- Ладно, мех, раз уж так вышло, включай свой гормон радости и начинай считать!
Доктор бросил на живот Крепскому его получку:
- Считайте, сэр!
И механик приступил к счету, не спеша, лежа спиной на рундуке и периодически слюнявя пальцы. Окончив это приятное дело, он смежил очи и, явно кайфуя, изрек:
- Ничто так не укрепляет веру человека в будущее, как предоплата! Вроде деньги небольшие и счастье приносят нам, мужикам, только временно, но нервную систему укрепляют, это точно!
- Ну, а теперь я тебе ее буду портить, - строгим тоном произнес корабельный врач, совмещавший с этой должностью ответственные обязанности парторга. - Вы, Крепский, коммунист или как? Взносы сдавать думаете, или за вами опять неделю ходить придется?
При этом лицо механика исказилось, словно от приступа хронической зубной боли.
- Ну, ты садист, докторюга, похлеще моей жены! Ей сразу отдай, тебе отдай, ну ни минутки не даете себя Рокфеллером почувствовать!
- Коммунист Крепский, прошу не путать супружеский долг с партийным! - с надлежащей долей серьезности, наставительно изрек доктор.
Все, кто находился в ЦП и стал свидетелем "сцены", начали давиться со смеху. Обиженный командир БЧ-5 резко вскочил на ноги и заорал на сразу притихший отсек:
- Хватит ржать! Лучше отсек готовьте "по-штормовому", а то сейчас всем дам прохохотаться: и партийным, и антифашистам!!!
После чего решительно двинулся по лодке проверять исполнение отданного им приказания…
Партвзносы он, разумеется, заплатил. Принимая от него деньги, доктор язвительно прошептал:
- Да не слепятся стенки вашего кошелька, сэр!
За что сходу был послан куда подальше...
До полигона "Л-33" лодка шла около пяти часов. Как и обещал прогноз, северный ветер изрядно помотал корабль, слегка оморячив молодой призыв. На подходе к полигону командир прошел по кораблю, решив самолично ознакомиться с обстановкой в отсеках и, в особенности, состоянием молодых матросов. Плохое крепление имущества "по-штормовому" позволило стихии в ряде жилых отсеков поставить все "с ног на уши". В неописуемой смеси по отсекам валялись рассыпанные шахматы, домино, шашки и личные вещи, обильно смоченные, к тому же, содержанием матросских желудков.
На койке в 7-м отсеке командир обнаружил молодого матроса, призванного из Туркмении. Матрос сидел на палубе в наглухо застегнутом бушлате с поднятым воротником, в зимней шапке с опущенными и плотно завязанными ушами. На "иссиня-вороненом" от рождения и загара лице явственно проступала бледность. Зрачки глаз закатились, на губах выступила пена. Не на шутку встревоженный, командир тряхнул его за плечо и поинтересовался:
- Товарищ матрос, вам плохо?
Реакция матроса обескуражила. Его щелочки-глаза раскрылись, и ничего не выражающий взгляд заструился сквозь сталь прочного корпуса прямиком в беснующееся море. Вдруг он заголосил - протяжно и тоскливо, словно зверь пустыни. Некоторые слова можно было почти точно разобрать: "Зачем меня, мама, малъчик родила? Лючше - дэвочка, болше морэ не пайду, лючше - турма.. а... а!".
Стармех понимающе взглянул на командира и подвел логическую черту, по-своему взбодрив одуревшего от качки и холода матроса:
- Мы с тобой, землячок, товарищи по несчастью. В таких случаях спасает только трудотерапия. Пойдем-ка, я тебе покажу, что делать, чтобы излечиться навсегда!
И увел бедолагу в ЦП…
Еще до прибытия в полигон туркмен приобрел надлежащую сноровку, "возносясь" на мостик с "кандейками" масла, собранного в трюме Центрального. И служил впоследствии превосходно.
Заняв полигон, лодка погрузилась, а в отсеках установились непривычные после шторма тишина и покой. Народ мгновенно ожил. Сразу же объявили приборку, а с наведением чистоты - обед.
Насытившись, свободный от вахты личный состав, измотанный качкой, попадал в койки. "Адмиральский час" позволил восстановить утраченные силы. Далее до глубокой ночи отрабатывались элементы задачи "Л-2" в подводном положении.
После 23.00, определившись с плотностью аккумуляторной батареи, командир принял решение всплыть на зарядку и в дальнейшем продолжить отработку надводных элементов задачи.
Все готовились к возобновлению качки, а значит, к очередной порции физических неприятностей, однако, всплытие под перископ приятно удивило - шторма как будто и не было. Впрочем, на Балтике это не редкость.
Всплыв под "среднюю", командир поднялся на мостик и осмотрелся. Горизонт был визуально чист. Но зимняя ночь была такой темной, что казалось, что смотришь сквозь черную вату. Линия горизонта как таковая отсутствовала. Даже нос лодки едва просматривался. Еще раз убедившись в отсутствии целей, командир привычно скомандовал вниз: "Стоп моторы, опустить перископ!".
Продолжая всматриваться в черноту ночи, командир вдруг почувствовал, как что-то мокрое и холодное лезет к нему за воротник шубы. Инстинктивно вздрогнув и отпрянув, он обернулся назад и… столкнулся лицом с парящей в воздухе тушей здоровенного лосося. Приглядевшись тщательней, он различил, что по обоим бортам к воде спускаются серебристые гирлянды из рыбьих туш. Это был перемет. Вызванные наверх матросы быстро вытащили снасть. Один из бесчисленных крючков зацепился за кожаную прокладку перископа. Крючки были большие и острые. Оценив их необычность, боцман восхищенно, как истинный рыбак, воскликнул:
- Надо ж, какие огромные! Неужели бывают еще больше?
На что механик с удовольствием съязвил:
- Больше, боцман, только наш якорь!
С оборванного штормом финского перемета общей длиной 150-200 метров было снято 11 лососей и 27 туш трески. Рыба уснула не более суток тому назад, и это ее совершенно не портило.
Окончательно "оживший" после шторма механик при виде такой удачи резко засуетился. Он был удивительно падок на халяву. Азартно потирая руки, "мех" заверил командира, что лучше, чем он, "сёмужный" посол лососины во всей Лиепайской округе никто не делает. А посему есть у него деловое предложение: поручить это именно ему.
Командир такое согласие дал. Условие было конкретным: "солонина" должна быть готова к приходу лодки с моря. Треска же прямым ходом отправилась на камбуз - жариться.
На следующее утро отработка задачи продолжалась с еще большей тщательностью. Вечером на сеансе связи пришло "радио" с уточнением плана. Сообщалось, что на следующий день в полигон на торпедолове прибудет комиссия штаба для приема задачи. Оперативный просил обеспечить прием торпедолова и работу штаба.
С этих пор командир БЧ-5 потерял покой. Оказалось, что он зоологически боится флагманского "деда". Капитан 2 ранга Журавлев на должность флагманского механика был назначен недавно, и с первых же дней не сработался с Крепским. Почувствовав склонность к лени, он с первых дней проявлял к подчиненному жесткость и при каждом удобном случае выводил его на "чистую воду".
Еще в базе Крепский усиленно расспрашивал коллег, сдававших "деду" курсовые задачи, о том, что можно предпринять и как "задобрить" сурового начальника, чтобы "спихнуть" задачу с первого раза. Наблюдая все это и зная своего меха, как "облупленного", командир предупредил, чтобы тот не мучился дурью, а готовил людей и корабль как положено, избегая авантюрных путей и сомнительных "вариантов". Иначе все закончится для него плачевно, а именно - парткомисией. Однако тот не унимался, продолжая попытки "поймать бога за бороду".
Как-то раз механик соседней лодки, значительно старше и опытнее Крепского, за "рюмкой чая", доверительно похлопав Диму по плечу, посоветовал тому не заморачиваться, а в нужное время просто накрыть "деду" стол. Поскольку речь шла о задаче Л-2, сделать это следовало в каюте на лодке. То есть поставить на стол бутылку спирта, бутылку воды, банку мясных и банку рыбных консервов, ну и хлеба, конечно.
В заключение старший товарищ заверил, что сам через это прошел, и все "проскочило на ура". Сомнения, конечно, оставались, но вариант этот механику сразу понравился, как наименее трудоемкий. После нескольких уточняющих вопросов на нем он и остановился.
И вот он настал, этот судный день…
Минут за двадцать до подхода торпедолова со штабом на борту, Крепский накрыл стол в точности, "как учили". Закрыв каюту, стармех направился в ЦП для встречи начальника. С прибытием Журавлева он бодро доложил о готовности корабля к сдаче задачи, предложив тому воспользоваться своей каютой. Ни о чем не подозревавший "дед" предложение принял молча, но не прошло и десяти минут, как вернулся в ЦП и спросил Крепского:
- Это что за спирт и консервы стоят на столике в Вашей каюте?
Без тени смущения Дима выдал:
- Так для Вас же, товарищ капитан 2 ранга, чтобы Вы посидели, расслабились, чтоб задача легче принималась...
Поняв вдруг, что несет околесицу, резко замолчал. А выслушав все, что о нем думает флагманский начальник, и вовсе сник.
На шум в ЦП с мостика спустился командир. Узнав от флагмеха, что задача от подводной лодки не принимается из-за неготовности к ней лично командира БЧ-5, приказал следовать в базу.
Механик соседней лодки, насоветовавший Крепскому организацию халявной сдачи курсовой задачи, Димкины обвинения с "кишкой" укоров впридачу воспринял спокойно, задав ему лишь один вопрос:
- Вот ты говоришь, что стол накрыл, как мы тогда решили, а банки с консервами были открыты?
Крепский тупо на него посмотрел и, помотав головой, вымолвил:
- Не-а....
- Так скажи на милость, за что тебе ставить положительную оценку то? Если ты даже банки старику поленился открыть и консервного ножа не положил? Что, ему их зубами вскрывать?
Через неделю механик Крепский отправился на парткомиссию, а через полгода был переведен на консервацию. Впрочем, нет худа без добра. Там, по крайней мере, не укачивало.
4 января 2004 г.
И грянул...взрыв
Зима 1971-го выдалась на редкость теплая. До нового года оставались считанные дни, а снегом еще и не пахло, да и лед в каналах и гаванях отсутствовал. Каналы и гавани были чисты. Такое явление в Лиепае случалось редко. По словам старожилов, не чаще чем раз в 5-7 лет. Невзирая на причуды природы, Флот готовился к встрече Нового года. По давным-давно отработанной схеме. Уже были завезены и наряжались праздничные елки, закупались торты и сладости к новогоднему столу, готовилась самодеятельность, хохмы для розыгрышей, выбирались и экипировались "деды морозы". Словом, как и люди всей страны, моряки готовились к встрече самого любимого праздника.
Накануне подводная лодка "С-187" ошвартовалась к стенке завода Тосмаре. Впереди был плановый средний ремонт. Как часто бывает в подобных случаях, лучших специалистов приказом командира бригады перевели на корабли первой линии для повышения боевой готовности. В экипаже остались, главным образом, старослужащие, готовые вскоре демобилизоваться, да недавно прибывшая, совсем зеленая молодежь.
Подводная лодка стояла у заводской стенки далеко не одна - причальный фронт был плотно забит кораблями и судами, стоявшими борт о борт по 2-3 корпуса. Самым крупным соседом подлодки оказался эскадренный миноносец, алевший по носу. Весь в строительных лесах он был практически целиком выкрашен ярким свинцовым суриком. У трапа эсминца топорщилась деревянная будка вахтенного, а по корме болтался баркас, привязанный концом к береговому палу. Баркас был нештатным. По слухам, командир эсминца приобрел его у рыбаков за бутылку спирта и жутко гордился удачной сделкой. По понедельникам он гордо "рассекал" гладь каналов до Зимней гавани и обратно.
Давным-давно, когда заводской причальный фронт только зарождался, кто-то очень умный и хозяйственный решил использовать в качестве палов невесть откуда привезенные стволы старинных орудий, стрелявших, разумеется, еще ядрами. Большую часть ствола, обращенного казенной частью вниз, замуровали в причал, а жерла залили цементом. Палы получились не только оригинальные, но и весьма удобные.
Завод продолжал развиваться. На ремонт стали приходить крупные военные корабли, а на причалах появились большие, мощные, специально изготовленные палы, стоящие и по сей день. Тем временем, один из легендарных стволов, избежавший искоренения, продолжал торчать из причала между корпусами эсминца и подводной лодки. На него, собственно, и был наброшен швартовый конец баркаса. Все бы ничего, да только безудержное время, сезонная смена температур и осадки настолько разрушили цементную "пробку", что шаловливым матросским рукам не составило особого труда извлечь ее остатки из ствола. Оголилась "боевая дыра", казалось бы, давно отжившего свой век орудия. Предприимчивые матросы и рабочие завода быстро приспособили его под мусорную урну, активно наполняя жерло окурками, бумажками и мелким мусором.
Но российский матрос не был бы самим собой, если бы не пошел дальше. Два заштатных разгильдяя с подводной лодки: старшина 2 статьи Свириденко и матрос Пермяк, как-то раз, перекуривая на стенке, пришли к выводу, что торчащий из причала "раритет" по большому счету готов к использованию по прямому назначению. Да и повод напрашивался сам по себе. Испытание было назначено на новогоднюю ночь, чтобы заодно повеселить "фейерверком" и народ с соседних кораблей.
Рассуждая вслух об опасности предстоящей акции, моряки по-мальчишески беспечно, дав волю безудержной фантазии, с веселым гоготом проговаривали возможные варианты хохм, которые должны возникнуть в ходе грядущего эксперимента. Ясно было одно - заводским зевакам будет что посмотреть!
Вспомнив "бородатый" анекдот про солдата-артиллериста, приехавшего на побывку в родную деревню, торпедист Свириденко незамедлительно поведал его своему корешу - трюмному Пермяку.
…Слухи на селе распространяются мгновенно, и о приезде доморощенного "Яшки-артиллериста" селяне узнали еще до того, как он, сойдя на полустанке с поезда, подошел к деревне. Старики-ветераны кто в старой форменной фуражке, а кто в потрепанном мундире, желая подчеркнуть свою причастность к армейской службе, с нарочитым интересом поджидали отпускника. Когда солдат приблизился на дистанцию голосового приветствия, один из дедов деловито поинтересовался:
- Где служишь внучек?
- В артиллерии дедушка!
- В антиллерии? - встрепенулся тот. - Ну, и как там у вас в антиллерии?
Затем, не дожидаясь ответа, он обвел присутствующих загадочным взором и торжественно заключил: "Да что там у вас, вот у нас... засыплешь, бывало в пушку два ведра пороху да три ведра камней, как жахнешь по врагу. У нас пять трупов, а что ТАМ наделает!!!"
Смеялись друзья долго и дружно, а, закончив, решили за неимением пороха засыпать в пушку лодочную регенерацию, затерявшуюся банку которой Свиридов случайно обнаружил в трюме 1-го отсека.
Сказано - сделано. Заступив на вахту "под елочку", за два часа до наступления Нового года, друзья вскрыли банку регенерации и, поломав на мелкие кусочки пару пластин, побросали "зелье" в заблаговременно очищенное от мусора жерло Петровской пушки. Плотно забив в качестве пыжа рукав от старого ватника, они выбулькали сверху целую банку из под компота отработанного машинного масла и, наконец, забросив сверху увесистый булыжник, расположились в курилке в нетерпеливом ожидании.
Свидетелем картины заряжания стал вахтенный у трапа эсминца. Шестое чувство подсказывало матросу, что подводники затевают нешуточную пакость.
- Не дрейфь, салага, сейчас будет салют! Ты, главное, в штаны не наложи! - благородно предупредил коллегу-надводника старшина Свириденко.
Матрос, разрываемый противоречивыми чувствами служебного долга и братской солидарности, колебался недолго. Полевой телефон, установленный в его будке, связи с дежурным по кораблю не давал, поэтому вахтенный, стуча пудовыми валенками с галошами по трапу, поспешил подняться на борт, чтобы произвести доклад по команде лично. Однако сделать это ему было не суждено. Окрестности огласил оглушительный взрыв. Вовсе не выстрел, как наивно предполагали разгильдяи с подлодки, а полновесный и натуральный взрыв. К счастью, без жертв. Похоже, по одной лишь причине, что в тот момент на стенке никого не было. Сами виновники "торжества" отирались в курилке, метрах в сорока от заговорившего орудия.
Уставший с годами, повидавший виды металл, не выдержав силы взрыва, лопнул на всю длину ствола. Пушку словно полено разорвало надвое, после чего, описав дугу, она, на пару со здоровенным куском каменного причала, рухнула в стоявший неподалеку баркас. Под аккомпанемент характерного бульканья тот пошел ко дну за считанные секунды. "Ядро" же, описав в воздухе немыслимый зигзаг, ударило в стенку вахтенной будки, которая, разваливаясь на лету, со всем своим содержимым приводнилась на место, где совсем недавно мирно стоял баркас.
Прибежавший на шум дежурный по эсминцу некоторое время зачарованно смотрел на студеную гладь, откуда, словно антенны инопланетян, торчали провода полевого телефона. Дрожащими руками он вытянул его из воды, несколько уменьшив объем ущерба, нанесенного государству. По всем статьям Новый 1972-й год начинался весело.
Не далее чем следующим утром организаторы ЧП, виновато понурив голову, топтались "на ковре" в командирской каюте. Командир ПЛ, превозмогая естественную праздничную головную боль, чинил правосудие. В бессильной злобе он поинтересовался:
- Сколько же вам лет детки?
- Девятнадцать, - пискляво протянул Свириденко.
- Да-а, к сожалению, для аборта уже поздновато!
Рождество горе-артиллеристы встречали на ГУБЕ.
28 января 2004 г.
Вещество-"О"
После очередной двенадцатимесячной службы в Средиземное море подводная лодка "Б-94" прибыла в Кронштадт и готовилась к постановке в завод для производства планового среднего ремонта.
Выгрузили боезапас и в порядке очередности сдавали на склады имеющиеся на лодке запасы, имущество и оборудование. Дошла очередь и до сдачи аппаратов ИДА-59. Этим занимался помощник командира старший лейтенант Порохов. Осмотрев принимаемое имущество, начальник склада старший мичман Калюжный поинтересовался у старлея, ссыпано ли из аппаратов вещество "О". Узнав, что вещество "О" не ссыпалось, он наотрез отказался принимать имущество до тех пор, пока указанное замечание не будет устранено.
Вопрос возник сам собой. Куда его ссыпать?
Монументальный Калюжный неторопливо вынес со склада и бросил под ноги матросам два ящика, вроде тех, что используют для картофеля: "Ссыпьте вещество сюда, а потом забирайте с собой и…на свалку!"
Расположившись в курилке неподалеку от склада, сдаточная команда, нисколько не радуясь лучам ласкового летнего солнышка, неторопливо рассуждала, где же может находиться упомянутая мичманом свалка. В конце концов, не нести же это дерьмо через весь Кронштадт обратно в часть! Да и что с ним там делать? Вот ведь проблема свалилась!
Дело в том, что крупные белые гранулы вещества "О", взаимодействуя с водой, производят бурную реакцию с интенсивным выделением кислорода, а значит, на редкость огнеопасны.
Порохов это знал и напряженно ломал голову над тем, как же незаметно, без ущерба для себя и привлечения внимания окружающих "утилизировать" "добро", свалившееся столь некстати на эту самую голову. Высыпать его в стоячую воду пролегавшего неподалеку канала - слишком заметно. Это определенно привлечет нежелательное внимание зевак, да и люди подумают, что умышленно загрязняется акватория. Без скандала не обойтись...