Было и посвящение в подводники: пили забортную воду, но мы пили не из плафона, как это принято ныне, а из кружки типа пивной и с якорем. При демобилизации нам эти кружки дарили. А за свинчивание плафонов боцман наказывал на "вечную приборку": где встретится ему нарушитель запрета, там тому и "шуршать приборку", а то и "Катьку ублажать". Последнее куда хуже. "Катька" весила килограммов под 150 и была отструганным чурбаном, оббитым старыми суконными одеялами. Конструкция имела 2-х метровую ручку. "Катькой" следовало делать движения "туда-сюда" по паркету и растирать мастику. И, если боцман говорил: "Что, по "Катьке" соскучился?!", то нарушитель превращался в "агнца божьего". Ибо амурные дела с "катькой" требовали энергозатрат куда больше, нежели акт с её тёзкой по жизни. Так что палуба в казарме блестела всегда. А вот кувалду при первом погружении, в отличии от нашего бывшего Президента Путина, не целовали. Не усматривали в эдаких неписанных традициях идеологическую подоплеку строителей коммунизма, коими нас видело начальство.
Неужели: "С заходом в загранпорты?"
До прихода изрядного пополнения в наше соединение АПЛ за счёт субмарин с Северного флота, в автономные плавания ходили в основном дизельные ПЛ. Наша служба начала принимать разумные каноны. Хотя, скорее нам так казалось после муштры в учебном отряде. Где-то происходили "Тонкинские события", то бишь война во Вьетнаме, где "в результате атаки патриотов", "прошедших тропой Хошимина" взрывались прибрежные базы и хранилища сайгонских "приспешников империализма". Кто были эти "патриоты" и какой такой тропой они проникали в по сути американские базы, мало известно как тогда, так и поныне. Но позже и мы пошли по "Тропе Хо– Ши-Мина". Узнали мы, что буквально у устья бухты Авача стоят американские корабли. А ещё, уже без приукрас, СТАЛИ понимать, что "холодная война" может в любой момент "погорячть" и даже очень. А подводники всегда были "целью № 1" для противника. Говорили о вредоносных действиях теперь уже бывшего Главы Правительства Никиты Хрущёва. Кольцо баз НАТО быстренько замкнулось вокруг СССР. Всё длительней становились автономные плавания, всё больше атомных субмарин пополнения приходило к нашим пирсам.
Прошёл слух, что будут набирать перегонную команду на какую-то новую плавбазу. И что эта плавбаза при кругосветке будет заходить в загранпорты. Слухи множились, наезжая друг на друга, а то и вовсе опровергались. Конечно же, хотелось попасть в эту самую перегонную команду. Ведь кругосветка не каждый день случается…Сколько вечеров проводили на сопке у костра, обсуждая возможности оказаться в загранплаваний. Замполита ловили для "откровенной беседы" везде и всюду. В итоге только при упоминании о злополучной плавбазе, он буквально вопил: "Не знаю и знать не хочу ни о какой плавбазе! Кого надо, вызовут в Особый отдел КГБ!" Эта фраза чуть было не стоила бедолаге его должности. Оказалось, что весь наш трёп был предметом военной тайны! А нас чёрт понёс в КГБ: "А вот нам замполит сказал, что через вас можно попасть…" Ни меня, ни Валерки Зайцева и Сани Вахнина среди "ходоков" не было, возможно это и решило нашу участь: нас зачислили в теперь уже не в виртуальный, а самый, что ни на есть реальный экипаж. Так что теперь мы сами стали носителями той самой тайны, которой так и подмывало с кем– либо поделиться. У всех троих уже был первый класс овладения специальностью. Из экипажей лодок на приём и перегонку супернового корабля отбирали лучших: для себя же, в конце концов. Об остальных кандидатах из надводников вряд ли можно отозваться аналогично. Их, как показалось, спроваживали с кораблей по принципу: "На тебе, боже, что нам не гоже". Так что чуть ли не треть из "варягов" отправили восвояси, а то и на гарнизонную гауптвахту-"кичу".
Последняя автономка
Когда начали грузить провизионки и прочие цистерны горючки и питьевой воды, нам было ясно даже на сколько суток идём. По банке сгущёнки на сутки на брата, либо бутылка вина на бачок– вот и вся арифметика. 10–12 бутылок на сутки. 15 ящиков – месяц похода. Вот и спрашивали у вахтенного: "Сколько пузырей сегодня загрузили?" 50 ящиков– автономка по полной программе. Ракеты в шахты грузили всей командой и ночью. Торпеды-днём, без маскировки. Дифферент на корму (лодка "присядает" на корму) и получай носовой отсек в аппараты и на стеллажи! Весь БЗ (боезапас) шёл с серьёзной маркировкой, без скидок на "авось".
"Неужто дерябнется наша кучерявая мечта пройтись по морям-океанам воочию?! Так и закруглится наша служба между шпангоутом № А и № С в отсеке № Е? Хотя нас никто и не спрашивал: попал служить-не скули!
Добавили и регенерацию, видно часть пустили свои же матросы на стирку: очень уж хорошо отстирывает любую робу!
Хотя по военному времени такие "шутки" жестоко наказуемы. Ведь регенерация – это воздух в отсеке. Вот и выбирай: стирать или дышать. И единожды в предрассветную мглу мы неслись с сопки к пирсу на нашу К-45. Бежали без разбора, кучей. Кто– то спотыкался. Падал, матерился. Старпом подбадривал, командир к.1 ранга Вереникин бежал посмеиваясь неуклюжести некоторых матросов. Неизменно впереди мчался со своей машинкой секретчик. Суета в раздевалке СРБ (служба радиационной безопасности) и снова бегом уже на лодку через КДП (пост дозконтроля).
По трапу вниз со свистом, едва касаясь поручней. Но, чуть коснувшись подошвами палубы центрального отсека, все пулей рекошетируют вправо – в кормовые отсеки. И лишь торпедисты, аккумуляторщики скачут к люку 2-го отсека. Занимают посты в 3-м, центральном отсеке.
Проститься с Камчаткой
Собрали нас, как бы будущий экипаж плавбазы, на борту корабля царской ещё постройки – плавбазе "Нева". Стоявшей у стенки так долго, что попытка сдёрнуть её с подводного "Арарата" консервных банок чуть было не закончилась для старика потоплением аккурат посреди бухты Крашенинникова. Сотни глаз с берега затаив дыхание следили за попыткой команды "Невы" и трёх буксиров хотя бы водрузить посудину обратно. В конце концов это им удалось. Нашу же таборообразную братию препроводили на буксире в морпорт. Там у стенки стоял уже знакомый нам белоснежный лайнер "Советский Союз", как нам сказали в первом рейсе на нём, это бывший репатриированный у фашистской Германии грузопассажирский корабль "Великая Германия". Хотя сами члены команды корабля утверждали, что первое название корабля всё-таки было "Адольф Гитлер" и его водоизмещение превышало 33 тыс. тонн. Так или иначе, но корабль был поистине величавым и впечатление производил неизменно поразительное. Тем более, что больше в нашей жизни его видеть не пришлось. Говорят, что в последующие годы его сняли с трассы и приспособили под гостиницу во Владивостоке. Хорошо, хоть так, а то ведь вообще могли пустить "на гвозди", то есть на металлолом.
Не зря моряки считают, что у кораблей есть живая душа. Приняли нас на борт по широченному трапу и тут же разместили по каютам 3 класса: по 4 человека в каждую. Офицеры, разумеется, поселились в более комфортных условиях и совершенно не интересовались нашим благоустройством: "Не маленькие, чтобы сопельки утирать." Ну мы и "утёрлись" от души в ближайшем ресторанчике. Деньги у нас, не ахти какие, но водились. Тут будет вполне кстати вспомнить анекдот про увольнение на берег. Старшина построил претендентов и командует: "У кого с собой больше трёх рублей, выйти из строя!" Вышли около трети строя. Старшина вновь командует: "У кого меньше трёшки, выйти из строя!" Вышли оставшиеся. "Вышедшим разойтись к себе по кубрикам!" Разойтись, конечно все, но спросили: "А почему?"
"У кого больше трёх рублей – напьётся. (Водка стоила 3 рубля бутылка). А с мелочью на берегу делать нечего!", – пояснил старшина.
В нашей же ситуации у каждого было куда больше трёх рублей. Офицеры, а прежде всего замполит капитан– лейтенант Кляцкий, убедились в этом лишь к концу первого дня плавания. Замполит же наш очень даже напоминал знаменитого артиста Ролана Быкова: небольшой ростом и с изрядной залысиной.
Узнав, что во вверенной ему команде ой какое ЧП (почти все поголовно захмелились "под жвак", сиречь – под завязку), каплей ринулся (а что толку!) усмирять пьянку. И сходу влетел в нашу каюту, где уже почивал на верхней кровати Федя Смыков, двухметровый гигант из боцкоманды. Цепи коечки надёжно удерживали мощный торс пассажира от падения даже при шторме. У Феди был "дых", как от полудесятка. "Встать!!", – истошно заорал на него Кляцкий. Но матрос храпел едва не за десятерых, периодически издавая тревожные звуки: "Э-ык! Бу-ык!" Жаль, но борец с алкоголизмом сигнал тревоги не распознал и после очередного "Бу-ык-а-а" был с головы до пят облит содержимым желудка подопечного. Рьиа и матерясь пострадавший ринулся вон из каюты за помощью. Мы же принялись спасать перепившего бедолагу. Это было очень тяжело. Даже Корней Чуковский обмолвился по этому случаю, дескать "тяжело из болота тащить бегемота!". Но "бегемота" оперативно утащили в самую глухую каюту, а на его место уложили непьющего Серёгу Сазонова "метр с кепкой" ростом. И, только прибрались, как каюта наполнилась офицерами, умеренно трезвыми. Замполит, жаждая сатисфакции в полном объёме, сорвал с мальца одеяло. Но команда "Вста-а-а" застряла в его горле: предполагаемый гигант превратился едва не в лилипута. Далее последовали нервные конвульсии каплея, с надрывными вскриками: "Где?! Где он, вашу в душу!!" Но все матросы в каюте молчали. Офицеры хохотали с надрывом. С тем и ушли. А Федя благополучно дослужил до ДМБ без единой (!) гауптвахты.
На следующие сутки хода всё было тихо и чинно. Разве что, как бы мимоходом, через коридор наших кают прошмыгнёт гарсон, чего-то прикрывая фартуком. Ребята похмелялись, но в меру. А Федю Кляцкий не искал. Как видно опытные офицеры прсоветовали "помалкивать в тряпочку": себе дороже будет. А ведь дельно посоветовали, потому как ещё не раз до приезда в Николаев приходилось "помалкивать в тряпочку": почти на каждой станции благостные родственники "кое-что" приносили в довесок к варёным курам, салу и колбасе. "Ан, за всеми углядишь! Абы от поезда не отстали", – успокаивал себя квази Ролан Быков. Тут уж сами матросы стали поддерживать "норматив" во избежание "потери доверия к массам": после проезда станции оповещали теперь уже дежурного по кораблю офицера. Служба налаживалась. Хотя в Уссурийске всё-таки был анекдотичный случай. Там в киосочках в великом множестве продавали напиток "Медок". Офицеры, как видно не ведали о качествах сего "нектара". Но в команде были ребята, употреблявшие сие снадобье на гражданке. Их резюме было таким: "Да бражка это классная на меду! Градусов 20 будет!" Так что офицерам этого напитка попробовать так и не довелось: всё раскупили матросы. Лишь на вторые сутки, когда песни всё ещё не смолкали из экипажного вагона, стало доподлинно ясно: напиток стоящий!
Париж, Париж… Приморье!
Есть притча, смысл которой в том, что созерцавшему красоту Парижа, можно и умереть. Вполне может и так, в Париже быть не довелось. Но побывавшим в столице Франции есть смысл наведаться в Приморье, дабы не умирать ранее намеченного судьбой срока и не болтать нелепицу. Камчатка и Приморье или наоборот, да ещё Аляска могут так поразить человека, что он вовеки не захочет не то что умирать, а вновь и вновь любоваться красотами этих мест на Земле. Такое впечатление, что здешние края были экспериментальной мастерской Бога – творца природы. Флора и фауна джунглей и тайги как бы воссоединились, создав великолепнейшие ансамбли. Ели и пихты, уроженки сибирской тайги нередко обвивались тропическими лианами, а рядом с кедром соседствовал виноград. Были и такие божественные измыслы, как корень жизни "Жень-шень", подобного которому нет на всём земном шаре. Бенгальские тигры и фазаны уживались с бурыми медведями и орлами. Роились пчёлы и рос лимонник. В реках водились несметное количество рыб почти всех видов земных водоёмов, а то и вовсе уникальных созданий вроде Калуги – самой крупной пресноводной рыбы на Земле: до 200 кг. весом и длиной около 3,5метра. Леопард и гималайский медведь соседствуют с кабаном и косулей. А озеро Ханка по своей уникальности и запасу пресной воды уступает только Байкалу.
Секретная лаборатория адмирала Максюты
Корабли адмирала Максюты
Наш низкий поклон традиции блюсти юбилеи! А то ведь облечём всё и вся строгой государственной тайной и помалкиваем. Так проходят десятилетия. А потом – в архив. Архив опять-таки засекретим! Ну ладно – работа. Но люди! Их тоже туда… замалчиваем напрочь, едва не на века! А их порой десятки тысяч, беззаветно отдававших силы, талант, здоровье, а то и жизнь, в конце концов… Нет, так нельзя, нельзя в забвение. А в угоду некой, порой необоснованной режимности подлежат умолчанию величайшие, героические дела целых поколений?! Будто их и не было…
Сегодня понемногу и, как бы нехотя, отдаёт нам история их имена. Не так уж давно предали гласности имя человека № 1 среди советских, российских завоевателей космоса. Узнали о Главном конструкторе ракетно-космических систем, дважды Герое Социалистического Труда, академике Королёве Сергее Павловиче. Уже на слуху имена Глушкова, Тихонравова, Цандера, Чертока. Но остаётся целый пласт до сих пор неизвестных сподвижников Королёва.
Здесь мы преднамеренно пока не называем имя человека, которого давно пристало вывести из пресловутой секретности и воздать должное в людской славе!
И, что удивительно, мы не уверены: общались ли они когда-либо: Великий теоретик и труженик морей на планете Земля вообще! Не до встреч было. На кону стояло само существование государства. Более 70 прецедентов сегодня обнародованы о нанесении ракетно-ядерного удара "по Советам". Но это не сделано. Не посмели!
А теперь попробуем определить то место, ту область науки и наисложнейшей практики в деле ракетостроения, чем довелось заниматься нашему адмиралу по сути всю последующую жизнь морского офицера. А заодно и многих десятков тысяч военных моряков в его подчинении. В 2009 году моряки некогда совсекретного соединения кораблей готовятся отмечать 50-летие 4-й Тихоокеанской гидрографической экспедиции КИК(кораблей измерительного комплекса). И в этой связи попробуем оценить неоценимое: боевую работу соединения КИК, под руководством ПЕРВОПРОХОДЦА
РАКЕТНОГО ДЕЛА НА МОРЕ адмирала Максюты Юрия Ивановича. Королёв и Максюта: люди-побратимы. Один вершил дела на суше, другой завершал их на море.
Адмирал посылал в точно определённое время абсолютно безоружные корабли идти в самое пекло противостояния двух противоборствующих ядерных держав, в центральную часть Тихого океана. Это пекло именовалось "район, закрытый для плавания судов и пролёта самолётов". А проще – испытательный полигон межконтинентальных баллистических ракет. Полигон никак не охранялся, ни по периметру, ни с воздуха. Возможно лишь из– под воды. А в центре его, в предполагаемой точке падения боеголовки и должны были располагаться эти самые корабли – корабли измерительного комплекса.
Рисковый эксперимент.
Внешне все выглядело благопристойно и почти по лабораторному: "Экспериментальный по запуск изделия X! Всем кораблям занять свои точки в акватории Тихого океана согласно полученным целеуказаниям!"
Примерно так начинаются любые окончательные испытания МБР – межконтинентальных баллистических ракет. Исходные данные: "изделие" запускается из мест "не столь близких", положим, с Таймыра в места "не столь дальние": на Камчатку. А вернее– в акваторию Тихого океана вдали от Камчатки. Заметим, что туда же рвутся на всех парах и "супостаты". Их задача если не сорвать испытания, то хотя бы помешать. Любыми способами, вплоть…
Прошла команда "Пуск!" Начинает работать система СЕВ (система единого времени) и ничто, подчёркиваем, – ничто для исполнителей эксперимента не имеет более существенного значения, нежели сам эксперимент! Даже сама жизнь участников принимает второстепенное значение. И, если в зоне старта ракеты, до и после команды "Пуск", меры безопасности расписаны до йоты, то в месте отделения ГЧ (головной части) ракеты такие меры сводятся уже к требованиям:
– Быть на минимальном расстоянии от точки падения ГЧ(головной части);
– Установить телеметрические антенны за 15 минут до подлёта ГЧ. (И боже упаси сделать это раньше указанного времени, а тем более – позже!)
– Иметь идеально настроенные станции приёма сигналов строго за определённое время.
– То же самое относится ко всем другим регистрирующим подразделениям на корабле;
– Зарегистрировать с отличным качеством всю информацию относительно поведения ракеты и её головной части.
Всё вышеперечисленное, плюс великое множество сопутствующего и нештатного должно быть выполнено, несмотря на:
– Плотное окружение и помехи кораблей и авиации потенциального противника; (помехи могут оказаться абордажем, а то и хуже);
– Любую штормовую погоду, в том числе зимнюю и обледенение, местами до полуметра;
– Слаженную, вплоть до долей секунды, работу всего личного состава;
– Грамотнейшие и истинно филигранные действия офицерского и мичманского состава;
Героизм в данной ситуации считается делом заурядным, а невыполнение приказа расценивается по законам военного времени… Командиру корабля обеспечить ход клорабля, заданные курс и координаты.
Так вот, на стадии испытания разработанных и апробированных в наземных условиях МБР понадобился целый штат специалистов особого класса, ранее в команде Генерального отсутствовавший. Возглавить подразделение должен был морской офицер, обладающий следующими качествами:
– Кристально чистый в моральном отношении человек;
– Безусловно талантливый организатор;
– Мореход, знающий всю акваторию Мирового океана от Арктики и до Антарктиды как свои пять пальцев и даже лучше;
– Аналитик, инженер, потенциальный учёный группы риска;
– Бесстрашный моряк и душа коллектива.
ПРИКАЗ НА ВЫПОЛНЕНИЕ ПОЛУЧЕН
Кандидата подыскивал лично Главком ВМФ СССР Сергей Георгиевич Горшков, тем более, что была у Главкома мечта переоборудовать под корабли измерительного комплекса крейсера проекта 68 бис, на их утилизации настаивал Н. С. Хрущёв.
Требуемого офицера нашли. Это был капитан первого ранга Юрий Иванович Максюта. Член КПСС, 1918 года рождения. Участник Великой Отечественной войны, один из помощников Командующего Черноморским флотом. В1959 году Главком ВМФ назначил офицера командиром ТОГЭ-4 (Тихоокеанская гидрографическая экспедиция). Это было совершенно секретное соединение кораблей в составе сначала 4-х, потом 6, а в конце – 8 кораблей 1 ранга. Ничего общего с гидрографией, кроме названия да ещё морей и океанов соединение не имело.