Схема, отработанная годами, вновь вступила в действие. Зная о главкомовской страсти к охоте, командование своевременно приступило к подготовке, поручив это ответственное дело подводникам. На береговой базе подплава для таких случаев всегда был соответствующий "резерв" сил и средств. И люди подобраны опытные.
Командир дивизии вызвал НШ и приказал на 11.00 в конференц-зале собрать совещание. Состав участников был определен конкретно и строго соответствовал планируемому мероприятию.
Дежурно-вахтенной службой были оповещены и бывшие мичмана-ветераны Кузьмич и Савельич. Так ласково, с теплотой и заслуженной любовью, называли на соединении двух ветеранов, прослуживших на кораблях соединения всю свою сознательную жизнь, повидавших войну, имевших боевые награды и как близнецы-братья похожих друг на друга. Последние годы они "служили" на подсобном хозяйстве бербазы, выращивая для дивизии свиное поголовье и выполняя "особо-важные" поручения начальства. Потому что в округе их знали и могли они практически все.
На вид одного роста, с одинаковыми фигурами, косой саженью в плечах, с косым циркулем в ногах, с ногами похожими на руки и руками, напоминающими грабли, они, казалось, сохранили физическую силу молодости и являли собой железную смычку подплава с близлежащими колхозами, охотхозяйствами и рыбсовхозами. То есть представляли категорию людей "незаменимых", не раз выручавших командование своими надежными связями.
Приказ НШ застал их на рабочем месте. Утро было в самом разгаре. Веселое хрюканье и повизгивание, доносящееся из отделения молодняка красноречиво говорило, что "подчиненные" уже готовы к очередному приему пищи.
На столе подсобки красовалась куча крупных, сочных помидор и зелени. Свежий хлеб и две полиэтиленовые канистры с продукцией соседнего совхоза "Золотая Балка" логически завершали продуктовое "изобилие" и подтверждали готовность хозяев подкрепиться, чем бог послал. Стаканы, смоченные вином, оповещали, что проба уже снята, а красновато-загорелые лица подтверждали его незаурядное качество.
Форма одежды не стесняла движений, отвечая погоде и обстановке. Необъятные флотские трусы, кирзовые сапоги на босу ногу и подводницкие пилотки были как нельзя кстати. Татуировки на различных частях тела информировали непосвященных о беспредельной, еще юношеской, любви хозяев к Севастополю, Одессе, морю и Черноморскому флоту.
Приказ прибыть в назначенное время в штаб, на совещание, их нисколько не смутил. Времени до начала было предостаточно и Савельич, взяв канистру, налил по полстакана вина и обыденно произнес:
- Давай, Кузьмич, за успех дела, чтобы трагедь не вышла.
Не спеша выпили, закусили и стали собираться.
Совещание началось вовремя. На нем НШ поставил задачи, уточнил сроки, определил расстановку сил. Каждый участник уяснил свой маневр.
Главная "цель" - козёл, по договоренности с егерями охотхозяйства, был отловлен на следующий же день, о чем Савельич не без гордости доложил начальству.
Экземпляр, надо заметить, попался выдающийся и по размерам, и по окрасу. Самец с внушительными рогами был просто великолепен, присутствующие не переставали восхищаться. Довольно быстро организовали репетицию на местности. Козла, естественно, не выпускали, и держали в клетке. Рисковать никто не собирался, да и не имел, на кону стояла честь коллектива.
Для правдивости воплощения сценария творцы исходили из принципа, что обман в жизни должен быть также естественен и эффективен, как в природе скорость и сила. Рисковать было просто нельзя.
Наконец настал, как говорится, день "Д". Еще с вечера в охотничий домик начали завозить все, что сопутствовало застолью после удачной охоты. Накрывались столы, строго выдерживалась сервировка. И вот наступил момент, когда стало ясно, что не хватает только главного - жертвы.
Утром на трех "волгах" прибыл Главком со свитой. В лесу его встречали комдив, начальник ОУС, начальник охотхозяйства и человек пять ответственных офицеров штаба флота во главе с НШ флота.
Ответственное мероприятие не может протекать бесконтрольно. Адьютант проворно обеспечил выход главкома из машины и тут же извлек из багажника кожаный ружейный чехол, выполненный в форме удлиненного чемоданчика. Приветливо поздоровавшись с присутствующими, Главком головой по сторонам, как бы оценивая местность, не спеша снял и протер платком очки, а уже затем подошел к предусмотрительно раскрытому чехлу. Ружье он собирал всегда сам. Это был штучный, богато инкрустированный "зауэр" с превосходной оптикой. Не спеша закончив сборку, он вскинул ружье по-охотничьи к плечу и проверил оптику по верхушкам сосен.
Вскоре Главком уже стоял "на номере", метрах в ста от хоронившихся в лесной чаще Кузьмича и Савельича. Изрядно вспотевшие мичмана из последних сил удерживали извлеченного из клетки "виновника торжества".
Козел, почуяв неладное, пытался вырваться, но безуспешно. Метрах в пяти стоял офицер-связист с рацией и в наушниках. Полуоткрытый рот и отрешенный взгляд говорили о том, что он заинструктирован насмерть и ожидает исполнительную команду с минуты на минуту. Мичмана, тихо матерясь, продолжали отплясывать "ритуальный танец козла", придерживая оного за рога, шею и другие части тела.
Долгожданный сигнал пришел как всегда внезапно. На мгновение глаза лейтенанта "остекленели", затем он принял позу человека, несанкционированно писающего себе в ботинки и заорал аварийным голосом:
- Мужики, отпускай !!!...
Кузьмич с Савельичем враз отскочили в разные стороны. Освободившаяся жертва, как бы не веря наступившей свободе, на секунду замерла, но, получив пинок в зад безразмерным подводницким сапогом Савельича, рванулась с места, однако ошиблась направлением. Очередная сцена на мгновение напомнила картину Репина "Не ждали". Выйдя из секундного ступора, мичмана, как куклы на веревочках, задергались, затопали на месте ногами, и в бурном потоке ненормативной речи "расставили" в соответствующую очередь всех возможных родственников бедного козла. Общий смысл выданной ими информации указывал последнему требуемый курс.
Козел описал дугу и, поражая присутствующих своей понятливостью, действительно изменил направление, побежал в сторону главкома, вскоре исчезнув в мелколесье.
Все застыли на месте, одеревенев с вытянутыми шеями и открытыми ртами. Казалось, все "пили ушами воздух" в ожидании звука выстрела. В глазах присутствовавших читался единственный вопрос-сомнение, как у подводников, выпустивших торпеду по врагу - "неужели мимо!?"
И тут раздался долгожданный выстрел. Главком действительно стрелял хорошо. Не зря охота была его любимым хобби. Ему хватило одного патрона.
До охотничьего домика убитого козла на шесте несли все те же Кузьмич и Савельич, которые, изображая загонщиков, тут же вышли из леса с улыбками на ширину приклада. Чувствовалось, что за себя они радовались не меньше, чем за удачу главнокомандующего. Состояние их души на тот момент было выражено одним словом, произнесенным потирающим руки Кузьмичем:
"Ну, писец!"
Пока публика собиралась к столу, специалисты быстро освежевали тушу, и умелый кок быстро приготовил жаркое из печени. Голова трофея с рогами красовалась на блюде, украшенная сосновыми ветками.
Незаметно подошло время первого тоста. Кто-то из "рвущихся" и безусловно перспективных капитанов 1-го ранга поднял рюмку и произнес:
- За соколиный глаз и твердую руку нашего главнокомандующего! Главком, морщась, остановил его жестом руки и, по-стариковски причмокивая, вымолвил:
- Ладно, ладно, не надо лишних слов. Я прекрасно слышал, как ваш козел принимал решение.
25 ноября 2003 г.
г. Санкт-Петербург
Новостройка
Дежурным по кронштадтской бригаде новостроящихся лодок стоял командир подводной лодки 613-го проекта капитан 3 ранга Геннадий Кедров. Стоял погожий осенний день. Будущие "морские волки" занимались материальной частью новеньких кораблей: изучали оборудование и вооружение, получали и комплектовали ЗИП, отрабатывали повседневную организацию, готовя подводные лодки к службе в составе соединений всех флотов ВМФ. Ощущалась острая нехватка мичманов. Их набирали на действующем флоте, ну, а если в руки "мобистов" попадались отчисленные из военно-морских училищ более ли менее подготовленные по специальности старшины, их немедленно назначали на мичманские должности. Так в экипаж Кедрова попали сразу двое бывших курсантов: старшина 1-й статьи Проскурин, которого поставили на штат старшины команды трюмных и главный старшина Рогов, занявший штат старшины команды гидроакустиков. Оба были отчислены с 4-го курса, легко ориентировались в специальности, имели опыт командования подразделениями и пользовались заслуженным уважением в экипаже.
Москвич Рогов высокий, широкоплечий, белозубый и синеглазый красавец-брюнет был отчислен из училища радиоэлектроники по недисциплинированности. Обладая отличным чувством юмора, он был застрельщиком всевозможных подколов и веселых шуток в экипаже. Про таких говорят - за словом в карман не полезет. Мурманчанин же Проскурин такой же широкоплечий великан был белобрыс и немногословен. Его блинообразное, белесое лицо вряд ли можно было назвать привлекательным, но внимательный взгляд серых глаз выдавал умную и сильную натуру. Командование корабля это также оценило, и в экипаже, помимо должности старшины команды трюмных-машинистов поручило ему исполнять обязанности строевого старшины. Различие специальностей и характеров не мешало Рогову и Проскурину крепко сдружиться с первых же дней формирования экипажа. Они были практически неразлучны в свободное от подготовки время. Под крики болельщиков устраивали друг с другом различные соревнования: - кто больше подымет двухпудовую гирю, больше раз подтянется или продержит прямой угол, или, к примеру, "гнули подковы", определяя, чья рука сильнее. Вместе ходили в Кронштадт в увольнение. В общем, были неразлучны.
По трансляции объявили построение на обед. Капитан 3 ранга Кедров прохаживаясь по плацу, наблюдал, как строятся экипажи. Все выглядело вполне буднично, и ничто не предвещало каких-либо вводных. Все предвкушали сытный обед, а главное, следовавший за ним "адмиральский час". Через 5 минут, после того как матросы начали организованно и с аппетитом поглощать обед, на территорию части въехал кортеж из пяти легковых автомобилей и остановился у казармы. Из машин не спеша вышла группа адмиралов и старших офицеров во главе с главкомом - адмиралом флота С.Г. Горшковым. Выбежавший на шум дежурный по казарме лейтенант поначалу растерялся, но, быстро собравшись, чеканя шаг, подошел к главкому и четко доложил, что личный состав на обеде, а он, лейтенант Соков докладывает за дежурного по бригаде, находящегося с личным составам на камбузе. Горшков выслушал доклад, поздоровался с лейтенантом за руку и, бросив на ходу: "Ладно, лейтенант, занимайтесь службой, а мы посмотрим, как живут подводники", не спеша, направился в казарму.
Матросы уже приступили ко второму блюду, когда взмыленный рассыльный, очумевший от обилия начальства и спринтерского бега, сбивчиво доложил Кедрову о случившемся.
Предчувствуя неладное, тот поспешил навстречу внезапной проверке, на ходу прикидывая, как доложить об этом комбригу, для которого этот визит - как снег на голову.
Прибыв в казарму и узнав от лейтенанта Сокова, что главком с проверяющими находятся в его кубрике, Кедров вытер обильно вспотевший лоб и после секундного раздумья двинулся вперед, как Матросов на амбразуру.
Размещались на берегу моряки стандартно, как и везде в ВМФ. Помещение искусственно делилось на две половины. В одной стояли двухъярусные койки и тумбочки, в другой - столы и скамейки, для проведения занятий и политинформаций.
Когда Кедров зашел в кубрик, Горшков сидел на скамейке за столом. С ним, что-то обсуждая, беседовали два адмирала. Остальные проверяющие рассыпались по помещению, изучая качество заправки коек, содержимое тумбочек и развешенную по стенам "наглядную агитацию".
Командир, как положено, подошел к главкому, представился и доложил. Горшков сдержанно поздоровался, не прерывая разговора с адмиралами.
Прошло еще минут пять напряженного ожидания. Ситуация оставалась прежней. Вдруг Кедрова пробил холодный пот, как говорится, от "киля и до клотика". До его слуха донесся нарастающий гул, - это был гул неуправляемой толпы. До него дошло, что строй отобедавших матросов, превратившись в неуправляемую толпу, со скоростью выпущенной стрелы устремился в казарму с общим желанием как можно быстрее упасть на койку. "Адмиральский час" ведь никто не отменял.
Горшков с проверяющими также настороженно прислушивались в ожидании. Шум нарастал. Толпа приближалась, и Кедров про себя решил, что это конец. Светлые, можно сказать, и удачные годы службы на глазах превращались в черные пятна суровой действительности.
Гул оборвался с тяжелым ударом в дверь флотского прогара, открывающего проход. Первыми в кубрик, отталкивая друг друга, с гоготом ввалились наши "герои" - старшины: Рогов и Проскурин. Остальная толпа напирала сзади, но, узрев в помещении проверяющих, смолкла и откатилась. Закрыв дверь кубрика. Старшины, "срубив" ситуацию замерли и вытянулись перед главкомом. Тот молча в упор через очки рассматривал бравых старшин.
- Командир, твои орлы? - продолжая смотреть на старшин, спросил Горшков у Кедрова.
- Так точно, товарищ главнокомандующий.
Все присутствующие, казалось, обратились в слух. Даже в коридоре наступила звенящая тишина.
- Такие здоровые! Наверно спортсмены? - обращаясь, как бы к старшинам продолжал уточнять Горшков.
- Так точно! - услышали все молодцеватый ответ главстаршины Рогова.
- А чем занимаетесь? Боксом, борьбой или штангой? - не отставал дотошный главком.
- Никак нет! В основном ПЕРЕКУРАМИ! - не моргнув глазом, все так же молодцевато выдал Рогов.
Напряжение, которое начало было спадать, с новой силой ударило в командирское темя.
"Что ж он гад творит?" - пронеслось в голове Кедрова.
Адмиралы, удивленные подобной дерзостью переглядывались, пряча улыбки в ожидании реакции Горшкова. А главком, как бы пропустив дерзость мимо ушей, не меняя выражения лица, продолжал настойчиво уточнять.
- Так почему вы такие здоровые? Сибиряки, наверное?
- Так точно! - все так же лихо отчеканил Рогов.
- А откуда? - продолжал уточнять главком.
- Из-под Москвы!
Главком улыбнулся, он все же понимал юмор, да и настроение с утра у него было не для разносов. Увидев улыбающегося Горшкова, окружающие тоже засмеялись и, даже стали высказывать шутливые комментарии. Через минуту главком с прежней серьезностью опять спросил, обращаясь к Рогову:
- Вообще-то как живете? Какие трудности? Есть ли вопросы ко мне, как Главнокомандующему ВМФ?
- Живем отлично, товарищ главком, изучаем новую технику. Скоро начнем ее осваивать в море - все так же бодро отвечал Рогов.
- Ну, а среди матросов все так настроены. Или встречаются пессимисты, которые не до конца верят в технику, или, может, кому-то не нравится служба на подводных лодках?
- Никак нет, товарищ главнокомандующий, таких нет!
- Ну, а вы, хорошо понимаете, о чем я вас спрашиваю, что в виду имею? - не унимался главком.
- Оптимисты, товарищ главнокомандующий, это те, которые, будучи в лесу, стараются слушать кукушку, ну, а пессимисты это те, кто в лесу всегда слушают дятла.
Ответ Рогова явно понравился. В подтверждении этого в унисон главкому дружно рассмеялись все присутствующие, и даже Кедров позволил себе улыбнуться.
Горшков встал, показывая подчиненным, что работа окончена, и неспешно двинулся к выходу.
Внезапно свалившаяся на голову капитана 3 ранга Кедрова проверка, заканчивалась вполне успешно. А, глядя на вздымавшие легкую пыль отъезжающие машины, он вдруг подумал, что, наверное, в службе, как и в жизни, нет ничего приятнее, чем пыль от колес отъезжающей комиссии.
18 ноября 2003 г.
Курсовая задача
Подводная лодка выходила в море на отработку задачи Л-2 "Организация плавания ПЛ".
Задача была положена, поскольку в последнее время на корабле прошла плановая модернизация, да и экипаж получил молодое пополнение взамен демобилизованных моряков.
Закончили приготовление, швартовые команды суетились на надстройках, командир убыл к оперативному дежурному за последними данными по району плавания, инструктажем и окончательным разрешением на выход.
Все шло как обычно, только командир БЧ-5 капитан-лейтенант Дима Крепский мучался нехорошими предчувствиями. Вроде не первый год на флоте, а никак не совладать с "морской болезнью". Правда, укачивался он не "в усмерть", но мучился изрядно, хотя и старательно это скрывал.
Перед выходом нештатный финансист, коим являлся корабельный доктор, пользуясь какими-то ему одному известными связями, получил деньги на экипаж. Выдал практически всем, кроме Крепского. Тот во время "раздачи слонов" занимался матчастью, был занят и денег своих не получил.
"Выдам позже, - решил про себя док. - Все равно в море идем".
Прибывший от ОД командир подтвердил разрешение на выход, забрался на мостик и отдал команду сниматься со швартовых. Развернув лодку на выход из гавани, он вызвал по "каштану" центральный пост и передал приказание:
- Механик, объявите по трансляции, что в период перехода корабля в полигон ожидается усиление северного ветра. До выхода из "огражденной" (огражденная волноломом часть гавани) все имущество по отсекам еще раз проверить на крепление по-штормовому. Ожидается сильная бортовая качка.
Получив приказание с мостика, механик сразу же передал его по "циркуляру" и, поставив у "каштана" старшину команды трюмных, возлег на рундук с инструментами и стал морально готовиться к обещанному командиром шторму.
В этот момент, воспользовавшись минутой затишья, к нему "подкатил" док.
- Сэр, Вы деньги получать будете или как?
Слово "деньги" произвело оживляющий эффект. Механик моментально открыл глаза и, явно проявляя живой интерес к вопросу, уже с улыбкой спросил:
- Док, ты фокусник. Что за деньги? Неужели получка за январь?
Подчеркнуто соблюдая английское хладнокровие и выдержку, док ответил:
- Нет, сэр! Это ваша Нобелевская премия за август, сэр!
Продолжая сохранять горизонтальное положение, механик поспешил выразить восхищение:
- Надо же, на неделю раньше срока!? Ну, ты, док, и жучара!