– Заходи! – скомандовал Светке внук-фермер. Та вошла в лифт и огляделась, выискивая по углам застреленного. Однако, не обнаружив того, успокоилась.
Двери её квартиры оказались открытыми, что удивило мужиков.
– Может, что пропало? Проверьте, – проблеяла Светка. Её смущал, тот, в ванной, с пистолетом. Мужики обошли квартиру, не забыв заглянуть в ванную и кухню.
– Ну что, всё цело?
– Всё, спасибо.
Внук-фермер с механиком ушли, унося бабкин халат, вручённый им Светкой. На удивление, ночь она спала хорошо, закрывшись на все замки и задвижки. Сегодня и завтра у неё выходные. Работала она сутки через двое.
На следующий день, проболтавшись по дому без дела до самого вечера, не удержалась и позвонила "свидетелю" её вчерашнего позора. Удивительно, но тот ответил почти сразу.
Договорились встретиться завтра, в девять утра – он приглашал её на поездку в заброшенный колхозный сад на сбор яблок. Она согласилась.
И тут надо же такое! Первое свидание, а она проспала, будильник не прозвенел вовремя, джинсы со свитером не обнаружились на обычной полке, и даже не успела позавтракать – понеслась навстречу неизвестному.
Хорошо хоть лифт работает, порадовалась она, выбежав на площадку. Нажала кнопку, двери разъехались, и она шагнула в кабину, не замечая в углу лежащего мужчину с торчащим из груди громадным кинжалюкой.
Едва лифт остановился, Светка пулей вылетела из него и кинулась к выходу. Она так боялась опоздать на первое свидание! У подъезда её уже поджидал ДЖИП, правда, не совсем новый, но вполне сносный, чтобы добраться до заброшенного бывшего колхозного сада и вернуться с полными сумками осенних плодов.
Светкин знакомый оказался членом бандитской группировки. Однако под влиянием её высоконравственного воздействия на разбойника и проявления к нему глубокой душевности, во всём раскаялся, перековал своё бандитское сознание на добродетельное, устроился работать в местные органы, став высоконравственным полицейским, благо что стрелять он умел, и стрелял очень даже метко.
Можно сказать, отлично.
Вояж культурной делегации в Японию
Страна "Восходящего солнца" давненько "точит" зуб на российские Курилы. Даже сам премьер-министр Японии Синдзо Абэ соизволил прибыть в Сочи (в мае 2016 г.) для встречи с Путиным, дабы обсудить этот животрепещущий для его страны вопрос.
Японцы – мудрый народ. Несмотря на всевозможные межгосударственные "закорючки", наряду с другими дружественными к России странами решили тоже присоединиться к торжеству 70-летия окончания ВОВ путём создания ФИЛЬМА о японо-российской дружбе, тем самым как бы выразив свою любовь и симпатию к Великой державе.
Дескать, я не я и хата не моя, в смысле и воевать-то мы вовсе не желали в том далёком далеке со своей приморской соседкой, а совсем наоборот.
С этой целью постановщиком фильма была включена сцена тайной дружественной встречи о замирении японского и советского военачальников в период войны сорок пятого года.
Эту важную встречу для зрителей решили "подсиропить" присутствием "лица женского полу" (естественно, советского), якобы давно знакомого с этим самым японским "камикадзе".
"Лицо" звалось простым русским именем – Машей Морозовой. Она-то и сыграла, по замыслу фильма, главную роль в окончании русско-японской войны, о чём 2 сентября 1945 года и было подписано мировое соглашение.
Оставалось за малым: написать и втиснуть в сценарий дополнительную сцену с той самой Машей, с учётом русского колорита. За помощью японцы обратились в Министерство культуры и кинематографии России. С этой целью была сформирована творческая группа из пяти единиц, для откомандирования в Японию.
Одну единицу представил Владивосток. Полторы единицы – Москва, такое же количество – Питер.
Целая московская единица, в лице Владимира Ильича Мосина, представляла учёного-историка, призванного проследить за исторической точностью внесённой сцены.
Единица из Питера – Николай Николаевич Зюганов – генерал-майор в отставке и однофамилец известного политика, командирован в качестве военного консультанта, на всякий случай, как бы чего не нагородили лишнего посланные в Японию "умники".
"Полторы единицы" вовсе не авторская описка. Половинчатые командированные части объединяли в себе единое целое в лице Моисея Лукича Борща, представляющего собою загадочно-туманное архивно-аналитическое представительство сразу двух столиц, московской и северной, от каждой по половинке.
И, наконец, Тихон Львович Копейкин, наш руководитель, владеющий японским языком.
– Вылетаем в Японию, – сообщил он мне по телефону.
– Когда?
– Когда надо, тогда и полетим. Ты что, не смотришь телевизор и не слушаешь радио?! – закричал он.
– А что, надо слушать и смотреть?
– Всё, мне некогда с тобой трепать языком! Надо ещё остальных обзвонить, – как всегда, раздражаясь, закричал Львович.
– А кто ещё летит? – поинтересовалась я, но ответом мне были короткие пиликанья.
Самолёт из Владивостока в Японию вылетал в первом часу дня по местному времени.
В аэропорт Российские представители явились за три часа до отлёта, так решил Копейкин.
Зажав группу в углу общего зала, рядом с замурованной входной дверью, главный провёл с отбывающим коллективом инструктаж поведения на чужбине.
– Значит, так, – начал он строго. – Слушайте внимательно, что скажу. Это в первую голову касается писак-сочинителей. Ничего не писать, ни к кому не лезть с вопросами, потому что всё равно вас не поймут. Это болтунам-журналистам даются карты в руки, которые суют носы во все дырки, и могут сочинять, что взбредёт им в башку.
– Как это что взбредёт в башку с какими-то картами? – вздумал возмутиться Моисей Лукич, тот, кто из двух половин.
– Щелкопёров снабжают вседозволенной так называемой аккредитацией, и ещё за это платят им деньги. Мы не журналисты, а представители культурной части нашей великой Державы. Потому за рубежом рта не открывать, не делать удивлённые физиономии, не зыркать по сторонам глазами, иначе не ждите хорошего, – откровенно попугал он представителей культуры.
Тихон Львович в общем-то неплохой человек. Только шибко замотанный неприлично низкой зарплатой, копеечными выплатами на организацию подобных вояжей и расплывчатыми обязанностями.
Потому и задерживал дату отлёта в Японию – ждал периода низких цен на авиабилеты. И, надо сказать, дождался, более чем вдвое ниже обычных.
– Время в пути Владивосток-Япония час двадцать. Прилетаем в японский аэропорт Нарита, – начал он пояснение. – От него до Токио шестьдесят километров. В аэропорту нас встретят. Багажа у вас нет, – он оглядел каждого из группы, – поэтому таможню пройдём быстро.
Ещё накануне Львович всех предупредил: кроме спортивной сумки, ничего с собой не брать.
– Летим на короткое время, по магазинам бегать не придётся, шататься по улицам тоже, – закончил он инструктаж.
После регистрации Тихон Львович "ранжиром" построил представителей российской культуры, оглядел всех и погнал на таможенный досмотр, перед этим тщательно обшарив у нас сумки и карманы.
– Мне не надо, чтобы из-за вашей допущенной глупости сорвался запланированный культурный вояж в зарубежную страну, тем самым пустив по ветру государственные ассигнации, выделенные на нашу поездку, в то время когда на Украине такие события, – непонятно, чего он этим хотел выразить.
На пограничном рубеже таможенного досмотра Копейкину камарилью разули, расстегнули, просветили, заглянули и пропустили. Заминка случилась лишь с генеральским ремнём. В пряжке слишком много оказалось металла. Но всё обошлось.
– Вы что, не могли штаны подвязать нейтральным шнурком, а не железякой в килограмм весом? – шипел Львович, пока генерал заталкивал ремень в брючные ушки.
И без того напуганный препровождением в отдельный кабинет, тот путался, не попадая ремнём в пазы, а тут ещё и главный со своими упрёками.
– А почему в Шереметьеве ничего не сказали про ремень? – отбивался генерал, защёлкивая злополучную пряжку.
– Потому и взрывается в Шереметьево, что не проверяют такие вот гранаты. Короче, на обратном пути избавляетесь от металла и проходите досмотр как нормальный пассажир, – решительно заявил главный, тоже изрядно переживший ЧП.
В Нарите приземлились в 13.55 местного. Поясная разница во времени Владивостока с Японией составляет один час.
– Смотрите мне, не омокрохвостесь, как уже было. А вы, Николай Николаевич, снимите свою "гранату" при досмотре и без стеснения суйте её под нос таможеннику, – наставлял мудрый Львович генерала.
Тот так и сделал. Проблем не случилось. Лишь Николаю Николаевичу пришлось двумя руками поддерживать спадающие брюки. Благо что сумка на ремне.
– Вы как позволяете себе разговаривать с уважаемым товарищем генералом? – вновь высунулся двухполовинчатый с протестом в сторону руководителя.
– Здесь, уважаемый Моисей Ильич, нет ни генералов, ни президентов, здесь есть я – главный группы, отвечающий перед своей Родиной за сохранность каждого из вас, чтобы не попали в ненужную переделку, – отбрил протестанта представитель Родины, как отрезал.
На японской земле досмотр прошёл необычно быстро, по причине отсутствия багажа. Собрав представителей Великой державы в кучку, главный погнал подведомственный ему коллектив к выходу.
У терминала российских представителей ждала машина.
Львович о чём-то полопотал со встречающим японцем, тот кивал головой, кланялся и беспрерывно улыбался.
– Коросо, коросо, – повторял он и снова мотал головой.
Делегатов пригласили в салон, и машина тронулась.
– До места будем ехать часа полтора. Это по хорошей дороге. А если пробки, то часа два, – "обрадовал" главный.
Надо признаться, едва "российская делегация" ступила на хлипкую, ненадёжную японскую твердь, как всех её членов затрясло мелкой дрожью, подобно лысой китайской собачонке, чьё трясение суть её нормальное состояние.
Недавно Японию вновь основательно потрясло. И ещё не забыто губительное цунами. Отчего каждого прибывшего начало сотрясать мелкой, а потом и крупной дрожью.
Казалось, вот-вот разверзнется земля, и все они вместе с машиной ахнут в тартарары. Или хуже того – их просто накроет громадной волной.
Трясение усилилось, когда кто-то из группы вспомнил, что именно в период их нахождения в Японии ясновидящий Глоба предсказал извержения Фудзиямы. А это, считай, вторая Помпея. Токио раскинулся аккурат у подножия этого самого подозрительно-неустойчивого сожителя с дымящейся "крышей".
Посланцы не сомневались в правдивости предсказания экстрасенса после того, как им было предсказано, что после августа наступит осень, именно так всё и произошло.
Слава Богу, цунами с трясением в дороге не случились. Дорога оказалась относительно свободной, и уже через час российских представителей вели к высоченному зданию, верхние этажи которого скрывались в гуще серых облаков.
Прибывших накормили, напоили и развели по клеткам, то есть по отсекам, короче, кабинетам.
Работа закипела. Трудились "без пересадки" до глубокого вечера. Японцы ценят рабочее время.
Поздний ужин. Сон. Утро. Рабочий день начался ровно в 9 часов, с перерывами на обед и занятием до позднего вечера.
Ночь. Утро третьего дня. Заключительная работа. Отбытие в аэропорт Нарита.
Самолёт во Владивосток отправлялся ближе к вечеру. Время позволяло устроить небольшую экскурсию вдоль прилегающих улиц, это и предложили члены делегации.
– Никаких экскурсий, – как отрезал Тихон Львович.
– Это почему никаких экскурсий?! Время нам позволяет. Почему бы не познакомиться с городом? – возмутился, как всегда, несогласный в своём двухполовинчатом представительстве Моисей Лукич Борщ.
– Тебя не спросили, – пробурчал руководитель в обычной манере.
– Почему вы мне хамите, позвольте вас спросить? – не унимался несогласный.
– Действительно, – вступился за коллегу Владимир Ильич. – Мне, как историку, будет не лишним в целях познания ознакомиться с жизнью заморской страны.
Главный не отреагировал, у него это был не первый инцидент с "умниками", потому и к требованиям отнёсся… вернее – никак не отнёсся.
– Я буду жаловаться, – продолжал отстаивать своё достоинство господин Борщ.
– Жалуйтесь, – безразлично произнёс Копейкин, высматривая японского сопровождающего с машиной.
– Тихон Львович, можно мы посетим Норитеньские достопримечательности, коль не удалось это сделать в Токио? – более спокойно испросил разрешения Владимир Ильич – историк из Москвы. – У нас достаточно для этого времени до отлёта.
– Никаких посещений! – заерепенился главный. – Не хватало мне ещё вас растерять. И попасть в международный скандал, в свете хохляцко-фрицевских разборок, – непонятно выкрикнул главный. – Сидите и никуда не рыпайтесь.
– Как это не рыпайтесь?! – не унимался тот, что из двух частей. – Мы что, к вам нанимались?
Однако на свою тираду обиженный так и не получил ответа.
Генерал в отставке молча держал нейтралитет.
– До нашего отлёта два с половиной часа, – оповестил главный, словно об этом никто из группы не догадывался. – Молча, без препирательств, спокойно, не теряя достоинства, идём к перекусочному прилавку, я беру для всех еду, доступную нашей смете расходов, оплачиваю. Пообедав, отправляемся на регистрацию.
Собрав воедино подвластную ему "умную" камарилью, Тихон Львович направил её в сторону стойки с навешенной картинкой чашки с бутербродом.
Регистрация и процедура таможенного досмотра прошла без сучка и задоринки.
Генерал пронёс свой ремень в руке, другой поддерживал штаны.
– Что вам далась эта Япония, с её замызганными туристами и голопузыми манекенами? – утешал Тихон Львович группу уже в "накопителе", осерчавшую на него за ограничения их желаний. – Вот вернёмся во Владивосток, отвезу вас на остров Русский и покажу настоящее чудо. Там по дорогам бегают лисицы и, словно цыганята, выпрашивают у проезжающих подачку в виде рыбы. А потом едят прямо с рук.
– Выдумывайте больше, – продолжая дуться, не поверил ему половинчатый, не простивший к себе неуважительного отношения какого-то массовика-затейника, каковым для своего успокоения мысленно обзывал руководителя группы.
– Из аэропорта заедем в рыбную лавку, – продолжал вещать Копейкин. – Купим наваги и покатим на Русский, – пропуская мимо ушей недоверие господина Борща.
В аэропорту делегацию встречал официальный транспорт из загона губернаторских японок.
Какое впечатление произвели русско-островные лисицы на столичных варягов, не могу сказать. Не присутствовала на ознакомлении. Я вышла раньше, на Первой речке.
А после спрашивать у главного об этом не стала, заранее знала: всё равно не ответит. Такая уж у него натура.
Свидетель
Комедийный абсурд для свободного прочтения
ВОВАН – 24 года.
СЕРЫЙ – 23 года.
КОЛУН – 24 года.
ШЕФ, главарь шайки – 42 года.
СВИДЕТЕЛЬ – 26 лет.
Действие происходит на одной из квартир сбора шайки преступников. Нежилая комната. Единственное окно без штор, одна входная дверь. Несколько обшарпанных табуреток, под стать им стул со спинкой. Облезлый стол, но приличный телевизор (тыльной стороной к зрителю). За столом сидит ШЕФ. Он серьёзен и зол. Его "камарилья" расположилась на табуретках.
ШЕФ. Мы сегодня серьёзно лопухнулись во время "дела".
КОЛУН. Шеф, короче, я не понял, как это лопухнулись? Приканали, а там пустырь.
ШЕФ. Я не говорю, что там было, когда мы пришли. Я говорю, что было, когда шли на дело и возвращались обратно.
ВОВАН. Шеф не морочь психику, давай базарь по понятиям.
СЕРЫЙ. Да, шеф, чего лепишь горбатого, мы не въезжаем.
ШЕФ. Сколько раз я предупреждал: прекращайте ботать по фене. Приказываю: в разговоре употреблять только культурную человеческую речь. Ещё раз услышу от вас ненормативную лексику, накажу! Вы меня знаете. Все поняли?
КОЛУН. Шеф, ну чего ты разгоношился, в натуре?
ШЕФ. Колун, в первую очередь, это касается тебя. Ты уже достал меня своим сквернословием.
СЕРЫЙ. Шеф, так он другим словам не обучен.
ШЕФ. Хватит болтать. Не обучен, пусть заведёт словарь правильных выражений.
СЕРЫЙ. Или отправляется на учёбу в первый класс. Там его быстренько научат азбуке.
ШЕФ. Всё. Прекратили болтологию. Сообщаю: нарисовался свидетель нашего похода на дело и после возвращения…
КОЛУН (гигикая)… ни с чем.
ВОВАН. Он что, нас сфотографировал?
ШЕФ. Всех до одного! Отсюда вывод: эта нежелательная личность может прекрасненько нас заложить.
СЕРЫЙ. А кому?
ШЕФ. Вот это мы и должны у него спросить.
КОЛУН. Нам, что, надо к нему хилять на хазу, и поинтересоваться, кому он думает нас закладывать?
СЕРЫЙ. А где он кантуется?
ШЕФ. Вот это и будет вашей задачей: отыскать свидетеля, привести его сюда, допросить с пристрастием, и…
ВОВАН (проводит большим пальцем по шее). И того?
ШЕФ. Торопиться пока не будем. Поспешишь – людей насмешишь. А нам сейчас не до веселья. Послушаем, что он скажет о нашем деле. В каком свете представит развернувшиеся перед ним события.
КОЛУН. Шеф, ну и закрутил ты речугу, аж репу повело вразнос. А я думаю по-простому: поймать его и перво-наперво поинтересоваться, а за каким таким лешим он за нами подсматривал?
ШЕФ. Да, и это тоже надо поспрашивать.
СЕРЫЙ. Шеф, я что-то не догоняю. Где ты выкопал этого самого свидетеля? Я лично никого не заметил в округе, когда лезли через бурьян к базе, хотя и оглядывался. Ведь было темным-темно.
ВОВАН и КОЛУН (вместе). Потому и не заметил.
ШЕФ. Зато я его углядел. Он стоял и вот так лупал на нас своими бесстыжими зенками. (Показывает, как тот лупал.)
КОЛУН. А чего ты не засветил ему в моську?
ШЕФ. Так он далеко лупал.
СЕРЫЙ. Шеф, а может, он вовсе и не на нас пялился, а на дорогу?
ШЕФ. На какую дорогу? Если там, кроме бурьяна, ничего другого не было.
КОЛУН. А как его опознать? Мы ведь не видали его фейса? Вот ты видел его и нарисуй этот… как его…
ВОВАН. Морду лица.
СЕРЫЙ. Надо говорить правильно: не морда лица, а фоторобот.
КОЛУН. Ну, да. Робота и я могу нарисовать. А тут свидетель.
ШЕФ. Это верно говорите. Нужна наводка. Значит так: (Берёт за лицо Вована. Вертит его.) Морда у него такая же противная, как у тебя, только поуже здесь, а тут пошире. Понятно? (Все согласно кивают головами.) Нос, как у Серого, только вроде подлинней.
КОЛУН (радостно). А глаза, как у меня? (Таращит их.)
ШЕФ (рассматривает, наклоняя из стороны в сторону голову). Нет, не похожи. Разве только что (Подходит к Колуну.) вот этот немного похож, а второй смахивает на глаз артиста… этого… как его…
КОЛУН. Райкина?!
ШЕФ. Не, не Райкина. Того, что играл Ленина в восемнадцатом году.
КОЛУН. Ты чего лепишь, шеф! В восемнадцатом году ещё тебя и на свете не было. Как ты мог видеть какого-то артиста.
ШЕФ. Ладно, найдём другой глаз.
СЕРЫЙ (берёт со стола потрёпанный журнал, лихорадочно листает). Гляди, шеф, сколько здесь на картинках бельмаков. Выбирай любые. Правда, все бабские.