- Ничего, старый развратник, посиди до вечера, а там посмотрим, - пообещала одна из баб, и они, смеясь, скрылись в кустах.
- Это ты всё подстроил, - стал выговаривать нечистому Панас. - Сними меня отсюда.
Но козла нигде не было видно, и Панас, прижавшись к колючему стволу, стал ожидать вечера.
Смеркалось, руки у деда начали неметь, во рту пересохло - и вдруг он услышал шум. Оглянувшись, Панас увидел, как к нему приближаются со смехом и улюлюканьем почти все жители хутора, не было лишь тех, кто не мог ходить. Единственное, что успокоило деда, так это пожарная лестница, которую несли дюжие мужики. Для хуторян такое событие - праздник: не каждый день снимали дедов с глядючих акаций. Ради такого случая все были под хмельком. Сопровождаемый шутками и подсказками, дед с трудом спустился с дерева. Но на этом его страдания не закончились. Бабы схватили его и понесли к реке. Там они быстро его раздели и бросили в воду; уходя же, прихватили одежду старика.
Тогда на берегу показался козёл.
- Ничего не нужно? - поинтересовался он.
- Ах ты бесова душа, это всё из‑за тебя, - стал возмущаться Панас, вылезая из воды. - Дай хоть что‑нибудь из одежды.
- Что‑нибудь так что‑нибудь, - проговорил козёл, и перед дедом появились валенки.
- Ты что, издеваешься надо мной? - возмутился дед.
Но делать нечего. Обувшись в валенки, оказавшиеся на несколько размеров больше, отчего ноги при ходьбе не сгибались, и прикрывая лопухом срамное место, Панас, как на ходулях, поковылял домой, сопровождаемый козлом. Перед хутором козёл словно взбесился; стал громко блеять и прыгать вокруг Панаса, создавая такой шум, что невольно из хат стали выглядывать зрители.
Вскоре весь хутор со смехом провожал Панаса до дома. Особенно изгалялась Кулемиха, но, так как сказать она ничего не могла, то, подпрыгивая и хрюкая, старалась хлестнуть крапивой деда по голому заду. Уворачиваясь от очередного удара, дед споткнулся и упал, потеряв лопух. Выскочив из валенок, он бросился по улице, ничего не предпринимая, чтобы скрыть свои прелести.
Через минуту он сидел дома, потирая места, по которым прошлась крапива, и проклиная тот день, когда решил похоронить козла на кладбище.
На следующий день Панас захотел попробовать браги, припрятанной на грядке. По его подсчётам, она должна была уже выиграться. Крадучись с кружкой в руке и озираясь по сторонам, - мало ли что может выкинуть козёл? - Панас из лопухов достал вожделенную кастрюлю и попробовал содержимое. Брага оказалась на славу. Теперь у деда возникло две проблемы: если в течение трёх дней он не выпьет всё, брага может закиснуть; а двадцать литров за три дня он точно не осилит, - значит, надо гнать самогон. А где взять аппарат? Раньше он договаривался с Кулемихой. За это она забирала половину водки. Теперь же, после того как она онемела, как с ней договариваться? Выпив кружку браги и прикрыв лопухами кастрюлю, Панас пошёл искать козла. Он принял единственное правильное решение, хотя оно ему и не очень нравилось.
Козёл развлекался тем, что плевал в колодец. Дед на это ничего ему не сказал, решительно подошел к бесу и потребовал:
- Раз ты выполняешь любые мои желания, то я тебе велю вернуть голос Кулемихе.
- Не, - завертел головой козёл, - не пойдёт; что‑нибудь плохое, гаденькое - это сколько угодно, а добрые дела пусть делает тебе кто‑нибудь другой.
- Так что, она навсегда останется немой? - забеспокоился Панас.
- Вообще‑то есть способ вернуть бабе голос. Ты должен жениться на ней.
От изумления дед Панас присел на край длинной лавки и даже не испугался, когда упал на землю вместе с лавкой.
- Чтоб ты сдох, козёл проклятый, - в сердцах закричал Панас, и столько было искренности в его словах, что козёл действительно задёргался и упал.
Ещё не веря своим глазам, дед подошёл и ткнул ногой дохлую скотину. Перекрестившись, он схватил лопату и тут же на месте зарыл козла.
Больше ничего особенного на хуторе не происходило, не считая того, что через неделю после того, как подох козёл, дед Панас женился на Кулемихе.
Гулял весь хутор, и, говорят, у Кулемихи даже появился снова голос.
Роман Михеенков, г. Москва
Сакральный массаж. Пассакалья
Andante non troppo
- А‑а‑а‑а‑а!!! Изверг! Ирод! И "дыбу" ещё разок… А‑а‑а‑а! Инквизитор! Душегуб! И "железный крюк"… А‑а‑а‑а…
Уникальному массажисту по имени Бек - гориллоподобному существу с обаянием террориста - я дал кличку "Великий инквизитор". Я искал его всю сознательную жизнь, с тех пор как музыкальное образование отравило мне детство и искалечило спину ежедневным аккордеонизмом. Нашёл случайно, когда от меня в очередной раз отказалась "скорая". Плексит! Это как насморк, он тоже проходит через неделю. Эту неделю ты тоже не дышишь. От боли. Слава святой инквизиции! - Бек к тому моменту уже понял, что массировать дряблые прелести политбюро Узбекистана менее выгодно, чем мять московский целлюлит, и приехал в столицу. За два счастливых месяца знакомства с Великим инквизитором каждому приёму массажа я придумал специальное название: "вилка еретика", "нюрнбергская дева", "колесование", "испанский сапожок", "кресло допроса".
Первая встреча запомнилась гораздо ярче, чем моя первая влюблённость, - я пережил второе рождение. Бек говорил по‑русски на уровне первой сигнальной системы, но как он общался с моим телом! Великий инквизитор с первого раза безошибочно нажал на все мои мышечные узлы и болевые точки, пальцем‑сарделькой начертил "линии боли", ведущие от причин к симптомам и обратно. Дальше я испугался: Бек посмотрел на меня так, как смотрят на "воинов‑интернационалистов", которые приезжают в южные республики "принуждать к миру" бывших соотечественников. Это позже он объяснил, что врагом его был не я, а мой плексит. Каждый приём Бек сопровождал воинственным выкриком "Ассссс"! Я отвечал ему сначала истошными криками, потом вялыми стонами. До сих пор не понимаю, каким образом я тогда выжил. Но выжил! На радостях я придумал ему слоган, перефразировав великую русскую уголовную "мантру": "Бек боли не видать"!
- Спасибо вам, Бек! Вытащили с того света!
- Сиз - билан - куриш - канимдан - хурсанд - ман, - я воспроизвожу его речь, как услышал. Неоднократно пытался её понять, но тщетно. Общий смысл угадывался: "Обращайтесь".
И я обращался! Иногда, когда острой боли не было, мы с Беком "изгоняли дьявола" авансом, чтобы даже не думал приближаться. Такие сеансы я называл "индульгенция", а Великий инквизитор выбирал для них относительно щадящий режим массажа. "Массаж‑индульгенция" давал возможность общаться, насколько позволял языковой барьер. Из этого общения и родился словарь терминов, соответствующий пыткам средневековья.
* * *
- Ассалому алейкум, еретик! - приветствовал меня Бек.
- Салом, Великий инквизитор!
- Индульгенция?
- Сегодня дыба…
Не успев начать массаж, Бек извинился, извлёк из кармана мобильный телефон, выпискивавший заунывную мелодию его родины:
- Жена…
Дальше был филологический праздник! Государства, в которые технический прогресс пришёл одновременно с советской властью, не были готовы к этому на лингвистическом уровне. Для обозначения любви, плова и социального неравенства слова уже были придуманы, а для электроприборов, механизмов и прочих достижений научно‑технической революции пришлось одалживать у русских. Судя по тексту, Великий инквизитор и его супруга делали в квартире ремонт:
- А‑утиз‑кирк, лампочки. Ха‑албата‑икки, телефон. Джуда‑баши, стеклопакеты - келишдик… В отличие от "офисного русского", полного американизмов, который звучит пошловато и ущербно, речь Бека, полная "русизмов", была смешной и трогательной. Он говорил о гнёздышке, которое они с женой вили в чужой стране.
А ещё в этот день Бек произнес первую связную фразу на русском: "Обращайся, приводи друзей".
Я знал, какого "друга" мне хочется отдать на растерзание Беку. Уже полгода я мучился с очень духовным персонажем, которого спонсоры приложили к деньгам на документальный фильм в качестве консультанта. Я окрестил его "человеком бессмысленных словосочетаний". Владлен Изяславович был членом "общественной палаты", чиновником "министерства культуры", координатором движения "Духовное возрождение", а тема его диссертации формулировалась вообще без комментариев: "Сакральные предпосылки духовного возрождения". В изречении Бека "Сиз - билан - куриш - канимдан - хурсанд - ман" я находил гораздо больше смысла. Для комплекта не хватало должности "психоаналитика аквариумных рыбок". Владлена Изяславовича - это бесполое и безнравственное существо - хотелось подвергнуть всем известным пыткам, включая бековский массаж.
- Понимаете, коллега!
Эта фраза каждый раз вызывала у меня судороги и необходимость посетить Бека.
- Понимаете, коллега! Наш фильм…
Это сакрально‑духовное членистоногое почему‑то обзывало фильм "нашим".
- Наш фильм - это "послание"! Нет! Это сакральная предпосылка к духовному возрождению родины!
Статья 105, часть вторая УК РФ. Убийство при отягчающих обстоятельствах. Интересно, сколько мне дадут?
Каждую фразу закадрового текста, каждый кадр видеоряда мне приходилось трактовать для него с точки зрения сакральных смыслов и прослеживать, как они отразятся на ментальном фоне нации. Владлен Изяславович занимался этим далеко не из соображений заботы о духовном возрождении. Хитрый сакральщик договорился со спонсорами о ежемесячной зарплате из бюджета фильма, так что каждый день его "работы" отражался не только на качестве картины, но и на моём кармане. Послать его "в сакрал" я не мог, так как он являлся родственником главного спонсора.
Владлен Изяславович исхитрился превратить словоблудие о духовности в продукт вполне материальный. С завидной регулярностью на телеэкране он и ещё несколько не менее духовных граждан, впадая в оплаченный экстаз, рассуждали о судьбах русской интеллигенции. В результате они получали гранты, заседали в палатах, издавались и назначались консультантами на документальные фильмы за более чем приличное вознаграждение. Когда власти было необходимо отвлечь народ от своего очередного "косяка", и она (власть) вспоминала о духовности, сразу вставал вопрос: "И кто это у нас тут самый духовненький"? А вот они!
- Понимаете, коллега! Мы взываем к прекрасному, которое дремлет вековым сном! Наша священная миссия - пробудить его! Я вижу для этого все предпосылки.
И тут же, без паузы:
- Я уже несколько дней сесть не могу, спина болит. Соли.
Интересно, как сближает людей общая боль. На мгновение Владлен Изяславович показался мне не таким омерзительным. Я ему искренне посочувствовал. Кто хоть однажды познал боль в спине, меня поймёт. Однако это не помешало мне отправить его к Беку. Это была месть, не оставляющая угрызений совести: я выручал человека, что бы он при этом ни испытывал.
- Владлен Изяславович! Я как раз приехал к вам от уникального массажиста! Он меня реанимировал!
* * *
- Вы не представляете! Я чувствую себя возрождённым! Я принял муку, ваш Бек очень жесток, но я испытал катарсис! Теперь мне открылась жизнь без страданий плоти! Я договорился с Беком на два раза в неделю.
Вот сформулировал, гадина!
- Я многое понял! Наш зритель должен пережить то, что вынес я! Мы должны низвергнуть его в самую пучину страданий, довести до отчаяния… и возродить!
Владлен Изяславович "извергался" минут сорок. Я кивал и записывал этот бред на диктофон, добавляя его к коллекции предыдущих "потоков сознания". У меня назревала идея сделать по его словоблудию первые духовные комиксы.
* * *
- Ассссссс!
Бек закончил очередную пытку. Мы не виделись довольно долго, так что в этот раз на мне был отработан весь репертуар святой инквизиции.
- Рахмат (спасибо), Великий инквизитор.
Телефон Бека, своим звонком напоминавший невысморкавшийся кларнет, запищал очередную песнь узбекских степей. Я одевался и краем уха слушал разговор. Узбекские тексты Бека были разбавлены странно‑знакомыми словами:
- Сиз - айтгандек - булсин, духовность?
А вот это уже был перебор! Я прощал Владлену Изяславовичу многое: "сакральные посиделки" в телевизоре, издевательство над моим фильмом, но надругательство над юной неокрепшей душой - увольте! В этот же день я составил подборку диктофонных записей с высокодуховным бредом, чтобы объяснить спонсору, почему работа над фильмом стоит и куда уходят его деньги. Встречу мне назначили на следующий день.
Главный спонсор - абсолютно нормальный бездуховный мужчина - сначала перепроверил смету, потом график работы над фильмом и только потом услышал речи своего родственника - консультанта. Из текстов Владлена Изяславовича спонсор вывел логическое заключение:
- Дальше вы работаете без консультанта.
* * *
Владлен Изяславович несколько дней названивал, предавал анафеме мой автоответчик и требовал деньги за неотработанный им месяц.
Фильм был сдан вовремя. Без консультанта работалось с удовольствием. Полгода спустя на фестивальном показе мне снова скрутило спину и я вспомнил, что всё это время не был на массаже.
* * *
Над дверью кабинета Бека сияла бронзовая табличка "Сакральный массаж". Чуть ниже висел прейскурант: цены взлетели в несколько раз. Если бы не адская боль, ни за что бы не вошёл.
Я обнаружил Бека сидящим за столом с книгой Владлена Изяславовича в руках.
- Бек, спасай! - простонал я и начал раздеваться настолько быстро, насколько позволяла боль. Бек подошёл ко мне, заглянул в глаза:
- Ваше тело страдает. Но это только видимость. Корень боли в муках духовных.
- Бек, какая духовность, это плексит!
- Только осознав природу страдания, мы вместе сможем её одолеть!
- Бек! Мне нужен массаж, а не проповедь!
- Сакральный смысл массажа в единении души и плоти.
Матом, мольбами и тройной оплатой я добился массажа. Бек вяло водил своими руками‑кувалдами по моему телу, бубня о чём‑то сакральном. Мне так не хватало его "Сиз - билан - куриш - канимдан - хурсанд - ман". Фирменной "инквизиторской" боли я не почувствовал, как не почувствовал и облегчения.
Ищу массажиста. Сакральный массаж не предлагать.
Елена Мищенко, г. Горловка, Украина
О телефон, ты - мир!
Новостройка 90‑ых. В моей квартире вчера подключили телефон.
Утро. Жду звонка от подруги, нетерпеливо поглядывая на новенький зелёный аппарат. Наконец раздаётся долгожданный сигнал. Хватаю трубку:
- Алло! Танька, ты?
В ответ требовательный мужской голос:
- Это секс по телефону?
От неожиданности теряю дар речи, но быстро нахожусь и резко отвечаю:
- Нет, по барабану!
На том конце провода - обиженно:
- Не оригинально. А вы не…
Не дослушав, кладу трубку, но через пять минут снова звонят. Надеюсь, что на этот раз звонит Танька.
- Слушаю, подружка!
Но в трубке тот же мужской голос:
- Это секс по телефону?
Я медленно закипаю.
- О, да вы не только сексуально озабоченный, но ещё и склеротик.
Не успеваю сделать и шага, как снова трезвонит телефон. Хватаю трубку и раздражённо ору:
- Козёл! Ты всё ещё хочешь заниматься сексом?
В трубке растерянно:
- Алё! Это из ЖЕКа. Я по поводу крана… (вкрадчиво) но если у вас проблемы другого плана, так я могу помочь.
- Краны чини!
Звонок через час. В надежде, что это всё‑таки соизволила позвонить Танька, беру трубку. "Ну, - думаю, - сейчас я тебя разыграю!"
- Слушаю вас, - говорю, зажав пальцами нос.
Но мне в ухо гневно визжит незнакомый женский голос:
- Это квартира Ивановых?
Не отнимая пальцев от носа, ехидно отвечаю:
- Нет, Сидоровых!
- Всё равно! Успокойте своих детей! Они орут у меня под окнами!
- У меня нет детей! - парирую в трубку.
- Всё равно - успокойте! (с любопытством) А почему у вас нет детей?
К вечеру понимаю, что Танька уже не позвонит, иду на кухню, завариваю крепкий чай, но спокойно выпить не получается: из прихожей раздаётся звонок. Я начинаю ненавидеть этот зелёный аппарат. Плетусь к телефону, поднимаю трубку, но сказать ничего не успеваю. Оттуда скороговоркой:
- Слушай, Машка, давай завтра смотаемся с уроков и пойдём смотреть "Эммануэль"!
- Я не Машка, - зло шиплю незнакомому кавалеру.
В трубке испуганно:
- А кто?
- Дубровский!
- Ты чё гонишь? Какой ещё Бобровский?
- Идиот! Классику читать надо!
Когда я окончательно поняла, что звонка от любимой подруги так и не дождусь, то после очередного назойливого дребезжания устало роняю:
- Дурдом у аппарата.
И в ответ слышу радостный возглас:
- Ой, ну наконец‑то мы к вам дозвонились! У нас тут буйный. Пришлите бригаду!
- Обязательно, - отвечаю на полном серьёзе. - Куда?
- Записывайте адрес.
- Пишу. Диктуйте!
Леонид Олютин, г. Соликамск
Хождение по внукам
Проводили мою подружку на пенсию, а она, неразумная, через три месяца в цех вернулась.
- Зачем ты, Танюша, на работу вышла? - спросила я. - Разве тебе пенсии не хватает?
- Не в пенсии дело, - ответила она мне, - не могу жить без трудового коллектива.
"Ну, нет, - думаю, - я‑то найду чем себя занять. Поработала, хватит! Пора и отдохнуть!"
И вот настал долгожданный день. Проводили меня на пенсию. Сижу дома, книжки читаю, телевизор смотрю. За этим и застала меня старшая дочь Валя.
- Ну что ты, мама, скучаешь? - говорит она мне. - Для этого разве на пенсию вышла? Пойдём к нам - у нас отдохнёшь.
У Вали двое ребятишек. Как увидели меня, на шею кинулись.
- Здравствуй, бабуля, - кричат, - теперь мы в садик не пойдём - с тобой дома будем сидеть. С нами не соскучишься.
Действительно, скучно не было. Две недели без выходных с ребятишками сидела. Стиркой, уборкой, варкой занималась.
По окончании второй недели смотрю: моя средненькая бежит, Вера.
- Хватит, - заявляет, - у Вали гостить. Идём к нам. У нас отдохнёшь.
Пошла отдыхать к Вере: у неё тоже двое детей, - тоже в детский сад не ходят, - у них там карантин.
Ну что поделаешь? Я человек привычный. Встаю рано. Завтрак сготовлю, самих на работу провожу. Побелкой занялась. За две недели всю квартиру одна выбелила.
По окончании второй недели младшенький мой бежит, Николка.
- Ну что же ты, мама, - упрекает. - Или я тебе не родной сын? У меня тоже квартира три года не белена, уже тараканы завелись.
Делать нечего, пошла. Ладно, у Николки только один мальчик, и тот большой, в первый класс ходит. Занялась я побелкой, а внучек и говорит:
- Как хорошо, бабушка, что ты у нас живёшь! Вчера учительница велела кого‑нибудь из родителей в школу привести. Вот ты и пойдёшь.
- Да я же не родитель, - отвечаю. - Папу или маму зови.
- Родитель, родитель! - не отстаёт внучек. - А папа с мамой в школу не пойдут - им стыдно за меня учительнице в глаза смотреть.
Пришлось идти с внуком в школу.