- Глупо! - раздраженно сказала жена. - Не забывай, что ты говоришь при постороннем человеке.
- Да, действительно… - сказал Жоржик. - Такие вещи при постороннем немножко не того.
- Ну, Жоржик, знаете, если я вижу человека, который говорит идиотские абсурды, - я и при постороннем замечу ему это…
- Спасибо за комплимент, - злобно вскричала Елена Ивановна. - Заслужила… Стоило выходить за такого человека замуж, отдавать ему жизнь…
- А в самом деле? - спросил Жоржик, оживляясь. - Зачем вы это сделали? Охота была…
- Да уж спросите… Клялся меня на руках носить, под золотым колпаком держать…
- Вот тебе… - меланхолически прошептал Жоржик. - То клялся и то и другое сделать, а потом обманул… Ох эти мужья…
- Выслушайте меня, Жоржик, - крикнул муж, цепляясь за его руки. - Ради бога… Вы должны меня понять. Она, эта вот женщина, говорит, что я клялся на руках ее носить… Да! Может быть, это и было… Но если человек мечтал носить на руках всю жизнь любимое существо, а у него потом на руках оказался мешок с отрубями, как он должен поступить?
- Ясное дело - как, - мужественно, не колеблясь, сказал Жоржик.
- Если я мешок с отрубями, - захлебываясь от слез вскричала жена, - то что же ты такое?! Что он такое, Жоржик?
- Он? - презрительно взглянув на мужа, переспросил Жоржик.
- Да, он… Мужчина… Рыцарь! Способны были бы вы, Жоржик, даже не любя женщину, назвать ее мешком с отрубями?..
- Что вы, что вы!
- А способны были бы вы, Жоржик, - воскликнул Балтахин, - жить бок о бок с нелепой женщиной и выслушивать ежедневно ее благоглупости?..
- Трудновато… - ответил Жоржик. - Это уж, знаете, нужно ангельское терпение…
- Ты вот как говоришь? - сверкая глазами и дрожа от возмущения, воскликнула жена. - Почему же ты в таком случае не разведешься со мной?
- А в самом деле, Владимир Васильич?.. Почему бы…
- Ты спрашиваешь, почему я с тобой не разведусь? Ты меня спрашиваешь - почему? Как вам, Жоржик, понравится этот вопрос?
- Да уж… вопросец…
Жена ударила кулаком по сухарнице.
- А я тебе скажу, почему ты со мной не разведешься… Потому, что через полчаса по уходе Жоржика будешь валяться у меня в ногах и просить прощения!..
- Неужели вы это сделаете? - изумился Жоржик.
- Конечно, сделает! Будет уверять в своей любви, плакать, говорить, что жить без меня не может…
- Однако… поступочки, - пожал плечами Жоржик.
- Што-сс? И вы серьезно думаете, Жоржик, что я это сделаю? Так я тебе скажу, кто ты такая: ты психопатка, больная манией величия!! Неужели вы этого не замечаете?
- Подлец! - крикнула жена и, закрыв лицо носовым платком, выбежала в другую комнату.
- Да… - сказал Жоржик. - Действительно, ваше положение тяжелое. Ну, я пойду домой. До свиданья.
- Всего хорошего, Жоржик. Заходите… Я так рад видеть вас.
- Жо-о-оржик! - донесся из другой комнаты голос Елены Ивановны. - Идите-ка сюда.
- Что прикажете? - спросил Жоржик, входя к ней.
- Ну, Жоржик? Как вы назовете эту жизнь?
- Да как же: ад!
- Можно ужиться с этим слабоумным ипохондриком?
- Ну, уж знаете - это трудно. Не очень-то уживешься тут.
- Могли бы вы поступить так с женой?
- Что вы, что вы, - возразил Жоржик. - Разве можно? Ну, я пойду. Посидел, попил чайку - и баста.
- Заходите, Жоржик! Ради бога. Я так рада вас видеть!!! Вы такой… хороший! Такой сердечный… Вы так откликаетесь.
Слепцы
Посвящается А.Я. Садовской
I
Королевский сад в эту пору дня был открыт, и молодой писатель Ave беспрепятственно вошел туда. Побродив немного по песчаным дорожкам, он лениво опустился на скамью, на которой уже сидел пожилой господин с приветливым лицом.
Пожилой приветливый господин обернулся к Ave и после некоторого колебания спросил:
- Кто вы такой?
- Я? Ave. Писатель.
- Хорошая профессия, - одобрительно улыбнулся незнакомец. - Интересная и почетная.
- А вы кто? - спросил простодушный Ave.
- Я-то? Да король.
- Этой страны?
- Конечно. А то какой же…
В свою очередь, Ave сказал не менее благожелательно:
- Тоже хорошая профессия. Интересная и почетная.
- Ох, и не говорите, - вздохнул король. - Почетная-то она почетная, но интересного в ней ничего нет. Нужно вам сказать, молодой человек, королевствование не такой мед, как многие думают.
Ave всплеснул руками и изумленно вскричал:
- Это даже удивительно! Я не встречал ни одного человека, который был бы доволен своей судьбой.
- А вы довольны? - иронически прищурился король.
- Не совсем. Иногда какой-нибудь критик так выругает, что плакать хочется.
- Вот видите! Для вас существует не более десятка-другого критиков, а у меня критиков миллионы.
- Я бы на вашем месте не боялся никакой критики, - возразил задумчиво Ave и, качнув головой, добавил с осанкой видавшего виды опытного короля: - Вся штука в том, чтобы сочинять хорошие законы.
Король махнул рукой.
- Ничего не выйдет! Все равно никакого толку.
- Пробовали?
- Пробовал.
- Я бы на вашем месте…
- Э, на моем месте! - нервно вскричал старый король. - Я знал многих королей, которые были сносными писателями, но я не знаю ни одного писателя, который был хотя бы третьесортным, последнего разряда, королем. На моем месте… Посадил бы я вас на недельку, посмотрел бы, что из вас выйдет…
- Куда… посадили бы? - осторожно спросил обстоятельный Ave.
- На свое место!
- А! На свое место… Разве это возможно?
- Отчего же! Хотя бы для того это нужно сделать, чтобы нам, королям, поменьше завидовали… чтобы поменьше и потолковее критиковали нас, королей!
Ave скромно сказал:
- Ну что ж… Я, пожалуй, попробую. Только должен предупредить: мне это случается делать впервые, и если я с непривычки покажусь вам немного… гм… смешным - не осуждайте меня.
- Ничего, - добродушно улыбнулся король. - Не думаю, чтобы за неделю вы наделали особенно много глупостей… Итак - хотите?
- Попробую. Кстати, у меня есть в голове один небольшой, но очень симпатичный закон. Сегодня бы его можно и обнародовать.
- С Богом! - кивнул головой король. - Пойдемте во дворец. А для меня, кстати, это будет неделькой отдыха. Какой же это закон? Не секрет?
- Сегодня, проходя по улице, я видел слепого старика… Он шел, ощупывая руками и палкой дома, и ежеминутно рисковал попасть под колеса экипажей. И никому не было до него дела… Я хотел бы издать закон, по которому в слепых прохожих должна принимать участие городская полиция. Полисмен, заметив идущего слепца, обязан взять его за руки и заботливо проводить до дому, охраняя от экипажей, ям и рытвин. Нравится вам мой закон?
- Вы добрый парень, - устало улыбнулся король. - Да поможет вам Бог. А я пойду спать. - И, уходя, загадочно добавил:
- Бедные слепцы…
II
Уже три дня королевствовал скромный писатель Ave. Нужно отдать ему справедливость - он не пользовался своей властью и преимуществом своего положения. Всякий другой человек на его месте засадил бы критиков и других писателей в тюрьму, а народонаселение обязал бы покупать только свои книги - и не менее одной книги в день, на каждую душу, вместо утренних булок.
Ave поборол соблазн издать такой закон. Дебютировал он, как и обещал королю, "законом о провожании полисменами слепцов и об охранении сих последних от разрушительного действия внешних сил, как-то: экипажи, лошади, ямы и проч.".
Однажды (это было на четвертый день утром) Ave стоял в своем королевском кабинете у окна и рассеянно смотрел на улицу.
Неожиданно внимание его было привлечено страшным зрелищем: два полисмена тащили за шиворот прохожего, а третий пинками ноги подгонял его сзади.
С юношеским проворством выбежал Ave из кабинета, слетел с лестницы и через минуту очутился на улице.
- Куда вы его тащите? За что бьете? Что сделал этот человек? Скольких человек он убил?
- Ничего он не сделал, - отвечал полисмен.
- За что же вы его и куда гоните?
- Да ведь он, ваша милость, слепой. Мы его по закону в участок и волокем.
- По за-ко-ну? Неужели есть такой закон?
- А как же! Три дня тому назад обнародован и вступил в силу.
Ave, потрясенный, схватился за голову и взвизгнул:
- Мой закон?!
Сзади какой-то солидный прохожий пробормотал проклятие и сказал:
- Ну и законы нынче издаются! О чем они только думают? Чего хотят?
- Да уж, - поддержал другой голос, - умный закончик: "Всякого замеченного на улице слепца хватать за шиворот и тащить в участок, награждая по дороге пинками и колотушками". Очень умно! Чрезвычайно добросердечно!! Изумительная заботливость!!
Как вихрь влетел Ave в свой королевский кабинет и крикнул:
- Министра сюда! Разыщите его и сейчас же пригласите в кабинет!! Я должен сам расследовать дело!
III
По расследовании, загадочный случай с законом "Об охране слепцов от внешних сил" разъяснился. Дело обстояло так.
В первый день своего королевствования Ave призвал министра и сказал ему:
- Нужно издать закон "о заботливом отношении полисменов к прохожим слепцам, о провожании их домой и об охране сих последних от разрушительного действия внешних сил, как-то: экипажи, лошади, ямы и проч.".
Министр поклонился и вышел. Сейчас же вызвал к себе начальника города и сказал ему:
- Объявите закон: не допускать слепцов ходить по улицам без провожатых, а если таковых нет, то заменять их полисменами, на обязанности которых должна лежать доставка по месту назначения.
Выйдя от министра, начальник города пригласил к себе начальника полиции и распорядился:
- Там слепцы по городу, говорят, ходят без провожатых. Этого не допускать! Пусть ваши полисмены берут одиноких слепцов за руку и ведут куда надо.
- Слушаю-с.
Начальник полиции созвал в тот же день начальников частей и сказал им:
- Вот что, господа. Нам сообщили о новом законе, по которому всякий слепец, замеченный в шатании по улице без провожатого, забирается полицией и доставляется куда следует. Поняли?
- Так точно, господин начальник!
Начальники частей разъехались по своим местам и, созвав полицейских сержантов, сказали:
- Господа! Разъясните полисменам новый закон: "Всякого слепца, который шатается без толку по улице, мешая экипажному и пешему движению, хватать и тащить куда следует".
- Что значит "куда следует"? - спрашивали потом сержанты друг у друга.
- Вероятно, в участок. На высидку… Куда ж еще…
- Наверно, так.
- Ребята! - говорили сержанты, обходя полисменов. - Если вами будут замечены слепцы, бродящие по улицам, хватайте этих каналий за шиворот и волоките в участок!
- А если они не захотят идти в участок?
- Как не захотят? Пара хороших подзатыльников, затрещина, крепкий пинок сзади - небось побегут!..
Выяснив дело "Об охране слепцов от внешних влияний", Ave сел за свой роскошный королевский стол и заплакал.
Чья-то рука ласково легла ему на голову.
- Ну что? Не сказал ли я, узнав впервые о законе "охранения слепцов": "Бедные слепцы!" Видите! Во всей этой истории бедные слепцы проиграли, а я выиграл.
- Что вы выиграли? - спросил Ave, отыскивая свою шапку.
- Да как же? Одним моим критиком меньше. Прощайте, милый. Если еще вздумаете провести какую-нибудь реформу - заходите.
"Дожидайся!" - подумал Ave и, перепрыгивая через десять ступенек роскошной королевской лестницы, убежал.
Я в свете
I
Я спросил:
- Куда ты собрался?
- К одним знакомым. У них званая вечеринка.
- Гм… Досадно. Я пришел провести вечер с тобой.
- Да, жаль. Но ничего не поделаешь. Я уже обещал.
- Что же я теперь буду делать эти несколько часов? - печально спросил я. - Хотел поболтать с тобой… Кто эти твои знакомые?
- Полосухины.
- Полосухины? - обрадовался я. - Скажи, пожалуйста, это не тот ли Полосухин, у которого в прошлом году дача сгорела?
- Да, тот.
- Ну, так как же! Я его знаю! Еще я тогда пожар смотрел и видел этого Полосухина - вот как сейчас тебя вижу… А знаешь что? Не пойти ли нам к Полосухиным вместе?
- Да ведь ты не получал приглашения?
- Ну так что ж такое? Не выгонят же они меня?
- Неудобно.
- Да почему?
- Ну, знаешь… В обществе ведь не принято являться в первый раз в незнакомый дом без приглашения.
- Но ведь я же не один, а с тобой.
- Да и со мной неловко.
- Ну почему?
- В обществе так не принято. Светские люди так не делают.
- Не беспокойся, голубчик, - угрюмо возразил я. - Я не хуже твоего знаю эти все светские штучки, что вот, мол, рыбу нельзя есть ножом и прочее. Но в данном случае все это пустяки - если я не вор, не пьяница, то почему же меня не принять? Что, я не такой же человек, как и ты, что ли?
Плешаков неохотно сказал:
- Как хочешь… Если ты настаиваешь - едем. Только ведь ты в пиджаке. Нужно тебе заехать переодеться.
- Да зачем же? Пиджак почти новенький… А что толку в смокинге?.. У другого, может быть, и смокинг есть, да зато портной его день и ночь плачет. Пусть меня судят не по платью, а по моему уму и воспитанию.
- Во всяком случае, - усмехнулся Плешаков, - ты получил довольно оригинальное воспитание…
- Смейся, смейся! Мне хотя не приходилось до сих пор вращаться в обществе, но во всяком случае я рыбу ножом есть не стану!
Мы сели на извозчика и поехали к Полосухиным. Я предвкушал хороший, веселый вечер и поэтому радовался как ребенок.
Насчет моего первого появления и первых приветствий у меня уже сложилось несколько планов.
Можно, во-первых, сыграть роль чудаковатого парня-рубахи и души нараспашку, игнорирующего светские условности, что придает всем его поступкам странную прелесть. Здесь допустима небольшая фамильярность, подшучивание над девицами и любезничание с дамами, что должно вызывать общий смех и восклицания: "Ох уж этот Николай Николаич… Для него нет ничего святого! Только попадись ему на язычок!"
Можно также быть печальным, томным, чтобы было видно, что мысли мои витают где-то далеко и весь светский шум не долетает до моих ушей… Или еще можно держать себя очень сдержанно, холодно, но в высшей степени вежливо, как и подобает человеку, явившемуся впервые в дом.
Конечно, в том, другом и третьем случае необходимо соблюдение светских приличий, и одинаковым образом как светскость, так и чудаковатость и меланхоличность должны удерживать меня от употребления ножа при операциях с рыбой и от прочих поступков.
- Ну вот мы и приехали к Полосухиным, - сказал Плешаков, соскакивая с извозчика. - Может, ты раздумал?
- Чего там мне раздумывать, - весело возразил я. - Не звери же они, в самом деле. Не съедят меня. Ты меня только не забудь представить.
Плешаков промолчал, и мы, поднявшись по лестнице, позвонили…
II
После полутемной передней гостиная показалась ослепительной. Я на секунду приостановился, но сейчас же, ободрившись, двинулся вперед.
- Вот это хозяйка, - шепнул мне Плешаков.
- Позвольте представиться! - сказал я, улыбаясь. - Прошу любить да жаловать. Я страшно извиняюсь за немного бестактное, так сказать… Это вторжение очень напоминает человека, который рыбу ест ножом. Впрочем, к чему эти светские условности, не так ли? Ах, сударыня… Все на свете проходит, и через сто лет, вероятно, никого уже из нас не будет на свете…
Тут же я пожалел, что не остановился на какой-нибудь определенной манере держать себя. Начал я "рубахой-парнем", продолжил "светским сдержанным аристократом", а кончил "меланхоликом".
- Ничего, милости просим, - сказала хозяйка. - Неужели вы, однако, такой пессимист, что думаете о смерти?
- Да, - вздохнул я. - Что такое, в сущности, жизнь? Какой-то постоялый двор. Все приходят, уходят. Стоит ли после этого мучиться, страдать…
Лицо хозяйки омрачилось. "Однако, - подумал я. - Пригодна ли меланхоличность для светского вечера, где все должны веселиться?.."
Я надел на себя личину чудака, всеобщего любимца, "рубахи-парня". Прищелкнул пальцами и спросил:
- А где же хозяин сего богоспасаемого домишки?
- Он в карточной комнате.
- А-а, - подмигнул я. - Променял красивую женушку на картишки. Хе-хе. Ох, приударю я за вами - будет он тогда с выигрышем!
- С каким? - бледно улыбнулась хозяйка.
- Кому не везет в любви - везет в картах! А вы будто бы не понимаете? Ох эти женщины!
Я лукаво засмеялся. Лицо хозяйки дома казалось равнодушным. Она отвернулась и посмотрела на какого-то старика, топтавшегося в углу.
"Рубаха-парень" брал свое. Я кивнул головой на старика и сказал:
- Мы как будто во фруктовом саду.
- Почему?
- Да на одном из деревьев уже выросла синяя слива.
Я думал, что она расхохочется, так как нос старика действительно напоминал синюю сливу, но оказалось, что старик приходился ей отцом, и она обиделась.
Пришлось пустить в ход всю свою светскость, чтобы выпутаться из неловкого положения. Я пригласил на помощь "сдержанного аристократа" и сказал:
- Я извиняюсь за эту шутку. Старик мне, откровенно говоря, очень нравится. Кроме того, ведь не написано же у него на лбу, кто он такой.
- Ничего, - сказала хозяйка. - Бывает. Это легко случается, если человек приходит в дом, где он никого не знает.
- Разве он никого не знает? - удивился я.
- Кто?
- Ваш папаша.
- Я говорю не о папаше. Извините, я пойду распорядиться по хозяйству.
"Сдержанный аристократ" поклонился и… сейчас же уступил место "душе нараспашку".
- Господи! Такие прелестные ручки, созданные для ласк, должны хлопотать по хозяйству… Знаете что? Скажу вам откровенно: я познакомился с вами всего несколько минут, но чувствую себя, как будто знаком десять лет. Ей-богу! Так что вы со мной не стесняйтесь. Хотите, я пойду, помогу вам по хозяйству.
- Что вы! Мне ведь придется заглянуть на кухню…
- Заглянем вместе! Эхма! Ей-богу, нужно быть проще. Вы мною располагайте… Я могу все: ветчину нарезать, бутылки откупорить…
- Да нет, зачем же. Тем более что на кухню нужно проходить мимо детской, а дети спят…
- Как! У вас есть дети, и вы, плутовка этакая, молчите? Да ведь я обожаю детей. Они сразу подружатся с большим дядей. Я им сделаю разные кораблики, бумажные треуголки… Хе-хе! Я сейчас пойду к ним повозиться.