Сиваков. О-го-го! Пожалуй, докладчику ничего не останется, до того активно разбирают бутерброды…
Крутошамов. Хвостовкина, забронируй для меня два с сыром… Спасибо!
Председательствующий. Ну, продолжай, Крутошамов…
Шишерман. Не продолжай, а начни наконец!
Смех.
Крутошамов. Сейчас, дайте только прожую… Да. Так надо прямо сказать, товарищи, что в нашей работе есть еще недостатки.
Шишерман. А где их нет?
Крутошамов. Вот именно, Шишерман: где их нет? И вместо того чтобы указывать соломинку в чужом глазу, я лучше скажу: давайте подумаем сообща, как нам быть?.. Ты меня прости, Сиваков, но вот я у, тебя в плановом отделе не мог получить справки…
Сиваков. Это о коэффициенте пропажи за прошлый год? Я уже разнёс кого надо.
Крутошамов. Конечно, и у нас в АХО не все безупре…
Хвостовкина. Кто же вообще без греха?
Крутошамов. Вот именно! И я считаю…"
Понятно? Теперь дальше: уговорили мы администрацию расшибиться на пиво. Совсем другая картина. Читайте:
"Председательствующий. Товарищи, я думаю, все уже утолили первый голод, можно и начинать.
Сиваков. Налейте мне пива!
Председательствующий. Налейте Сивакову пива… и давай, товарищ Крутошамов.
Крутошамов. Товарищи, если я буду говорить о наших недостатках, то это не потому, что у нас нет достижений. Достижения у нас есть, и не малые… спасибо, мне довольно, не наливай, Шишерман, не нали… ну вот и облил меня!..
Шишерман. А ты не загораживай руками стакан, когда тебя угощают!..
Хвостовкина. Шишерман уже готов!
Смех, аплодисменты.
Председательствующий. Как не стыдно - захмелел от пива!
Шишерман. Ничего подобного! Если хотите, я могу любую справку дать!..
Крутошамов. Кстати о справках: так я до сих пор и не получил коэффициента пропажи…
Хвостовкина. Дался ему этот дурацкий коэффициент!
Смех, аплодисменты.
Председательствующий. Крутошамов, промочи горло. Тебя, брат, покрыли…
Продолжительный смех".
Ну, все ясно… А последнее совещание провели на квартире у председателя совещания - товарища Сорбко… И что же?.. Читайте:
"Крутошамов. Товарищи, я поднимаю этот бокал за наши достижения и скорейшее изжитие наших недостатков! Ура!
Все(с места). Ура!
Сиваков(с места). Товарищи, прошу слова в порядке ведения!
Председательствующий. Говори!
Сиваков(с места). Предлагаю рассадить Хвостовкину и Шишермана, потому что это становится подозрительным!
Смех, аплодисменты.
Хвостовкина (с места). Сперва надо спросить, хотим ли мы рассаживаться?!
Аплодисменты, смех.
Сиваков. А я протестую! Я тоже не прочь посидеть возле Хвостовкиной!
Председательствующий. Личные вопросы в конце!
Шишерман(с места). Товарищи, мы еще не выпили за знаменитый крутошамовский коэффициент!..
Смех, все чокаются.
Крутошамов(с места). Разрешите продолжать, товарищи?.. Итак, мы только что выпили за те наши достижения…
Председательствующий. Товарищи, в порядке ведения!.. Что я вижу: наша стенографистка Ольга Федоровна передергивает!
Хвостовкина. Как передергивает? В записи?
Председательствующий. Если бы в записи!.. Глядите: все выпили уже за коэффициент, а Ольга Федоровна еще не допила за достижения! Передергивает, передергивает!
Все. Нехорошо! Надо пить! Пейте! Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей до д…"
Тут, конечно, стенограмма обрывается: напоили-таки стенографистку. Зато какое благодушие! Какая предупредительность! Товарищеские отношения!.. Нет, зря у нас нападают на банкеты… Только неслужащий журналист может себе позволить поднять руку на это прекрасное средство для смягчения нравов. Да!
Ягодки быта
Да, увы! еще долго наш быт будет "радовать" этакими ягодками, без которых вполне можно было бы обойтись. Разнообразие здесь большое. И нет смысла перечислять все, как говорят дипломаты, "аспекты" или, как говорят шахматисты, "варианты" конфликтов и проступков, заблуждений и недопониманий, путаниц и умыслов, какими одаряет нас действительность… В общем-то сатирику еще есть где показать свое умение отобрать факты и отобразить…
Вот я и отобрал по моему разумению. И отобразил по моим способностям. А теперь Вы, дорогой, читатель, включайтесь в игру: вкушайте приготовленные для Вас ягодки… Вкушайте, вкушайте, чего там!
Сахар Медович
Сейчас же у входной двери в райжилуправление сидел старик швейцар, который оглядывал ленивым подозрительным взглядом всех входящих. У него я и спросил, куда мне пройти.
- Насчет, значит, перестройки? Внутри квартиры? Это - к Сахару Медовичу. Комната семь.
И старик махнул рукою, указывая направление.
- Позвольте… Как, вы сказали, фамилия товарища? Медович?
- Нет, - неторопливо усмехнувшись, заметил старик, - фамилия ему - Корпачев. А уж это прозвище такое дадено: Сахар Медович. Седьмая комната. Вон туда, значит.
В седьмой комнате за столами сидели четыре сотрудника. Я спросил, кто из них товарищ Корпачев. Отозвался тот, что работал за крайним столом в углу. Отозвался сварливо, но сейчас же скроил приятную улыбку, отчего по лицу его разбежались десятка два морщин, а опущенный книзу нос неожиданно как-то задрался кверху.
- Я - Корпачев, я, я… как же: именно я. Чем могу служить? Да, впрочем, что же вы… прошу покорно садиться…
Я сел и объяснил суть моего дела.
- Мне сказали, что это надо к вам, правда?
Медович-Корпачев, слушая меня, сочувственно кивал головою. На вопросы отвечал крайне предупредительно:
- Ко мне, ко мне, к кому же еще? Исключительно ко мне. И вот что я вам скажу: мы вам эту дверь охотно позволим перенести. Охотно!.. Только принесите нам разрешение районной строительной комиссии. Знаете, существует такая при исполкоме райсовета.
- А без разрешения - нельзя? Ведь дело-то чепуховое: по той же стене передвинуть на два метра дверь. И стена-то - не несущая: так, легкая переборка…
Корпачев развел руками с явным огорчением:
- Увы… Сие - не в моей власти. Может быть, на ваш взгляд это похоже на бюрократизм, но я человек здесь маленький, я не смею…
- Так, может, попросить начальника вашего управления? - предложил я.
Корпачев доверительно нагнулся ко мне и зашептал:
- Вот уж не советую! Нарветесь на отказ, и притом - на грубый отказ. Управляющий у нас - человек жесткий. Некто Нифонтов. Мы еще кое-как с ним ладим. А на свежего посетителя он та-ак может рявкнуть… Сделайте лучше, как я советую. Одна бумажечка из стройкомиссии - и всё…
Поблагодарив, я направился к выходу. Старик швейцар спросил у меня:
- Ну что, Медович наш куда тебя погнал?
- Почему погнал? Обещал сделать. Вот только я принесу бумажку из строительной комиссии…
Швейцар покрутил носом и ухмыльнулся:
- Походишь ты теперь по разным комиссиям…
Я вышел на улицу с некоторой тревогой. Однако в строительную комиссию мне пришлось зайти всего два раза и нужную бумагу мне выдали. С торжеством принес я ее Корпачеву.
Медович-Корпачев встретил меня, словно старого друга, с криком: "А-а-а! Почет и уважение!.." - звонко хлопнул по моей ладони, желая совершить рукопожатие. Насильно посадил на стул. Сунул мне в рот папиросу и сам поднес спичку, несмотря на мои уверения, что я не курю. Затем Корпачев надел очки и, сделав каменное лицо, принялся изучать принесенную мною бумагу. Изучал долго. Я уже стал беспокоиться и дрогнувшим голосом спросил:
- Что, может, не так написано?.. Не по форме?..
- По форме-то оно по форме, - задумчиво отозвался Медович, - да я боюсь, как бы тово…
- Что "тово"?
- Как бы районный архитектор не обиделся, что мы, понимаешь, обходим его ведомство…
- Как обходим?.. Мне говорили, что в этой комиссии есть представитель райархитектора…
- Одно дело представитель, а то - сам райархитектор товарищ Сорочкин. Давай, понимаешь, уважим старика. Сбегай ты к нему. Пусть он черкнет где-нибудь в уголке этой бумаженции: "Не возражаю. Сорочкин". Или там: "Согласен". А то и просто: "Сорочкин". Договорились? Ну, что тебе стоит?!.. Пустяк же!..
Корпачев поглядел на меня так сладко, такая нежная просьба светилась в его глазах, что я пролепетал со вздохом "договорились" и направился к райархитектору. Попал к нему. Объяснил свое дело. И в ответ услышал сердитое:
- Слушайте, что он там крутит, ваш Корпачев? Эта переделка вообще меня не касается, поскольку уличного фасада она не затрагивает. Вполне он может разрешить сам. И нечего мне писать!
Уговаривал я райархитектора сорок минут и добился появления в углу бумажки двух каракуль, которые с некоторой натяжкой можно было расшифровать как "согл… Сор…" ("Согласен. Сорочкин").
При виде меня Корпачев возликовал на этот раз так, словно выиграл двадцать пять тысяч. Не знал, куда усадить. Угощал мятными конфетами (за эти дни он бросил курить) и чаем. Называл молодцом, лихачом и "оперативным орлом" за то, что я "так ловко (по его словам) обошел этого старого склочника Сорочкина". А в заключение потребовал, чтобы я принес ему еще одну бумажку: из пожарной охраны.
- Но ведь пожарники не возражали еще в строительной комиссии! - возопил я.
- Знаю. Помню. Учитываю. Но: за это время вышла новая инструкция касательно внутриквартирных мер пожарной безопасности. Чем черт не шутит? А вдруг эта твоя дверь и нарушает новую инструкцию? - ведь может же так быть? Может. Значит - дуй к пожарникам!
Я дунул к пожарникам. Принес справочку и от них. Потом "дул" по очереди; в райздравотдел, в домоуправление, в райфинотдел, в дезинфекционное бюро, в райжилотдел… Когда, утомленный этими многочисленными посещениями, я принес уже десятую справку, Медович-Корпачев сказал мне:
- Пожалуй, почти всё.
- "Почти"? - прошелестел я, приходя в отчаяние от этого невинного наречия. - Почему - "почти"?!
- Угу. Теперь еще согласуем с трестом очистки…
- Да он-то при чем - трест очистки?!
- А как же!.. Если эту твою дверь переносить, - нежно объяснил мне Медович, - будет строительный мусор. А мусор кто должен удалить с территории жилого дома.? Трест очистки. То-то и оно!
- Нет! - произнес я трагическим шепотом. - В трест очистки я не пойду. Я пойду к вашему начальнику Нифонтову и попрошу его…
- Пожалуйста! Пожалуйста! Если ты хочешь получить отказ в самой грубой, унизительной форме…
Я отправился не к Нифонтову, а - в трест очистки. Проходя мимо швейцара, я слышал, как этот мудрый старик кивнул на меня подбородком, поучая очередного посетителя:
- А чего вам обижаться особенно?.. Вон человек второй месяц таскает нашему Сахару Медовичу разные справки - и ничего: смотри как еще бодро шагает. А вы недели еще не отходили - и нате вам: жаловаться надумали…
Самое замечательное, что и впредь Сахар Медович в отношениях со мною полностью оправдывал свою кличку: он был ласков, предупредителен, угощал меня чем мог, расспрашивал о здоровье, о семье, ссужал бумагой и перьями для писания различных заявлений, редактировал всю мою сложную переписку по вопросу о передвижке двери на два метра… Словом, я не мог жаловаться ни на что, кроме… Кроме того, что в решении дверного вопроса неизменно возникали все новые и новые препятствия.
Наконец, однажды, когда Сахар Медович предложил мне начать по второму кругу обходить учреждения, в которых я уже побывал, - это, видите ли, под тем предлогом, что начался новый бюджетный год и посему он, Сахар Медович, сомневается в действительности всех добытых мною справок, - вот тут-то я не выдержал и пошел к грозному Нифонтову.
Кабинет Нифонтова помещался рядом. Сахар Медович, передвигаясь впереди и несколько сбоку от меня, проделал весь путь от своего стола до двери кабинета. Он все уговаривал меня не навещать грубого самодура. Но я, отстранив Медовича, пошел к Нифонтову…
Самодур обладал спокойным и серьезным лицом. Приветливо поздоровавшись, Нифонтов выслушал, в чем суть моего дела. Он поглядел только на три бумаги из той объемистой папки, в какую превратилось "дело о передвижке двери". Поглядел и стал красным от гнева.
"Вот оно! - подумал я. - Начинается. Не надо было мне ходить к этому тирану…"
Нифонтов между тем позвонил и приказал вызвать к нему Медовича. Очень скоро вошел сей последний. Физиономия у него была такая, что слова Сахар и Мед были совсем несостоятельными определениями ее сладости. Пожалуй, определение Сахарин Суперсахаринович кое-как подошло бы к этому выражению лица. Но, услышав то, что говорил ему Нифонтов, Корпачев быстро утерял свою сладость. Личность у него сделалась просто кислой.
Нифонтов сказал:
- Послушайте, Корпачев, опять то же самое, да?.. Вместо того чтобы решить пустяковый вопрос, который входит в ваши прямые обязанности, вы гоняете человека безо всякой нужды! Сейчас же выдайте товарищу разрешение передвинуть дверь!
…Когда я выходил из райжилуправления, ласково ощупывая лежавшую в кармане бумагу, которая позволяла мне перенести дверь, швейцар обратился ко мне:
- Гражданин, это правду говорят, что через вас нашего Сахара Медовича снимают? Правда?.. Вот это удружили нам всем! А особенно, знаете, мне: теперь у нас посетителей вдвое меньше будет. Ведь к нему кто ни приходил, каждый по полгода, ровно как на службу к нам поступал. Плюс то возьмите, что злые все приходят, всякий норовит меня изругать, будто я Медовичу помогаю людей мурыжить… Да-а, большое вы нам дело сделали, бо-о-ольшое… Спасибо, вам, гражданин!
Хлебосольство
При входе в зал работников конторы встретил распорядитель ресторана. Почтительно, обеими руками пожав руку начальника конторы Сапникова, распорядитель с ласковой укоризною произнес:
- Забываете нас, Семьдесят-Восемьдесят, совсем забываете!
Словами "Семьдесят-Восемьдесят" распорядитель, по ресторанной привычке, заменил неизвестное ему имя-отчество Сапникова. Ловко вставленные в разговор, эти два числительных воспринимались на слух как имя-отчество и притом - любое имя-отчество.
Сапников, довольный оказанным почетом, важно произнес:
- Дела, голубчик, дела не пускают!.. А чем нынче будешь угощать?
- Чем прикажете, Семьдесят-Восемьдесят, тем и накормим. Осетринка сегодня свежая, балычок есть…
- Ну, смотри! - строго заметил Сапников. - Мы сегодня принимаем товарища из центра. Должны же мы ему показать, какое у нас в городе хлебосольство?! То-то!
Догадливые официанты уже сдвигали столы, и сотрудники конторы рассаживались за ними сообразно занимаемым должностям.
Сапников, усадив подле себя несколько растерянного работника из центра, начал заказывать:
- Салатец ты нам сооруди поострее…
- Слушаюсь. Салат "паризьен" дадим, Семьдесят-Восемьдесят, и потом еще огурчиков…
- Нет, голубчик, пускай твой "паризьен" медведь есть! Ты нам крабов найди на салат!
- Слушаюсь. Еще чего-с?
Скромный техник, севший в самый конец стола, захотел проявить свой опыт в ресторанных делах. Понатужившись, он пропищал не своим голосом:
- Хорошо бы сейчас красной икорки!
- Нет, зачем же красной, - поморщился Сапников, - это просто негостеприимно. Икры - так уж надо черной. И не вздумай подсовывать нам какой-нибудь там паюс!
- Обижаете, Семьдесят-Восемьдесят, как же можно для вашей организации и вдруг - паюс? Зернистой принесем со льда…
- Ну, то-то! Потом подашь водочки. "Столичной", безусловно. "Кинзмараули" есть?
- Как не быть! Для вас-то?! Потом "Твиши" поставим. Коньячку для любителей.
- Отлично. А под конец можно шипучего!
Запасы закусок трижды возобновлялись на столе.
Бутылки и графины с неизъяснимой быстротой трижды превращались из опустевших в наполненные.
И тут распорядитель улучил момент шепнуть Сапников у:
- Счетик, как всегда, Семьдесят-Восемьдесят, отправим в контору на ваше имя?
Сапников, разнеженный обильной едой и вином, мягко ответил:
- А куда же, дурашка? Давай прямо в бухгалтерию.
Но сидевший напротив Сапникова главный бухгалтер энергично перебил:
- Нет, насчет бухгалтерии - это вы оставьте!
- Ты о чем, Вася? - удивился Сапников.
- Вы же сами знаете, - зашептал бухгалтер, - относить на счет учреждения банкеты теперь строго запрещено…
- Как-нибудь проведешь, - добродушно отозвался Сапников и добавил распорядителю: - Ступай, голубчик, распорядись насчет рябчиков…
Бухгалтер жестом задержал распорядителя:
- Нет, постойте: я за счет конторы платить не буду!
Бухгалтер говорил шепотом, но крайне твердо.
Сапников поерошил волосы, сделал судорожную улыбку в сторону товарища из центра, процедил ему:
- Кушайте, пожалуйста, что ж вы не кушаете?..
И только после этого зашипел на бухгалтера;
- Хорошо… Тогда кто будет платить за все это?
- Кто ел, тот и будет платить… Вот я первый…
Бухгалтер извлек из кармана потертый кошелек с металлической пастью, нажал на запирающие его шарики. В открывшемся кошельке обнаружилась трешница, квитанция в приеме заказного отправления и немного разменной монеты.
- Дурак! - снова зашипел Сапников. - Лезешь со своей трешницей… Тут уже съели на полтораста рублей да заказано на столько же…
- Будем вычитать из зарплаты, - грустно сказал бухгалтер.
Сапников оглядел пирующих решительным и даже злым взглядом.
- Ты чего, Лапин? - спросил он у сотрудника, который о чем-то шушукался с официантом.
- "Напареули", понимаете ли, всё, - объяснил сотрудник. - Велю ему подкинуть еще бутылочку-другую…
Сапников, наливаясь кровью, закричал:
- Ты-то кто здесь такой, чтобы заказывать! Эй, эй, Гаешников, положи рака обратно! У самого на тарелке рачья скорлупа не умещается, а сам еще хватает!.. Распорядитель, раки у вас поштучно идут?
- Поштучно, Семьдесят-Восемьдесят, а как же?
- Ну, так убирайте, что осталось из раков, чего смотрите?! И сколько возьмете назад, скинете из счета… Да! Распорядитель! Рябчиков не надо! Отменяю!
- Виноват, Семьдесят-Восемьдесят, рябчики уже - в плите…
- Ну и что же? Выньте и того… на салаты потом пустите, для других посетителей…
- Никак невозможно. Товар считается проданный.
- Как это - проданный, когда мы не желаем кушать? Жалобная книга у вас есть? Несите сюда книгу!.. Эй, вы там! Не начинайте, не начинайте новую бутылку… Ну да, я вам говорю!..