Годимир глянул на искаженное - уголки рта опущены, глаза превратились в щелочки - лицо музыканта. Хотел срезать его едким словом, но вдруг передумал. Точнее, не передумал, а попросту расхотелось. Больше того, в носу защипало, как в детские годы, когда, случалось, Ниномысл или Жемовит - старшие братья - подговаривали его слямзить потихоньку крынку сливок с ледника, а потом его же и представляли единственным виновником. В груди зашевелился клубок холодного пламени.
- Чего ты взъелся? - попытался он образумить шпильмана, но тот не слушал никого.
- Завел всех! Что не так, скажешь? Подставил! Дракона ему подавай! Королевну! Вот теперь жри, не обляпайся! - Олешек одной рукой вцепился в гриф цистры так, что ногти побелели, а другой взмахнул, будто хотел ударить рыцаря кулаком. Взвизгнул совсем по-женски: - Нежить зеленая! Старики-убийцы! Людоеды! Дракон! Будь проклят тот день, когда…
Аделия (или как ее на самом деле звали?) резко распрямила руку. Маленький, но увесистый кулак врезался поэту под ложечку.
- Распустил нюни!
Выплюнув с нескрываемым презрением эти слова, девушка поднялась, обернула косу вокруг головы. Как это у нее получается? Шпильки, что ли, в рукаве? После обвела гордым взглядом окруживших ее мужчин и уселась на нагретый камень.
- Кто ты, девочка? - добродушно поинтересовался пан Божидар. - Объясни уж нашему драконоборцу, а то бедняга извелся вконец…
- Надо будет - объясню!
- Экая ты дерзкая, - вздохнул пан Молотило.
- Какая есть!
- А что ж врала, будто королевна?
- Я не врала!
- Да неужели?
- Хочешь правду знать? Тогда вон у них спроси, пан! - девушка кивнула на застывшего столбом Годимира, безвольно обвисшего Олешека и продолжающего опасливо озираться на стражников Бирюка.
- Да? - Пан Божидар пошевелил усами. - И спрошу.
- Спроси-спроси!
- И спрошу! Ну-ка, пан Годимир, ответь мне: с чего ты взял, будто с королевной Аделией повстречался?
Рыцарь пожал плечам. А ведь и правда, с чего бы это? Наверное, просто очень хотелось спасти королевну. Вот и выдал желаемое за исполнившееся…
- Ну, я… - неуверенно протянул он. Можно ли в этой жизни быть в чем-то уверенным? Короли грабят, шпильманы становятся лазутчиками, люди забывают законы гостеприимства…
- Верно! - воскликнула девчонка. Будто мысли прочитала. - Я тебе говорила, пан рыцарь, что я - королевна? Отвечай, ну-ка!
- Нет. Не говорила, - как на исповеди выдохнул Годимир.
- Верно! Ты сам решил, что я - королевна! Себя убедил, его убедил, - ткнула она пальцем в Яроша, - музыканта и того убедил. Едва-едва меня не убедил!
- Так ты ж не спорила…
- А ты бы мне поверил?
- Честно?
- Само собой.
- Не поверил бы. Я бы подумал, что боишься и скрываться решила.
- Вот то-то и оно!
Она победоносно глянула по сторонам.
- А кто же ты? Как в лесу оказалась одна? Не женское это дело - по здешним лесам шляться. Тут случается и рыцарю при мече да на коне небезопасно…
- Я тебе, пан рыцарь, как-нибудь после расскажу. - Девушка отвела глаза, будто застыдилась чего-то.
- Да нет уж… - нахмурился пан Божидар. - Ты давай всем расскажи. И прямо сейчас. А то поразвелось тут, в Ошмянском королевстве, подсылов да лазутчиков! Ступнуть некуда! Откуда мне знать, может, ты из Загорья? Или из Орденских земель подметные письма везешь, как… - Он не договорил, глянул на Олешека и кашлянул в кулак.
- Может, ты обыскать меня вздумаешь, пан Божидар? - прищурилась девушка. Годимир заметил, как она подалась вперед. Чуть-чуть, самую малость.
Стражники и сам каштелян ошмянский не ожидали ни малейшего подвоха. Они привыкли опасаться людей с оружием - здоровенных мужиков с остро отточенной сталью. А тут щуплая девчонка с растрепанной косой. Но Годимир-то помнил, как хлестала ее туго сплетенная коса по глазам страшных, рычащих в боевой ярости горных великанов, как били кулаки, локти, колени, пятки… Вот, сидит будто бы расслабившись, а сама ноги покрепче на щебне утвердила. Одно неосторожное движение ошмяничей… Да что там движение! Слово, взгляд косой! И тут она взовьется в прыжке. Худо же придется всем, попавшим под горячую руку… Кто ж она такая?
- Погоди, погоди… - вмешался рыцарь. - Может, хватит искать лазутчиков, пан Божидар? Вон, Олешека схватил зачем-то… Так и до меня черед дойдет, как я вижу.
- Надо будет - дойдет! - рявкнул пан Молотило. Он чувствовал себя победителем и отступать не собирался. - Ты, пан Годимир, не очень-то передо мной красуйся! Я знаю, кто ты есть на самом деле. И ты знаешь, что я это знаю… Тьфу ты! Вот загнул!
- Чем же я успел тебя прогневить? - Хоть словинцу и не хотелось пререкаться с дородным каштеляном, но он обрадовался возможности отвлечь того от девушки. К его же, то есть пана каштеляна, кстати сказать, пользе.
- Ты обещался королевну найти?
- Ну…
- Подковы гну! Обещался?
- Да. Обещался.
- Нашел?
- Нет, - вздохнул рыцарь. Чего греха таить. Не справился. Не оправдал возложенного на него высокого доверия.
- Вот видишь! И клада драконьего ты тоже не нашел! Хотя обещал.
- Я не…
- Обещал, обещал! Или, может, нашел? Нашел и закопал где-нибудь в лесу со своими помощничками? Оборванцем вот этим, - палец Божидара решительно указал на Яроша. - И вот вторым, певуном!
- Ну, ты же знаешь, пан Божидар, что не успел бы… - начал словинец, но его внезапно прервал Олешек:
- Что с ним разговаривать? Боров жирный. Умишко и был невеликий, а нынче и вовсе салом заплыл!
Каштелян ударил лениво и как бы нехотя. Но голова музыканта запрокинулась назад, и Годимиру даже почудился хруст сломанных позвонков.
- Перестань, пан Божидар! - Годимир вцепился в рукав дорогого зипуна. - Остановись!
Ошмянский каштелян шутя сбросил его ладонь. Обернулся, набычился. Навис туча тучей. Рыцарь, хоть и не жаловался никогда на дарованный батюшкой-матушкой рост, почувствовал себя подростком. Мальчишкой, как в замке у пана Стойгнева герба Ланцюг, где начинал воинское служение оруженосцем.
- Ты меня, пан Годимир, не гневи! - Заречанин дохнул жарким смрадом больного желудка. - Господом прошу, не гневи. Ты пока еще можешь вину свою искупить…
- Какую? - пискнул словинец.
- А такую! - Каштелян придвинулся еще ближе. - Брехню свою перед людьми и Господом! Неудачу с королевной! Неудачу с драконьей сокровищницей! Еще говорить?
- Довольно… - Годимир с трудом подавил желание закрыть лицо руками. Хорош же он был бы, если бы дрогнул и проявил слабость, недостойную странствующего рыцаря.
- А коль довольно, то разговор окончен! - Божидар рычал, словно разбуженный посреди зимы медведь. Куда девались его привычные доброта, обходительность, добрая отеческая полуулыбка? - Музыканта я с собой увезу. Судить будем по справедливости. И кару назначим по закону и совести.
Рыцарь глянул на шпильмана. Олешек висел, не подавая признаков жизни. Видно, здорово пан приложил кулаком. Вот бы его выставить на бой с паном Тишило герба Конская Голова. На кулачках, само собой. Ярош старательно отводил глаза.
- А ты, пан Годимир, можешь еще поискать королевну Аделию. С проводником своим на пару. Хочешь, и конопатую с собой возьми. А нет… Так на нет и суда нет.
Он махнул рукой, повернулся и пошел в пещеру. Следом за ним стражники поволокли пленника.
- Вот, стало быть, паныч, - добродушно проговорил задержавшийся дольше других Курыла. - Ты не серчай, ежели что не так… Мы панскую волю исполняем.
Годимир кивнул. Все правильно. Так и есть. Что с простых служак возьмешь? По крайней мере, они не усердствовали, волю рукам не давали - не то что пан Божидар.
Пожилой стражник нырнул во тьму…
- Эй! Ты не заснул часом, пан рыцарь? - Ярош без всякого уважения ткнул его в бок. Он вообще все время вел себя с рыцарем на равных. Только непонятно, себя ли считал приближенным к благородному сословию или Годимира ставил не выше любого лесного молодца из развеселой хэвры.
- Не заснул. Задумался.
- А-а-а… - понимающе протянул Бирюк. - Задуматься - это по-пански. Нам, простым людям, думать некогда. Вертеться надо, чтоб выжить, елкина ковырялка.
Рыцарь не нашелся с ответом. Пожал плечами.
- Ладно, - продолжал разбойник. - Мы идем поглядеть, что да как? Или обойдемся?
Признаться, разоренные телеги на прогалине не давали Годимиру покоя. Чутье странствующего рыцаря, привыкшего во всем ожидать подвоха - от людей ли лихих, от чудовищ ли, - подсказывало: что-то не так. Ну, не от простой же неосторожности с огнем сгорели повозки, люди, нехитрый селянский скарб, обуглилась трава в круге не меньше десяти саженей шириной. Он кивнул, не задумываясь:
- Пошли поглядим!
- Вот так бы раньше! - усмехнулся Бирюк. - Давай помаленьку. Только оглядываться не забывай. А то знаю я вас, панычей благородных…
Разбойник первым пошел через подлесок. Славно пошел. Побеги лишь кое-где колебались, а хворост под подошвой чобота не хрустнул, не затрещал. Посетовав, что не выучиться так никогда в жизни -с этим даром родиться надо, - Годимир направился следом. Черные ножны легко похлопывали его по левому бедру.
ГЛАВА ВТОРАЯ
СОЖЖЕННЫЙ ОБОЗ
Только спустившись в неглубокую лощину, где дымились повозки, Годимир понял, насколько прав был Ярош. Смердело невыносимо. Не то, чтобы рыцарь никогда не слышал запаха паленой плоти - все-таки вырос в батюшкином маетке, где и свиней смалили частенько, да приходилось и больную птицу или скотину забивать и сжигать, чтоб зараза по округе не пошла. Да, скажем прямо, случалось ему в странствиях задремать у костра, не сняв с углей курицу. Редко, но случалось. Тоже тот еще запашок. Да и обидно…
Но тут была особая вонь. Ни с чем не сравнимая. Очень не хорошая…
Ярош пошел по дуге, огибая выгоревший круг слева. Лук он держал в руках, и стрела глядела на ближайшую стену леса.
Годимир, дыша ртом, пошел вправо.
Три повозки. Вместительные, крепко сбитые. Колеса цельные, без осей и обода. Впереди каждой - дышло. Первую, судя по ярму, волокли быки или волы. А собственно, какая разница? На второй - обрезки постромок и гужей. Значит, кони. Третья… Снова ярмо. Волы.
Кто бы это мог быть?
Должно быть, переселенцы, о которых молодой человек много слышал еще в Островецком королевстве, а после и в Ошмянах.
С десяток лет назад по Заречью поползли слухи, мол, в отрогах Запретных гор можно сыскать самоцветные каменья. Кошачий глаз и орлец, жабье сердце и змеевик, турмалин и гранат, гелиодор и гиацинт, шерл и жаргон… А иногда, сказывали, можно даже изумруды добыть. Врали, скорее всего. Каменья небывалой ценности. Годимир слышал лишь о единственных копях в землях Ордена Длани Господней, что на севере. А чтоб в каком-то зачуханном Заречье… Разве можно в эдакое поверить?
И, тем не менее, легковерные нашлись. Потянулись на юг с берегов Оресы и Словечны разорившиеся свободные землепашцы, вольные добытчики - охотники, бортники и прочие, - кое-где стали и беглые кмети появляться. Шли пешком с котомками за плечами и ехали целыми семьями на подводах. Иные сбивались в ватаги. Как, например, вот эти. Думали, что кучей и от разбойников отбиться можно, и с хищным зверьем совладать, да и попросту выживать легче, когда локоть товарища чувствуешь. Мысли верные - трудно возразить. И все же…
Странные, если не сказать - страшные, дела творились здесь, в позабытом Господом, Пресветлым нашим и Всеблагим, медвежьем углу. Обычно переселенцы беспрепятственно добирались до предгорий. Правители ближних королевств не очень-то возмущались. Больше для виду. А сами уже потирали ладошки в надежде наложить лапу на свежевыкопанные прииски. Спали и видели самоцветные ручейки, заполняющие их полупустые сундуки. Да не тут-то было! Сколько не обустраивалось в отрогах Запретных гор людей, а начать добычу драгоценностей никому пока не удалось. Нет, может, у кого-то и вышло, да только никого в живых не осталось, чтоб о том миру поведать. Возжелавшие отнять у земли ее сокровища начали исчезать. То ли по дороге, то ли обустроившись уже на новом месте. Некоторые успевали даже завести дружбу и торговлю с ближайшими поселениями местных уроженцев. Обещали в гости приходить. На праздники там… На Водограеву ночь или День Рождения Господа, на День Поминовения Усопших или Величание Последнего Снопа. Даже сватов к пригожим девкам сулились засылать. А потом вдруг - бац! И нет ни слуху ни духу от пришлых. Принимались искать - да хоть бы и тот же пан Божидар герба Молотило отряды снаряжал - и находили сожженные избы, разоренные землянки. Очень редко мертвые тела.
Когда Годимир услыхал об этой загадке впервые, он ни на миг не усомнился - драконья работа. Кто, кроме зловредного гада, воплощения мирового зла, на подобное способен? Все сходилось, как по-писаному. Избы пламенем чародейским сжигает. Бедняг-старателей попросту сжирает, кто убежать или в какую-никакую нору забиться не успел. Заработанное тяжким трудом собирает и сносит в пещеру. Читанные в отрочестве и юности труды многомудрых ученых, знатоков всяческой нежити, только подтверждали его рассуждения. Потому-то и помчался странствующий рыцарь, мечтавший уничтожить хотя бы одного-единственного дракона, на юг, в Островец и Ошмяны. Оставил просвещенный Стрешин, состязания певцов и поэтов, благородные схватки, пани Марлену, наконец, которую долго - и не без поощрения с ее стороны - Годимир считал панной сердца.
Теперь о пани Марлене напоминал лишь затертый и засаленный до невозможности шарф зеленого цвета, на котором уже почти и не угадывались некогда золотистые листочки канюшины. Да и сам образ пани Марлены, супруги Стрешинского воеводы, потускнел, а еще лучше сказать - затерся. А ведь в свое время сколько рифмованных строк посвятил ей ищущий славы не только в боевом, но и в поэтическом искусстве рыцарь! Ну, вот хотя бы…
- Я не прошу твоей руки -
Такого счастья я не стою.
И все ж безудержной тоски
Я не скрываю. И не скрою.Ты путеводная звезда
В скитаньях этой жизни мрачной.
Жить от тебя вдали - беда,
И всяк живущий - неудачник…
- Эй, пан рыцарь! - негромко окликнул Годимира Ярош. - Никак опять задумался? Вот беда мне с этими панычами, елкина ковырялка! Все думают и думают… О чем хоть замечтался? Или, верней сказать, о ком? О зеленокожей страхолюдине?
- Перестань! - Словинец почувствовал закипающий гнев. Еще чуть-чуть и сорвется на крик. - Зря ты так, Ярош. Она нам всем по два раза жизнь спасла. Себя не пожалела.
- Да ладно! - Бирюк согласился с поразительной легкостью. Махнул рукой. - Не надо - не буду. Только я постарше буду. И мой тебе совет, пан рыцарь, - не грусти о мертвой нежити, когда живая девка под рукой имеется. Уяснил?
- Это ты про…
- Во-во. Про королевну нашу.
- Ну, какая ж она королевна?!
- А это с какой стороны поглядеть. Жалко, что она в Ошмяны поехала. Надо было тебе уговорить ее остаться.
- Скажешь тоже… Пускай едет.
- Гляжу я на тебя, - разбойник уже завершил обход выгорелого пятна и остановился прямо напротив рыцаря, - и диву даюсь. Рыцарь ты или монах какой?
- Ты это на что намекаешь?
- Да я не намекаю. Я прямо могу сказать. Девка-то она не королевских кровей, елкина моталка. Но все что надо, все при ней. И тут, и тут…
- На себе не показывай, - попытался перевести разговор в шутку Годимир.
- А ты не учи меня, пан рыцарь! - сердито откликнулся Ярош. - Тебе дело говорят, а ты… Неужто тебе интереснее за драконами по горам гоняться, королевен там всяких искать - леший пойми еще живая она или нет, а может, уже с новоявленным женихом десяток поприщ отмахала!
- Не смей!
- Помолчи, помолчи, пан рыцарь. Послушай, елкина ковырялка. Я хоть и черного роду, а голову на плечах имею.
- Ну, так и…
- Слушай, слушай! Потом еще благодарить будешь. Что тебе толку в сбежавшей Аделии? Ты прям так и думаешь, что найдешь ее и в рыцари тебя посвятят по всем правилам? А после обвенчают с наследницей Ошмянского престола? А после батюшка-король, свет Доброжир наш ненаглядный, и на твою макушку корону взгромоздит?
- А почему бы и нет?
- Эх, взрослый ты парень, пан рыцарь, а в сказки веришь! Прошло то время, когда короли слово, данное принародно, держали насмерть. Прошло и то время, когда в рыцарстве опору любого трона видели, хоть Хоробровского, хоть Ошмянского. Зря, что ли, столько наемников в королевских армиях? Как думаешь, елкина ковырялка?
- Ну… - Годимир замялся.
- Вот то-то и оно. "Ну" да "ну"… На одно это ваше рыцарство и способно. Мечами махать да длиной мериться…
- Чего длиной?
- Да выходит, что копья! Больше вам и помериться нечем!
- Ты говори-говори, да не заговаривайся!
- Прямо! Пугать меня вздумал? Я пуганый. А в этой жизни только удара в спину боюсь, елкина ковырялка!
- Ты, Ярош…
- Да! Я - Ярош. И за тебя же, дурня благородного, переживаю. С чего бы только, елкина ковырялка? Не пойму! Ты, за королевнами да паннами сердца гоняясь, запросто можешь счастье в жизни упустить! Чего ты ее с ошмяничами отпустил?
- Так что ж мне, в ноги ей падать было? Уговаривать? - возмутился Годимир.
- Да ты не то что в ноги, ты поговорить не пытался!
- А что я? Почему я?
- А кто еще? Я? Я - старый уже. Мне бы вдовицу найти добрую да домовитую, и чтоб за бражку не сильно пилила, и все. Большего счастья не надо, елкина ковырялка. Певун? Так он, будь уверен, уже вовсю клинья подбивает! За ним не заржавеет. Вот уведет у тебя девку - локти кусать будешь, а поздно…
Годимир сердито нахмурился. Нравоучения Яроша его изрядно утомили. Добро, был бы ученый мудрец или убеленный сединами благородный пан-рыцарь, а то лесной молодец. И туда же - учить жизни! Хотя нельзя сказать, что хотя бы в глубине души рыцаря тоненький голосок не подзуживал: "А ведь прав разбойник, прав!"