Очередной звонок на отделение. "Это, случайно, не "неотложная помощь"?" - "Случайно "неотложная помощь"". Молчание. Затянувшаяся пауза. Диспетчер, не выдерживая наконец: "А вы, случайно, не больной?"
* * *
А вот уже не диалог, а монолог.
Медсестра в приемном покое больницы, без знаков препинания, на одном дыхании: "Паспорт полис понос есть?"
Диспетчер с вызывающей по телефону: "И часто ваш муж пьет?" - "Не часто, но помногу". - "А это как?" - "А дважды в месяц, но по две недели".
Дедок восьмидесяти лет. Четыре дня не просыхал, на пятый- страшно стало. "Что страшно–то?" Дед, с непритворным ужасом в глазах: "Пить, доктор, дальше очень страшно стало!"
Очередная дамочка зело бальзаковского возраста. "Доктор, у меня сегодня сердце бьется!" - "Ну, хорошо, что не наоборот". - "Доктор, вы меня не понимаете, - и с чувством, томно прижимая руку к своей молочной железе, что характерно правой: - Оно сегодня БЬЕТСЯ!"
К последнему: см. "Основной инстинкт".
* * *
Не диалог, не монолог, а просто дурь. Кромешная.
С Центральной диспетчерской "скорой помощи" (это которая "03") передали вызов: "Нагноившийся укус домашнего животного". С Центром не поспоришь, мы поехали…
С трех раз: кто покусал алкоголичку? Ответ неверный. Правильный - БЛОХА.
* * *
А вот на сей раз грустная история. Кстати или нет, но почему–то вспомнилась.
Как–то ночью часика так в три умилила меня пожилая парочка. Заслуженная парочка такая, эпохальная. Давеча шестидесятилетие семейной жизни старики отметили. Реликт.
Вызвал дед на "парализовало", речь у бабки, дескать, отнялась. Приезжаю. Бабушка и впрямь в глухом молчании лежит. Вот только взгляд–то у нее вполне осмысленный, и все рефлексы в норме. Нет, чую сердцем, что–то здесь не то.
Выставила деда я из комнаты. "А теперь колись, бабуля, - говорю, - в чем дело, а?" А старушка отвечает ясным голосом: "Да просто говорить мне с ним давно осточертело!"
Грустно долго жить на свете, господа.
* * *
Еще достопечальный эпизод. Бабуле девяноста лет приснилось, будто она к вечеру умрет. Старушка философски к делу отнеслась: оделась во всё чистое, легла себе спокойненько и мирно ждет костлявую с косой. А внуки "неотложку" бабке вызвали. А старушка обещание сдержала: доктор (я, бишь) в дверь - а бабушка туда, где ни печали нет, ни воздыхания. Вот нет чтобы на пять минут пораньше отойти! Старушке по большому счету всё равно, а мне мороки пуд. У меня ж, как ни крути, - "чехол" в присутствии, куча писанины в связи с ним…
То–то бабушка резвилась, с неба глядючи.
* * *
А вот история немного веселее. Хотя, опять–таки, смотря как посмотреть, извините мне опять такую тавтологию.
Глубокой ночью едем мы на вызов. В машине - водитель, фельдшерица и я. Подъезд к дому загроможден легковушками, водитель останавливается метрах в пятидесяти от парадной и напутствует: "Девочки, кончите - кричите громче!"
Поднимаемся, звоним в квартиру. Открывает больная и радостно всплескивает руками: "Ой, а это вы - девочки по вызову?!"
Ужо. До сих пор я в простоте душевной полагала, что я вообще–то доктор "скорой помощи". А оказывается, я - девочка по вызову, которая громко кричит, когда кончает…
Надо же так ошибиться с выбором профессии!
* *
И на десерт. Жаль, было не со мной. На одной из подстанций "скорой помощи" работает ну очень пожилая докторица. Всю свою сознательную жизнь работает. На одном и том же месте. Приезжает как–то раз она к больной, та радостно: "Ой, доктор, - говорит, - а вы когда–то мою бабушку лечили! И бабушка умерла. А потом вы мою маму лечили. И мама тоже умерла". Докторица, в задумчивости, натягивая резиновые перчатки: "Ну что ж, а теперь я и вас полечу…"
Как было сказано: вот так мы и живем.
Оборотни в халатах
Так мы и живем, как было сказано.
По средствам, в общем–то, живем. Как и большинство бюджетников - посредственно.
Это еще в тридевятом царстве, тридесятом государстве началось. Еще первый нарком здравоохранения СССР тов. Семашко, назначая врачам грошовую зарплату, сказал как обрубил: "Народ своих врачей прокормит!" Так с тех странных пор и повелось.
Тенденция, однако. А реформаторы ее усугубили.
А народ - куда же денешься - кормил. Когда, конечно, мог. А когда не мог, тогда подкармливал.
Вообще–то, умный пациент врача всегда благодарит. И совсем не обязательно деньгами. Нет, деньгами тоже благодарность выражать не возбраняется. Но я тут ради любопытства на глазок прикинула, чем за годы беспорочной службы в роли "скорого" врача меня мои больные осчастливили.
Вот только выборка:
…косметика разнообразная, включая всевозможные французские духи отнюдь не польского разлива, порядка четырех - пяти кг. В основном, что характерно, ни за что, просто от приятности общения…
…сервиз кофейный, "костяной фарфор". Подарок от интеллигентной дамы, которую я убедила в том, что от похмелья не умирают даже после лечения наркологов; в последнем, впрочем, не уверена…
…ювелирные изделия из серебра с полудрагоценными камнями почти на два кг. Живет на нашей территории обслуживания ювелир с мочекаменной болезнью. Почему–то этот ювелир уверен, что только из моих животворящих рук баралгин ему снимает почечные колики…
…набор резных шкатулок и шкатулочек, всего четыре штуки. От талантливого художника–неврастеника, который клянется, что его несуществующая аритмия пропадает, как только я вхожу к нему в квартиру…
…одни наручные часы, швейцарские, правда не из самых дорогих. За то лишь, что я честно выслушала все семейные проблемы дамы с гиперкризом, а когда она закончила свою печальную повесть, гиперкриз у дамы тоже кончился. Без какого–либо медикаментозного вмешательства…
…книг разных и хороших две большие полки. Есть даже раритеты XIX века, в основном - за что особенно ценю их - медицинские. Ну, это - от реликтов недобитой до сих пор чубайсиадой питерской интеллигенции, естественно…
…еще на полке накопилось хрусталя. Хрусталь, как правило, преподносился в качестве приложения к спиртному - мол, чтобы было куда наливать…
…а вот само спиртное, всякие конфеты, шоколад, домашние варенья и соленья, пироги я уже на всякий случай не считаю. Хотя бы потому, что и без этих тонн уже не сказка это, а донос на самое себя какой–то получается…
Что есть, короче, - и за то спасибо. И за "спасибо", если от души. Ну и деньгами, ясно, благодарность выражать не возбраняется…
(Не возбранялось бишь, глагол в прошедшем времени. А для охотников на "оборотней в халатах" я на всякий случай в настоящем поясню. В отличие от вас, деньги у клиентов мы не вымогаем - мы их только в благодарность принимаем. Иногда. За уже сделанную от и до работу, не наоборот. Разница, замечу вам, принципиальная.)
Примерно так народ нас и кормил. Когда, понятно, мог. А когда не мог, тогда подкармливал. А потом уже и этого не смог.
Потом в стране случилась демократия. Бедные совсем уж стали бедными, а богатые - они ж разбогатели–то отнюдь не потому, что все из себя такие умные и дальновидные, а потому что подловатые и жадные.
В общем, деньги у народа как бы кончились. А ум и совесть - с ними заодно. А тут еще кто больше всех успел наворовать, остальным войну с коррупцией устроили. Чтобы, наверно, не завидно было.
А кто, опять же, тут среди всех "оборотней" крайний? Ясно ж - мы. А чтобы в этом мы не сомневались, в начальственных верхах приказ оформили, строжайше запретив нам "принимать от пациентов деньги, ценные подарки и иные вещи, могущие быть расцененные в качестве оплаты обязательных услуг в косвенной и опосредованной форме". И расписаться в том, что с этим канцелярским изыском мы поголовно ознакомлены, заставили. Чтоб впредь ни–ни, и думать не моги.
А для больных и для особо непонятливых наша дама–губернатор грозный спич по телевизору озвучила. В том смысле, что врачей теперь нельзя благодарить. Ни боже мой, ничем, ни в коем случае. Ни деньгами, ни цветами, ни.
спаси–убереги всех, даже шоколадками. Шоколадками причем особенно ни–ни.
(Может, кто–то шоколад градоначальнице облыжно запретил, вот теперь она на нас и отрывается?)
Тут народ порядком растерялся. Получается, врачей благодарить теперь совсем ничем нельзя? А чем же тогда, спрашивается, можно?
Ну, чем–нибудь, наверно, можно, было бы желание.
Поехали тут наши мужики к очередной температурящей больной. Бригада, врач и фельдшер, оба из себя как на подбор шкафообразные. Суровые такие мужики. А дело было как раз после этой губернаторской филиппики.
Через полчаса назад приехали. Странноватые. Красны как маков цвет. Оба–два с посильной благодарностью в мужских натруженных руках.
С дамскими чулочками на кружевной резиночке.
Нежно–нежно розового цвета…
Я, понятно, в стороне остаться не могла:
- Мальчики, вас что, уже отпидарасили?!
От возмездия увернулась. Но с трудом.
А с другой–то стороны: оно и правильно. Берите что дают, в другой раз, может, и того не будет. Тем более о том, что мужикам чулок дарить не полагается, губернатор ведь ни слова не сказала.
Долго наши мужики комплексовать не стали. Хотели было меня всё же для порядка зашибить, но передумали. Вместо этого к чулочкам так и сяк примерились и творчески к обновкам подошли. А именно: на головы себе их натянули и на вызов в этом благолепии поехали. Благо тут как раз наш местный сумасшедший позвонил и душевного участия потребовал. Вот мужики чулки на морды нацепили и поехали.
А назад уже вернулись без чулок. И только через три часа. Пришлось в итоге дожидаться психиатров. Потому что пациент, такой гламур узрев, совсем с ума сбежал. На четвереньках. И кусаться начал.
Вот, собственно…
А собственно, и всё. Хотя…
Уважаемая госпожа губернатор! Нельзя ли нам обратно хотя бы шоколадки разрешить? А то ведь от такой борьбы с коррупцией сплошная неприличность, право, получается!
Ну правда же.
Сон разума
Вообще, сон разума у нас в стране рождают реформаторы. Больше ничего родить у них не получается, напрасно только тужатся. Так что весь наш массовый снос крыш - он сверху начинается. Очередной сквозняк в чиновничьих мозгах в низах такое порождает - закачаешься. А у наших реформаторов в мозгах сплошной сквозняк.
(В психиатрии, к слову, даже термин есть "бред реформаторства". Свойственен паранойяльному синдрому, присущему шизофрении, например. Мораль? Лечитесь, господа.)
Но это так, вообще. А в частности, наш разум - штука иррациональная. А если беспристрастно разобрать, то даже неразумная. Сколько ты ни убеждай его быть законопослушным, сколько ни тверди о мудрой целесообразности затеянной реформы "скорой помощи" - никак он исторический момент не хочет понимать. И в кошмарных снах по полной отрывается.
Прикорнула я тут как–то между вызовами. У нас так хоть и редко, но случается, что на сутках удается чуть вздремнуть. И приснилось мне сплошное светопреставление.
Сплю и вижу: реформировали–таки службу "скорой помощи". В точности как всё и обещали - всех врачей и всех водителей заради экономии уволили. А на каждой машине теперь работают два фельдшера: фельдшер–водитель и фельдшер м–м… фельдшер. И приказано им в обязательном порядке каждого пациента в больницу везти. Для оказания квалифицированной медицинской помощи, потому как по закону фельдшер сам лечение не может назначать.
Хорошо, приказано - исполнено. Всех везут. Больных, здоровых, старых, молодых, сердечников, инсультников, наркоманов, пьяных–битых–резаных. В городе - автец на автеце с участием "скорой помощи". А попробуйте–ка сами сутки напролет носилки потаскать - и сразу же за руль…
Большинство, положим, доезжает, наши фельдшера - ребята закаленные. А у больницы - транспортный коллапс: везут же всех, не слишком разбираясь. Кареты "скорой помощи" у приемного покоя в три ряда стоят, гудят надсадно, ерзают. Очередь уже на километр протянулась и час от часу множится.
А в приемном покое и того хуже. Сидячие места с утра кончились, на каждой каталке по два пациента валетом лежат. Остальные стоят тесно, плечом к плечу. И это хорошо, потому как если кто даже и сомлел, то всё равно стоит, падать–то некуда. Какая–то активистка вдоль очереди бегает, всем порядковые номера на ладошках пишет и каждые пят–надцать минут перекличку устраивает. Кто не отозвался, того вычеркивает. У одной дамы муж так стоя опочил, его вычеркнули, а она всё возмущается: да как же это так! живого двое суток не смотрели, так пускай хоть мертвого осмотрят!
Больничные охраннички за невеликую мзду в начало очереди страждущих пристраивают. Особо шустрая адвокатская контора столик в коридоре арендовала и всем желающим жалобы в прокуратуру оформляет, так сказать, не отходя от кассы. Тоже не задаром, разумеется. Какой–то дедок, три дня в приемном покое просидевши, аккордеон из дому выпросил и песни революционные поет, А народ вокруг ему всё громче подпевает.
А бойкая такая бабушка–старушка старичка своего одноногого из очереди самочинно забрала и к дому на каталке покатила. Прямо по проезжей части, точно в центре, по двойной сплошной. Машины от нее шарахаются, бьются, больничная охрана на бегу казенную каталку отобрать у бабушки пытается. Дед от охраны костылями отбивается и в голос на всю улицу блажит: войну я пережил! разруху пережил! застой и перестройку пережил! И реформы, дед кричит, вам всем назло переживу! На Берлин! За Родину! За Сталина!
Бурлит толпа, волнуется, помощи требует. А врачи из ординаторской нос высунуть боятся - разорвут! Да и не выйти, даже если б и хотели, потому как дверь народом намертво заблокирована. Милицию пытались вызвать - так менты приехать отказались. Во–первых, никакие не менты теперь мы, говорят, а полицейские, а во–вторых, тут войсковая операция нужна. А в армии - у них своя сплошная реформация.
Главврач больницы от такого здравоохренения загодя на санитарном вертолете улетел. Прямиком в министры здравоохранения. Потому что как раз этот главный врач (наяву - директор питерского Института скорой помощи) всю реформу "скорой помощи" придумал и теперь плоды ее заслуженно пожал. У них, у реформаторов, ведь как - чем больше зуда реформаторства в мозгах, тем им выше должность полагается.
А безвинно уволенные доктора "скорой помощи" тоже в стороне от шоу не остались. Часть с плакатами у больничных ворот стоит, на плакатах надписи: ""Скорую" - в каждый дом!", "Верните нас народу!" Часть в палаточном городке протестует, без затей в больничном скверике устроившись. А часть и вовсе голодовку объявила. А бывшие их пациенты к ним из больничной очереди за советом бегают и подкормить пытаются. Доктора все хоть и исхудали, но от еды отказываются. Нельзя нам, говорят, от вас подарки принимать. Нам губернатор даже шоколадки запретила!
Как водится, на сенсацию журналисты слетелись. Мечутся вокруг больницы с камерами и микрофонами, внутрь попасть пытаются - а не пускают, вас тут не стояло. Кто–то слишком шустрый прорваться силой решил, так сразу ребра ему граждане намяли. Тут же крик до неба поднялся: нападение на прессу! охота на журналистов! требуем защиты у правительства! А помятый сунулся за помощью к "скоропомощным" медикам с плакатами. А те ему добавили. И правильно. Нас грязью поливал? Склонял по телевизору нас таком, сяком, вдоль–поперек и всяко? Любишь гадить - что ж, люби в дерьме лежать.
А машин уже на город не хватает. Те, что фельдшера–водители пока что не разбили, у больницы всё еще стоят. Болящие на неделю вперед на вызов "скорой помощи" записываются. Диспетчера уже во временах путаются. У вас давление поднялось? Ах, еще нет? Но вы уверены, что в точности через неделю оно у вас поднимется? Тогда записываем. Да, через неделю фельдшер у вас будет. Но если вы к тому моменту будете хоть как–то себя чувствовав, то за сутки вызов лучше отменить. Может быть, тогда вы даже выжить сможете.
А реформаторы опять не унимаются. Раз такая очередь образовалась - зачем же телефон напрасно занимать, на диспетчерскую ставку деньги государственные тратить? Вызов "скорой" - через Интернет! Зарегистрировались быстренько на сайте, заявочку оформили - и ждем–с. Всем ура, у нас теперь модернизация!
А машины всё гудят, народ волнуется, пациенты оптом Богу души отдают… у реформаторов от этого всего оргазм проистекает… благодать!
Жаль, не досмотрела, чем всё кончилось, - диспетчерша на вызов подняла. Очередной инфаркт, опять реанимация. Рутина, в общем, дамы–господа.
А этот сон я всё равно еще увижу. Наяву. Потому что если наших, извините, реформаторов не начать по–скорому лечить, то наяву всё скоро даже хуже будет.
Вы уж мне верьте. Я форменный пророк.
Интеллигентный человек
Не в тему, но по существу. Отработала я давеча очередную смену. Дежурство как дежурство, два случая тяжелые, двадцать - просто дурь. Даже улыбнуться было нечему.
А у нас, отметить надобно, на отделении имеет быть ремонт. На всей "неотложке" одно жилое помещение оста–лось: столовая, она же конференц–зал, она же комната отдыха, она же ночью спальня.
Так вот, пытаюсь я после дежурства до прихода новой смены успеть переодеться в этой комнате из рабочего в цивильное. Едва я шмотки приготовила - вваливается задумчивый коллега. Милейший человек, чертову прорву лет вместе работаем. Только это всё равно не повод при нем за просто так стриптиз устраивать.
Взываю к его чувству такта:
Слушай, ты интеллигентный человек?
Интеллигентный человек:
А что, в кактус нассать надо?
Я, обалдев с такой–то простоты:
Да чтоб тебя…
Коллега, с живостью:
Ну, если постараться, можно и насрать!
Объясняю прямым текстом:
Слушай, ты, интеллигентный человек, блин, слово непечатное! Мне переодеться надо!
Коллега, мрачновато:
Ну и что?
Я, для тупых:
А то, что я, конечно, понимаю, что в твоем почтенном возрасте за голыми женщинами уже не подглядывают - на них просто пялятся. Мне в общем–то плевать, но заранее предупреждаю: на Дженнифер Лопес я уже не потяну!
Коллега, откровенно заинтересованно:
А на кого потянешь?
Я, самокритично:
Ну, разве что на Сигурни Уивер в четвертой части эпопеи про Чужих.
Коллега, философски:
Хоть на самих Чужих! У меня, блин, с этой слово непечатное работой, блин, всё равно ни на кого не встанет…
Поворковали, блин.
Ладно, переодеваюсь; если уж на то пошло, лично мне пока стесняться в самом деле нечего.
А вот теперь представьте: в самый, можно сказать, патетический момент - виноватый голос фельдшера из дальнего угла, мы выоношу за разговором как–то не заметили:
А почему ни на кого не встанет? У меня вот, извините, встал…
И - реплика коллеги, достойная скрижалей, со всем могучим превосходством жизненного опыта, тяжелым таким басом:
Молодой ышшо…
А по мне так ничего. Оптимистичненько.
На хрена вороне крылья
И просто зарисовка напоследок. Вместо эпилога. Очень коротко.
Перекуриваю как–то утром я у поликлиники. И картинку созерцаю. Маслом. С выставки.
Идет похмельный мужичок с бутылкой пива в нашу поликлинику. Мужичок здесь, сразу скажем, ни при чем. Он просто делает очередной глоток и недопитый сосуд у входа оставляет, на ступеньках. И - на прием к врачу.
А с ближайшего дерева немедленно слетает ворона и начинает эту бутылку обследовать. Очень любопытная ворона. Исхитрилась, заглянула в горлышко - и обнаружила там явное наличие животворящего напитка. Попыталась было унести бутылку в лапе - не зацепиться, скользкая.
Тогда мудрая ворона роняет бутылку на бок. Часть пива вытекает, ворона его тут же выпивает. Хорошо. Но мало.
Тогда ворона наступает лапой на горлышко, бутылка наклоняется. Еще толика пива вытекает, ворона его жадно выпивает. Значительно лучше. Но хотелось бы еще.
Тогда ворона аккуратно спихивает бутылку со ступенек горлышком вниз. Остатки продукта выливаются, ворона
вдохновенно их употребляет и минуты три пребывает в заслуженном блаженстве.
А потом ворона встряхивается, каркает, взлетает - и со всей дури шарахается о дерево. О то самое, с которого слетела. Брякается вниз, мотает башкой - и степенно удаляется пешком. Чуть пошатываясь и слегка зигзагом. От избытка впечатлений, надо полагать.
И чем–то тут таким родным, родственным таким от этой птицы вдруг на меня повеяло…
Мораль?
А вот: почти автопортрет.
Понимайте это как умеете.