Все рассказы о коменданстве в Бугульме - Ярослав Гашек

Беру на себя смелость разместить одним файлом несколько рассказов Гашека о его пребывании в роли коменданта города Бугульмы, в Удмуртии на Урале. А то по-отдельности рассказы из этого цикла, типа "Крестного хода", встречающиеся здесь, без предшествующих - практически бессмысленны... пусть будут, конечно, но не понятны. Просьба модераторов снизойти - может, и нарушены какие правила, но не вижу другого способа поместить здесь полный цикл о Бугульме...

Позаимствовано из "Собрания сочинений" Я.Гашека (не помню года, не помню 5-и - или 6-ти - томник, да и наплевать). Из раздела " РАССКАЗЫ И ФЕЛЬЕТОНЫ 1920-1922 " . Кажется, тут все воспоминания Гашека о его "Бугульминском коменданстве".

КОМЕНДАНТ ГОРОДА БУГУЛЬМЫ

В начале октября 1918 года Революционный Воен­ный Совет левобережной группы в Симбирске назна­чил меня комендантом города Бугульмы. Я обратился к председателю Каюрову.

- А вам точно известно, что Бугульма уже взята на­шими?

- Точных сведений у нас нет,-ответил он.- Весьма сомневаюсь, что она уже сейчас в наших руках, но наде­юсь, что, пока вы туда доберетесь, мы ее займем.

- А будет у меня какое-нибудь сопровождение? - спросил я тихим голосом.- И еще одно: как я туда до­еду? Да и где она, собственно, находится?

- Сопровождение вы получите. Мы вам даем команду из двенадцати человек. А что касается второго, посмо­трите по карте. Думаете, у меня только и забот, что пом­нить, где лежит какая-то там Бугульма?

- Еще один вопрос, товарищ Каюров: где я получу деньги на дорогу и прочие расходы?

Моя наивность заставила его всплеснуть руками.

- Да вы с ума сошли! Вы же будете проезжать деревнями, где вас накормят и напоят. А на Бугульму наложите контрибуцию...

Внизу, в караулке, меня уже ждала моя "свита" - двенадцать статных парней чувашей, которые очень пло­хо понимали по-русски. Я даже никак не мог у них добиться, мобилизованы они или же добровольцы.

Но их боевой, устрашающий вид позволял предпола­гать, что скорее всего это были добровольцы, готовые на все.

Получив мандат и командировочное удостоверение, в котором весьма внушительно предлагалось всем гражда­нам от Симбирска до Бугульмы оказывать мне всевоз­можную помощь, я отправился со своими провожатыми на пароход, и мы пустились в путь по Волге, затем по Каме до Чистополя.

Дорогой никаких особых происшествий не случилось, если не считать что один чуваш из моей команды, напив­шись, свалился с палубы и утонул.

Итак, у меня осталось одиннадцать провожатых. Ко­гда мы в Чистополе сошли с парохода, один из них вы­звался пойти за подводой, и... только мы его и видели. Мы решили, что он, наверно, захотел повидаться со сво­ими родителями, поскольку от Чистополя до его родной деревни что-то не больше сорока верст. Осталось десять провожатых...

После долгих расспросов у местных жителей я нако­нец-то все записал: и где находится эта Бугульма и как до нее добраться. Оставшиеся чуваши достали подводы, и по непролазной грязи мы тронулись на Крачалгу, затем - через Еланово, Москово, Гулуково, Айбашево.

Во всех этих деревнях живут татары, только в Гулу-кове есть и черемисы.

Поскольку между чувашами, лет пятьдесят тому на­зад принявшими христианство, и черемисами, которые и по сей день остаются язычниками, господствует страш­ная вражда, в Гулукове у нас произошло небольшое столкновение. Мои вооруженные до зубов чуваши, совер­шив обход деревни, приволокли ко мне старосту - Давледбея Шакира, который держал в руках клетку с тремя белыми белками. Один из чувашей, тот, что лучше дру­гих умел говорить по-русски, дал мне такое разъяс­нение:

- Чуваши - православные... один, десять, трид­цать, пятьдесят годов. Черемисы - поганые свиньи.

Вырвав из рук Давледбея Шакира клетку с белками, он продолжал:

- Белая белка - это их бог. Один, два, три бога. Этот человек их поп. Он скачет вместе с белками, ска­чет, молится им... Ты его окрестишь...

Чуваши выглядели столь угрожающе, что я велел при­нести воды, покропил Давледбея Шакира, бормоча нечто невразумительное, и после этого отпустил его.

Потом мои молодцы забрали всех черемисских богов и... теперь я могу заверить каждого, что суп из черемисского господа бога получился просто замеча­тельный.

Затем меня навестил также магометанский мулла Аб­дулгалей, который выразил свое удовлетворение тем, что мы этих белок съели.

- Каждый должен во что-то верить,- изрек он.- Но.белки... это свинство. С дерева на дерево скачет, а посадишь в клетку - гадит. Хорош господь бог!..

Он принес нам много жареной баранины и трех гусей и заверил, что если вдруг ночью черемисы взбунтуются, то все татары будут с нами.

Но ничего не произошло, поскольку, как сказал Дав­ледбей Шакир, явившийся утром к нашему отъезду, бе­лок в лесу сколько угодно...

Наконец мы проехали Айбашево и к вечеру без вся­ких приключений добрались до Малой Письмянки, русской деревни в двадцати верстах от Бугульмы.

Местные жители были хорошо информированы о том, что делается в Бугульме. Белые три дня тому назад без боя оставили город, а советские войска стоят по другую сторону города и не решаются войти, чтобы не попасть в засаду. В городе безвластие, и городской голова вме­сте со всем городским управлением уже два дня ожидает с хлебом и солью, чтобы почтить того, кто первым всту­пит в город.

Я отправил вперед чуваша, который умел говорить по-русски, и утром мы двинулись к Бугульме.

На границе города нас встретила огромная толпа на­рода. Городской голова держал на подносе каравай хле­ба и солонку с солью.

В своей речи он выразил надежду, что я смилуюсь над городом. И я почувствовал себя по меньшей мере Жижкой перед Прагой, особенно когда заметил в толпе груп­пу школьников.

Отрезав кусок хлеба и посыпав его солью, я в длинной речи поблагодарил присутствующих и заверил, что при­был не для того, чтобы лишь провозглашать лозунги, но что моим стремлением будет установить спокойствие и порядок.

Напоследок я расцеловался с городским головой, по­жал руки представителям православного духовенства и направился в городскую управу, где было отведено поме­щение для комендатуры.

Затем я велел расклеить по всему городу приказ № 1 следующего содержания:

"Граждане!

Благодарю вас за искренний и теплый прием и за угощение хлебом-солью. Сохраняйте всегда свои старые славянские обычаи, против которых я ничего не имею. Но прошу не забывать, что у меня как у коменданта го­рода есть также свои обязанности. Поэтому прошу вас, дорогие друзья, завтра к 12 часам дня сдать все име­ющееся у вас оружие в городскую управу, в помещение комендатуры.

Я никому не угрожаю, но напоминаю, что город нахо­дится на военном положении.

Сообщаю также, что имею полномочия наложить на Бугульму контрибуцию, но настоящим приказом город от контрибуции освобождаю.

Подпись".

К двенадцати часам следующего дня площадь напол­нилась вооруженными людьми. Их было не меньше тысячи человек, все с винтовками, а некоторые притащили и пулеметы.

Наша маленькая группа из одиннадцати человек сов­сем бы потерялась в такой лавине людей, но они при­шли сдавать оружие. Эта процедура затянулась до са­мого вечера, причем я каждому пожимал руку и говорил несколько теплых слов.

На следующее утро я распорядился напечатать и ра­склеить везде приказ № 2:

"Граждане!

Приношу благодарность всему населению города Бу­гульмы за точное исполнение приказа № 1.

Подпись".

В тот день я спокойно отправился спать, не пред­чувствуя, что над моей головой уже навис дамоклов меч в образе Тверского Революционного полка.

Как я уже сказал, советские войска стояли невдалеке от Бугульмы - на расстоянии примерно пятнадцати верст к югу от города - и не решались вступить в него, опасаясь ловушки. В конце концов они получили приказ от Революционного Военного Совета из Симбирска во что бы то ни стало овладеть Бугульмой и создать тем самым базу для советских войск, оперирующих к востоку от города.

В результате командир Тверского полка товарищ Еро­химов отважился в ту ночь на завоевание Бугульмы, где я уже третий день был комендантом города и в страхе божием исполнял свои обязанности, ко всеобщему удов­летворению всех слоев населения.

"Ворвавшись" в город и проходя улицами, Тверской полк сотрясал воздух залпами. Сопротивление оказал ему только патруль из двух моих чувашей, разбуженных на посту у комендатуры, которые не хотели пустить внутрь здания товарища Ерохимова, шествовавшего во главе своего полка с револьвером в руках, чтобы овладеть городской управой.

Чувашей арестовали, и Ерохимов вступил в мою кан­целярию (она же и спальня).

- Руки вверх! - воскликнул он, упоенный победой, направляя на меня револьвер.

Я спокойно поднял руки кверху.

- Кто такой? - начал допрос командир Тверского полка.

- Комендант города.

- От белых или от советских войск?

- От советских. Могу я опустить руки?

- Можете. Но, согласно военному праву, вы должны немедленно передать мне управление городом. Я завоевал Бугульму.

- Но я был назначен,- возразил я.

- К черту такое назначение! Сначала нужно уметь завоевать! Впрочем... Знаете что...- великодушно доба­вил он после паузы, - я назначу вас своим адъютантом. Если не согласитесь, через пять минут будете расст­реляны!

- Я не возражаю против того, чтобы быть вашим адъютантом,- ответил я и позвал своего вестового: - Василий, поставь-ка самовар. Попьем чайку с новым комендантом города, который только что завоевал Бугульму...

Что слава? Дым...

АДЪЮТАНТ КОМЕНДАНТА ГОРОДА БУГУЛЬМЫ

Первой моей заботой было освободить арестованных чувашей. Потом я пошел досыпать - наверстывать упу­щенное из-за переворота в городе.

Проснувшись к полудню, я установил: во-первых, что все мои чуваши таинственно исчезли, оставив засунутую в мой сапог записку весьма невразумительного содержа­ния: "Товарищ Гашек. Много помощи искать туда, сюда. Товарищ Ерохимов секим-башка"; и во-вторых,- что товарищ Ерохимов с утра потеет над составлением сво­его первого приказа к населению города.

- Товарищ адъютант,- обратился он ко мне.- Как вы думаете, так будет хорошо?

Из груды проектов приказа он взял листочек с пере­черкнутыми строками и вставленными словами и начал читать:

"Всему населению Бугульмы!

В связи с занятием мною Бугульмы с сегодняшнего дня я беру управление городом в свои руки. Бывшего коменданта за неспособность и трусость я отстраняю от должности и назначаю его своим адъютантом.

Комендант города Ерохимов".

- Да, здесь сказано все,- похвалил я.- А что вы собираетесь делать дальше?

- Прежде всего,- ответил он торжественно и важ­но,- объявлю мобилизацию конского состава. Потом прикажу расстрелять городского голову и возьму десять заложников из местной буржуазии. Пусть сидят в тюрь­ме до окончания гражданской войны... Затем я произведу в городе повальные обыски и запрещу свободную тор­говлю... На первый день этого хватит, а завтра еще что-нибудь придумаю.

- Разрешите мне сказать,- попросил я.- Не имею решительно никаких возражений против мобилизации конского состава, но решительно протестую против рас­ стрела городского головы, который встретил меня хлебом и солью.

Ерохимов вскочил.

- Вас встречал, а ко мне даже не изволил явиться!

- Это можно исправить. Пошлем за ним. Я сел к столу и написал:

"Комендатура города Бугульмы,

№ 2891

Действующая армия. Городскому голове города Бугульмы.

Приказываю вам немедленно явиться с хлебом и солью по старославянскому обычаю к новому коменданту го­рода.

Комендант города Ерохимов. Адъютант Гашек".

Подписывая это, Ерохимов добавил: "В противном случае будете расстреляны, а дом ваш сожжен".

- На официальных бумагах,- заметил я,- не пола­ гается делать подобных приписок, иначе они будут не­ действительны.

Я переписал послание, восстановив первоначальный текст, дал Ерохимову на подпись и отослал с вестовым.

- Затем,- обратился я к Ерохимову,- я катего­рически возражаю против того, чтобы посадить в тюрьму и держать там до окончания гражданской войны де­сятерых заложников из местной буржуазии. Такие вещи решает лишь Революционный Трибунал.

- Революционный Трибунал,- важно возразил Ерохимов,- это мы. Город в наших руках.

- Ошибаетесь, товарищ Ерохимов. Что такое мы? Ничтожная двоица - комендант города и его адъютант.

Революционный Трибунал назначается Революционным Советом Восточного фронта. Понравилось бы вам, если бы вас поставили к стенке?

- Ну, ладно,- отозвался со вздохом Ерохимов.- Но повальные обыски в городе - этого-то уж нам никто не может запретить.

- Согласно декрету от 18 июня 1918 года,- ответил я,- повальные обыски могут быть проведены лишь с санкции Местного Революционного Комитета или Совета. Поскольку таковой здесь еще не существует, отложим это дело на более позднее время.

- Вы просто ангел,- нежно сказал Ерохимов.- Без вас я пропал бы. Но со свободной торговлей мы должны покончить раз и навсегда!

- Большинство из тех,- продолжал я,- кто зани­мается торговлей и ездит на базары,- это крестьяне, му­жики, которые не умеют ни читать, ни писать. Чтобы прочесть наши приказы и понять, о чем в них идет речь, им нужно сначала научиться грамоте. Думаю, что преж­де всего мы должны научить все неграмотное население читать и писать, добиться, чтобы они понимали, чего мы от них хотим, а потом уже издавать всякие приказы, в том числе и о мобилизации конского состава.

Ну, вот скажите мне, товарищ Ерохимов, зачем вам нужна эта мобилизация лошадей? Ведь не собираетесь же вы превратить пехотный Тверской полк в кавалерий­скую дивизию. Учтите, что на это существует инспектор по формированию войск левобережной группы.

- Пожалуй, вы опять правы,- снова со вздохом согласился Ерохимов. - Что же мне теперь делать?

- Учите население Бугульминского уезда читать и писать,- ответил я.- Что же касается меня, пойду по­смотрю, не вытворяют ли ваши молодцы какие-нибудь глупости, да проверю, как они разместились.

Я вышел из комендатуры и отправился в обход по городу. Солдаты Тверского революционного полка вели себя вполне прилично. Никого не обижали, подружились с населением, попивали чай, ели "пеле-меле", хлебали щи, борщ, делились своей махоркой и сахаром с хозяе­вами - словом, все было в порядке.

Пошел я посмотреть, что делается и на Малой Бугульме, где был размещен первый батальон полка. Там я нашел ту же идиллию: пили чай, ели борщ и держа­лись дружески.

Возвращаясь поздно вечером, я увидел на углу пло­щади свежий плакат, который гласил:

"Всему населению Бугульмы и уезда!

Приказываю, чтобы все жители города и уезда, которые не умеют читать и писать, научились этому в течение трех дней. Кто по истечении этого срока будет признан неграмотным, подлежит расстрелу.

Комендант города Ерохимов".

Когда я пришел к Ерохимову, он сидел с городским головой, который, кроме хлеба и соли, аккуратно сложен­ных на столе, захватил с собой и несколько бутылок ста­рой литовской водки. Ерохимов был в великолепном на­строении и дружески обнимался с городским головой. Он встретил меня словами:

- Читали? Видите, как я выполняю ваши советы? Я сам пошел с этим в типографию. Пригрозил заведующе­му револьвером: "Немедленно напечатай, голубчик, а то я тебя, сукина сына, пристрелю на месте!" Тот, сво­ лочь, аж затрясся весь, а как прочел, его начало трясти еще сильнее. А я - бац в потолок!.. Ну и напечатал. Здорово напечатал! Уметь читать и писать - это вели­ кое дело! Издал приказ-все читают, все понимают, и все довольны. Верно, голова? Выпейте, товарищ Гашек.

Я отказался.

- Ты будешь пить или нет?! - крикнул он угро­ жающе.

Я вытащил револьвер и выстрелил в бутылку с литов­ской водкой. Потом нацелил его на своего начальника и выразительно произнес:

- Или ты сейчас же идешь спать, или...

- Иду, иду, голубчик, душенька, это я так... Не­множко повеселиться, погулять...

Я отвел Ерохимова и, уложив его, вернулся к город­скому голове:

- На первый раз я вам это прощаю. Можете идти домой и будьте довольны, что так легко отделались!

Ерохимов спал до двух часов следующего дня. Про­снувшись, он послал за мной и, неуверенно глядя на меня, спросил:

- Вы, кажется, хотели вчера меня застрелить?

- Совершенно верно,- ответил я.- Хотел тем са­мым предотвратить то, что сделал бы с вами Революци­онный Трибунал, узнав, что вы, будучи комендантом города, позволили себе напиться.

- Голубчик, я надеюсь, что вы об этом никому не скажете. Я больше не буду. Буду учить людей грамоте...

Вечером появилась первая депутация крестьян из Кар-лачинской волости: шесть старушек в возрасте от 60 до 80 лет и пять старичков примерно такого же возраста.

Они упали мне в ноги:

- Батюшка, не губи ты души наши. Не одолеть нам грамоты за три дня. Голова уж не та стала. Спаси­тель ты наш! Смилуйся над волостью!

- Приказ недействителен,- ответил я.- Все это на­творил тот глупец, комендант города Ерохимов.

Ночью пришло еще несколько депутаций. Но наутро по всему городу были расклеены новые объявления, та­кие же разосланы были и по всем деревням Бугульминского уезда. Текст гласил:

"Всему населению Бугульмы и уезда!

Сообщаю, что я сместил коменданта города товарища Ерохимова и снова приступаю к своим обязанностям. Тем самым его приказ № 1 и приказ № 2, касающийся ликви­дации неграмотности в течение трех дней, отменяется.

Комендант города Гашек".

Теперь я мог себе это позволить, так как ночью в го­род вступил Петроградский кавалерийский полк, кото­рый привели мои чуваши.

КРЕСТНЫЙ ХОД

Итак, я сместил Ерохимова с поста коменданта, и он отдал приказ Тверскому полку в полном боевом порядке выступить из Бугульмы и расположиться в ее окрестно­стях, а сам пришел попрощаться со мной.

На прощание я заверил его, что если он со своим пол­ком попытается еще раз выкинуть какую-нибудь штуку, то Тверской полк будет разоружен, ему же придется по­знакомиться с Революционным Военным Трибуналом фронта. В конце концов играем в открытую.

Ерохимов, со своей стороны, не преминул с полной искренностью пообещать мне, что, как только Петро­градский полк покинет город, я буду повешен на холме над Малой Бугульмой, откуда буду хорошо виден со всех сторон.

Расстались мы лучшими друзьями.

Теперь нужно было подумать, как поудобнее разме­стить петроградскую кавалерию, состоящую сплошь из добровольцев. Мне хотелось, чтобы петроградским мо­лодцам понравилось в Бугульме.

Кого же послать убрать в казармах, вымыть там полы и вообще навести в них порядок? Разумеется, того, кто ничего не делает. Но из местных жителей каждый чем-то занят, где-то работает...