сюда. Конечно, человек ищет где глубже, а рыба… тоже ищет этого самого… как это говорится: как рыба об лед. Я бьюсь как рыба об лед, измучилась, беспокоясь о тебе…
- Зови доктора. Зови доктора!
Приехал доктор и опять осмотрел Корзухина… Ната оказалась права. Доктор, даже не досмотрев голого Корзухина, всплеснул руками и сказал:
- Ой-ой! Вам нужно бросить курить… А то выйдет очень неприятная штука.
- Что же вы называете неприятной штукой?
Доктор поднял палец вверх.
- Туда пойдете.
- Вы, вероятно, хотите сказать, - со слабой надеждой в голосе прошептал Корзухин, - что куренье сигар расшатает мой бюджет и мне придется перебраться этажом выше?
- Я говорю о смерти, - веско сказал доктор.
Корзухин сжал губы в мучительную гримасу, подошел к столу, схватил ящик с сигарами и решительно бросил его в огонь камина.
- Молодцом! - сказал доктор. - Зуб нужно вырывать сразу.
- И зуб? - пролепетал Корзухин. - И зуб… нужно?
- Нет, зуб пока не нужно. Это я так.
* * *
Через неделю доктор опять был у Корзухиных.
- Наталья Павловна телефонировала мне, что вы ночью бредили…
- Ей-богу, не бредил. Чего мне бредить?
- А вот мы посмотрим. Разденьтесь… Те-те-те… Батенька! Да у вас скверная вещь: я бы за ваши нервы ни копейки не дал.
Корзухин и не думал вступать с доктором в какую-нибудь коммерческую сделку, но все же встревожился.
- Что же мне делать? Ради бога…
- Поздно ложитесь?
- Часа в три, в четыре. Бываю в клубе.
- Он, доктор, в карты играет, - пожаловалась Ната.
- Что вы говорите?! Это самоубийство! Вы хотите сохранить остатки вашего здоровья?
- Хочу!
- Клуб к черту. Карты к дьяволу. Сон - в двенадцать часов ночи. Перед сном обтиранье холодной водой.
- Хорошо… - скорбно сказал Корзухин. - Оботрусь.
* * *
…Доктор долго мял, тискал и выстукивал Корзухина.
Он бил Корзухина кулаком по спине и спрашивал:
- Больно?
- Конечно, больно.
- А тут?
- Ой!
- Нервы, нервы и нервы. Нужно их успокоить. Вы музыку любите?
- Не выше оперетки.
- Нет, это не подходит. Вам нужно ходить на что-нибудь серьезное, действительно художественное. Гм… Вот что! На днях начинается серия вагнеровских опер. Достаньте абонемент.
- Как кстати! - воскликнула, всплеснув руками, Ната. - Мои знакомые как раз хотят уступить кому-нибудь абонемент. И мы вдвоем будем ходить… Вагнер - такая прелесть!
- Осмотрите меня внимательно, - заискивающе попросил Корзухин. - Может быть, найдете что-нибудь полегче, чем можно было бы заменить Вагнера. Обыкновенную оперу, что ли… Или цирк…
Доктор ударил Корзухина кулаком под ложечку и спросил:
- Больно?
- Еще как!
- Ну вот видите - лучше Вагнера не придумаешь… Чудак человек… Говорит - цирк. Это все равно что больному ревматизмом давать пилюли от кашля. Медицина, батенька, такая вещь, что… гм… гм!
Доктор сделался домашним врачом Корзухина.
Однажды он осмотрел его, ощупал и сказал со вздохом:
- На этот раз - дело серьезное.
- Говорите - не мучайте меня - что такое? - скривился Корзухин.
- Мотор!
- Неужели есть такая болезнь? Вероятно, психомотор?
- Нет, просто мотор. Вам нельзя пользоваться извозчиком - никаких сотрясений! Слышите? Грудобрюшная преграда не в порядке. Нужен мотор!
- Послушайте! - сказал Корзухин. - Вы доктор? Так. Вы осматриваете пациента?.. Так, прекрасно. Он, предположим, болен. Хорошо. Вы садитесь и пишете ему рецепт. Существует правило, по которому с рецептом ходят в аптеку. Но я никогда не слышал, чтобы с рецептом бежали в автомобильный гараж!!
- Вы забываете о физическом методе лечения, - сухо сказал доктор.
- Это что за музыка?
- Механотерапия.
- Странно… - обиженно улыбнулся Корзухин. - У меня, может быть, и всей-то грудобрюшной преграды на дешевенький велосипед наберется, а вы - целый автомобиль прописываете.
Доктор нахмурился.
- Я не гомеопат. Не нравится - можете обратиться к гомеопату. Он вам может даже швейную машину прописать. Пожалуйста!
И ушел, гулко хлопнув дверью в передней.
- Можно подержанный, - робко сказала жена.
* * *
Это было однажды осенью…
Корзухин лег после обеда спать, но ему не спалось: грезились разные болезни, эпидемии и несчастья. Он встал, оделся и печальный, расстроенный побрел к жене.
В дверях ее комнаты, перед портьерой, приостановился, услышав голоса. Прищурился… Потом опустился на стул у окна и стал слушать. Разговаривали двое:
- Вы должны, доктор, это сделать!
- Ни за что! Вы сами не знаете, что просите… Нужно же знать меру.
- Я и знаю меру. Но мне необходимо иметь зеленую гостиную! Слышите? Вы должны это устроить. Наша старая красная опротивела мне до тошноты.
- Вы говорите вздор. Как я это сделаю?!
- Ваше дело. На то вы доктор.
- Это скорей дело обойщика.
- Придумайте что-нибудь! Скажите, что красный цвет ему вреден, а что зеленый там что-нибудь такое… увеличивает кровообращение, что ли. Или расширяет сосуды.
- Вздор! Зачем ему расширение сосудов?
- Скажите просто, что ему вредна красная гостиная.
- Да он ведь там никогда и не бывает.
- А вы найдите такую болезнь, чтобы ему нужно было сидеть в гостиной, намекните на кубический объем воздуха, а потом скажите, что такой красный цвет в гостиной ему вреден.
- Наталья Павловна… Это черт знает что!.. Он уже на автомобиле чуть не поймал меня… Если он догадается - подумайте, что будет… Я понимаю, мои первые опыты - они хоть что-нибудь имели под собою… Хоть какую-нибудь почву… Конечно, куренье вредно, напитки вредны, картежная игра вредна… Но Вагнер - это безобразие, автомобиль - это наглость. У вас нет ни такта, ни логики.
- Ну хорошо. Устройте мне последнее - зеленую гостиную, - и ладно. Больше ни о чем не попрошу.
- Даете слово?
- Да-ю! Честное слово!!
- Ну, в последний раз. Господи благослови. . . . . . . . . . . . . . . .
Доктор и Ната отправились в спальню на поиски Корзухина, но Корзухина там не нашли.
Отыскали его в красной гостиной. Он сидел на красном диване, тянул из горлышка бутылки коньяк и курил чудовищную сигару.
- А, доктор! - сказал он, подмигнув. - Здравствуйте! Не находите ли вы, что красный цвет гостиной мебели дурно влияет на меня? Кубический объем, как говорится, не тот. Хе-хе… Продается хороший автомобиль, дети мои! Срочно нужны деньги за выездом в клуб, и если я, черт побери, не заложу сегодня хорошего банчишки - потащите меня опять на Вагнера. Ха-ха! Дорогой врач! Ломаются нынче все преграды, в том числе и ваша грудобрюшная, если вы не покинете немедленно одр тяжело больного Корзухина. Неужели мы никогда с вами, доктор, не увидимся? Ну, что ж делать… Я с этим совершенно примирился. Пошел вон!
Мотыльки на свечке
Опыт руководства для начинающих миллионеров
…Когда разговор перешел на театральные дела, Новакович, который всюду и везде хотел быть первым, хотел быть самым неожиданным, самым ошеломляющим, - этот Новакович заявил:
- Что там ваши театральные дела!.. Что там ваши крахи!.. Вот я был свидетелем одного театрального дела и одного театрального краха… Дело продолжалось всего месяц и стоило три миллиона рублей!!! Вы все знаете, что я не люблю лгать, не люблю преувеличивать…
- Я не знаю… - заявил какой-то добросовестный слушатель.
- Пора бы знать, - сухо осадил его Новакович. - Знание облагораживает, а незнание приближает к животному…
- Где это было? - спросил другой слушатель.
- Это? Это было в городе Тиктакполе - если хотите, можете найти его на карте. Он там, наверное, есть.
- Ну не тяните, рассказывайте.
- То-то вот… "Рассказывайте"! Вам бы только все рассказывать да рассказывать.
Очень развязный человек был Новакович.
Рассказ Новаковича об актрисе Зеленой
В уже известном вам городе Тиктакполе была молодая барышня по имени Зеленая.
Ничем она особенным не отличалась, и Тиктакполь не обращал на нее никакого внимания.
Однажды она получила из Сан-Франциско телеграмму: "Ваш родственник скончался, оставил вам по завещанию свыше трех миллионов рублей".
С этого началось.
Когда я ее впервые поздравил с богатством и спросил, что же она теперь будет делать, эта Зеленая мне ответила:
- Буду актрисой!
- Как актрисой? Почему актрисой? Откуда актрисой?!
- Так. Хочу быть актрисой. Всю жизнь мечтала об этом.
- Почему же вы раньше этого не сделали? Ведь для актерства деньги не нужны.
- Вы думаете? Я пробовала несколько раз поступить на сцену, но меня не брали.
- Почему?
- Интриги.
- Какие интриги? С чьей стороны? Ведь вас же еще никто не знал, чтобы интриговать против вас!! Кто интриговал?!
- Не знаю кто, но интриговали. Иначе почему бы меня не приняли на сцену? Не правда ли?
У нее было такое простодушное выражение лица, что я ничего не возразил. Промолчал…
- Слушайте, - сказала она мне. - Вы - один из самых порядочных и опытных людей… Устройте мне театр. Денег, сколько понадобится, я дам.
Я никогда ни в чем не могу отказать женщине. Такова моя жизнь.
- Хорошо, - согласился я.
- Театр мы построим новый, потому что существующие меня не удовлетворяют. Для моего таланта нужна оправа.
По-моему, для ее таланта нужна была единственная оправа - вымазать ее дегтем, обвалять в перьях и выгнать из города.
У нас в России не все свободы отняты у народа. Осталась еще одна свобода - произношения.
Поэтому Зеленая, не отвечая ни перед Богом, ни перед людьми, свободно произносила:
- Корокора.
- Какая корокора? - спрашивали мы у нее.
- Корокора. Которые звонят на корокорне.
Человеку, который, пронюхав о ее богатстве, хотел предложить ей руку и сердце, она ответила:
- Я не могу вас порюбить.
- И не надо, - обрадовался он. - За что меня рубить? Со мной ласково нужно…
- Не то. Я хочу быть актрисой!
Так как в последней фразе не было ни одного "л", жених сразу понял ее и отплыл в другую гавань.
Когда мы выстроили театр, я пригласил режиссера и стал набирать труппу.
Режиссер сказал, что он хочет получить такое жалованье:
- 4000 в месяц.
- Опомнитесь! - завопил я. - Почему?
- За позор, милый. Ведь я эту Зеленую знаю - она несколько раз приходила к нам в театр. Если уж мне теперь позориться, так знать за что!..
То же самое заявили и первые персонажи.
- Ну что ж, - говорили они, - по семи тысяч в месяц дадите - пойдем. Годик помучаемся, пострадаем, зато потом вздохнем свободно: уедем отсюда, купим на эти проклятые деньги где-нибудь в глуши домик и будем себе доживать век под чужой фамилией. Чтобы не так стыдно было…
А простак десять тысяч взял.
- Не забывайте, - говорит, - что я с самим Росси играл, с Поссартом! Каково мне теперь?!
Дали.
За пьесой обратились к известному, модному автору, произведения которого вызывали всеобщий заслуженный восторг.
- Не дам, - сказал он, узнав, в чем дело.
- Мы хорошо заплатим… Десять тысяч за право постановки…
- Не могу… мое имя, мое авторское самолюбие…
- Пятнадцать тысяч!!