Через девять месяцев этот октябрьский вечер на севастопольском диване имел для красивой и молодой Люськи свои отдаленные последствия: Люська и в мыслях не держала родить от восьмилетнего хлопчика, она и не с такими бугаями старалась, а тут на диване все спонтанно получилось: она зачала от Сашка и родила сыночка через девять месяцев после отплытия "Лиульты Люси" и прихода красных в Севастополь. Хотела назвать сына Сашком, но получился он Лукой: Люська понесла его крестить в Успенский собор к попу Павлу, который, по слухам, скрывал белых офицеров, но поп куда-то очень торопился и отказывался крестить без бумаг и отцовства. Тут как раз в собор ворвался отряд красноармейцев во главе с чекистом по фамилии Нуразбеков и по прозвищу "комиссар Гробштейн". Честь по чести был предъявлен ордер на обыск, отец Павло навсегда перестал куда-то спешить и заорал во всю глотку на мамашу:
- Ты шо, дура?! Белую пеленку надо, а ты притащила коричневое одеяло! Пока производился обыск (беляков не нашли), отец Павло принес купель и белую простыню (служки разбежались) и начал медленно, обстоятельно крестить младенца. Люська развернула сыночка. Поп взглянул и сказал:
- Ого! Сподобил Бог увидеть в конце жизни!
И захохотал. Такого непропорционально могучего фаллоса он в своей жизни у младенцев не видел.
Красноармейцы во главе с комиссаром Гробштейном тоже весьма удивились.
- Наш человек! - сказали они. - Крести, патлатый, в последний раз!
Поп не спеша крестил и прыскал со смеху.
- Нарекается Лукой в честь незабвенного Луки Святого, - весело пел поп.
- Кто такой этот Лука? - невежливо спросил комиссар Гробштейн под руку попу. - Контрик?
- Moudack ты, - смеясь и утирая слезы белой простыней, по-французски ответил поп.
- Кто moudack?!! - вызверился Гробштейн и выхватил маузер.
- Ты! И твой Лука Мудищев, - захохотал поп.
Поп не мог стоять от хохота. Пришлось расстреливать его хохочущим. Хохочущего отца Павла вывели на паперть, поставили к церковной стенке, комиссар Гробштейн честь по чести зачитал приговор ревкома, но попа нельзя было призвать к порядку, отец Павло продолжал хохотать, ноги подкашивались от хохота, он сползал, его поднимали, он от смеха опять сползал.
- Серьезный попался поп, - уважительно сказал один красноармеец.
У Гробштейна что-то проклюнулось в душе. С ним впервые такое случилось.
- Пли! - неуверенно сказал он.
Руки дрогнули. Раздался залп. Отец Павло искренне хохотал. Мимо. Комиссар Гробштейн опустил маузер и нажал на курок. Осечка.
- Ладно, нехай. В следующий раз, - пробормотал комиссар Гробштейн.
Поп продолжал хохотать и не мог остановиться.
Потом комиссар Гробштейн, охотясь в Крыму на белых офицеров, вызывал в ЧК и с пристрастием допрашивал Люську:
- Кто ты есть, гражданка Никифорова? Не родственница ли той бандюги, которая грабит магазины дамского белья? От кого ребенок-то? Не от белых ли, не графских ли, не буржуазных ли кровей?
Люська смело отвечала:
- От твоих, от красных-ohouyasn'bix! Снасиловали меня твои красно-умельцы в сарае - сразу, когда пришли!
Комиссар Гробштейн что-то высчитывал на пальцах, проверял у писарей на бумажке - все получалось, как по календарю: 15 октября под водительством красного командарма прапорщика Фрунзе в Севастополь пришли красные, и уже 15 июля гражданка Свердлова-Никифорова-Екатериибург, которая не является ни родственницей председателю ВЦИКа Свердлову, ни родственницей известной бандитки, которая при взятии Екатеринослава ограбила магазин дамских бюстгальтеров, честно родила мальчика Луку. Выходило: наш человек Лука!
- А где поп? - спрашивал комиссар. Что-то клевало в его душе.
Нецензурный ответ был понятен: - А … его знает где!
- Не выражайся, гражданка!
Комиссар Гробштейн сладко улыбнулся и выдал Люське охранную грамоту, продовольственные карточки и усиленный комиссарский паек, она же в ответ дала Гробштейну известно что. Так и выжила с сыном, да еще спасла второго мужа, Вову Никифорова, который так и не смог ей сделать ребенка, - этот муж не погиб на фронтах гражданской войны, а был спасен Люськой в совершенно неожиданной ситуации - она выдернула его из колонны пленных белогвардейцев, когда один охранник-красноармеец вел из тюрьмы эту похоронную команду, - то ли рыть могилы, то ли на общественно-полезные работы, то ли самих на расстрел. Похоронная команда еле брела, тогда таких призраков водили по Крыму тысячами.
Люська несла куда-то сыночка Луку, как вдруг увидела среди арестованных своего мужа. С криком "Вова!" она подбежала к пленным. Произошло замешательство, команда остановилась. Все поняли, что произошло. Красноармеец, разумеется, тоже понял, что произошло. Он заинтересовался, приблизился к пленному Вове, который обнимал Люську, и спросил:
- Сожительница?
- Нет, - ответил Вова.
- Невеста?
- Нет.
Красноармеец начал терять терпение:
- Жена?
- Да.
- Врешь?
- Нет.
Тогда красноармеец спросил Люську:
- Муж?
- Да.
- Твой муж?
- А то чей! Вот ребенок от него!
- Дочь?
- Сын.
- Он офицер?
- Какой из него офицер? Дурак он!
Охранник огляделся. За ним никто не наблюдал. Взвод красноармейцев на углу улицы с гоготом играли в "морру", но в более грубом ее варианте "жучка" или "жмурика": они окружили какого-то болвана Семэна (жучка, жмурика) и на счет "три" лупили сзади по его выставленной ладони. "Мыкола, не бей так сильно!" - кричал жмурик. Он должен был угадать ударившего, и тогда ударивший сам становился жмуриком. Игра могла продолжаться до сотрясения мозга у жмурика.
Красноармеец принял решение и тихо сказал Вове:
- Иди отсюда. Быстро!
Но Вова не понял.
- Уходи!
Вова не мог поверить.
- Быстро. Беги!
Вова затравленно озирался.
- Давай, Вова, давай, давай, давай, давай, давай! - зашептали пленные. Вова не верил. Тогда гуманный красноармеец взял Вову за шиворот, вытащил из колонны и поддал ему коленом под зад.
Пленные тихо зааплодировали красноармейцу. Вова и Люська не сразу поверили и продолжали стоять. Колонна задумчиво продолжила свой путь. Через три квартала красноармеец огляделся по сторонам, остановил похоронную команду, подозвал какого-то семитообразного прохожего - поинтеллигентнее и почище - и заставил того стать в колонну, потому что за военнопленных ему надо было отчитываться по счету.
А Вова Никифоров усыновил новорожденного и опять сгинул - уже навсегда - в самом начале конца какой-то очередной реконструкции в индустриализации хозяйственного майна.
ГЛАВА 21
Поэты для общества ненамного полезнее игроков в бадминтон.
Малер
Сашко Гайдамака
ГРАФФИТИ НА СТЕНЕ ДОМА ПРАВИТЕЛЬСТВА В ГРОЗНОМ
Послушай, нас с тобой не пощадят, когда начнут стрелять на площадях.
Не уцелеть нам при любом раскладе.
Дошлют патрон - и зла не ощутят.
Послушай, нам себя не уберечь.
Как это будет? Вот о том и речь: вокруг тебя прохожие залягут - а ты не догадаешься залечь.
Минуя улиц опустевший стык, ты будешь бормотать последний стих, наивно веря, что отыщешь рифму - и все грехи Господь тебе простит.
Живи как жил, как брел ты до сих пор, ведя с собой ли, с Богом разговор, покуда за стволом ближайшей липы не перещелкнул новенький затвор.
КОНЕЦ 2-Й ЧАСТИ
ПРОМЕЖУТОЧНАЯ ГЛАВА
Автор, находясь на этот раз в трезвом уме и в здравой памяти и не желая второго перебора, придумал ПРОМЕЖУТОЧНУЮ ГЛАВУ между второй и третьей частями романа. Автор продолжает гнуть свою кривую линию!
Примечание редактора
НЕСКОЛЬКО АВТОРСКИХ СЛОВ ПО РАЗНЫМ ПОВОДАМ
За мной, читатель!
М. Булгаков
Без вечного следователя Нуразбекова лунный купидон был бы навсегда утерян для пауки. Сгинул бы, как тасманийский волк в известной нам реальности, никто бы о нем не узнал. Нуразбеков был следователем от Бога, чего стоит хотя бы его остроумное и верное предположение об авторе самой первой прокламации. Впрочем, бериевский людоед комиссар Мыловаров тоже что-то почуял, обратив внимание на ее "высокохудожественный слог", - но и только. Глубже он не копал, не догадался, что в "Деле" прячется целое литературоведческое открытие - пусть и не "Слово о полку Игореве", но все же, все же, все же…
"Кто автор этой блестящей по стилю прокламации? - задумался майор Нуразбеков, уже зная ответ, по желая себя проверить. - Безусловно, один из очевидцев или даже участников происшествия. Кто? Сами пострадавшие - неразлучные друзья Мыкола Бандуренко, который двух слов связать не может без "Геть!", и Семэн Шафаревич, который тех же слов связать не может без "Кыш!", добавляя мысленно "миреи тухес"? Они, что ли, авторы прокламации? Нонсенс. Сама вдова-хозяйка образцово-показательного заведения мадам Кустодиева? Где имение - и где наводнение? Природный самородок Сашко Гайдамака? Допустим. На него часто находит стих. Весь Южно-Российск поет:
Как у примы-балерины
Гребут девок на перине.
Их гребут, они пищат,
Перья в стороны летят.
Но одно дело - стихи, вернее, похабные частушки - такие и я могу сочинить:
Сталевары у мартена
Гребут девок на коленах.
Их гребут, они пищат,
Искры в стороны летят!
И совсем другое дело - высокохудожественная проза, которую не возьмешь на арапа, - а ведь Сашко Гайдамака закончил всего два класса церковно-приходской школы. Не то, не то… Тут скрывается крупный литературный талант, здесь чувствуется рука Мастера".
Нуразбеков был прав. Он листал все тот же "Южно-российский вестник". Середина сентября. Короткий репортаж:
"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Вчера в южную российскую столицу на пароходе "Лиульта Люси" эфиопского императорского пароходства прибыли чудесно спасшиеся мореплаватели, любимцы южно-российской публики: чемпион Средиземного моря Сашко Гайдамака и известнейший литератор Александр Иванович Куприн. Они были встречены восторженной толпой южнороссов во главе с почетным гражданином Сергеем Уточкиным. Куприн и Уточкин тут же заключили дружеское сторублевое пари, выигранное литератором. Шикарный итальянский рояль был доставлен Куприным на собственной спине по 198-ми ступеням Потемкинской лестницы к подножью памятника Ришелье, причем Уточкин, сидя сверху на рояле, одним пальцем наигрывал "Чижика-пыжика". Ликующая толпа валила за ними. У памятника Дюку Куприн и Уточкин были оштрафованы околоточным надзирателем Долбоносовым Лукьяном Жандармычем.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. БАХЧИСАРАЙСКИЙ ФОНТАН
Опустошив огнем войны
Кавказу близкие страны
И селы мирные России,
В Бахчисарай вернулся хан
И в память горестной Марии
Воздвигнул мраморный фонтан.
А. Пушкин. "Бахчисарайский фонтан"
ГЛАВА 1. ГЕНЕРАЛ ОТ ПЕЧКИ
Почему бы не начать роман со смерти главного героя и не провести его по жизни наоборот, до самого конца - до рождения? Впрочем, это уже кто-то сделал.
Ж. Сартр
Хуже нет, чем ждать и догонять, а Гамилькар все ждал и ждал обещанной встречи с черным бароном Врангелем. Его интересовало: такой ли уж черный этот барон л не было ли у барона негров в роду?
Встреча наконец состоялась. Черный барон со своей невнятной европейско-еврейской фамилией, к разочарованию Гамилькара, оказался типичным белым русаком - бледным, высоким, тощим, будто доску проглотившим. В кабинете присутствовал переводчик, а в углу у натопленной печки с изразцами сидел спиной к Гамилькару какой-то босоногий генерал, сушил солдатские портянки и что-то недовольно бормотал. Спина генерала показалась Гамилькару знакомой.
- Это lе Negre du czar из страны Ofire… - переводил переводчик с франглийского. - Какой-то царский негр из какой-то страны Офир…
- Почему "царский"? - спросил Врангель, - Порода, что ли, такая?
- Говорит, что прадед Пушкина тоже был le Negre du czar.
- Говорит. Мало ли что говорит. Все мы негры, все мы черные, - философски заметил черный барон. - Даже те, кто белые, тоже негры, но только негры-альбиносы. Современники говорили, что наружность брата Пушкина - Льва Сергеевича - представляла негра, окрашенного белою краскою. Что он еще говорит?
- Говорит, что он бизнесмен и наш союзник… Он снабжает западные страны Антанты мясом кормовых coupidon'oв… Купидоны какие-то… Ага, у него есть рекомендательное письмо от сэра Уинстона Черчилля… Черчилль пишет на английском, английский я плохо знаю, но Черчилль очень рекомендует союзному командованию всячески помогать этому негру в поисках Атлантиды на русском Севере.
Врангель покосился па генерала у печки.
- Ишь, чего захотел - запустить негра па русский Север… - мрачно пробормотал генерал от печки, шевеля пальцами йог. - На Севере сейчас большевики. Спросите его, что за купидоны такие?
- Этот тин говорит, что купидон - такое, что ли, реликтовое животное… Какой-то Ливингстон называл диких купидонов летающими бульдогами… Их целое семейство. Есть сторожевые, беговые, декоративные. Есть и мясные купидоны. Он собирается выйти со своим товаром на российский рынок… Один Phoenixus coupidonus на одну консервную банку. Личный повар офирского негуса виртуозно готовит огромный омлет на двенадцать персон из одного-единственного яйца купидона - топором раскалывает яйцо над ведром, добавляет и перемешивает там черт те что… сейчас переведу… бананы; цветы, маслины, перец, корицу, а потом варит в бронзовом котле, помешивая древком от лопаты. Людоеды какие-то… Одной-единственной консервной банкой можно накормить до отвала целое отделение, если, конечно, с хлебом, а хлеб своим солдатам предоставит Россия, кто же еще…
- Купидоны были современниками динозавров и жили в Атлантиде, - объяснял Гамилькар переводчику, кося желтыми глазами на знакомую спину генерала у печки. - Из них можно готовить всевозможные вкусные и калорийные блюда, не уступающие вашей свинине.
- И купидона-табака можно? - спросил Врангель.
- Можно. Можно маринованного. Можно печеного купидона с чесноком, фаршированного маслинами и яблоками. Царский негр говорит, что купидоны на русском Севере отлично приживутся, на морозе они токуют, жиреют, валяются в снегу, охотятся на зайцев.
Гамилькар в это время расчистил стол от штабных карт, вытащил кривой нож, вонзил его в консервную банку и вскрыл ее на пробу Главнокомандующему. У Врангеля и переводчика потекли слюнки.
- Цыпленок пареный, цыпленок жареный, - ласково пропел Врангель, достал из портмоне походную серебряную вилочку и подцепил из банки кусочек мяса.
- А эти консервы не из человечинки ли, Петр Николаевич? - спросил генерал от печки.
Врангель не донес кусочек до рта, внимательно осмотрел его и нерешительно протянул вилочку с кусочком переводчику;
- Хотите попробовать?
Переводчик не посмел отказаться, осторожно пожевал, немедля подцепил большой кусок и тоже отправил в рот.
- М-кусно, - промычал он набитым ртом.
Врангель с аппетитом принялся завтракать. У генерала от печки потекли слюнки, а у Гамилькара создалось впечатление, что в гражданскую войну даже Врангель питается отвратительно; впрочем, возможно, Верховный Главнокомандующий прибеднялся перед иностранцем.
- Ладно, ясно, хватит, иди, - сказал генерал от печки. (Это относилось к переводчику.) - Хватит жрать, Ваше Превосходительство.
Черный барон уже съел полбанки. Он облизал пальцы, с некоторым сожалением отдал банку голодному переводчику и удалил его из кабинета. Началась конфиденциальная беседа на французском. Перешли к главному.
- Ты кто? - спросил Гамилькара генерал от печки и принялся ловко наматывать на ноги высушенные портянки.
Этот генерал оказался поглавнее самого Врангеля - это был естествоиспытатель, натуралист и начальник врангелевской контрразведки генерал Акимушкин.
ГЛАВА 2. Танковое сражение под Гуляй-Градом
ТИГР - 1. Млекопитающее сем. кошачьих.
2. Река, огибающая Рай.
3. Немецкий танк T - VI. 1943 г. Вес 56 т. Экипаж 5 чел. 88-мм пушка, 2 пулемета, броня 100 мм, скорость 38 км/ч.
А вот и глупая история, пожалуйста: не успел Гайдамака на своем "Кольнаго" с авоськой водки объехать и осмотреть художественную тумбу, как вдруг с трассы "Одесса - Киев", поднимая клубы пыли, выползает фашистский "Королевский Тигр" весь в рыцарских крестах и в маскировочных разводах и пятнах и с грохотом прет прямо на Гайдамаку. Гайдамака так и замер на "Кольнаго" в сюрплясе.
"Тю. Такое…"
Три оранжевые бабы с Семэном и Мыколой в панике бегут в поля (потом расскажут, что за штыковыми лопатами, чтобы заблукавшего фашиста бить, - на самом деле драпали). Даже Гайдамаке стало не по себе, - хотя он к этим "Королевским Тиграм" с малолетства привык, они рядом с его хатой в своем ангаре ночевали, а днем под окном туда-сюда ездили, но все равно жутко через столько лет опять увидеть это страхолюдие а ля натюрель.
Но вот Гайдамака начал что-то соображать, поставил "Кольнаго" поперек свежего асфальта и, преградив таким образом танкоопасное направление, бросился на "Королевский Тигр" с кулаками и криком:
- Куда прешь по асфальту, варвар?! "Королевский Тигр" вроде бы смутился, стал давать по тормозам и отворачивать рыло - но как-то так неуклюже, что опрокинул "Кольнаго" и, завершая разворот, проутюжил велосипед так, что аж реголит из-под гусениц веером брызнул, и у всех на зубах захрустело. И остановился на завоеванном плацдарме, как его тут вкопали. Хорошо, что Гайдамака успел отскочить и обошлось без человеческих жертв.
Вот все стоят, смотрят, ждут, реголит жуют.
Наконец, с лязгом откидывается крышка тигрового люка, и является народу явление: черпая фигура эсэсовца в черной пилотке с черепом и костями.
На первый взгляд, оно-то, конечно, страшно… Но на второй взгляд - эсесовская эта фигура очень уж какая-то несерьезная: вся курносая, рыжая, конопатая и похожа не на белокурую бестию, а скорее на обычного разболтанного вологодского дембеля в ожидании приказа Министра обороны СССР (кто тогда приказывал?) маршала Устинова (а имя-отчество?) Димитрия Федоровича, на которого вскоре после его торжественной кончины разменяли город Ижевск, но потом при Горбачеве опомнились и переиграли в обратную сторону.
- Що ж ты наробив, козел? - не очень еще уверенно спрашивает Гайдамака.
Конопатая вологодская бестия молчит, будто реголита в рот насовал или по-русски не понимает.
- Ты ж мне "Кольнаго" раздавил!.. - не сердится, а даже как бы удивляется Гайдамака.