Кому на Руси жить хорошо
После очередной январско-февральской "автономки" в районе северной Англии, во время урагана мы, чтобы зарядить аккумуляторную батарею, вынуждены были двигаться под РДП на глубине 7,5 метров. По окончании зарядки продолжали двигаться в том же режиме, так как в надводном положении крен лодки превышал порой 45 градусов, а это чревато разливом электролита.
Сменившись с вахты, прилёг в каюте, привязав себя к койке простыней. Не сон - дремота, но и тут возникает командир: "Флагмех, вставай! Воздух ушел в самоволку!" Он не потерял чувство юмора и в этой обстановке. Бросаюсь в центральный пост. На колонке воздуха высокого давления стрелки манометров повисли на нуле. Только в двух командирских группах, где клапаны, как и положено, стояли в положении "невозврат", стрелки бодро показывали 200 кг/см. Не скажу, что мороз пополз по коже, но что положение аховое - понял бы даже салага. Под водой - без воздуха!
Пробежал по всем отсекам, опросил вахтенных. В шестом отсеке доложили, что над головой слышали грохот. Перекрыли все групповые клапаны ВВД и с разрешения командира ПЛ из одной командирской группы подали воздух в предполагаемую аварийную группу. Стрелка манометра не дрогнула. Отключили группу. Запустили электро- и дизелькомпрессоры. Девять часов по боевой тревоге в ураган пополняли запас сжатого воздуха.
Причину "самоволки" ВВД узнали после всплытия. У баллона весом 960 килограммов, находившегося в кормовой надстройке, волной оборвало бандаж крепления, баллон сдвинулся в корму, при этом лопнул его биметаллический трубопровод. Через него воздух и ушел в океан. Когда погода успокоилась, командир на мостике обнаружил, что от лобовой части ограждения рубки в наличии только ребра жесткости, а от листов обшивки торчат, как осколки стекла, отдельные кусочки стали.
Дело в том, что обшивка лобовой части рубки из-за наличия на мостике магнитного компаса выполняется из маломагнитной стали, а она подвержена межкристаллитной коррозии. Поэтому обшивку и разбила волна.
Когда, возвращаясь в базу, шли датскими проливами, многие судоводители снимали фуражки: они-то уже знали о катастрофах восьми судов несколько дней назад.
Вскоре по приходе в базу начались проблемы со здоровьем, вероятно, процесс накопления отрицательных эмоций наполнил чашу терпения организма. Военно-врачебная комиссия флота поставила вердикт - не годен к службе на подводных лодках, годен к службе на надводных кораблях. Тут же последовало предложение - идти старшим офицером отдела эксплуатации технического управления Балтийского флота. Но, видимо, был прав мой первый флагмех Ю. А. Кирюшкин, который записал в моей аттестации: "имеет склонность к преподавательской работе". Так оказался на военно-морской кафедре НКИ.
Как писал один флотский пиит:
И утопив в стакане водки
Остатки детских синих грёз,
Я уходил с подводной лодки
Без сожаления и слёз.
Но, вероятно, он кривил душой - подводницкое остается.
Когда через годы привез студентов 6-го курса на военные сборы в г. Лиепая, довелось принимать швартовые концы своей "С-345" с чувством сожаления и почти без слёз.
Теперь о прозе жизни. На новом месте службы, естественно, возник вопрос о жилье. Его распределял старший морской начальник гарнизона. За многие годы существования бригады строящихся и ремонтируемых кораблей он один на этой должности удосужился получить звание контр-адмирала, имея за плечами семь классов и, впрочем, что немаловажно, войну. На моей прежней службе ни один из командиров бригад первой линии не был удостоен "мухи" - адмиральской звезды. Когда мы с тоже вновь назначенным на кафедру коллегой пришли к нему "бить челом" по поводу жилья, он заявил: "А, наука пришла. Не думайте, что вы такие умные. Когда изобрели высшую математику, я её сразу стал изучать".
Пока мы переваривали этот афоризм, в кабинет врываются две фурии - жены военнослужащих со своими проблемами. Адмирал вскакивает из-за стола с рыком: "Кто, почему…?" Женщины и мы в ступоре. У стола стоит выше пояса - адмирал, а ниже - тело в трусах "а-ля семейная радость" и волосатые ноги. Его штаны в это время гладил утюгом матрос в соседнем кабинете.
Снежный человек из НКИ
Военно-морская кафедра НКИ многие годы организовывала в период летних каникул студенческие дальние шлюпочные походы на веслах и под парусами по Черному морю и рекам региона. Однажды даже вновь проторили путь "из варяг в греки", отправив шлюпки в Калининград по железной дороге, а назад поперёк европейской части Союза. Давно нет военно-морской кафедры, но шлюпочники НКИ разных годов выпуска, уже убелённые сединами, ставшие руководителями крупных заводов, КБ, фирм, деканы, профессора, офицеры ВМФ собираются иногда на нашей водной станции вспомнить былое.
В одном из шлюпочных походов вверх по Днепру, съев в конечной точке похода рыбину около 25 кг весом, отряд двинул назад в город на Буге. Предстоял день Военно-морского флота, его решили отметить в глухом месте. В Запорожском водохранилище нашли тихую бухту Круглик, разбили лагерь, вкопали мачту, чтобы завтра поднять военно-морской флаг.
На многие километры вокруг ни души. Но студент есть студент. После ужина подошла к офицерам "инициативная группа" с предложением сходить в дом отдыха, который они вычислили в стороне от входа в бухту, чтобы купить свежего хлеба. Поколебавшись, командир похода дал "добро". Взяв шлюпочную кису-мешок, тройка двинула напрямик через степь. Путь по буеракам около четырех километров. Часа через два с половиной пришел один, но с хлебом. Доложил, что там находится спортивно-оздоровительный лагерь Запорожского пединститута, в нём 102 девушки, 5 парней и чуть преподавателей. Наши двое задержались там, чтобы вроде бы договориться о поставке нам продуктов их экспедитором. Фактически они остались на танцы.
Шли, естествен но, не в парадной походной форме, а в рваных джинсах, кедах, в спасательных бушлатах с эмблемами "НКИ" и "НИКОЛАЕВ". Предпочитавшие постоянное купание в реке, три недели не видевшие шампуня и расчески, похожие на ирокезов, они насторожили лагерных преподавателей, посему после танцев была устроена поголовная проверка в палатах лагеря. Обнаружив пропажу одной девушки, было организовано прочесывание местности. Нарушитель лагерного спокойствия Саня Бабинцев, блюдя честь дамы, рванул ползком через кусты, но вскоре упал в какую-то яму. Как потом оказалось, в яму ссыпали сажу после чистки дымоходов. В темноте, не разобрав, во что вляпался, он взял курс по звёздам в наш лагерь. Естественно, спать оставалось нам недолго.
Утром в лагере побудка, завтрак и построение на подъём военно-морского флага. Настроение у всех приподнятое - предстоят соревнования между шлюпками на скорость и правильность постановки парусного вооружения, старшинские (без офицеров) гонки на вёслах и под парусом, перетягивание каната, прочие забавы, призы, затем праздничные обед и ужин. На построении выясняется, что нет боцмана одной из шлюпок. Командир похода, обнаружив в стенке одной из палаток нештатную выпуклость, пнул слегка по ней ногой и рявкнул: "Бабинцев - подъём!". Надо отметить, что Саня от природы жгучий и кучерявый брюнет, отрастивший в походе бороду и усы. Когда полог приподнялся и на свет божий появился Саня, строй замер, тишина - одни птички поют. Затем кто-то из студентов изрек: "Кантар". С диким хохотом команда каталась по лужайке, завалив мачту. Черный Саня весь в саже был весьма экзотичен - снежный человек, иначе не назовешь.
Сейчас Саша Бабинцев руководит одним из конструкторских бюро в Николаеве.
О маячном знаке "Тендровский железный"
В 53-м году после первого курса мы проходили кратковременную корабельную практику на трёхмачтовом барке "Дунай". Занятия по парусному вооружению проводил весьма пожилой боцман-сверхсрочник. Видя, что курсанты, еще не забывшие мамины пирожки, начинают засыпать от многочисленных и диковинных эзельгофов, чиксов, риделей, юферсов, лиселей и прочих терминов, он делал перерыв и травил анекдот или рассказывал что-то из истории флота. Когда барк проходил вдоль Тендровской косы (Ахиллесова бега), он, указав на маячный знак "Тендровский железный", рассказал, что это одна из мачт броненосца "Потёмкин", а вторая установлена на острове Майском в Днепробугском лимане.
Судьба позволила мне побывать у этого маячного знака. В одном из шлюпочных (на шестивёсельных ялах) походов со студентами НКИ мы шли по маршруту Николаев - Очаков - Кинбурская коса (место, где затоплен монитор "Ударный") - Железный порт - Скадовск - Бакальская коса (Крым). Пройдя через промоину в Тендровской косе и выйдя в море, решили, по моему предложению, заночевать у маячного знака "Тендровский железный". Проблесковый огонь маяка ночью обеспечивал какой-никакой комфорт.
С рассветом направился к ажурной трапецеидальной конструкции высотой 34 метра. Рядом с маяком прямо на урезе воды обнаружил останки срезанной автогеном мачты высотой около двух метров. Очень ржавая (толщина ржавчины до 10–12 мм) клёпанная конструкция из стали толщиной около 20 миллиметров. По наружной поверхности останки скоб-трапа, внутри мачты толстостенная продольная труба прямоугольного сечения и поперечные переборки. Сбоку рана от автогена, кто-то пытался вырезать кусок, но внутренние конструкции мачты не позволили его отделить. Ясно, что это была мачта крупного корабля, продольная прочная труба служила для защиты электрокабелей от осколков.
Попав на стажировку в Техническое управление Черноморского флота, в свободное время обратился к начальнику гидрографического управления флота контр-адмиралу Митину, он предоставил в мое распоряжение обширнейшую библиотеку по гидрографии. Там нашел карты и лоции, начиная с Мангонари Е. П.
Первое упоминание о маячном знаке в лоции за 1826 г. - железная мачта с бакштагами. Так как электричество тогда еще не применялось, значит, конструкцию, останки которой стоят сейчас, поставили позднее. Наличие железной мачты с бакштагами прослеживается по документам 1836, 1883, 1901 годов. В "Описании маяков, башен и знаков русских и иностранных берегов Чёрного и Азовского морей", Петроград, 1923 года этот знак не упоминается. Вновь он появляется в "Огни и знаки Чёрного моря, включая Босфор" за 1940 год. То есть где-то после 1923 и была установлена в качестве знака мачта крупного корабля. Опрос старых маячников в Севастополе, Одессе, Очакове и Николаеве, увы, ситуацию не прояснил. Боцман "Дуная" знал больше.
Броненосец "Потёмкин" был разобран на металлолом в 1925 году.
Трапецеидальную конструкцию знака установили в 1967 г.
Бюст адмирала и икона
Когда в 70-х годах в НКИ воссоздавался музей С. О. Макарова, совет музея тесно контактировал с одним из основателей (в начале прошлого века) Николаевских краеведческого музея и картинной галереи им. В. В. Верещагина - Каминским Феодосием Тимофеевичем.
Сын клепальщика николаевского Адмиралтейства, в 1912 г. он закончил Петербургский археологический институт. В начале Первой мировой войны закончил школу прапорщиков, честно воевал на фронте, был ранен, имел солидный ряд боевых орденов. Был директором Николаевского историко-археологического музея, учёным хранителем заповедника "Ольвия", активно участвовал в археологических раскопках в Ольвии, на территории Николаева и других городов, опубликовал многие десятки статей, очерков. При нём были значительно расширены экспозиционные площади музея, в фондах музея насчитывалось более 30 000 предметов. В советские времена в три приёма отсидел кучу лет в местах не столь отдалённых. Каждая встреча знакомила нас с малоизвестными эпизодами из истории города Николаев и Черноморского флота.
Известно, что Севастопольская морская библиотека (тогда офицерская) и её фонды были созданы по инициативе адмирала А. С. Грейга, а затем опекались адмиралом М. П. Лазаревым. Деньги собирались по подписке среди офицеров флота. Для библиотеки, тоже по подписке, были изготовлены мраморные бюсты адмиралов М. П. Лазарева и А. С. Грейга.
С началом Крымской войны фонды библиотеки, часть её оборудования были переправлены в г. Николаев - тогда главную базу Черноморского флота.
После позорного для России окончания Крымской войны по Парижскому договору Россия не имела права держать на Чёрном море военный флот, порт Николаев был низведен до положения станции, судостроение на почти долгих двадцать лет замерло. Из-за сокращения штатов многие служилые люди ушли с флота или убыли к новым местам службы.
В последней четверти XIX века с началом возрождения флота фонды библиотеки были возвращены в Севастополь, хотя часть книг при этих передрягах была утеряна. Не вернулись и бюсты адмиралов.
О судьбе бюста адмирала М. П. Лазарева и поведал нам Ф. Т. Каминский.
В конце 20-х годов Ф. Т. Каминский шел по улице Потёмкинской вдоль забора бывшего морского острога в сторону улицы 2-й Слободской. Ворота у административного здания острога были открыты. Какие только учреждения не были в этом здании за многие годы! Здесь, в управлении морского острога, служил отец будущего адмирала С. О. Макарова, здесь располагались комендатуры гарнизона, военкомат, что-то связанное с авиацией, а в 60-х годах был общетехнический факультет НКИ, затем его военно-морская кафедра.
При создании лаборатории и установке действующих дизельных агрегатов, макета 49-цилиндрового дизеля была, например, найдена бронзовая печать для сургуча. В центре надпись "Для пакетiв", а по окружности - "Варварiвський райпарком Миколаiвськ. округи". Видимо, и эта контора здесь располагалась.
Проходя мимо, Ф. Т. Каминский увидел, что посреди пыльного двора на каком-то мраморном бюсте сидит матрос и немецким штык-тесаком с упоением рубит бюсту уши. Музейщик мимо пройти не мог. Подойдя ближе, он обнаружил, что матрос восседает на бюсте адмирала М. П. Лазарева. На увещевания остановиться, так как он гробит частицу истории флота, матрос пошел со штыком на "контру недобитую". Только вмешательство коменданта позволило пресечь вандализм. За 3 рубля был нанят извозчик и бюст переправлен в краеведческий музей. Позже бюст с частью найденного оборудования библиотеки был переправлен в Севастополь. Но он не вернулся в библиотеку, а экспонируется в музее обороны Севастополя. Каждый желающий, посетив этот музей, в одном из залов может увидеть этот бюст, у него уши из алебастра. Неизвестный мореман оставил свой геростратов след в истории флота. В восстановленной морской библиотеке после Великой Отечественной войны были установлены новые бюсты, меньшие по размерам.
Несколькими годами позже по стране прокатилась чудовищная волна изъятия из соборов, церквей и других объектов религиозного культа раритетов и предметов, содержащих драгоценные металлы и камни. Не обошла стороной она и Николаев. Была создана специальная комиссия. Первым "набегу" подвергся Николаевский Адмиралтейский собор, бывший долгое время главным собором Черноморского флота. В соборе хранились национальные раритеты - кормовые флаги с легендарных кораблей российского флота, ластовых экипажей, а также флаги и значки с захваченных в боях турецких, египетских и прочих кораблей. Все эти флаги были в специальных многослойных чехлах и размещались в бронзовых ритонах по обеим сторонам главного входа.
Тогда же был вскрыт склеп основателя города Николаев М. Л. Фалеева. На облицованном камнем постаменте находился чёрный гроб, покрытый Андреевским и крепостным флагами. В головах гроба лежала треуголка, а по бокам постамента стояли морской палаш и шпага гражданского чиновника высокого ранга. Предмет вожделения - пуговицы мундира оказались не золотыми, а позолоченными. Останки основателя города перевезли на кладбище и поместили в склеп семьи адмирала Н. А. Аркаса. Не обошли стороной и молельный дом, который был напротив собора и располагался на месте, где сейчас размещается "Дворец творчества молодежи" (бывший дом политпросвещения). Там молился народ недворянских кровей. Ценностей там не оказалось, кроме посеребренной купели да простой иконы Николая Чудотворца. Поверх оклада иконы дугой шла медная пластина. На ней выгравированы слова: "Николаевскому Адмиралтейскому собору от моряков Черноморского флота на вечное хранение". Это была легендарная икона с линейного корабля "Три Святителя" Черноморского флота.
Когда в период Крымской войны возникла реальная угроза прорыва вооруженных пароходов противника на внутренний рейд Севастополя, после долгих споров и колебаний было принято решение затопить на входе несколько старых парусных кораблей флота. Выбор адмирала Корнилова пал на пять линейных кораблей: "Три святителя", "Силафаил", "Варна", "Силистрия", "Уриил", а так же на два фрегата: "Сизополь" и "Флора". Затопление должно было начаться по сигналу, поднятому на флагштоке башни "Офицерской библиотеки". Утром 11 сентября этот сигнал появился. Первым под воду ушёл один из фрегатов, за ним последовательно ушли в пучину четыре линейных корабля, спустя некоторое время второй фрегат. Линейный корабль "Три Святителя", несмотря на то, что в днище и в бортах были прорублены отверстия и подрублены мачты, осел в воде, но не тонул. При затоплении каждого корабля по толпе жителей Севастополя, стоявших на набережной, прокатывались стон и плач. Наблюдая агонию "Трех Святителей", кто-то из членов команды вспомнил, что на корабле забыта икона Николая Чудотворца - покровителя моряков. Один из матросов на ялике вызвался сходить на корабль. В залитой водой корабельной церкви он нашел эту икону. Корабль медленно оседал в воду, с берега это было едва заметно, поэтому пароходо-фрегат "Громоносец" получил приказ ускорить затопление корабля, ведь на внешнем рейде с утра уже стояли французские пароходы. Три выстрела ядрами с расстояния картечного выстрела произвели в районе переменной ватерлинии страшные разрушения, и около 13-ти часов "Три Святителя" ушёл на дно Севастопольской бухты. Позже при оставлении Севастополя эта икона и была передана в собор Николаева.
В годы Великой Отечественной войны следы этой иконы затерялись.
Может быть, кто-то из читателей знает дальнейшую судьбу иконы.
Она же святыня Черноморского флота…
О пехотных погонах
Очередной дальний шлюпочный поход студентов военно-морская кафедра Николаевского кораблестроительного института имени адмирала С. О. Макарова решила провести подавно проторенному маршруту Николаев - Очаков - Кинбурнская коса (место затопления монитора "Ударный") - Скадовск - Евпатория и обратно. В отряде два катера о десяти вёслах каждый и шлюпка. Срок месяц. Командиром похода, как и в предыдущие годы, был бывший помощник командира ракетного крейсера проекта 58 "Грозный". Засидевшийся в звании капитана 3-го ранга, Володя, ставший старшим преподавателем, ждал присвоения очередного воинского звания - документы уже ушли в Москву.
Из-за постоянных штормов мы прошли лишь до Бакальской косы в северо-западной части Крыма, где на конце косы виднелись останки корпуса известного крейсера "Червона Украина". После гибели у Графской пристани в Севастополе во время войны, поднятый из воды корабль стал мишенью для морской авиации.