* * *
Дело было так: как-то ходжа нагрузил осла зерном и поехал на мельницу. А там уже собралось так много народу, словно все сговорились молоть зерно именно в этот день. Прибыл и мулла. Его почтительно пропустили к жерновам. Насреддин решил не уступать очереди и, пройдя вслед за муллой, поставил своего ишака там, где клубилась мучная пыль.
Мулла зло посмотрел на ходжу, но не стал с ним связываться.
Пока зерно Насреддина перемалывалось, носившаяся вокруг мучная пыль осела на ишаке таким густым слоем, что он из темно-серого стал белым, как снежная вершина горы.
Насреддин, наполнив мешки, обернулся и увидел своего ишака преображенным. Сделав вид, что он не узнает его, ходжа горестно воскликнул:
- О аллах! Помоги мне найти моего ишака. Только что он был тут, а сейчас вместо него стоит какой-то чужак! Мулла, не видел ли ты, куда делся мой достопочтенный ишак?
Все, кто был на мельнице, насторожились, чувствуя, что ходжа придумал какую-то ловушку для муллы.
А мулла, в свою очередь, решил поиздеваться над Насреддином.
- Неужели аллах лишил тебя, ходжа, ума, что ты не можешь узнать своего осла? - презрительно сказал он.
Насреддин еще раз огляделся вокруг и сказал печально:
- Да, я не вижу своего серого… Ой, горе мне!.. Придется тащить муку на себе… Хоть бы ты, мулла, о сосуд премудрости, подсказал мне, где искать моего ишака?..
Мулла даже зажмурился от удовольствия, когда представил себе, как ходжа плетется по знойной дороге, обливаясь потом под тяжестью мешка.
- Твои осел вернулся в кишлак. Иди к мечети и жди его. Аллах обратил его в человека.
- Но в мечеть ходит столько ишаков, - сказал Насреддин, - что я могу не узнать своего. Ты, мулла, велик и учен: скажи приметы моего ишака.
Но мулла был не мастер на выдумку. Он подумал так: чем дольше ходжа проторчит у мечети, тем больше времени он будет всеобщим посмешищем. И поэтому мулла сказал:
- Тот, кто будет последним выходить из мечети, и есть твой осел.
- Да отблагодарит тебя великий аллах! - воскликнул Насреддин, взваливая мешок с мукой на спину. - Вы слышали, правоверные, слова нашего достопочтенного муллы?
Слышали, - недоуменно ответили дехкане. - Но неужели ты, ходжа, сам потащишь такую тяжесть? Ведь вот стоит…
Нет, пусть этот неизвестно чей белый ишак останется здесь на мельнице сторожить мой второй мешок, - сказал Насреддин и зашагал по дороге.
- Хорошо ты умеешь таскать тяжести! - засмеялся мулла. - Пожалуй, я бы взял тебя к себе вместо ишака…
И снова удивились все, кто был на мельнице: столь острый обычно на язык Насреддин только крякнул в ответ да зашагал быстрее.
А вечером возле мечети ходжа с уздечкой в руках стал поджидать ишака. Все, кто выходил из мечети, оставались тут же, на площади: интересно ведь было взглянуть, чем кончится эта история.
- Вот идет последний! - говорили Насреддину. - Больше в мечети никого нет. Только мулла…
- Кто бы он ни был, но уж ему от меня не убежать! - отвечал ходжа, позванивая уздечкой.
Конечно, мулла и не подозревал, чем грозила ему его же собственная шутка. И он, довольно посмеиваясь, вышел из мечети, собираясь идти домой.
- А, негодный ишак, - бросился к нему Насреддин, - наконец-то я тебя нашел!
В мгновение ока ходжа взнуздал муллу, вскочил ему на спину и, барабаня пятками по животу, приказал:
- Немедленно скачи на мельницу, отродье шайтана! Там с утра лежит второй мешок с мукой!
- Спасите! - закричал мулла. - Убивают.
- Ничего не поможет тебе, упрямое животное! - кричал Насреддин. - Я тебя изобью до смерти, если ты будешь противиться! Сам достопочтенный мулла надоумил меня в присутствии десятка свидетелей, как тебя найти, длинноухий! Ну, поехали! Или ты плетки захотел?
Мулла понял, что сопротивление принесет побои, и покорился своей участи.
- Только не бей меня! - взмолился он. - И пойдем шагом.
- Хорошо, - милостиво согласился Насреддин. - Но зачем ты поставил вместо себя какого-то белого ишака, а сам исчез?
- Теперь я понимаю, - промямлил мулла, - что сделал ошибку…
И кишлак увидел необычайное зрелище: по улице верхом на взнузданном мулле лихо проскакал Насреддин.
Ребятишки и молодежь бросились следом за ходжой и муллой на мельницу. Там Насреддин снял уздечку с муллы, а мулла бросился к белому ишаку и начал стирать с него мучную пыль.
Когда ишак снова стал темно-серым, мулла, опасливо озираясь на непрошенных свидетелей, сказал ходже:
- Вот твой ишак! Узнаешь теперь?
- Конечно, узнаю, - сказал Насреддин, взваливая на ишака оставленный утром второй мешок. - Но ведь вас и спутать нетрудно - вы различаетесь только мастью.
Хотя все слушатели и знали эту историю наизусть, но они еще раз прослушали ее с большим вниманием. И внимательнее всех слушал рассказчика старик путник с озорными глазами.
- Вот с нашим бы муллой проделать такое! - мечтательно сказал молодой каменщик. - Может, поуменьшилось бы у него спеси.
В это мгновение из-за стен будущей мечети выскочил толстый мулла. Размахивая руками и крича во всю глотку, он побежал к кривому дереву, стоящему возле пруда.
Строители испуганно вскочили, но мулла на них не обращал никакого внимания: он гнался за тяжело летящей вороной, которая держала в клюве что-то белое.
- Отдай, негодница! Брось мое мыло, проклятая аллахом! - орал мулла.
- Дай птице помыться! - крикнул старик, продолжая как ни в чем не бывало сидеть в тени дувала. - Ведь она чернее тебя!
Ворона села на сук, а жадный мулла, подбежав к дереву, быстро работая руками и ногами, полез по стволу вверх.
Неожиданно ворона взлетела и, не выпуская мыла из клюва, замахала крыльями возле обнявшего ствол муллы. Тот протянул к ней руку, надеясь, видно, ухватить негодную птицу, но потерял равновесие и, не удержавшись за ветки, рухнул на берег пруда.
- Ай! - воскликнули сердобольные строители и хотели было бежать на помощь мулле. Но спокойный голос старика путника остановил их:
- Ничего страшного не случилось, правоверные. Ну, упала чалма. Так что ж?
Мулла вскочил, посмотрел вслед улетающей вороне и, повернувшись к незнакомцу, сказал, охая и потирая ушибленное место:
- Ты ослеп, странник! Это я, я упал…
- О, чалма заговорила! - недоуменно развел руками старик. - Я и не заметил, что внутри нее находится такой толстый, жадный мулла! То-то все удивились: слишком много шума от падения простой чалмы!
Мулла был явно озадачен: почему этот бедняк, неизвестно откуда появившийся здесь, осмеливается беседовать с ним в таком тоне?
Хитрый мулла недаром слыл очень осторожным человеком. Он никогда не рисковал зря, умея из любого трудного положения извлечь для себя выгоду. Прикидываясь другом бедняков, он то призывал на голову непослушных небесные кары, то обещал помощь - все того же небесного происхождения. Обычно в конце концов мулла всегда умел поставить на своем. Даже там, где богач Абдулла - самый влиятельный и знатный человек в округе - не мог добиться успеха, мулла со своими лисьими повадками всегда умел поставить на своем. И на этот раз мулла решил действовать осторожно.
"Надо поговорить с этим нечестивцем один на один, без свидетелей", - подумал мулла. И сказал печально:
- А почему стоит работа, угодная аллаху? Сегодня стена увеличилась всего на ладонь. Может быть, черны ваши души, правоверные? Может, и небо не хочет, чтобы ваши ленивые руки делали святое дело?
- Мы просто отдохнули немного, - ответил самый старый из строителей. - А стена с утра выросла не на одну ладонь, а на три.
Старик путник отряхнул крошки с бороды, встал и потрепал своего ишака по холке. Лицо старика вдруг стало грустным-грустным. Он начал утирать щеки рукавом халата, словно из глаз лились потоки слез.
Уже сделавшие несколько шагов в сторону стройки каменщики и мешальщики глины остановились.
- Что с тобой случилось, пришедший из далека? - елейным, голоском спросил мулла.
- Это длинная история, о мудрейший мулла, - растроганно молвил путник. - И она закончилась тем, что я потерял моего любимого ишака. Да, он умер… Доблестный отец вот этого серого…
- Такова воля аллаха! - привычно пробормотал мулла.
- Он был криклив и упрям, мой ишак, - продолжал старик. - Но я его любил. Горе затаилось в сердце моем, и я стал успокаиваться. А вот сейчас услышал твой голос и вспомнил моего длинноухого. Скажи что-нибудь еще: ваши голоса так похожи…
Строители отвернулись, пряча улыбки.
Мулла опешил: давно никто не пытался обращаться с ним так непочтительно. Какая наглость! Нет, надо тут же, при всех, расправиться с негодяем!
Мулла хотел произнести какие-нибудь подходящие к случаю страшные слова, но гнев его был так силен, что язык отказался повиноваться и вместо слов раздались звуки, похожие на урчание голодного шакала, да смачное шлепанье толстых губ.
Наконец, обретя дар речи и отбросив всякую осторожность, мулла закричал так громко, что утки, крякая и размахивая крыльями, испуганно выскочили из пруда.
- Будь ты проклят во веки веков, отродье шайтана! - орал мулла. - Пусть аллах покарает и тебя и детей твоих!
Старик звонко рассмеялся в ответ:
- О святейший из святейших ишаков! Меня проклинают в мечетях десяти ханств вот уже сорок лет. И до сих пор от этих проклятий у меня не выпал даже ни один волос из бороды! Может быть, потому, что аллах не доверяет своим ишакам-слугам? Ведь иначе бы ты с его помощью давно узнал меня…
Строители удивлялись все больше и больше. Они уже забыли о будущей мечети и лишь поражались дерзким речам пришельца.
А он обратился к ним и произнес:
- Можете идти домой и работать. И если кого-нибудь из вас мулла только попробует обидеть - обращайтесь ко мне. Я поживу в этом благословенном месте некоторое время… Не знаю еще, под чьей крышей найду приют, - сказал старик, беря ишака за веревку, - но вы, если захотите, найдете меня: спросите ходжу Насреддина…
Так появился в округе Насреддин и так начались злоключения местных богатеев, одно из которых закончилось отъездом отощавшего судьи…
… Через несколько часов после появления ходжи на базаре, под навесом караван-сарая, во всех чайханах и под сенью всех дувалов передавались из уст в уста слова Насреддина, сказанные по тому или иному поводу.
Так, рассказывали, что в чайхане Шарафа, старого друга муллы, ходжа, принявшись есть плов, не воздал хвалу аллаху за ниспосланную еду.
Шараф спросил:
- Что с тобой, путник? Почему не призываешь ты имя бога нашего? Ты должен был сказать: "Поедим плова, если будет на то благословенье аллаха!"
Старик, уплетая плов, усмехнулся:
- Есть рис, есть жир, есть шафран, есть угли, огонь и очаг. Вот почему я все равно буду кушать плов, угодно аллаху или нет.
- Но нельзя нарушать заповедей корана - нашей священной книги! - встревожился Шараф. - А там сказано: "Да возблагодарит жаждущий и голодающий…"
Насреддин жестом прервал Шарафа:
- Не помню этих строк. Но если даже они и есть в коране, то ничего страшного не произойдет, если мы не обратим на них внимания.
Чайханщик огляделся: нет ли поблизости стражника? Самый подходящий момент схватить нечестивца!
- Коран нельзя подчинить своим желаниям, - сказал Шараф, - нужно свои желания подчинить священной книге.
- А ваш богатей Абдулла? - спросил ходжа. - А мулла? А ваш судья? Они нарушают заповеди корана каждодневно, и до сих пор кара аллаха их не постигла.
- Объясни нам слова свои, - льстиво проговорил чайханщик и приготовился запомнить объяснение, чтобы вечером доложить Абдулле и своему другу судье.
- Все прекрасно знают, что Абдулла нажил богатство воровством и грабежом, что мулла разбогател за счет аллаха, а судья принимает подарки и в зависимости от их ценности решает дела. Разве это не противоречит корану? Но аллах их не покарал…
Конечно Шараф должен был, как всякий правоверный, немедленно изгнать богохульника из своей чайханы, но он боялся, что вместе с Насреддином уйдут и многие другие. Тогда он, Шараф, лишится дохода. Поэтому, махнув рукой на поношение священной книги, чайханщик бросился за пловом…
Рассказывали также этот случай несколько по-иному: не про плов, а про охоту. Насреддин будто сказал:
- Если завтра будет дождь - пойду ловить уток; если нет - останусь на месте.
- Почему ты не добавляешь в подобных случаях "с помощью аллаха"? - спросили его. - "Если завтра будет дождь, то, с помощью аллаха, я пойду ловить уток…" Вот так говорят все.
- Ну и зря говорят, - ответил Насреддин. - Ведь одно из двух: или будет дождь, или не будет его. При чем здесь в любом случае аллах?..
- Наш мулла потерял ум от злости, когда увидел тебя, - сообщили как-то Насреддину.
- Как же он ухитрился потерять то, чего у него никогда не было? - рассмеялся ходжа.
В тот же вечер мулла, словно невзначай, встретился на улице с Насреддином и сказал ему, нежно улыбаясь:
- Самое лучшее, о мудрый ходжа, если ты покинешь наши места. Но если ты останешься здесь - пеняй на себя. Мне жаль тебя, о заблудший! - И мулла сочувственно закатил глаза. - Верь мне: никто не знает, что я предупредил тебя о грозящей опасности. Абдулла и судья рассказали мне о ней под большим секретом.
- Легче найти голубого верблюда, чем сострадательного муллу, - ответил Насреддин. - Тот, кто любит свежий ветер, не боится даже урагана. А тот, кто боится ветра, считает, что и все такие же трусы, как он сам. Я никуда не уеду отсюда…
И Насреддин пошел своей дорогой, а мулла - своей. Но с той минуты все чаще и чаще скрещивались их пути…
Богатей Абдулла, тощий судья, который тогда еще Жил в городе, и их друзья придумывали различные ловушки для хитроумного ходжи, измышляли против него различные каверзы.
Мулла знал, что Насреддин не останется в долгу, держался настороженно, но все-таки чуть ли не каждый день попадал ходже на язык.
Однажды, во время сильного дождя, мулла бежал по улице, делая гигантские прыжки, чтобы не промочить в лужах ноги.
Насреддин и его друзья сидели под навесом чайханы.
- О хранилище премудрости и святости, - обратился ходжа к мулле, - почему ты бежишь от даров аллаха?
Мулла в растерянности остановился. Огляделся кругом, ища дары аллаха, но, кроме луж, ничего не увидел.
- Дождь в наших местах - разве это не божий дар? - продолжал Насреддин очень серьезно. - Приличествует ли слуге аллаха убегать от даров того же аллаха? Что подумают правоверные о тебе и об аллахе?
Мулла не нашелся что ответить. А так как на него уже смотрела вся чайхана, то он пошел, невзирая на дождь, медленно и величаво, ступая ногами прямо по лужам.
Тут уж он не только послужил поводом для всеобщего смеха, но и промок до костей, охрип, стал разговаривать лишь шепотом и десять дней не читал проповедей в мечети.
А когда через некоторое время снова пошел дождь, то случилось так, что мулла со своими приспешниками сидел в чайхане, а Насреддин, прыгая через лужи, бежал по улице.
Увидя бегущего под ливнем ходжу, мулла завопил от восторга:
- Уау! Старый шакал, нечестивец, ты попал в яму, которую вырыл для меня! Почему же ты бежишь от даров аллаха?! Отвечай!
Насреддин даже не замедлил бега.
- Если бы я, о мулла, топтал ногами твои дары, что бы ты сказал? Поэтому я не хочу топтать дары аллаха - он этого не потерпит! Вот и приходится добираться до дому, делая как можно меньше шагов! - И, прыгая через лужи, Насреддин продолжал бег.
Каждый раз, сообщая эту историю, рассказчики непременно добавляли:
"Так, благодаря ловкому ответу наш Насреддин вышел сухим из воды, а мулла сел в лужу".
Для того чтобы обвинить Насреддина в неверии и богохульстве, мулла надумал уговорить ходжу выступить с проповедью в мечети.
Когда об этом плане узнал Абдулла, то он одобрительно сказал:
- Раз ты лишился голоса по милости бродяги Насреддина, то пусть он вместо тебя и проповедует. Если откажется, то этим он признает твое превосходство. А если согласится, то каким-нибудь мудрым вопросом мы заставим его пуститься в рассуждения и уж затем истолкуем сказанное им так, как нам нужно… А? Что ты говоришь?.. Ну конечно, что бы он ни сказал, мы найдем способ отправить его в тюрьму.
Решено было три раза предоставить Насреддину минбар.
- Уж хоть в один-то раз из трех он попадется! - мечтательно произнес Абдулла и повалился на подушки, показывая, что разговор окончен.
Мулла, беззвучно шевеля губами, вышел из дома богача и поспешил к жилищу Насреддина, который поселился в хижине бедняка Пулата.
Выслушав муллу, ходжа сразу понял, что отказываться нельзя: все подумают, что он боится тягаться с ним в красноречии. Но и выступать тоже нельзя: ведь придется говорить о том, как мулла и богатей именем аллаха грабят бедняков, а за это - тюрьма.
И какую тогда пользу принесет здешним беднякам Насреддин, если он будет сидеть за семью замками?
И ходжа нашел выход.
- Я согласен, о мудрейший, - улыбнулся он мулле. - Мой долг - заменить тебя… Я трижды взойду на минбар.
В этот день мечеть готова была развалиться - так много народа пришло слушать ходжу.
- Знаете ли вы, о правоверные, - начал Насреддин, озорными глазами оглядывая собравшихся, - о чем я хочу с вами говорить?
- Не знаем! - крикнули судья с Абдуллой.
- А раз вы не знаете, - усмехнулся ходжа, - то о чем же я с вами буду разговаривать? Я пойду к тем, кто знает.
И, выйдя из мечети, Насреддин направился прямо к чайхане…
- Ничего, - обсуждая с Абдуллой свою неудачу, сказал мулла. - У нас еще две попытки впереди. Теперь он так легко не отделается.
На следующий день Насреддин снова обратился к пришедшим в мечеть с вопросом:
- О правоверные, знаете ли вы, о чем я хочу с вами говорить?
- Знаем, знаем! - закричали судья с Абдуллой.
- Если вы знаете, - сказал ходжа, - то зачем же я буду говорить?
И он сошел с минбара.
- В третий раз сделаем вот что, - зашептал Абдулла расстроенному мулле: - я скажу "знаем", а ты скажешь - "не знаем".
Мулла даже вспотел от радости:
- Сам аллах надоумил тебя! - захрипел он. - Мы увидим конец нечестивца!
И когда в третий день Насреддин обратился с вопросом:
- О правоверные, знаете ли вы…
То, не дожидаясь конца фразы, Абдулла закричал;
- Знаем, знаем!..
А мулла, чайханщик и судья заорали тотчас же:
- Не знаем, не знаем!..
Насреддин пощелкал по своей задорной бородке и улыбнулся:
- Тогда пусть те, кто знает, расскажут об этом тем, кто не знает!
Народ повалил на улицу следом за ходжой. И как осипший мулла ни размахивал руками, призывая верующих остаться, мечеть опустела: Только багровый от злости Абдулла да его друзья топтались разочарованно возле минбара.
И на следующий день повсюду слышалась песенка про муллу, сочиненная неизвестно кем:
Твои ступни, как колени,
Твои колени, как живот,
Твой живот, как шея,
Твоя шея, как голова.
А твоя голова, мулла, -
Старый, дырявый горшок!