– Можешь почитать, есть миллионы книг. Да пойди ты в Британский музей, спроси, тебе скажут. Я бы на твоем месте стала свиноведом за два дня. Неужели ты думаешь, что Хьюго что-то знал? Свиней он видел только на блюде. Когда ему грозила отставка, едва он слышал шелест ее крыльев, он бежал в библиотеку и сидел там ночь напролет. Иногда он засыпал над книгой, но о свиньях узнал все. Что может он, можешь и ты, неужели не сделаешь усилия?
По-видимому, Клеопатра, столь похожая на нее, обращалась именно так к своим воинам перед битвой при Акциуме. И, как воин, Джерри Вейл вскочил на ноги, сверкая глазами.
– Хочешь потанцевать? – спросила Глория.
Джерри задрожал.
– Хочу тебя расцеловать! – воскликнул он.
– Здесь нельзя. И вообще, мы обручены с другими.
– Ты не поняла. Это поцелуи благодарности. Так целует брат любящую сестру. Просто не знаю, что и сказать! Ты говоришь, доброе дело, как эти скауты. Сегодняшнего хватит не на день, а на два года. В общем, спасибо.
Она погладила его по щеке.
– Не за что, – сказала она. – Пойдем потанцуем.
3
В маленьком чистеньком домике лондонского пригорода Моди Стаббз, урожденная Бидж, курила перед сном сигарету.
К завтрашнему отъезду готово было все – вещи и волосы она уложила, кота Фредди отнесла к соседке и думала теперь о том, что сказал дядя Себастьян.
Говорил он сбивчиво, она не все поняла, хотя о замке много слышала, но главное – среди опасностей дядя упомянул некоего Парслоу.
И вот она думала, не тот ли это Табби Парслоу, которого так хорошо знала Моди Монтроз.
Глава 4
1
За исключением (и то сомнительным) миссис Эмили Пост, самых надменных герцогинь и покойной Корнелии, матери Гракхов, английская барменша, наученная держаться с королевским достоинством в любых обстоятельствах, поистине несравненна, когда речь идет об осанке.
Назавтра из вагона вышла не робкая Моди Стаббз, а блистательная миссис Бенбери. Иной представитель того, что называют мещанством, дрожал бы от одной мысли о лежбище аристократов, она же не утратила спокойствия и сдержанности, как не утратила бы их во львином рву или в огненной печи. Благодаря своей профессии она видела столько пэров, выброшенных за дверь ее королевства, что голубая кровь ничего для нее не значила.
Радуясь возможности возобновить былую дружбу, Галли встретил ее, и они обнялись на перроне. Потом он повел ее в "Герб Эмсвортов", не только по доброте, но и для того, чтобы подготовить получше, пока не поднялся занавес.
Когда встречаются старые друзья, они начинают с расспросов. Первый друг спрашивает второго, как там Джимми такой-то, а второй спрашивает первого – как там Билли сякой-то. Не забыты и Том – ну, этот, и Дик – ну, знаешь, и Гарри – тот самый, и, наконец, Джо – как его, который замечательно изображал дерущихся котов после третьей рюмки.
Все это уложилось в путь от станции, а теперь, в саду, попивая прославленное пиво, они перешли к главному. Такой галантный человек, как Галахад, начал, естественно, с комплимента.
– Ну, знаешь, – сказал он, глядя на Моди с искренним восхищением, – ты ни на день не постарела. Поразительно!
Да, годы и впрямь почти не коснулись прекрасной сыщицы. Возможно, она была чуть величавей, чем подобие песочных часов, которое являлось взору в "Крайтириен", он и в "Гербе Эмсвортов" хозяин, его подрастающий сын и полдюжины посетителей глядели на нее в изумлении. Когда она вышла, они только что не зааплодировали.
– Спасибо, милый, – сказала она. – Ты и сам неплохо выглядишь.
В голосе ее сквозило то удивление, которое всегда сквозило в голосах людей, встретивших Галли после долгого перерыва. Явление это входит в число извечных тайн. Летописец Бландингского замка написал когда-то, что совершенно неправедная жизнь, против всякой справедливости, сохранила Галахада в удивительной форме. Как удавалось так выглядеть человеку, чья печень должна бы находиться в кунсткамере, понять не мог никто.
Суровые слова, но оправданные. Галахад Трипвуд походил не на позор семьи, каким его считали сестры (Констанс, Дора, Гермиона и т. п.), а молодым трезвенником, который в жизни не пил ничего, кроме йогурта, пивных дрожжей и мелиссы. Сам он объяснял такой вид прилежным курением, питием и твердой верой в то, что нельзя ложиться раньше трех часов ночи.
– Да, не жалуюсь, – отвечал Галли. – Сельская жизнь…
– Наверное, ты скучаешь?
– Нет, не скажи. Дело вкуса. Бедный Рожа Биффен совершенно здесь не прижился. Помнишь Рожу? Он недавно уехал, не выдержал. Жаль, он бы нам помог. Твоему дяде, при всех его добродетелях, чего-то не хватает. Я бы его не поставил в авангарде. В таких переделках нужны дворецкие иного рода – наглые, молодые, готовые на все.
– Как поживает дядя Себастьян?
– В общем, ничего. Страдает, конечно. Темные круги под глазами – из-за тревог об Императрице. Приближается выставка, он вложил в это почти все деньги. Кстати, я тоже. Одна надежда на тебя, ты уж постарайся! Следи за девицей Симмонс, опасность сгустилась там. Дядя все тебе объяснил?
– Не очень подробно. Но главное я поняла.
– Соревнование свиней? Опасность? Род защиты?
– Да, примерно. Только кто такая миссис Бенбери? Что это значит?
– Она давний друг отца мисс Пенелопы. Мисс Пенелопа гостит в замке, отец – мистер Доналдсон, король рынка, снабжающий американских собак галетой насущной. Поэтому не подражай Кларенсу, не спрашивай: "А кто такой Доналдсон?" Кларенс. Мой брат, девятый граф Эмсвортский. Конни. Моя сестра. Леди Констанс Кибл. Главная угроза.
– Я думала, главная угроза – Парслоу.
– Под опекой Конни. Конечно, такой интриган, как Табби Парслоу, хорош и без поддержки, но…
– Табби? – вскричала Моди.
– Странно, – сказал Галахад, – сколько лет я его так не называл! Видимо, ты перевела часы в обратную сторону. Ты его знала, там, у нас?
Моди отрешенно дышала. Странный свет засветился в ее синих глазах.
– Знала! Я замуж за него чуть не вышла.
– О!
– Только он не пришел.
– Не пришел?
– Не пришел в церковь. Полтора часа я ждала с букетом ландышей, а его нет и нет. Ну, я и ушла.
Галахад вынул монокль и протер его, хотя был не из тех, кто делает это часто. С полминуты он молчал, водя носовым платком по стеклышку, тогда как его гостья тихо вздыхала и обреченно прихлебывала пиво.
– Нехорошо, – наконец сказал он.
– Да, я очень горевала.
– Не удивляюсь. Любой сковырнется. Примерно то же самое приключилось с небезызвестной Марианной, и она была сама не своя. Так и не пришел?
– Нет. Я думаю, он потратил на бегах деньги, отложенные на путешествие, а сказать духу не хватило. Тогда он жил еще не здесь, и я получила от него письмо, каждое слово помню. Вот так: "Жди меня у Спасителя в Пимлико, ровно в два, седьмого июня". Казалось бы, ясно? Потом там было, что мы поедем в Париж на медовый месяц. Все-таки как-то невежливо просить, чтобы тебя ждали в церкви, – и не прийти… Помнишь, Веста Виктория пела?
Галли кивнул.
– "Когда в соборе я ждала…"
– "…Ждала, ждала…"
– "…Ждала, ждала…"
– "Не чуя зла, не чуя зла…"
– "…Не чу-у-я зла…"
– Да, – закончила дуэт Моди. – В мюзик-холле это смешно, а в жизни – не очень. Как-то глупо себя чувствуешь. Значит, теперь он сэр?
– Как же, баронет! Ты больше его не видела?
– Никогда.
– И не написал ни разу?
– Куда там!
– Вылитый Парслоу, – философски заметил Галли. – Чего и ждать от человека, который обкормил Кнута? Наверное, ты расстроилась. Да и как иначе? Бросить доверчивую девушку… Хорошенькое у тебя представление о мужчинах! Была ты счастлива со Стаббзом?
– Да, вполне.
– Ну и слава Богу, – обрадовался Галли. – Все хорошо, что хорошо кончается. Пусть мертвые… и так далее. Что ж, теперь даже лучше, что Парслоу тебя обидел. Ты ничего не пожалеешь, чтобы обидеть его. Именно это нам и нужно, такой самый дух. Еще пива?
– Спасибо, нет.
– Тогда берем такси. Держись, когда увидишь Конни. С дядей – снисходительное высокомерие типа: "Вот что, любезный…" или, скажем: "Любезнейший Бидж…" Единство стиля, что поделаешь.
2
Промежуток между чаем и обедом заполняется во всех достойных сельских домах писанием писем. Отяжелевшие от пончиков обитатели усадеб идут к себе и пишут друзьям. Те, кто все же заснул, пытаются снова, на следующий день.
Леди Констанс удалилась в свой будуар, расположенный рядом со спальней, чтобы перечитать письмо на Лонг-Айленд. Перечитав его, она закурила, но тут пришел брат ее, Галахад.
– Да? – спросила она тем самым голосом, которым сестры ее рода спрашивают "Да?" у братьев его рода. Кроме того, она подняла брови.
Но Галли этим не проняла.
– Вылезай из рамы, Мона Лиза, – сказал он. – Что ты думаешь о миссис Бенбери?
Здесь ему требовались сведения из первых рук. Когда он знакомил этих женщин, хозяйка замка дважды моргнула, словно ее шлепнули мокрой рыбой; и это ему не понравилось. Он и без Биджа знал, как высоки стандарты у его сестры, а в Моди многое было только для взрослых. Он и сам не был уверен, что она удержалась в рамках.
Однако после первого шока все, как ему показалось, шло хорошо – и он не ошибся. Конечно, леди Констанс дрогнула, но тут же напомнила себе, что гостья ее – американка. Даже от самых светских женщин, если они из Америки, нельзя требовать особой, изысканной неприметности. Сделав эту поправку, она легко поддалась приветливости и прелести Моди, которые ничуть не уменьшились, а потому письмо, лежавшее сейчас на столике, стало таким восторженным. Леди Констанс думала о прекрасной сыщице точно то же самое, что шропширский народ, хозяин "Герба" и несовершеннолетний Перси.
– Прелестная женщина, по-моему.
– Да. Я как раз написала мистеру Доналдсону, что она мне понравилась.
– Замечательно. Превосходно. Мало того, великолепно.
– Почему тебе это так важно?
Галли укоризненно взглянул на нее.
– Дорогая Конни, – сказал он, – мне это важно потому, что я искренне привязан к Пенни Доналдсон. Миссис Бенбери – близкий друг ее отца. Представь себе, что испытает бедная девочка, если ты будешь себя вести в стиле grand-dame. Это вполне могло случиться. Сколько раз, у меня на глазах, ты бывала высокомерной аристократкой! Потому тебя и не любят.
– Успокойся, – бестрепетно ответила леди Констанс. – Миссис Бенбери немного экстравагантна, но очень мила.
– И я так думаю.
– При чем тут ты? Хорошо, я тебя не задерживаю.
– Что я – Кларенс! Честное слово, никогда не видел, чтобы он так восхищался женщиной. Обычно заставишь его поздороваться – и все, бежит, как последний кролик. А сейчас – ел из рук. Идут к Императрице, как два моряка в марсельском порту, сам видел. Поразительно!
– Галахад, я занята.
– Э?
– Я занята.
– Ничего подобного. Когда я вошел, ты курила, задрав ноги.
– Я не задираю ног.
– И захрапела бы, если бы я…
– Как ты смеешь? Я не храплю.
– Это не важно. Важно то, как ты себя ведешь. Если уж брат не может зайти, чтобы ты не окатила его холодом, плохи дела в английской семье.
Беседа приближалась к потасовке, оба были пылкими людьми, но тут вошел лорд Эмсворт, немедленно заговоривший тем высоким тенором, какой он употреблял, когда его обижали.
– Марки! – сказал он. – Пишу письмо, а марок нет. Конни, ты их взяла?
– Я не брала никаких марок, – устало ответила сестра. – Сам забываешь напомнить Биджу, чтобы положил тебе в коробочку. Пожалуйста, бери.
– Спасибо, – сказал умиротворенный граф. – Славно, славно, славно. Пишу в Шропширское, Херфордширское и Южноуэльское общество.
– День рождения? – осведомился Галли.
– А? Кажется, нет. Вчера пришло от них письмо, очень лестное. Просят выступить. Ой Господи! – вдруг всполошился он. – Цилиндр надеть придется?
– Конечно.
– А воротничок?
– Помилуй, Кларенс, не в пижаме же выступать! Лорд Эмсворт об этом подумал.
– Да, ты права, не в пижаме. Воротничок в такую погоду!
– Noblesse oblige, – заметил Галли.
– A?
– Галахад хочет сказать, что положение налагает определенные обязанности.
– Именно, – сказал Галли. – Порази этих свиноводов. Фрак, цилиндр, воротничок – и они подумают: "Да, графы – это тебе не кот начхал!" Если же они увидят тебя в обычном обличье, они скорее всего восстанут. Порази их, плени, ослепи, как Соломон царицу Савскую. Разве это выполнимо в куртке с продранными локтями?
– И в брюках, которые очень давно не гладили, – прибавила леди Констанс. – Вылитый бродяга. Что о тебе подумала миссис Бенбери?
– Она подумала, что я вылитый бродяга?
– Сказала она, чтобы ты не пил?
– Нет. Нет. Не припомню.
– Тогда еще ничего. Прелестная женщина, Кларенс.
– Очень красивая.
– Вы с ней подружились вроде бы.
– Да, да, да!
– Прекрасно, – сказал Галли, подходя к окну. – Я вот говорил Конни, что вы мне напомнили двух… Эй, что это?
– В чем дело, Галахад?
– Какой-то человек на террасе.
– Человек?
– Посмотри.
Лорд Эмсворт тоже подошел к окну.
– Где? Я не вижу… А, я не туда смотрел. Это не какой-то человек. Это мой секретарь.
– Не знал, что у тебя есть секретарь.
– И я не знал.
– Пойди поговори с ним.
– Я с ним говорил. Знаешь, как я боюсь секретарей, а этот мне понравился. Ты подумай, какая удача! Не успели мы познакомиться, а он говорит: "Лорд Эмсворт, вас, часом, не интересуют свиньи?" Я говорю: "Интересуют. А вас?" – "Это просто страсть. Я, – говорит, – всем надоедаю" – и как стал рассказывать! Многого и я не знал. Особенно про свиней в Древнем Египте. Они умножали урожай и усмиряли злых духов.
– Большего и ждать незачем!
– А во времена Колумба…
Леди Констанс ударила ладонью по столику:
– Кларенс!
– А?
– Уходи!
– Э?
– Я пришла отдохнуть. Что, одной побыть нельзя?
– Идем, Кларенс, – сказал Галли. – Конни беспокоится. Мы ей неприятны. Побеседуем лучше с твоим одаренным секретарем. Как его зовут?
– Кого?
– Одаренного секретаря.
– Какого?
– Кларенс, – сказал терпеливый Галли, – у тебя новый секретарь. Правильно?
– Да, да, да, да!
– Так вот я хочу узнать, как его зовут.
– А, зовут! Зовут. Да, да… Забыл.
– Смит? Джонс? Браун? Чомли-Марджори-бенкс? Вавасур-Далримпл? Планкет-Дрэгз-Планкет?
Девятый граф задумался.
– Нет… А, вот! Джералд Вейл.
– Вейл?
– Да. Джералд. Он просил, чтобы я называл его Джерри.
Дверь как раз закрывалась, и пронзительный женский крик они сочли ее скрипом.
3
Дойдя до конца коридора в приятной беседе о цилиндрах, секретарях и недостатках Конни, братья разошлись, старший – в библиотеку, к книге о свиньях, младший – в парк, отдышаться.
Отдышаться ему было нелегко. Конечно, на свете может быть несколько Джералдов Вейлов, но скорее всего это не так. По-видимому, Пенни каким-то коварством заполучила его сюда, восхищая Галли своей предприимчивостью. Да, в новом поколении что-то есть, думал он. Там, где Эмелины и Эрментруды его юности уронили бы в разлуке слезу и вышли в конце концов за угодного семье человека, современные Пенелопы берут дело в свои руки.
Именно те черты, которые побуждали Констанс, Дору, Джулию или Гермиону поджимать губы при его имени, были причиной тому, что он все еще восхищался, гордясь, что такая девушка почтила его своей дружбой, когда наткнулся на что-то твердое.
– Простите, – сказал Джерри.
– Не за что, – ответил Галли. – Совершенно не за что.
На близком расстоянии герой мечтаний ему понравился. Для писателя Джерри был просто мил; писатель, как правило, похож на рыбу, а иногда – на птицу, причем непременно хищную. Тут и говорить не о чем; а вот у Джерри лицо было вполне приятное. Мы не скажем, что его краса послала в море сотни кораблей, но в сумерках он бы мог воздействовать на один кораблик. Словом, Галахад понял, почему Пенни назвала его тюпочкой. Да, его можно было отнести к этому многочисленному сообществу.
– О, здравствуйте, мистер Трипвуд! – сказал тем временем Джерри. – Вы меня не помните? Нас познакомил адмирал Биффен.
Галли действительно его не помнил, но звук благородного имени пробудил его от раздумий, словно боевая труба.
– Вы знаете Рожу Биффена?
– Всю свою жизнь. Они очень дружат с моим дядей, майором Бэшемом.
Это имя Галахад почитал не меньше, чем имя адмирала.
– Пробка Бэшем – ваш дядя? Ой Господи, как сказал бы мой брат Кларенс. Мы с ним тоже дружны.
– Да, он часто о вас говорил.
– Просто Дамон и… ну, этот. Я как-то привел ему свинью в спальню.
– Вот как? Зачем?
– Так, пришло в голову. Мы с Булкой Бенджером привели эту свинью. Не знаю, что дальше было, наутро я уехал. Пробка Бэшем! Помню, он бросил бифштекс в одного типа. Тот так и лег. Все гадали, встанет ли. Ну, как он?
– В полном порядке.