– Тогда все в порядке. Итак, каждый спросит себя: "Как он одет?" или, если хотите, "Что на нем надето?". Быть может, он в обычном костюме, быть может – в купальном. Быть может, он в мундире, вступил в Армию спасения. Чтобы дать почин, предлагаю девять против четырех – за синий костюм, четыре против одного – за серый в елочку, десять против одного – за гольфы, сто против шести – за шорты и свитер, двадцать против одного – за придворную ливрею. Не согласитесь ли вы, – обратился он к ближнему трутню, – вести запись?
– А угадывать я могу?
– Можете, можете. Следуйте влечению сердца, гоните страх.
– Как вы расцениваете шевиотовый костюм?
– Шесть против одного.
– Ставлю десять шиллингов.
– Прекрасно. Деньги наличными, пожалуйста. Ничего не попишешь, закон. Я вам доверяю, но – нельзя! Спасибо. Живее, живее, господа! Девять против четырех…
Последние преграды пали, дело пошло споро, и мистер Плум исчез за телами игроков.
Одним из первых был Мартышка. Кинувшись к швейцару, он выписал чек на последние десять фунтов и, облегченно вздохнув, прислонился к стойке.
Он понял, что фортуна, до сей поры капризная, решила больше не мучить хорошего человека. Чтобы выиграть пари, нужны знания, а они были, и в преизбытке. Только он, один из всех, знал, кто говорит по телефону; мало того – он знал, как тот одет.
Возьмем, к примеру, Бреммеля наших дней – Поттера-Пербрайта, именуемого Кошкинкормом. Вот о нем можно гадать часами. Но Хорес – дело другое. Он с костюмами не расставался и довел свою невесту до рискованного шага: перед отъездом в Лё Тукэ она забрала их все до единого, чтобы отдать бедным. Конечно, она не могла оставить его голым, а потому не тронула серый фланелевый костюм и еще один, выходной, поскольку никто не успел бы сшить новый за такой короткий срок. Итак, ставим десять фунтов на серую фланель и спокойно ждем результатов.
Потягивая коктейль, он думал, все ли уйдет на Эрба или что-то останется, когда внезапно вспомнил исключительно важную вещь – мистер Плум сказал, что Хорес провел всю ночь на маскараде. И словно колокол, услышал слова: "Я оденусь бойскаутом".
Комната поплыла перед ним. Теперь он понял все. Никто, ни один человек, не может об этом догадаться. Плум знал, что сорвет банк. Самый проницательный трутень не подумает, что в такое время в таком месте кто-то оденется бойскаутом.
Мартышка вскрикнул. В предпоследнюю минуту ему открылся путь к спасению – а он все погубил! Но тут он заметил Пуффи Проссера и схватил его за рукав.
– Пуффи… – начал он.
– Ничего не дам! – сказал Пуффи.
Мартышка заплясал на месте. Гул вокруг сыщика еще не стих, но запись явно кончалась.
– Хочешь хороший совет?
– Да?
– Верный.
– Да-а?
– Абсолютный верняк.
Пуффи усмехнулся:
– Не держу пари. На что мне какие-то два фунта! Недавно в Лё Тукэ…
Мартышка кинулся к Плуму, расталкивая трутней.
– Мистер Плум!
– Да?
– Тут один мой друг хочет записаться!
– Наличными, мистер Т., только наличными. Закон!
– Чепуха. Это мистер Проссер. Возьмите чек. Вы слышали о мистере Проссере?
– А, мистер Проссер! Это дело другое. Ради такого человека можно нарушить и закон.
Вернувшись к Пуффи, Мартышка увидел, что тот оживился.
– Ты правда что-то знаешь?
– Еще бы! Половину выигрыша дашь?
– Ладно, дам.
– Тогда говори: "Бойскаут". В будке – Хорес Давенпорт, он только что с карнавала.
– В костюме бойскаута? Это точно?
– Точнее некуда!
– Что ж, будут деньги на хлеб!
– С маслом! – восторженно крикнул Мартышка. – Не забудь, половина мне.
Именно в эту минуту мальчик доложил, что его ждет лорд Икенхем; и, едва касаясь ковра, Мартышка побежал в холл. Пятый граф смотрел на него с интересом.
– Пип-пип! – сказал он.
– Пип-пип, – рассеянно бросил племянник. – Дядя Фред, дай мне все, что у тебя есть. Сейчас закроют запись. Хорес привел твоего Пудинга…
– Странно… Прекрасный человек, я ничего не говорю, но здесь ему не место.
– Потом обсудим, привел и привел. А он закрыл Хореса в будке и ведет запись. Все гадают, как Хорес одет. Сколько дашь?
– Против Пудинга? – Лорд Икенхем мягко улыбнулся. – Ничего, мой друг, ни цента. Жизнь научит тебя со временем, что Пудинга объехать нельзя. Кто только не пытался! Сотни. И где же они?
Мартышка передернул плечами:
– Что ж, теряешь редкий шанс. Я знаю точно, что Хорес был на карнавале, в костюме бойскаута, и домой не заходил.
– Бойскаута? Странно… Нет, не верю. Бейтс, – обратился он к швейцару, – вы видели мистера Давенпорта. Как он выглядел?
– Жутко, милорд.
– Как же иначе? – сказал граф. – Когда такая каланча надевает короткие штаны… А голые коленки! Одно слово – бойскаут.
– Простите, милорд, – вмешался швейцар, – мистер Давенпорт одет не бойскаутом.
– Что?!
– Мне показалось, милорд, что это скорее негр. Лицо черное, в руке – копье. Не захочешь – испугаешься.
Мартышка покачнулся. Толстый швейцар поплыл перед его глазами.
– Черное? – выговорил он.
Мистер Плум во главе шествия показался в холле. Он прошел к будке, открыл дверцу, и взорам явилась странная фигура. Природа создала немало чудищ, но еще не было такого, как то, которое ринулось к выходу, скатилось на улицу и кликнуло кеб.
Как и говорил швейцар, лицо у него было черное, длинное тело обернуто в какие-то ткани и прикрыто шкурой леопарда, голова увенчана страусовыми перьями. Оно держало копье, что не совсем сочеталось с очками в черепаховой оправе.
Мартышка ощутил, что добрая рука схватила его за локоть.
– Пойдем, мой дорогой, – сказал лорд Икенхем. – Ждать тебе нечего, встречаться с Проссером не нужно. Сколько ты ему должен?
– Пятьдесят фунтов.
– Подведем итоги. Бадду ты должен двести, Проссеру – пятьдесят. Если не отдашь Проссеру, он сообщит комитету и тебя выбросят на улицу, где поджидает Эрб. Да, ты живешь поистине полной жизнью! Нам, сельским жителям, до тебя далеко. Но как вдохновляет!
Когда они приехали к Хоресу, Уэбстер сообщил им, что тот – в ванной.
Глава V
Хорес, который минут через десять появился в пижаме и в халате, был намного приятней того, который выскочил из будки, но печать страдания не исчезла. Лицо, оттертое маслом, а после водой и мылом, сверкало и пламенело; но глаза глядели печально, если не скорбно.
Когда он увидел графа, к этому прибавилась тревога. Хорес Давенпорт слышал рассказы о родственниках оскорбленных невест. Однако лорд Икенхем ничем не проявлял ярости. Он вообще любил Хореса, хотя и считал слабоумным, а сейчас еще и растрогался.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он. – Я утром заходил, вас не было.
– Да, Уэбстер мне сказал.
– А сейчас, в клубе, вы спешили. Хотел потолковать об этой злосчастной размолвке. Валерия мне все открыла.
– Да? – выговорил Хорес.
– Да. Мы беседовали вчера, она говорила о вас.
– Д…да?
– Да. Собственно, она только о вас и говорила. Она обижена.
– Д…д…да?
– Но не горюйте, все уладится. Когда вы доживете до моих лет, вы будете знать, что равнодушные девушки не называют своих женихов лупоглазыми идиотами и не стремятся посмотреть, как те корчатся в кипящем масле.
– Она это все говорила?
– Естественно. Значит, любовь жива. Подождите денек-другой, пусть остынет, а потом – цветы, цветы и цветы. Выбросит – шлите снова. Затопчет ногами – а вы еще. Вскоре вы обнаружите, что это действует. Полного примирения я жду в начале мая.
– Хорошо… – проговорил Хорес.
– Вижу, вы не радуетесь, – заметил граф.
– Нет, что вы…
– Почему же вы напоминаете снулую рыбу в мелкой луже?
– Я озабочен, – отвечал Хорес.
– Ты? – вскричал Мартышка. – Нет, вы подумайте! Это он озабочен! А я? Кто мне говорил, что оденется бойскаутом?
– Я собирался, но передумал.
– Передумал! Ну, знаешь! Ха-ха! У-ю-юй! Тьфу!
– Да что случилось?
– Ах, ничего! Просто ты меня погубил.
– Он прав, дорогой мой, – вступил в беседу лорд Икенхем. – Боюсь, вы и впрямь погубили Мартышку. Если он вступит в Иностранный легион, вина падет на вас. Британцы так не поступают. Нехорошо, нехорошо.
– Разве важно, в каком я костюме?
– Еще бы! В клубе держали пари, а мой несчастный племянник поставил на бойскаута.
– А, вон что! Мне очень жаль.
– Поздно, дорогой, поздно.
– Понимаете, Полли сказала, что лучше одеться африканским вождем.
– Вижу, у нее причудливый, нездоровый вкус. Так и просится слово "извращенный". Кто эта Полли?
– Дочка Плума. Мы вместе были на балу.
Лорд Икенхем просиял:
– Неужели Полли Плум? Боже, как летит время! Малютка Полли ходит на балы! Я ее знал вот такой. Она у нас гостила. Прелестное дитя. Наверное, совсем выросла? Что ж, никто из нас не молодеет! Когда я видел ее в последний раз, мне было едва за пятьдесят. Мальчишка! Значит, вы повели ее на бал?
– Да. Я хотел пойти с Валерией, а после… всего сказал, что пойду с Полли.
– Чтобы ей досадить? Тонкий, изящный ход. Плум тоже был с вами?
– Нет, не был.
– Что же он делал в клубе?
– Понимаете, он зашел на Малборо-стрит, чтобы заплатить за меня штраф, вот я его и прихватил.
Мартышка немного оживился:
– Штраф? Тебя что, арестовали?
– Да. Вышла неприятность, все из-за Рикки.
– А кто это – Рикки? – спросил граф.
– Аларих Гилпин, мой кузен.
– Пишет стихи, – объяснил Мартышка. – Такой мордатый, рыжий. Это он познакомил Хореса с Полли. Для танцев.
– А что же там вышло?
– Оказывается, Рикки и Полли любят друг друга. Он запретил ей идти со мной на бал. Пришел, а мы там… Вы его сейчас не видели?
– Вроде бы нет.
– Он собирался зайти и сломать мне шею.
– Разве поэт может ломать шею?
– Рикки – может. Он как-то избил трех лотошников в Ковент-Гардене. Пошел туда за вдохновением, чтобы написать стихи о природе, а они привязались. Ну, он их мигом превратил в цветную капусту.
– Как это не похоже на жизнь покойного Теннисона! Так что же случилось на балу?
– Понимаете, часа через два Полли вышла, я закурил, а тут идет Рикки. Говорит, кто-то дал ему билетик, и он взял напрокат костюм Фаунтлероя. Ничего такого, наоборот – просил пятьсот фунтов на кафе, где продают луковый суп.
Лорд Икенхем покачал головой.
– Пощадите сельского жителя, – сказал он. – Мы не поспеваем за бурной городской жизнью. Что это за кафе?
– Там продают луковый суп, – объяснил Мартышка. – Их теперь очень много, все у Пиккадилли-сёркус. Открыты до утра. Туда ходят, когда напьются. Золотое дно.
– Вот и Рикки так говорил. Какой-то американец открыл одно на Ковентри-стрит, зашибает две тысячи в год. А теперь собрался в Америку. Продает за пятьсот фунтов. Рикки просил у меня эти деньги, но вдруг…
– Постойте, я угадаю. Он увидел Полли.
– Именно. Он меня гладил по плечу, а тут покраснел, вскочил… в общем, изменился. Ну, сами знаете, что бывает в таких местах, если кто-то орет. То-се… В общем, я зря это сделал.
– Что?
– Ткнул его копьем. Я не хотел, я просто не рассчитал, смотрю – он схватился за живот и как-то странно на меня смотрит. Я опять ткнул. Тут и началось. Меня бы не арестовали, но он ухитрился заехать мне в зубы.
– Вы спутали, мой дорогой, – поправил его лорд Икенхем. – Наверное, все было иначе. Ни один полицейский не арестует человека за то, что его ударили.
– Нет, не спутал. Он дал мне в зубы, а я потерял голову. Ничего не помню. Глядь – а я бью какую-то Марию-Антуанетту. Я очень удивился. Я еще думал, почему Рикки такой мягкий и так верещит.
– Очень неприятно.
– Не без того. Кавалер Антуанетты позвал полицию. А Рикки куда-то исчез. Кажется, его оттащили. Полицейский пришел и видит: я – с копьем, на всех кидаюсь… Трудно было его убедить. Да и судью тоже. Вообще-то я их не убедил. Рикки точно нету?
– Мы не заметили.
– Тогда я оденусь и пойду к Полли.
– Зачем?
– Чтобы она объяснила Рикки. Я же ничего плохого не делал! Сейчас он думает, что я… этот… как его… дон…
– Дональд Дак? – подсказал Мартышка.
– Нет, донжуан. Если Рикки не объяснить, что мы с Полли – просто друзья, он на все способен. Вы бы посмотрели вчера! Как сумасшедший.
– А если он тоже придет к Полли?
Хорес, направлявшийся в спальню, остановился.
– И то правда! Вы думаете, лучше позвонить?
– Ну что вы! Разве можно решать по телефону такие деликатные дела? А язык взглядов? А незаметные, но незаменимые жесты? Тут нужен посол. Поручите это Мартышке.
– Мартышке?
– Златоуст! Да-да, понимаю. Вы думаете, он не захочет, ведь вы отказали ему в деньгах. Дорогой мой, Мартышка – истинный рыцарь. Да, собственно, почему бы не дать такую малость?
– Двести фунтов!
– Двести пятьдесят, вы не расслышали.
– Это же очень много!
– За собственную жизнь? Я замечаю в вас какую-то мелочность. Боритесь с ней.
– Почему все одалживают у меня?
– Потому что у вас есть деньги. Надо же платить налог за прапрапрабабушку, которая не могла отказать Карлу II. Дорогой мой, – обратился он к Мартышке, – расскажи мне подробней про этого Рикки. Он сильный, да? Быть может, очень сильный?
– Очень, дядя Фред.
– И ревнивый. Так, так… К тому же вспыльчив. Неприятное сочетание свойств. Я встречал людей этого типа. Помню, был такой Кирпич Восток. Избил своего приятеля из-за одной девушки, а потом места себе не находил. Чуть свет – он у больницы, под окнами, дрожит как лист. Я ему сказал: "Дрожать как лист надо было раньше, когда ты еще его не душил"…
– Двести пятьдесят хватит? – спросил Хорес.
– Да. Спасибо, старик.
– Значит, ты пойдешь к Полли?
– Только сперва поем.
– Я дам тебе адрес. Она очень умная, схватывает на лету. Ты уж постарайся.
– Будь спокоен!
– И поторопи ее, а? Пусть объяснит сегодня. Что ж, надо одеться.
Когда дверь за ним закрылась, лорд Икенхем взглянул на часы.
– Смотри-ка! – заметил он. – Мне тоже пора, меня ждет Эмсворт. Видишь, как все удалось. Встретимся у Плума, я потом зайду к ним. Кланяйся Полли и не играй в карты с Пудингом. Прекрасный человек, светлая личность, но любит одну игру, называется "Персидский шах". Огонь поедающий, иначе не скажешь! В общем, не играй.
Глава VI
Поскольку лорд Эмсворт повторял несколько раз наименее важные части своих рассказов, только к концу трапезы гость его узнал обо всех злоключениях. Хозяин же поправил пенсне и поглядел на него с надеждой.
– Что вы посоветуете, Икенхем? – спросил он.
Лорд Икенхем вдумчиво съел сырную соломку.
– Необходимо предпринять некоторые шаги, – отвечал он. – Вопрос лишь в том, какие именно.
– Да, да, да.
– Что у нас есть? – продолжал гость, орудуя хлебом, ножом и редиской. – Одна свинья, одна сестра, один герцог.
– Да-да.
– Герцог стремится к свинье.
– Да.
– Сестра его понимает.
– Да.
– Свинья, без сомнения, предпочла бы держаться в стороне. Прекрасно. Что же отсюда следует?
– Не знаю, – сказал лорд Эмсворт.
– Вот что: центр, сердцевина, суть этого дела – свинья, и никто другой. Устраним свинью, и все уладится. "Как, нет свиньи?" – спросит герцог и после естественного, но неглубокого разочарования переключится на… ну, на что-нибудь, чем занимаются герцоги. Следовательно, дорогой Эмсворт, выход один – спрятать свинью в надежном месте и держать там, пока герцог не уедет.
– Как же ее спрятать? – робко поинтересовался граф.
Лорд Икенхем поглядел на него с одобрением.
– Я ждал этого вопроса, – сказал он. – Ваш ясный разум не мог упустить самой сути. Отвечу: это нетрудно. Ночью, с сообщником, вы грузите ее на какую-нибудь повозку (один – толкает, другой – тянет) и везете ко мне, а у меня за ней будут ухаживать, как за любимым ребенком. Да, от Шропшира до Хэмпшира далеко, но можно кормить ее в пути. Проблема одна: кого взять в сообщники. Кому вы доверяете в замке?
– Никому, – отвечал лорд Эмсворт.
– Вон как… Это осложняет дело.
– А вы бы не могли приехать?
– Я бы рад, но жена строго-настрого запретила мне уезжать из Икенхема. Замечу, что она верит в неограниченное единоначалие.
– Но вы же не в Икенхеме!
– Да, ее нет, и я сбежал. Но она часто упоминала о дружбе с вашей сестрой. Если я приеду в Бландинг, леди Констанс меня выдаст. Напишет, как скрасил я тоскливую сельскую жизнь… В общем, вы понимаете.
– О да! Да, да, да, да, да.
– И тем не менее, – продолжал гость, поедая редиску, сыгравшую роль леди Констанс, – выход есть. Он есть всегда. Мы поручим все это Пудингу.
– А кто такой Пудинг?
– Мой близкий друг. Он любит немного подработать. Я как раз собирался к нему. Не пойдете?
– С превеликим удовольствием. Он далеко живет?
– Совсем близко. Возле Слоан-сквер.
– А то, знаете, я должен в три часа быть у сэра Родерика Глоссопа. Конни сказала, чтоб я пригласил его сюда, но это, это… нет! Вы его знаете?
– Недавно сидел с ним рядом на банкете.
– Говорят, очень талантливый человек.
– Да, так он мне и сказал. Он себя очень ценит.
– Конни хотела, чтобы я его привез, для герцога. Надо пойти к нему, а я хочу к Пудингу. Мы успеем до трех?
– Вполне. Выпьем кофе и пойдем. Вероятно, там будет мой племянник. Очень приятный, вам он понравится.
Мартышка прибыл к Плуму примерно тогда, когда графы вышли на улицу, и сразу попытался занять десять фунтов. Конечно, Хорес обещал куда больше, но пока что с деньгами как-то спокойней.
Однако он быстро обнаружил, что перед этим сыщиком сам Пуффи Проссер снял бы цилиндр. Начавши со слов, которыми Полоний напутствует Лаэрта (известных, как ни странно, людям, и не читавшим Шекспира), мистер Плум сообщил, что, расставаясь с деньгами, он испытывает неприятное чувство, словно гладит бархат против ворса, а Мартышке не дал бы в любом случае, ибо слишком ценит их дружбу.
По этой причине оба графа застали некоторую напряженность. Правда, встреча с лордом Икенхемом обрадовала сыщика, но слова лорда Эмсворта вернули ушедшую было сдержанность. Красть свинью он отказался.
– Не могу, – сказал он.
– А? Что? Не можете?
– Нет. Я их боюсь. Меня укусила одна свинья.
– Императрица вас не укусит, – утешил его лорд Эмсворт.