Леха не понял. Он отказывался понимать. Стирать? Опускаться, чмыриться? Никогда! А что если врезать белобрысому козлу промеж глаз? Тогда, трибунал. Это же сержант.
Появился Быдусь, не глядя, прошёл мимо.
Вот-те на! И Быдусь не всемогущ. Тогда, сам на сам! Лёха ожидал удара, чтобы не бить первому. Оставалось увернуться и ответить. А там, будь что будет. И в дисбате живут, не подыхают, кое-кто даже домой возвращается.
Фазан размахнулся для удара. Неуклюже, выучка не та. Даром что сержант, но в БУБТе-то какая практика? Кадровому сержанту замахиваться не надо – вмиг отоварит и глазом не моргнёт. Вот что значит, правильная выучка! Или реакция по-пьяни замедленная?
Так или иначе, удара не получилось. Рука фазана была перехвачена … Кирюхой!
В безупречно отглаженной ушитой хэбушке, со "стоячими погонами", расстёгнутым крючком, сияющей бляхой и начищенными до блеска сапогами – явился ангел-спаситель, друг с одного двора, почти родня!
– Ты чего, Волчок, к пацану пристал?
– Привет, Кирюха! Ты это, молод ещё в мои дела суваться!
– Волчок, успокойся. Это мой земляк! – Кирюха отпустил руку фазана.
Волчок тотчас переключился на другой объект.
–Э-э! – заорал он кому-то в глубине зала, – сюда иди!
– Быдусь! – Кирюха подошёл к старшине. – Тебе этот парень шибко нужен?
– Забирай хоть до утра! – улыбнулся Быдусь, пожимая руку Кирюхе.
До утра друзья просидели в каптёрке клуба, захватив из столовой чаю, масла и хлеба. В комнате Кирюхи их ожидала бутылка "Монастырской избы". За стаканом полусухого посидели, потрепались за жизнь.
– Зря ты меня вовремя не послушал. Теперь всё, ты под надзором. "Под колпаком у Мюллера". Просил я за тебя, не дали в помощники даже на день. Хотя бы полгода у меня проторчал. Как живу, сам видишь.
– Да что теперь говорить, – сказал Лёха, сознавая, что жить, как Кирюха всё равно не сможет. Никогда и ни при каких условиях не пожмёт руку извергу Быдусю. Эх, только бы в войска, а там видно будет.
– Главное, не чмырись. Бей в рожу любому, если что. Не сможешь, тогда избегай таких эксцессов, – поучал Кирюха, – если силёнок не хватает, мозги подключай!
Они поболтали о том, о сём, повспоминали общих знакомых со двора. Остаток ночи пролетел незаметно.
– Если что, обращайся, заходи в любое время! – сказал Кирюха на прощание.
Поутру Вовчик рассказал о ночных приключениях. Волчок докопался до него. Вовчику пришлось ухватить сержанта за запястья. Молча, глядя в глаза, он держал противника примерно десять секунд. Невесть какое время, но шевельнуться не давал. Быдусь молча контролировал ситуацию. Волчок всё же вырвал свои пакли и направился к Роме.
Единожды опущенный беспрекословно взял узелок, отстирал и побежал в казарму БУБТа, докладывать о выполнении боевой задачи. Скольким ещё фазанам он отдраил тряпки – неизвестно, но вернулся Рома только на рассвете.
После завтрака начался настоящий Праздник живота!
Есть можно было всё, не ограничивая себя во времени и количестве. Знай, ходи выбирай лучшие куски да уплетай за обе щёки!
Вдобавок, к общему столу Вурдт приказал раскрыть банку тушёнки, разогреть ей с жареным луком и подать Быдусю. Лёха с Вовчиком взяли по куску хлеба и зачикали блюдо старшины.
Быдусь всё же получил искомое, но Вурдт нашёл ребят.
– Где тушёнка? – спросил сержант, зверски вращая глазами.
– Бубтяне забрали.
Отмазка железная!
– Козлы, – прошипел Вурдт, неизвестно кого так называя: то ли курсов, то ли бубтян.
Праздник живота, благодаря солдатской смекалке удался! К тому же, ребята заметили: в столовую роты ходят не одновременно: много столов до поры пустует. Заходи первым, садись и явствуй, сколь душа пожелает! Если придут сержанты за разграбленный стол, вряд ли они останутся голодными. Хочешь жить, умей вертеться!
Наряда по столовой можно избежать так: удрать до развода в лесок, поспать. Быдусь всё равно укомплектует каждый цех. Незаменимых людей нет! Так и ходил во все остальные наряды по столовой рядовой соседнего взвода Исмаилов под кодовой кличкой "Баян", а когда и Грушкин попадал.
Воистину, за одного битого двух небитых дают!
НОЧНОЕ ВОЖДЕНИЕ
Сформированный коллектив имеет общую цель. Независимо от количества его членов, их национальности и уровня жизни. Будь-то таксопарк или рыболовный сейнер – предприятия разные, но принцип у них один: чем больше, тем лучше! Что клиентов-пассажиров, что рыбы. От улова зависит заработок. Учебные заведения живут за счёт выпуска специалистов. Уровень их разный: от СПТУ до ВУЗов, но цель одинаковая. Из неумех получаются квалифицированные кадры.
Та же задача стоит перед учебными подразделениями Советской армии. Нужно готовить профессионалов: автомобилистов, связистов, артиллеристов, десантников, поваров … наконец, танкистов. По окончании учебного процесса молодому пацану через полгода необходимо присвоить квалификацию. В седьмой роте – механика-водителя.
Краснознамённый Дальневосточный военный округ не избалован новейшим вооружением. Ближайшие противники не требуют последних технологий и хитростей. Достаточно ракет средней дальности и самого многочисленного контингента войск. Древнейшие послевоенные Т-56, разувающиеся на полпути, благодаря личному составу, остаются боеспособными единицами. Многие из военнослужащих батальона управления боевой техникой настоящие фанаты своего дела. Классный механик-водитель получает истинное удовольствие от езды на танке.
– Мягче "Жигулей" идёт! – хвастает танкист перед сослуживцем, машина которого не совсем исправна.
Рота механиков-водителей обязана выпускать именно механиков-водителей танков, что предусматривает обучение вождению боевых машин. Каждый курсант, занятый в основном уборкой, строительством и ремонтом, должен овладеть воинской специальностью с записью об этом в военном билете.
Лёха не любил ходить на вождение. Роту водили туда за полгода раза четыре, но Тальянкину хватило и одного. Сидеть на месте механика-водителя полусидя-полулёжа, высунув голову из люка, малое удовольствие.
Длинный ивовый шест заменяет рацию инструктору. Сидя на башне он управляет учебным процессом. Если курсант двинул вправо больше нужного – хлесть ему по правому плечу. Смотри куда едешь, падла! Уклонился влево – получай по левому плечу. Если уж совсем достанет тупорылый курс, можно и по темени звездануть. Шлемофон смягчает удары бубтянина, но ненамного. Слепошарому Лёхе досталось особенно много, он никак не мог попасть в нужную колею.
Такая учёба не пришлась по душе и Вовчику. Друзья предпочли вождению сон на свежем воздухе. Оказалось, в учебке можно вполне сносно существовать. Стоит только вовремя улизнуть от общих работ. Если требуется десять человек: их отсчитывают и отводят в сторону от общего строя. Никто не заметит, как к ним присоединится ещё пара бойцов. Оставшееся количество личного состава делят до тех пор, пока в строю никого не останется. На работу придёт, как требуется, десять солдат. Плюс-минус два, арифметика нехитрая, в результате – свобода до послеобеденного развода. На нём история повторяется.
Ещё лучше с раннего утра уйти в наряд на какие-нибудь "ворота". Что это за такие ворота и где они есть, спрашивать никто не станет. В наряде был с майором, и делу конец. А майоров в части хоть пруд пруди.
Но самая крутая отмазка: "Бубтяне припахали!". Тут уж ни один сержант, даже Шершень на станет дознаваться где, как и кто именно припахал.
Главное, на разводе не ошибиться и не попасть в строй своему ефрейтору. Хай подымет на всю Ивановскую. Мол, де у меня набраны бойцы! Он старательно выбирал чмырей для безбедного управления. Невдомёк ему, служивому, что не собираешься ты работать вовсе. А узнает, так не такой хай подымет.
Роту построили на вождение. Совершенно экстренно, как всегда это бывает, понадобилось восемь бойцов на овощной склад. Что из того, что с прапором пошли десять, а двое исчезло по дороге? На выполнение боевой задачи добралось ровно восемь бойцов. Лёха с Вовчиком отстали в кустах орешника. Легли на прогретую солнцем землю и отбились.
Мошкары в жару – пропасть! Но для чего солдату пилотка? Универсальный головной убор, раскладной шлем. Разложишь все складки и одевай на голову: и уши, и шея, и лысина спасены от солнца и кровопийц. Голые ладони под голову, и спи, отдыхай!
Лёху разбудил странный шум. Тальянкин прислушался, не поднимая головы.
– Ш-ширк, ш-ширк!
Как будто кто-то крадётся по траве. То на одном месте потопчется, то медленно приблизится. Очень не хотелось просыпаться, но Лёха поднял голову.
В двадцати сантиметрах от головы Вовчика какой-то курс самозабвенно машет косой. Ещё пару взмахов, и капут голове друга!
– Э-э! Что делаешь, душара?! – заорал Тальянкин, подражая бубтянину.
Побросав косы, курсы удрали со склона горы: подальше от греха, поближе к части.
– Чего орёшь? – не понял спросонья Вовчик.
– То и ору! Тебе бы сейчас башку отсекли! Дрыхнешь, будто ночь не спал, – пошутил Лёха насчёт ночи.
Судя по позывным желудка, до обеда оставалось не больше часа. Друзья собрали трофейные косы, спрятали их в кусты и снова завалились на боковую.
На обед прибыли заблаговременно. Уселись за сержантский стол, щедро наложили друг другу первого, слив жижу обратно в котелок.
Вдруг откуда-то вырисовался Гиви.
– Э! Друззя, я с вами сяду?
– Садись, не жалко.
А потом Рома-чмырь без спросу уселся за стол! Друзья посмотрели на танцплощадку. Вот так да, их взвод-то в наряде по столовой! Отстали от жизни, ребята! Богатый стол для наряда накрыт. Вот почему Гиви подсел. Вот почему Рома-чмырь поспешил разделить трапезу.
Гиви молча разделил буханку хлеба на три равные части. Рома-чмырь заспешил, хлебая баланду – ему досталась одна красноватая водичка – он увидел, как другие делят кашу. Поперхнулся, откашлялся и снова начал наяривать за обе щёки.
– Дайте мне хлеба! – сказал он. – У вас много хлеба, а мне не досталось.
Вовчик ткнул Рому локтём. Не наглей, чмо!
– Хульи плачьищ? Хльеба нету? – Гиви приподнял со стола свою треть буханки. – Видищ? У менья, тожье нету!
Рома-чмырь шмыгнул носом.
– Я же не плачью! – Гиви стукнул половником по лбу Роме.
Над правой бровью Ромы начал вздуваться огромный шишкарь, перепачканный рисовой кашей. Гиви фыркнул, забрал хлеб и тарелку и перешёл за другой стол.
Друзья к тому времени почикали, с удовольствием почифанили, отобедали на гражданском языке. Они поспешили на выход.
А в вестибюле дружеской улыбочкой их встретил сам Быдусь!
– Баян! Коми! Где были?
– Когда?
– Под дурачков не косите, поняли, да?!
– Работали! – хором ответили бойцы, превозмогая боль от пинков по голеням.
– Где, где работали?
– У майора машину красили! – выкрикнул Лёха первое попавшееся в голову.
– Пулевизатором? – издевался Быдусь.
– Так точно, товарищ сержант, пулевизатором! – отчеканили товарищи.
– Так, остальные тут подыхают, а вы с пулевизатором! Сегодня заступаете в наряд дневальными. Поняли, да?!
– Так точно!
Вот и попали под бессонную ночь, да и следующий день насмарку!
– Всё из-за Ромы-чмыря! – заключил Вовчик.
– Так точно, – вздохнул Лёха, – а теперь, отбой до развода!
Всё-таки замечательно устроены сутки: ночью в них восемь часов, а днём – в два раза больше! Из них, по крайней мере, десять-двенадцать на сон. Солдат спит – служба идёт!
К шести вечера друзья стояли на плацу: с новыми подворотничками, в начищенных ваксой сапогами, вооружённые штык-ножами на ремне с блистающей бляхой. Третьим был Стасик, вечный дневальный.
Лёха с Вовчиком заступали в наряд по роте впервые, но правила знали.
Во-первых, нужно попеременно по два часа стоять на тумбочке по стойке смирно, выслушивая выкрики:
– Дневальный! Тащи (точи) станок е, бальный!
Во-вторых, следующие два часа отводится на сон-отдых: уборку в казарме днём и ночью … на уборку в казарме.
В-третьих, следующие два часа положено бодрствовать, то есть наводить порядок в казарме.
Главное, орать вовремя:
– Смирно! – когда входит старший по званию для находящихся в казарме. Услышит капитан: "Рота, смирно!", – сразу поймёт, что явился майор. Солдаты, чем бы они ни занимались, вскочат, развернутся лицом ко входу и застынут по стойке смирно. Поприветствуют командира. Всем хорошо и удобно. Всё в соответствии с Уставом.
Но знаний этих правил оказалось мало. Опытный дневальный Стасик просветил, что необходимо принять смену: идеальный порядок в сортирах и умывальниках. Иначе придётся убирать самим. Впрочем, Стасик добровольно взял это на себя. Наряд ему сдавал Дюдюсь, вернувшийся в строй после "боевого ранения". Как очередной дефективный он был направлен в последнюю роту. После "отпуска" в госпитале, Дюдюсь должен был пахать до подъёма. Он и пахал. Следил за этим Стасик. Помня о том, что через сутки его ожидает такая же участь, он заставлял сослуживца, чуть ли не вылизывать кафель.
Лёха встал на тумбочку первым. Спустя четыре часа, он вновь стоял, не шелохнувшись, согласно Уставу.
В казарме наступила полная тишина. Дежурный по роте сержант Коршунов, благодать. Отбой вовремя и никаких ночных построений. Сержанты умотались после нарядов по столовой и в карауле. К половине первого Дюдюсь управился с порядком. Его отпустили спать. Какой ни есть чмо, а земляк Лёхи. Вовчик отбился в одежде – иначе дневальному не положено. Стасик стоял рядом с тумбочкой и скучал. Никто ничего не стирал, не чистил сапоги. Лёха, пользуясь знаниями из СПТУ, перед нарядом спустился в подвал и перекрыл задвижку. Воды в туалете и умывальнике нет, неча ходить, пакостить! И Стасику подмога, и бойцам покой.
Из расположения третьего взвода раздался сонный голос Бори.
– Дюдюсь, Дюдю-юсь… Под-ём!
Кровать Дюдюся как раз напротив Бориной, только на верхнем ярусе.
– Прыг, скок, – соскочил Дюдюсь.
– Смирь-но!
– Кхе-кхе.
– Дюдю-юсь … отбой!
– Шнырк! Шлёп!
И непродолжительная тишина.
– Дюдю-ю-усь… Дю-дю-усь … Дюдюсь, сука!
– Я, товарищ сержант.
– Под-ём!
– Прыг! Скок!
– Смирьно!
– Дюдю-усь?
– Я, товарищ сержант.
– Не орьи! От-бо-ой!
Лёха посмотрел на часы встроенные в стену напротив тумбочки. После отбоя Бори в первый раз, Дюдюсь поспал всего три минуты!
Спустя уже пять минут – Борю, похоже, сильно разморило – опять прозвучала команда.
– Дю-дю-усь… Дю-дю-усь… Дю-у…
– Я, товарищ сержант.
– Подё-о-ом! – Боря с трудом раскрывал рот.
– Товарищ сержант, будьте же человеком, я устал после наряда и очень хочу спать.
– Дю-дю-усь!
– Я, товарищ сержант.
– Польный форма, под-ём!
– Прыг! Скок! Шлёп-шлёп-шлёп!
– Дюдю-у-усь…
– Я, товарищ сержант.
– Оть-стави-ить…
Дюдюсь всё поднимался и отбивался. Иногда он вякал, за что одевался "польный форма".
Лёха сбился со счёту на шестом подъёме.
– Дю-дю-усь… Дю-у-у-… -аэм! Дю-дю-у-у… – наконец Борю сморило окончательно.
Через четверть часа, когда Стасик заклевал носом, в казарму заявился … Быдусь. Вслед за ним ввалился Волчок и неизвестный старший (туши свет!) сержант-бубтянин. Замыкал нестройное шествие Шершень. Он прижал палец к губам, запрещая дневальному команду: "Смирно!" Волчок сделал неясное движение рукой к дневальному. Вероятно, хотел влепить по шарам, но различил Лёху.
– Ты, земляк К-кири?
– Так точно! – по-уставному ответил Тальянкин – иначе на тумбочке нельзя!
– Тащи службу, землячок!
Быдусь придерживался иного мнения.
– Баян! – мотнул тяжёлой головой старшина.
– Я!
– Подавай сигнал! Понял, да?!
Лёха ничего не понял, на всякий случай кивнул.
– П-подавай сигнал, – настаивал Быдусь. – Сержант Коршунов! Стройся у тумбочки дневального! Давай, Баян, ори!
Лёха молча улыбался.
– Баян, ты русский или нерусский? А?! Ста-асик! И ты тут? А ну-ка, хором, команду! Или вы боитесь этого чмырька, Коршунова?
– Короче, товарищи курсанты, выполнять приказ! – подключился Шершень. – Коршунов, чмо! Строиться у тумбочки дневального!
Приказы не обсуждаются, приказы выполняются. Только после свершившегося факта, разрешается доложить рапортом вышестоящему командному составу о своём несогласии. Устав Лёха знал. Стасик с удовольствием был готов опустить сержанта.
– Коршунов-чмо! Строиться у тумбочки дневального!!! – грянуло троекратно.
Заспанный женоподобный субъект с мятой повязкой "ДЕЖУРНЫЙ ПО РОТЕ", предстал пред очи тёплой компании.
– Сержант Коршунов! – по праву старшего начал Шершень.
– Я!
– Курсы, курсы не спят, а сержант харю давит! – подключился Быдусь, подкрепляя слова действием. Два по роже, четыре по ливеру, парочка ленивых пинков по горизонтальному телу.
– Сержант Коршунов!
– Я, – провизжал сержант, закрывая ладонями голову.
– На тумбочку, рядом с Баяном! – приказал Шершень. – Смирно! Кстати, Баян, вольно!
Группа младших командиров двинулась вглубь расположения.
– Дюдюсь, кому стоим?
– Товарищ сержант приказал в полной форме…
– Какой сержант? – спросил бубтянин с погонами деда.
– Да Боря это, Боря! – сказал Шершень.
– Дюдюсь, отбой!
Дюдюсь не заставил себя ждать ни секунды.
– Свободный дневальный, ко мне! – приказал Быдусь.
– Я! – примчался Стасик.
– Ведро воды сюда!
– Воды нет.
– Рожай!
Пока переворачивалась на попа кровать с Вурдтом, Стасик сбегал в соседний подъезд и родил ведёрко ледяной воды.
– Лей на чурку! – приказал дед.
Стасик понял, на какую чурку, но не смел шелохнуться. Поучив от волчка по почкам, сразу уяснил задачу и аккуратной струйкой полил Борю.
– Чо за хуйна, а? – удивился Боря.
– Ща, узнаешь! – Волчок вырвал ведро у курса и разом выплеснул воду на голову Бори.
Боря понял, вскочил, оделся "польный форма". Кстати, гораздо быстрее Дюдюся.
– За мной! – скомандовал старший сержант.
Вурдт взял швабру, Боря – фонарик.
– К ночному вождению готовы! – доложили младшие сержанты.
– Под-ём, Абдулля!
– Подъём, Утюг!
– К ночному вождению, готовьсь!
– Не поняль.
– По ходу разберёшься!
Послышались стоны, мычания, шлепки. В глубине тёмного расположения мигал тусклый фонарик и раздавались короткие команды.
– Вправо!
– Влево!
– Трансмиссия!
– Стоп!
– Разворот!
– Орудие к бою!
– Полный ход!
Абдулла, ползая на корточках, тащил сидящего верхом старшего сержанта. Боря светил в глаза "броневой машине". Вурдт тюкал Утюга шваброй по калгану – в строгом соответствии с подаваемыми командами.
Утюг довёз старшего сержанта до середины ЦП и упал без движения, "разулся". Сознание к нему вернулось после ремонта на ходу – нескольких чувствительных пинков. Абдулла повёз бубтянина вглубь расположения, затем вновь на ЦП…