Эсэсовец спрыгивает с танковой брони на развороченный асфальт, утирает ряху черной пилоткой с черепом, невозмутимо закуривает прилуцкую "Приму" из красной пачки, обходит место сражения и с гордым западенским акцептом подтверждает:
- Ото наробив! Заподлицо з асфальтом!
И смотрит так, будто ожидает командирского вознаграждения за свою качественно выполненную работу.
- Дурак ты, что ли?
- Да не так чтобы… Под дурака работаю. А вы не волновайтеся, вуйку! Чего вы волноваетесь? Ну, велосипед - вуй с ним! Составим акт, вам новый велосипед куплять.
- Да это ж дисковый "Кольнаго", Италия! - орет Гайдамака. - Он же десять тысяч стоит, скотина!
- Карбованців?! - удивляется эсесовец.
- Дурак, долларов!
- Стоп, вуйку, - вполголоса говорит эсесовец. - Это вы сильно загнули. Говорите режиссеру: п'ять. П'ять тыщ. Как раз на "жигуль". Вон, бачите, ихний главный режиссер едут - Эльдар Рязанов, пузатый. У него завжды в кино дорожные катастрофы. Они богатенькие буратины, сейчас он вам возместит все убытки.
И точно: к месту катастрофы по стратегической трассе "Киев - Одесса" катит средневековый "Мерседес-бенц" с херрами дойчланд официренами, за "Мерседес-бенцем" - грузовой "Опель", по завязку набитый немецко-фашистскими оккупантами, за "оппелем" - янки и томми в американских "джипах", а во главе всего этого смешанного военного контингента стоит в "Мерседес-бенце", выставив свое знаменитое пузо, не менее знаменитый и заслуженный советский кинорежиссер Эльдар Рязанов (руки переплел на грудях, пальцами чешет в подмышках, похож на Геринга) и сладострастно наблюдает последствия танкового сражения.
- Киностудия какая? Одесская или киевская? - быстро спрашивает Гайдамака.
- Берите выше, вуйку. "Мосфильм" совместно с какой-то итальянской фирмой.
- О!
- Во! - показывает эсэсовец большой палец.
- А что он тут снимает? - соображает Гайдамака. - Героическую оборону Одессы?
- Какое!.. Взятие Парижа союзниками. Я ж вам чистым русским языком на суржике объясняю: они богатенькие. А с меня, дурака, какой спрос? Отсудите у них заместо старого велосипеда новый итальянский "Фиат", а мне "спасибо" скажете и бутылку поставите. Я вам хорошо советую.
- Ты уж молчи, страна советов, - бурчит Гайдамака, а сам про себя думает: "Стоп, себе думаю, а не дурак ли я? Этот дурак правильно говорит".
Подкатили экспедиционные войска, вылез из "Мерседес-бенца" Эльдар Рязанов, и началось…
Крику, брани…
Все это миф о многоэтажном русском мате - хотя попадаются, конечно, уникальные мастера этого разговорного жанра, но, в общем, дела здесь обстоят приземленно, без небоскребов - "ерш твою мать" да "мать твою двадцать". Курносый эсэсовец кричит, что ему, мать твою дивизию, этой фанерной бутафорией весь кругозор перспективы закрыт, и что он, в бога-душу-мать, предупреждал пьяного второго помощника режиссера, что современный советский танк под "Королевский Тигр" не приспособлен, а пьяный помощник отвечал: "Хрен с ним, сойдет". Не сошло! Вот к чему приводит техническое бескультурье!
А Эльдар Рязанов при слове "бескультурье" хватается за пистолет и кричит, что лично он, заслуженный деятель, лично ему, вологодскому dolboyob'y, его мать, все, что торчит, поотрывает и в дисбат упечет; а тем временем под шумок херры дойчлапд официрен и англо-американские союзники уже оранжевых баб лапают, и те не сопротивляются, а лишь тихо и сладострастно повизгивают, а Семэн с Мыколой хватаются за штыковые лопаты - но не из патриотической ревности, а потому, что под раздавленным "Кольнаго" погибла командирская авоська с андроповкой.
А Гайдамака с пострадавшим видом молчит и многозначительно поглядывает на Эльдара Рязанова: мол, что это за кино, товарищ главный режиссер? Итальянский "Кольнаго" стоит десять тысяч американских долларов и вручен был мне как приз за победу в гонке Тур де Франс. Что делать будем?
Большое- таки дело - реголит. Не успели постелить, а уже и танки пошли.
ГЛАВА 3. Mepтвi бджоли не гудуть
Без эпиграфа.
Автор
Генерал Акимушкин. - Теплые моря и проливы. - Дело Белой армии проиграно. - Союз России и Офира. - Пропуск в Бахчисарай. - Сер Черчилль недалеко ушел. - Начальник тыла. - Mepтвi бджоли не гудуть. - "Лиульта Люси", - Графиня и купидон, - Негры на корабле. - Графиня в штабе Врангеля
Гамилькар весьма подивился превращению мирного естествоиспытателя в начальника контрразведки. Из этой метаморфозы следовало, что пасли его не филера, а сам начальник врангелевской контрразведки Акимушкин, а Семэн з Мыколою были не филерами, а телохранителями генерала.
- Не удивляйтесь, - сказал генерал Акимушкинп. - Я вам правду сказал: на гражданке я - натуралист и естествоиспытатель. Я животных люблю, рыбок, птичек, чуду-юду рыбу-кит, птицу рух, гамаюна, феникса, купидонов, жар-птицу, снежных людей всяких, несен, единорога, дракона, а тут приходится человеческое естество испытывать. Предъявите документы.
Гамилькар предъявил генералу Акимушкину верительные грамоты от нгусе-негуса Офира Pohouyam'a Макконнена XII.
- Pohouyam, - хмыкнул генерал Акимушкин и взялся за вторую портянку.
- Как вы сказали? - переспросил Врангель. Он решил, что ослышался.
- Pohouyam, Ваше Превосходительство, - повторил Гамилькар и горячо заговорил о родном Офире. Конечно же, он, Гамилькар, находится в Севастополе не только в поисках Атлантиды и купидонов, не это главное. Офир - это рай, настоящий Эдем, но его родина с конца прошлого века страдает от иностранного вмешательства - Италию Гамилькар дипломатично не упомянул, - а России, как всегда, позарез нужен выход к проливам и теплым морям. Постоянное русское военное присутствие в Офире - это именно то, что нужно сейчас Офиру и России.
Услыхав о проливах и теплых морях, генерал Акимушкин насторожился и придвинулся к столу:
- Ну, и где же находится это райское место?
- Сейчас? Pour le moment? В Африке, на Эфиопском плоскогорье, - ответил Гамилькар.
- Эх вы, хлопчики-эфиончики… - пропел па мотив "яблочка" генерал от печки. - Как понимать "pour le moment"?
- Офир - изменчивый объект, у него нет точных координат.
- Вроде вашей Атлантиды? - не без иронии подсказал генерал от печки.
- Да.
- Или страны Эльдорадо.
- Что одно и то же.
- Или что-то вроде летающего острова Лапуты.
- Нет, господин генерал. Офир не летает. Офир - это посадочная площадка для острова Лапуты. На вашем месте я связался бы хоть с Богом, хоть с Чертом, хоть с летающим островом Лапута.
- Это почему? - удивился генерал от печки.
- Понимает ли Петр Николаич (Врангеля звали Петром Николаевичем), что дело Белой армии безнадежно проиграно? - смело спросил Гамилькар.
- Вот как?
- Петр Николаич должен это прекрасно понимать. Главнокомандующий задумчиво ковырял в зубах серебряной зубочисткой и не встревал в беседу.
Русской армии предстоит эвакуация в Константинополь, откуда она рассеется по всему свету, продолжал шкипер. Кто куда. Россия с Офиром - естественные союзники. Он, шкипер, жених лиульты Люси, будущей офирской императрицы, официально приглашает небольшой экспедиционный русский корпус в Офир, где русским солдатам и офицерам будут созданы райские условия в столице Амбре-Эдеме.
- Амбре-Эдем, - повторил Врангель. - Но как же попасть в этот ваш райский аромат?
- Я вас туда проведу, - скромно отвечал Гамилькар.
- В рай?
- Прямиком.
- Молодой человек… - сказал Врангель и замолчал, задумался. - А вы не промах, мои шер ами! Офир, Офир… - это что-то из Библии?
- Это золотая страна царя Соломона.
- Благодарю вас, молодой человек. У вас что-то еще ко мне?
Гамилькар попросил пропуск в Бахчисарай.
- Зачем? - тут же спросил генерал от печки.
- Взглянуть на знаменитый Бахчисарайский фонтан.
- Вот где я его видел! - воскликнул генерал. - Смотрю и думаю: где я его видел?
- Где же вы его видели? - спросил Врангель.
- На тропипииском портрете Пушкина. Одно лицо, только черное. Ни за что бы не вспомнил!
- Да, да, да, он похож на Пушкина, - живо согласился Врангель.
- Одно лицо, только черное и без бакенбардов! Это я вам говорю, а я неплохой физиономист.
- Кто там у вас заправляет в Бахчисарае, Николай Николаич? - спросил Врангель у генерала, интеллигентски отстраняясь этим "у вас" от деятельности контрразведки.
- У нас, у пас, Ваше Превосходительство, - тоже как всегда поправил своего Главнокомандующего генерал Акимушкин. - Бахчисарайской контрразведкой у нас заправляет капитан Нуразбеков.
- А, этот чурка… Наслышан.
- Лично мне: что царь Саул - что казачий есаул.
- Тоже неплохой физиономист?
- Отличный. Любую физиономию так отделает, что мать родная не узнает.
- Фонтан-то у вас в Бахчисарае есть?
- У нас, у пас. Да, кажется, имеется и фонтан. Должен же быть в Бахчисарае хоть какой-нибудь zasrann'bift фонтан? Да сколько угодно!
- По-моему, он полный идиот, - сказал по-русски Врангель и повертел пальцем у виска. - Но идиот с рекомендательным письмом от сэра Уинстона. Надо бы уважить сэра Уинстона.
- Ну, сэр Уинстон от него недалеко ушел, - сказал генерал Акимушкин.
- Зато сэр Уинстон люто ненавидит большевиков.
- Верно: люто. Потому что сэр Уинстон произошел не от обезьяны, а от бульдога. Дайте-ка мне письмо, что он тут пишет… Ну вот - летающие бульдоги… Phoenix sex coupidonus, в огне не горит, в воде не тонет… Кстати, что-то подобное происходило в Одессе до войны, там тоже искали купидонов в публичном доме. В одесском жандармском отделении на Еврейской улице завели целое "Дело". Я проинспектировал и загнал это "Дело" в архив - как архиидиотское. Одесский архив сейчас находится в Бахчисарае у Нуразбекова. Надо бы пустить негра в Бахчисарай.
- Я подумаю.
- Надо уважить сэра Уинстона.
- Оставьте адресок, молодой человек, где вас здесь найти, - сказал черный барон Гамилькару. - А пока займитесь своими консервами, я дам указание начальнику тыла. Мы еще встретимся, мои ами. Честь имею!
Гамилькар ушел от Врангеля окрыленный. Завтра должны были начаться переговоры с врангелевским начальником тыла, но начальник тыла, отведав под водку консервированного купидона, перепоручил переговоры своему заместителю, чтобы тот тоже подкормился. Заместитель начальника тыла тоже наелся и в свою очередь спустил господина негра еще ниже. Те, которые ниже, под такую закуску запили на всю неделю, дело стояло, а в Бахчисарай Гамилькара не пускали.
Гамилькару приходилось ждать, ждать, ждать и давать взятки водкой, консервами, апельсинами и eboun-травой. Хуже нет, чем ждать и догонять. Наконец Гамилькару все надоело. Первый Люськин муж, инвалид-сапожник Свердлов, живший по соседству (которого потом большевики за подозрительную фамилию выслали в Свердловскую область), подбил ему английские армейские ботинки заостренными спичками вместо гвоздей, Гамилькар сказал Семэну з Мыколою, что пойдет пройтись, размять ботинки, завернул в проулок и исчез.
Прошло три дня, он не возвращался. Филера в панике метались по городу. Опечаленная графиня Л. К. уже решила, что африканец разлюбил ее и никогда не вернется, но прибежала Люська и рассказала, что видела негра арестованным в автомобиле самого начальника врангелевской контрразведки. Люська даже побоялась помахать ему рукой.
- Mepтвi бджоли не гудуть, - мрачно прокомментировал Сашко.
Графиня не верила в гибель Гамилькара, приходила в бухту, смотрела на пароходик с названием "Лиульта Люси".
Пароходик молчал. Африканец не появлялся. Пахло медузами и гниющими водорослями. Утром на палубу выходили мрачные оборванцы и шуровали швабрами.
Однажды появился сэр Черчилль с круглыми ярко-красными бинокулярными глазами на бульдожьей морде. Он куда-то пропадал на несколько дней и возвращался на пароход, дрожащий и виноватый, как утренний пьяница. Он косолапо прошелся по палубе, отдышался, потом раскрыл прозрачные перепонки, тяжело взлетел, сел на пароходную трубу и принялся наблюдать за матросами.
Графиня Л. К. впервые видела купидона живьем. Ничего общего с сусальными картинками. Сэр Черчилль остановил взгляд на графине, долго и внимательно разглядывал ее в свой кровавый бинокль. Графиня не выдержала этого зловещего взгляда и отвела глаза. Черчилль отвернул перископ, слетел с трубы на палубу и удалился в трюм.
На следующее промозглое утро оборванцы, превратившиеся от угольной ныли в негров, грузили уголь. Графиня смотрела, как негры в сером тумане грузят уголь. Сэр Черчилль опять сидел на трубе, светил своими красными фарами, чистил ядовитые иглы и уже не так злобно поглядывал на графиню Л. К. Потом негры, Не стесняясь взгляда графини, разделись догола и отмывали пароход и друг друга от угольной пыли под струей воды из шланга. Графиня не отвернулась. Ей вспомнилось детство, букварь: "Ма-ма мы-ла Ма-шу. Ма-ша мы-ла Ра-му. Ра-ма мы-лил Ма-му".
Негры отмылись, опять стали беленькими и принялись хохотать, демонстрировать графине свои достоинства: у меня такой! А у меня вот какой! И жестами приглашать ее на корабль. Достоинства были самые разные… Графиня не отвернулась и всех внимательно осмотрела, чем смутила команду и вызвала на себя град ругательств. Кутаясь в шаль, она отправилась в штаб Врангеля. Это был не штаб, а проходной двор. Там было тепло, потому что штабные крысы жгли архивы перед приходом большевиков. Доложили Петру Николаевичу (генерала Акимушкина не было):
- Графиня N-Кустодиева, вдова полковника N. (Графиня назвалась своей девичьей фамилией.) Черный барон любезно вышел к вдове героя Брусиловского прорыва.
Вдова сказала Врангелю:
- le Negre du czar исчез.
"Опять этот le Negre du czar, - тоскливо подумал Врангель. - Что этот негр вдове Брусиловского прорыва? Toutes les femmes distinguees большие суки. А впрочем, этот негр молодец, а еще говорят, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. И faut savoir s'y prendre".
Но Главнокомандующий не спросил, что общего у русской графини Кустодиевой с африканским негром. И так все ясно. В последний раз негра видели в автомобиле генерала-естествоиспытателя Акимушкина. Нехороший, но верный признак: перед расстрелом генерал имеет привычку катать обреченных по городу и показывать достопримечательности. Не всех, конечно, а тех, которые ему нравились, но таких было немного. Акимушкин, как и все естествоиспытатели - как и Брем, Дарвин, Линней, Кювье, Пржевальский, - больше любил животных.
ГЛАВА 4. Таинственный остров
Как верблюд не пройдет сквозь игольное ушко, так атеист не войдет в Офир. Небольшие врата (футбольной ширины и высоты) сами знают, кого пропускать или не пропускать, - они действуют на генном инфракрасе, вроде пропускника в метро. Можно провести двух-трех сомневающихся друзей, сказав сакраментальную фразу: "Это со мной".
Г. Прашкевич. Из офирского дневника
Весь андроповский год было о чем рассказывать - как бабы драпали, как Гайдамака под "Королевский Тигр" бросался, как снимали в Гуляе эксцентрическую кинокомедию об освобождении Парижа и как Гайдамака получил за это танковое сражение на новой дороге Переходное Красное Знамя от гуляйградского райисполкома.
Не скучно было.
С "Фиатом", понятно, ничего не получилось, и бутылку "андроповки" Гайдамака дембелю не выставил (да и где было искать того вологодского дембеля с западенским акцентом?), потому что жадная итальянская кинофирма умело умыла руки - тамошний адвокат сеньор Помидор Маккарронии как дважды два доказал, что итальянский "Кольнаго" погиб в тылу российской территории на земле Украины при взятии французской столицы англо-американскими войсками, и итальянцы тут совсем ни при чем и не собираются платить "Фиатами" репарации за чужие военные преступления - пусть платит канцлер Аденауэр или, на худой конец, генерал Эйзенхауэр.
Хитро. Умно.
Пришлось Гайдамаке один на один судиться с "Мосфильмом", тем более что главный военный преступник Эльдар Рязанов не возражал возместить убытки - чего уж там, "Мосфильм" богатенький, и всяких там "москвичей" и "запорожцев" он гробит па каждом фильме по десятку штук, вот только без решения народного суда никак не может провести их (убытки) через мосфильмовскую бухгалтерию, - и все потому, что художественный совет киностудии положил эту комедию на дальнюю пыльную полку по соображениям идеологического беспредела.
- Драть его надо, этот "Мосфильм"! - заключил Эльдар Рязанов. - Давай, Сашок, ставь мне бутылку, составляем серьезный акт и подаем на меня в суд!
Хитро придумано. Гайдамака купил хорошую бутылку молдавского коньяка, взял отпуск за свой счет, поехал в столицу СССР, нашей тогдашней Родины, Москву, выпил с Эль-даром Рязановым и подал на него в суд, - а советский суд не дурак (что с Эльдара возьмешь?) и назначил "Мосфильм" ответчиком. Прав был Ленин - кино оказалось не самым худшим из всех искусств: получил Гайдамака с "Мосфильма" за свой дисковый "Кольнаго" шесть тысяч рублей компенсации, потому что женщина-судья приравняла один доллар по тогдашнему курсу к шестидесяти копейкам, - а шесть тысяч рублей, кто помнит, в андроповские времена еще были Деньгами.
Но таинственные истории в жизни Гайдамаки на том танковом сражении не закончились, а продолжались с нарастанием и плавно вливались одна в другую.
Гайдамака положил шесть тысяч рублей па сберкнижку и стал ожидать, когда районному прокурору Андрею Януарьевичу Вышинскому выделят нового "Жигуля" по какой-то там целевой разнарядке Министерства Юстиции УССР, а тот (прокурор) по старой дружбе уступит ему (Гайдамаке) за пять тысяч рублей своего двухлетнего "Москвича" - но при одном непременном условии: нехай Гайдамака достанет ему (прокурору) таинственный остров, иначе не видать Гайдамаке "Москвича", как своей первой жены, удравшей от него куда-то па Крайний Север. Беда с этими Северами - одни туда, другие сюда, туда-сюда, туда-сюда, водоворот говна в природе.
А где же тот таинственный остров взять? Будто бы он, Сашко Гайдамака, - Даниель Дефо или Робинзон Крузо.