- Надеюсь, лейтенант, зачетные листы у вас есть все. Заведите еще, пожалуйста, и тетрадь по устройству подводной лодки. Зачеты на самостоятельное несение ходовой вахты буду принимать лично.
Больше всего понравился мне офицерский коллектив - дружный, толковый и юморной. Из четырех лейтенантов трое были выпускниками этого года, только из разных училищ.
Особой живостью ума и смекалкой среди офицеров экипажа, выделялся штурман, капитан-лейтенант Володя Павлов. Маленький, толстенький, почти всегда улыбающийся. Умевший красиво пошутить и безобидно разыграть любого, от матроса до офицера включительно.
Окончив училище с "красным дипломом" и являясь лучшим штурманом соединения, он совершенно не рвался к карьере по командной линии. Всегда носил короткие брюки и, зачастую, разного цвета носки. К примеру, черный и синий, а то и коричневый с серым. На смех сослуживцев он, казалось, не реагировал, и вскоре к его чудачествам привыкли даже в штабе.
Зато люди его любили, уважали, и боевая часть у него была лучшей на дивизии.
В то памятное утро приготовление ничем не отличалось от предыдущих. Единственно, по непонятным причинам, опаздывал боцман, мичман Байбаков. Старпом этому факту удивился и выразил штурману свое неудовольствие, приказав разобраться и навести должный порядок.
Минут за 15 до окончания приготовления, наконец, объявился боцман. Совершенно трезвый, однако с приличным "фонарем" под глазом. Встретив боцмана на мостике, Павлов с наигранным восхищением заметил:
- Сколько же, боцман, на свете вещей, которые нам, уже прямо с утра, могут и делают "хорошо"?!
Подняв голову, тот виновато посмотрел на своего начальника, продемонстрировав тем самым всем присутствующим на мостике свой фиолетово-синий "трофей", и тихо спросил:
- Что вы на меня так смотрите?
- Да вот боцман, очень хочется убедиться, что ты - не вымысел! Я от тебя, старичок, просто… худею!!! - смог спокойно вымолвить штурман. - Старпом, понимаешь ли, кипит, как чайник, того и гляди, с носика закапает, а тебя, как Германа, все нет и нет. Прямо, заждались вконец! Теперь-то уж точно он шкурку нам залупит! У меня-то она дубовая, а вот тебе больно будет! Он как раз сейчас в ударе, "скипидарит" всех подряд! И кто же тебя, старче, так "отоварил"?
- Да, моя "курица", то есть жена. Привыкла, видите ли, что каждый день я дома, пока в заводе-то стояли. Теперь, видите ли, ей наш рабочий график не нравится.
- Ну, а ты что?
- Да вот… пытался объяснить… не получилось…
- Не... получилось...!!! - передразнил его штурман. - Обрыдаться от твоей песни можно! Что же ты за мямля-то у меня такой?! Родился бы уж лучше бабой, ходил бы сейчас беременным и уж точно бы сидел дома! А то, смотри, придем с моря, можешь написать рапорт командиру, что тебе и жене хочется райской жизни.
- Это, в каком смысле?
- В смысле - хрен на коромысле! Райская жизнь - это, когда нет понедельников, дежурств, морей, начальников и всегда сам себе хозяин.
- Ну, уж нет. У меня выслуга еще маленькая.
- Ладно, философ, ты здесь проверь "мостик", а я доложу старпому о тебе, пока командир от оперативного не прибыл. И старайся поменьше светить своим фонарем, - примирительно сказал Володька и стал спускать по трапу в центральный пост свой животик, очень смахивающий на рюкзачок альпиниста.
Уже проверили корпус на герметичность, и старпом принимал доклады об окончании приготовления.
Увидев штурмана, живо поинтересовался про боцмана.
- Так точно, прибыл, товарищ капитан З ранга. Уже проведена воспитательная беседа. У него просто дома с женой не все в порядке.
- Что-то серьезное?
- Да нет, просто его "курица", так он жену называет, снесла яичницу.
- Почему сразу яичницу-то?
- Да накипело!!! - улыбаясь, пояснил Павлов. - Недовольна тем, что каждый день мужик в море. Он же у нее "кентавр"!
- Почему кентавр-то?
- Так, вроде, как и мужик в доме, и скотина в хозяйстве! Привыкла за время ремонта, что он всегда пред очами, ну и выразила свое бабье неудовольствие. Поставила ему "бланш" на всю глазницу. Ввела его в полный адреналин! Так что сейчас, на мостике, мы корректировали его АЖП.
- Какое АЖП? Это еще что за хреновина, штурман? - нервно поинтересовался старпом.
- Да его "активную жизненную позицию". Он все понял.
- Ладно штурман, ты сам с ним разбирайся, я командиру докладывать ничего не буду. Но в следующий раз сядете на гауптвахту вместе. А там комендант быстро откорректирует вам вашу АЖП, мудозвоны.
Уже в море, за обедом в кают-компании, офицеры рассуждали о магнитных бурях и о том, как они влияют на поведение человека и его самочувствие.
- Док! Вот почему, когда у меня все хорошо, то утром болит голова? - спросил штурман у корабельного врача. - Может, тоже магнитные бури?
- Просто пить надо поменьше. А вообще ― нормальный признак. Если голова болит, то значит - она есть! - съязвил врач.
- Ты, эскулап, все обидеть норовишь, да еще как-то прилюдно. Ты лучше бы рассказал офицерам о чем-нибудь прекрасном.
- Что ты имеешь ввиду? - потягивая компот, с недоверием спросил доктор.
- Слушай, врач, у тебя, к примеру, геморрой есть?
- Нет, а что?
- Ну, вот уже и прекрасно! Ведь можешь, когда захочешь! А то все: много пить вредно, курить вредно, пора бросать, товарищи! Агитатор хренов. Что, мальчиков нашел, воспитатель? Или готовишься поставить "галку" в соцобязательствах? Замполит-то как обрадуется! Сам-то сколько раз курить бросал?
Доктор знал веселую натуру штурмана и вел себя уверенно. Он был из Белоруссии - трудный по убеждениям собеседник. Про таких обычно говорят: "Упертый он, его соплей не перешибешь".
- Уже два раза бросал, ну и что? Все равно брошу окончательно. Раз сказал - железно! Никотин очень вреден и ведет к раку - это доказанная истина.
- Ветер тебе в парус! Правильный ты наш! Раз уж ты, док, начал вещать прописные истины, то запомни еще одну: "Если вдруг ты захотел бросить курить, и у тебя ничего не получилось, а потом - бросить пить, и у тебя снова не получилось, а потом - заниматься излишней любовью с женщинами, и у тебя снова ничего не вышло - не переживай! Знай, что от е...ли по пьянке еще ни один курильщик не умер!
Дружный, беззаботный смех офицеров в кают-компании привлек старпома, который вскоре появился и мгновенно озаботил всех делами.
Двухсуточная отработка элементов задачи подходила к концу. Подводная лодка готовилась к всплытию. Уже на перископной глубине почувствовали, что море "горбатое", лодку сильно качало и бросало.
Толстенький штурман с лихо надетыми наушниками, как голубь над яйцекладкой, "ворковал" над картой, быстро вращая ручку радиопеленгатора, и нанося карандашом радиопеленга.
Хоть на вид он и был спокойный, но чувствовалась какая-то озабоченность. Похоже, что-то не "срасталось" с определением места корабля.
В этом месте моря по осени бывали такие "фокусы", и штурмана между собой называли его "гнилой угол". А других технических средств определения места корабля в море на тот период лодка просто не имела.
Еще "на перископе" командир поинтересовался:
- Штурман, прогноз имеете?
- Вам какой, товарищ командир? - не снимая наушников, спросил Павлов.
- А что, у вас большой выбор? - с интересом уточнил командир.
- Могу дать оптимистический, могу пессимистический, могу реальный, но он хуже пессимистического в два раза.
- А что рыбаки дают?
- У них, товарищ командир, видно установилась такая мерзкая погода, что прогноз они уже передают просто "матом".
Поняв бесполезность своего вопроса в этом положении корабля, командир приказал боцману всплывать.
Проходя к трапу, командир автоматически запросил "Штурман, место!?" и, заглянув в рабочую карту, в недоумении задержался. На карте, посередине здоровенного, на полморя треугольника из пеленгов, мягким карандашом был талантливо нарисован внушительных размеров хер, с сопутствующими ему причиндалами.
- Что это?! Что это значит, Павлов?! - возмутился командир.
Сняв наушники и, глядя на командира честными глазами, Володя произнес:
- Товарищ командир! Место сомнительно!
Командир сам был из штурманов. Сухо сплюнув, он полез на мостик.
Продув балласт и получив "квитанцию" на переданное радио, лодка выходила из полигона.
- Штýрмана наверх! - поступила в центральный команда командира.
Подвижный, как дрессированный медвежонок в цирке, Павлов привычно вынес на мостик свое толстенькое тело.
- Куда предлагаешь идти, флотоводец?
Молча приложив обе ладони, как ветроотбойники с боков, к глазам, Володька всматривался в горизонт. Его можно было выделить только интуитивно, по быстро несущимися в темноте низким облакам и блеклым просветам. Было уже довольно темно, но он продолжал пристально всматриваться в ночь. Так длилось несколько минут.
Вдруг на какой-то миг нижний край одного из них "позолотил" свет фонарей города, и штурман, уверенно протянув руку, выдал:
- Сюда!
Быстро посмотрев в пеленгатор, уточнил:
- Товарищ командир! Приемный буй по пеленгу 275. Сказав это, он буквально скатился в центральный пост.
Где-то через час подводная лодка действительно прошла приемный буй и легла на входные либавские створы.
С приходом в базу на построении экипажу было объявлено, что завтра корабль вместе со штабом бригады идет в море на сдачу задачи Л-2.
Выступая перед экипажем, командир похвалил людей за напряженный труд в море. Указал офицерам на выявленные замечания и приказал:
- Горячку, товарищи, пороть не надо, но указанные замечания к утру устранить. У кого замечаний нет - "добро" на сход, до приготовления.
И ушел к себе в казарму.
Далее всем уже заправлял старпом.
Боцман вопросительно сияя "бланшем", подошел к Павлову.
- Прошу "добро" домой! - переминаясь с ноги на ногу, серьезно спросил он штурмана.
- А ты себя в зеркале-то хоть видел?
- Нет, - тяжело вздохнув, хмуро ответил тот.
- Ну, если ты себя не видишь даже в зеркале, то значит ты - НЕОТРАЗИМ! Ладно, тебе "добро"! Я только тебе сейчас одну книжку дам, и можешь быть свободен. Смотри, завтра не опаздывай. А то старпом сгноит нас на "губе".
- А, что за книжку-то хотите мне дать? - недоуменно спросил боцман.
- "САМОУЧИТЕЛЬ ПО ВЫЖИВАНИЮ СРЕДИ "ПЕРНАТЫХ". Как изучишь - проверю! - весело сказал Володя и расхохотался.
Уже засыпая на казарменной койке и в дреме автоматически анализируя пережитый выход в море, он почему-то вспомнил треп о магнитных бурях, о прогнозе, который их дает.
Если бы бюро прогноза ничего не давало вообще про эти магнитные бури, то, наверное, головы нормальных людей совершенно бы не знали, когда же им болеть…
А бюро прогнозов… ведь тоже… может... ошибается… как неудачник-минер… хоть и один раз..., но... каждый день...
Через пять лет Павлов скоропостижно умер. И стало на земле на одного человека скучнее…
3 мая 2004 года
Грёбаное копыто
Лейтенант Юрка Трофимов, выпускник училища подводного плавания, до училища служил "срочную". При почти двухметровом росте, за годы службы и учебы заматерел, приобрел ладную, физически развитую фигуру, стройность и привлекательность, которую подчеркивала индивидуально пошитая военно-морская форма.
Назначение он получил в Лиепайский подплав на "лягушку" - среднюю дизельную ракетную ПЛ проекта 665.
В казарме по-уставному четко, внятно и коротко представился командиру. Командир, капитан 3 ранга Воробьев, по прозвищу Васька-воробей, внимательно оглядев Трофимова, решил сразу "проверить его на укупорку" и отдал конкретный и нехитрый приказ:
- Лейтенант, наши матросы за камбузом копают яму для хозяйственных нужд части. Старший в группе копателей - мичман Ерков - выпускник школы мичманов, прибыл в экипаж только вчера. Зеленоват он еще, конечно, "годками" командовать. Кстати, ваш будущий подчиненный. Подстрахуйте его. Возглавьте эту работу. И к 17.30 жду вашего доклада об исполнении.
Коротко ответив "есть", лейтенант убыл. Место работ он обнаружил по снятому дерну и брошенным лопатам. Исполнители и мичман на месте отсутствовали.
Время было послеобеденное, солнце жарило нещадно. По инвентарю и предметам рабочего платья только тупой и слепой не определил бы, что разгильдяи просто загорают где-то поблизости. Похоже, перекур у воды перешел в загар с дремотой.
Время летело неумолимо, а у гостиницы на улице Нахимова, с чьей-то легкой руки названной "Черный тюльпан", сидя на чемоданах, Юрку ждала молодая жена. Свободных мест в этом "однозвёздном приюте подводника", естественно не было и в ближайшие полгода не предвиделось. Наплыв молодых лейтенантов "съел" все свободные койки. Нужно было срочно искать хату. Конечно, приказ командира обсуждению не подлежал, но кто бы знал, как он был некстати!
Делать было нечего. Тихо выругавшись, лейтенант снял парадную тужурку, аккуратно повесил на одну из воткнутых в землю лопат. Сверху водрузил фуражку с галстуком. Засучил рукава, вывернул ворот белой рубашки на изнанку и, сунув болтающийся кортик за пояс, взялся за лопату.
Рытье ямы с перекурами уже заняло больше часа. Работа помаленьку подходила к логическому концу, когда на бруствер выброшенной земли, нагловато улыбаясь, выползли три тела с лицами матросов третьего года службы. За ними появился и мичман. Мичманом его пока, конечно, назвать было нельзя. Это был просто маленький, с виду тщедушный человек, с лицом молодого матроса и погонами мичмана. Заглядывая в яму на вспотевшего лицом лейтенанта, "копатели" замерли в вопросительном ожидании. Было очевидно, что все происходящее отлично наблюдалось с места их лежки, но поведение незнакомого офицера и элементарное любопытство с вопросом "а что будет дальше?" подталкивало их к дальнейшему, вполне осознанному пофигизму. Тяжелый взгляд незнакомого "начальника" сбил наглость с их лиц. Дальнейшее поведение лейтенанта ускоренно привело их в меридиан относительной серьезности и заставило внутренне признать в нем начальника, которого надо слушать и уважать.
- Где вы шляетесь... грёбаное копыто? Кто за вас работать будет? - голосом рубщика мясного магазина заорал Юрка. - Что, совсем охренели от солнца? Ну-ка, мухой в яму, клопы вонючие! Рисуйте нужную глубину, а то до конца службы будете здесь изображать братскую могилу... грёбаное копыто! А вы, товарищ мичман, доложите, как руководите вверенным вам личным составом!
Выдав эту воспитательно-унизительную тираду, Трофимов отбросил лопату и с легкостью спортсмена вынес свое внушительное тело на край ямы. Матросы же горохом скатились на дно, поспешно разбирая лопаты. На ходу по виду самый языкастый из матросов, как бы защищая корешей, недовольно бурчал, что они, мол, не "вечные двигатели" и тоже нуждаются в послеобеденном отдыхе, для восстановления положительных эмоций и энергии, которая при копке быстро уходит. А густо краснеющий мичман что-то тихо молол о какой-то демократии и чрезмерной требовательности в отношениях к подчиненным.
Юра весь этот бред слушал недолго. Времени до доклада оставалось минут сорок. И воспитанием "злых годков" с первого же дня заниматься не было никакого желания.
Но, посмотрев на матроса-наглеца, он все-таки подытожил:
- У вас положительные эмоции возникают только, если вам успешно удается на все "положить". Уверен, что когда тебя во флот призывали, вся деревня недели три отдыхала и праздновала от радости. Ну, а если уже в твои двадцать лет энергия быстро уходит из хилого организма, то ты - калека, и тебе не девушек в увольнении целовать, а по утрам взасос электрическую розетку. Ну, а ты, мичман, от этих "вечных двигателей", вернее "вечных тормозов", тоже недалеко ушел. А выглядишь и того хуже, как "красная шапочка" в строю "зеленых беретов". И чему вас только в вашей мичманской школе учат? Неряшлив, побрит плохо, видать в спешке. И вот такого подчиненного мне дает бог!
- Почему в спешке-то? - трогая лицо, недоуменно спросил мичман.
- В спешке - это, когда бреешься и какаешь одновременно, поэтому и получается - плохо выбрит. И запомни, мичман, если и специальность ты не знаешь, то безжалостно буду тебя "бить по розовой попке", да так, что колени распухнут и уши твои лопоухие отвалятся, пока окончательно не поумнеешь и не станешь хорошим специалистом. Да! И пока погоны носишь, мой тебе совет: забудь этот бред о демократии. Это порождает у военных бардак. Не я это придумал. Демократия с элементами требовательности - это все равно, что запор с элементами поноса. Хрень, одним словом. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
Мичман молчал и по мере осознания, что перед ним его будущий командир БЧ-2, менял цвет лица с красного - на бледный.
Личный пример лейтенанта, и нешуточная угроза физически мощного человека ускоренно воодушевили суетившихся в яме на "стахановский"труд, да и масштабы уже выкопанного руками решительного офицера - впечатляли.
Наблюдая за продолжением работы, Юрка курил. Еще со срочной он курил много, предпочтительно "Беломор". Вдруг, закашлявшись, перевел дыхание, смачно сплюнул и слегка осевшим недовольным голосом выдал:
- Да! Ну, чувствую, мы с вами наслужимся!.. Грёбаное копыто!
Прозвище вместе с авторитетом прилипло к Юрке сразу, само собой, на всю оставшуюся службу.
Ровно в 17.30 прибыв к командиру, он доложил о выполнении приказания. Оторвавшись от газеты, командир с интересом посмотрел на лейтенанта и распорядился:
- Вам, лейтенант, "добро" на сход. Завтра прибыть к подъему флага. Буду вас представлять экипажу. Идите.
Лейтенант ему понравился.
Казарму Юрка покинул бегом. Гостиницу была через дорогу. Жена ждала там, где он ее оставил три часа назад. Предстоял еще нелегкий поиск ночлега.
22 февраля 2004 г.
Кроха
Штрихи к портрету офицера
Это прозвище капитан 3 ранга Валера Коломиец получил, когда служил в лиепайском подплаве командиром средней ПЛ проекта 613. Его от рождения крупное телосложение абсолютно не соответствовало размерам вверенного корабля. И был он в лодке, как слон в посудной лавке. Как он стал командиром, а главное, каким здоровьем ему это досталось, одному Богу известно.
В море он сильно мучался от качки, а в прочном корпусе откровенно страдал от дефицита обитаемого пространства. Даже свою каюту во втором отсеке он удлинил в районе койки, сделав ящик для ног, который почти метровым "аппендицитом" выдвигался в кают-компанию офицеров. Но эти "мелочи" совершенно не влияли на его безумное желание попасть в академию, стать комбригом и, наконец, адмиралом.
Он не курил. Пил в меру, был подчеркнуто серьезен, любил поучать весь честной народ от матросов до друзей командиров, и поэтому относились к нему и воспринимали, прямо скажем, по-разному. При случае старались подколоть, подшутить, тем более что к юмору он относился неважно. Ну а шутки в свой адрес и прозвище "Кроха" он вообще переносил с трудом, жутко обижаясь. Поэтому сослуживцы либо делали это за глаза, либо с наигранным видом случайности. Общество это очень веселило, а Кроха в бессильной ярости скрежетал зубами и шевелил желваками, что делало его крупное лицо практически лошадиным.