– Мы, несущие бремя белых, обязаны показывать пример. Нельзя допускать, чтобы даяки переплюнули нас в соблюдении кодекса чести.
– А они что, пытаются?
– Даяку, не уплатившему долга, отрубают голову.
– Другие даяки?
– Да, сэр. Другие даяки.
– Ну и ну!
– И голову затем отдают первому кредитору.
Билл изумился. Возможно, что и Дживс тоже изумился, но лицо его не приспособлено было к выражению подобных эмоций. Те, кто знал его близко, якобы наблюдали своими глазами, как в минуту глубокого потрясения один уголок рта у него слегка вздрагивал; но в обычной жизни черты его лица сохраняли каменную невозмутимость, подобную невозмутимости деревянного индейца на вывеске табачной лавки.
– Господи Боже мой! – проговорил Билл. – У нас тут такие порядки не применимы. Если бы стали считаться, кто первый кредитор, представляете, какая свара бы поднялась! Правда, Дживс?
– Несомненно, милорд. Как в детской считалке: мясник или булочник, кузнец или дворник…
– Да еще знакомые, у которых этот даяк гостил весь уик-энд, а утром в понедельник улизнул, совсем забыв про субботнюю партию в бридж.
– Даяк, если только он остался бы после этого жив, научился бы впредь соразмерять свои ставки со своими финансовыми возможностями, милорд.
– Верно, Дживс. Конечно, он научился бы не зарываться.
– Вот именно, милорд. Он бы трижды подумал, прежде чем оставить компаньона без законного выигрыша.
Капитан Биггар разгрыз еще один орех. В установившейся тишине это прозвучало как выстрел, одним махом убивающий шестерых.
– А теперь, – произнес он, – с вашего позволения, лорд Рочестер, я хотел бы бросить эту пустую болтовню и перейти к делу. – Он замолчал на мгновение, приводя в порядок свои разбежавшиеся мысли. – Насчет этого жулика букмекера.
Билл захлопал глазами:
– Ах да, насчет букмекера. Я понимаю, о чем вы.
– На данный момент он, к сожалению, скрылся. Но у меня хватило смекалки запомнить номер его машины.
– Вот как? Действительно, вы очень правильно поступили, верно, Дживс?
– Весьма, милорд.
– А потом справиться в полиции. И знаете, что мне там сказали? Что этот автомобильный номер, лорд Рочестер, – ваш.
Билл удивился:
– Мой?!
– Ваш.
– Но как это может быть?!
– Вот тут-то и есть загадка, которую надо разрешить. Этот Честный Паркинс, как он себя называет, по-видимому, позаимствовал ваш автомобиль… с вашего согласия или без такового.
– Быть того не может!
– Совершенно немыслимо, милорд.
– Благодарю вас, Дживс. Разумеется, совершенно немыслимо. Откуда мне знать какого-то Честного Паркинса?
– Так вы его не знаете?
– Первый раз о нем слышу! В глаза его никогда не видел. Как он выглядит?
– Высокий… примерно вашего роста… с рыжими усами и с черной нашлепкой на левом глазу.
– Нет, черт возьми, быть не может… То есть я хочу сказать, я вас понял. Черная нашлепка на левом глазу и рыжие усы на верхней губе. Я сначала подумал…
– И еще клетчатый пиджак и галстук с голубыми подковами по малиновому полю.
– Боже милосердный! Какой-то человек совершенно не нашего круга. Не правда ли, Дживс?
– Да, милорд, не soigne. [Тщательно одетый (фр.)]
Но тут, явно потеряв терпение, капитан Биггар призвал собравшихся к порядку.
– К чертям все это! – произнес он довольно резко. – Не о свинье речь. Я говорю о мошеннике букмекере, который сегодня ездил на вашем автомобиле.
Билл покачал головой:
– Мой дорогой охотник за пумами и прочей живностью, вы утверждаете, что говорите о букмекерах, но в действительности вы говорите сами не знаете о чем. Здорово я это обернул, а, Дживс?
– Да, милорд. Смачно сказано.
– Разумеется, на самом деле наш друг Биггар запомнил не тот номер.
– Да, милорд.
Лицо капитана Биггара из малинового стало бордовым. Была задета его гордость.
– По-вашему, я не смог запомнить номер машины, за которой гнался от самого Эпсома до Саутмолтоншира? В машине, имеющей ваш номер, сегодня ехал упомянутый Честный Паркинс с помощником, и я спрашиваю вас: это вы одолжили ему автомобиль?
– Но, мой дорогой, добрый друг, подумайте сами, мог ли я одолжить свой автомобиль человеку в клетчатом пиджаке и при малиновом галстуке, не говоря уж о черной нашлепке на глазу и рыжих усах? Это же совершенно не… как это говорится, Дживс?
– Невообразимо, милорд. – Дживс вежливо кашлянул. – Может быть, у джентльмена со зрением не все в порядке?
Капитан Биггар грозно напыжился:
– Это у меня со зрением не все в порядке? У меня?! Да вы знаете ли, с кем разговариваете? Я – бвана Биггар!
– Сожалею, сэр, но этого имени я никогда не слышал. Я полагаю, что вы допустили вполне простительную ошибку, неверно разобрав номер на едущей впереди машине.
Перед тем как ответить, капитан Биггар вынужден был сглотнуть разок-другой, чтобы взять себя в руки. Кроме того, он взял еще один орех.
– Послушайте, – произнес он почти мягко. – Вы, должно быть, тут не в курсе. Вам не рассказывали, кто да что. Я – Биггар, Белый Охотник, самый знаменитый Белый Охотник на всю Африку и Индонезию. Я могу преспокойно стоять на пути несущегося во весь опор носорога… А почему? Потому что зрение у меня такое, что я знаю, понимаете – знаю, что успею всадить ему пулю в единственную уязвимую точку, не пробежит он и шестидесяти шагов. Вот какое у меня зрение.
Лицо Дживса осталось каменным.
– Боюсь, что я не могу изменить позиции, на которой стою, сэр. Допускаю, что вы натренировали зрение для случаев, подобных только что вами описанному, но, как ни плохо я информирован касательно крупной фауны Востока, я все же сомневаюсь, чтобы носорогов снабжали регистрационным номером.
Биллу показалось, что сейчас самое время пролить масло на бушующие волны и подкинуть слова утешения.
– А что до вашего злосчастного букмекера, капитан, мне кажется, я могу зажечь для вас луч надежды. Я допускаю, что он действительно сбежал от вас с быстротой нетопыря, вырвавшегося из преисподней, но полагаю, когда от ромашек побелеют луга, он возвратит вам долг. У меня впечатление, что он вернет все, дайте только срок.
– Он у меня получит срок, – грозно сказал капитан. – И я позабочусь, чтобы подлиннее. А после того как он вернет долг обществу, я займусь им лично. Тысяча сожалений, что мы не на Востоке. На Востоке такие вещи понимают. Если знают, что вы человек правильный, а тот, другой, неправ… что ж, тогда лишних вопросов не задают.
Билл слушал, широко раскрыв глаза, как трепетная серна.
– Ка… каких вопросов?
– Избавиться, и из головы долой – так в общем и целом там мыслят. Чем меньше на свете таких гадов, тем лучше для англосаксонского престижа.
– М-да, пожалуй, можно и так на это взглянуть.
– Не стану от вас скрывать, на моем дробовике есть две-три зарубки, обозначающие не буйволов и не львов… и не антилоп… и не носорогов.
– Да? А кого же?
– Да этих, что удирают быстрее всех. Уродов в пестрой шкуре.
– Да, да, я знаю. Это гепарды, такие как бы леопарды, бегают со скоростью скаковой лошади.
Дживсу пришлось вмешаться с поправкой:
– Даже несколько быстрее, милорд. Полмили за сорок пять секунд.
– Вот это да! Вот это резвость! Вот это скакуны!
– Да, милорд.
Капитан Биггар раздраженно фыркнул:
– Я говорил о пестроклетчатых неплательщиках, а не о пятнистых гепардах. Хотя случалось и тех пару-тройку подстрелить.
– Случалось?
– Бывало.
– Понятно, – сглотнув, произнес Билл. – Их тоже.
Дживс кашлянул:
– Могу ли я высказать предположение, милорд?
– Конечно, Дживс. Высказывайте несколько.
– Мне сейчас только пришло в голову, милорд, что тот мошенник на скачках, к которому капитан Биггар питает вполне заслуженную вражду, мог подменить номер на своем автомобиле поддельным…
– Точно, Дживс! Вы попали в яблочко!
– …и по редкому совпадению как раз намалевал на щитке номер машины вашего сиятельства.
– Конечно! И сразу все стало ясно. Удивительно, как нам это раньше в голову не пришло? Теперь все объясняется. Вы согласны, капитан?
Капитан Биггар сидел и молчал. Судя по сведенным бровям, он обдумывал новый оборот дела.
– Но это же очевидно! – ликовал Билл. – Дживс, ваш выпирающий сзади мозг, подпитываемый рыбной диетой, разрешил загадку, которая, если бы не вы, осталась бы в истории нераскрытой тайной, о каких пишут в книгах. Будь у меня на голове шляпа, я бы сейчас ее снял перед вами.
– Я счастлив, что заслужил одобрение, милорд.
– Вы всегда заслуживаете одобрение, Дживс, неизменно. За это вас все так уважают.
Капитан Биггар кивнул:
– Д-да, пожалуй что, это возможно. Другого объяснения просто нет.
– Слава Богу, что все наконец разъяснилось, – повеселел Билл. – Еще портвейну, капитан?
– Нет, благодарю.
– Тогда, может быть, присоединимся к дамам? А то они, наверно, недоумевают: что такое у нас тут приключилось? И говорят себе: "А он все не идет!" – как эта самая… как ее, Дживс?
– Как бедная Марианна, милорд:
И вечером, когда выпадала,
И утром, когда высыхала роса,
Лила Марианна горькие слезы,
Не в силах взглянуть в небеса.
– Ну, настолько уж убиваться из-за нашего отсутствия они вряд ли станут. Но все-таки, я думаю, пора… Идемте, капитан?
– Я хотел бы сначала позвонить по телефону.
– Позвонить можно из гостиной.
– Это личный разговор.
– Уговорили. Дживс, отведите капитана Биггара в вашу буфетную и посадите к аппарату.
– Очень хорошо, милорд.
Оставшись в одиночестве, Билл задержался на несколько мгновений, раздираемый противоречивыми желаниями: и поскорее очутиться в дамском обществе, и опрокинуть еще стакан портвейна за здравие Честного Паркинса, благополучно обогнувшего опасный угол.
Единственное, что омрачало его довольство, была мысль о Джил. Билл был не вполне уверен, в каких отношениях он сейчас с путеводной звездой своей жизни. За ужином миссис Спотсворт, сидевшая от него по правую руку, своим панибратством превзошла его самые мрачные опасения. И кажется, в глазах Джил блеснул тот холодный, задумчивый огонек, который влюбленному меньше всего хочется видеть в глазах суженой.
По счастью, в процессе ужина панибратство миссис Спотсворт постепенно сошло на нет, поскольку разговорился капитан Биггар. Миссис Спотсворт перестала поминать веселые каннские денечки, а вместо этого с упоением внимала рассказам Белого Охотника:
О сказочных пещерах и пустынях…
О каннибалах, то есть дикарях,
Друг друга поедающих, о людях,
Которых плечи выше головы.
К его речам она, не дыша, склонила слух, полностью исключив из застольной беседы каннские мотивы, так что, возможно, еще не все так плохо.
Меж тем в столовую вернулся Дживс, и Билл принялся вновь возносить ему хвалы за выигранное сражение.
– Замечательная мысль вас осенила, Дживс. Просто спасительная.
– Благодарю вас, милорд.
– Она разрешила все трудности. Успокоила его подозрения, так ведь?
– Можно предполагать, что так, милорд.
– А знаете, Дживс, даже в наши неспокойные послевоенные времена, при том, что, куда ни посмотришь, повсюду выделывает кульбиты социальная революция и цивилизация, так сказать, угодила в плавильный котел, все же неплохо, когда твое имя значится в книге пэров, да еще крупными буквами.
– Бесспорно, милорд. Это придает джентльмену некий статус.
– Вот именно. В обществе, не требуя доказательств, тебя считают порядочным человеком. Возьмите, например, графа. Он живет себе поживает, люди говорят: "Он граф" – и довольствуются этим. И никому даже в голову не приходит, что, может быть, в свободную минуту он лепит на глаз черную нашлепку, наклеивает усы и в клетчатом пиджаке и при галстуке с подковами кричит из дощатой будки: "Один к шести на всех, кроме одной!"
– Совершенно справедливо, милорд.
– И это хорошо.
– Весьма, милорд.
– Могу вам признаться, что на протяжении сегодняшнего дня были минуты, когда мне казалось, что ничего не остается, как сказать себе: "Что ж поделаешь!" – и поднять лапки кверху. Но сейчас еще немного, и я запою как херувимы и серафимы. Ведь эти, которые поют, они херувимы и серафимы?
– Да, милорд. Главным образом осанну.
– Я словно заново родился. Неприятное ощущение, будто проглотил пинту бабочек, которое у меня возникло, когда под барабанную дробь в языках пламени выскочил из подполья этот чертов Белый Охотник, теперь совершенно прошло.
– Рад это слышать, милорд.
– Я знал, что вас это обрадует, Дживс. Само собой. Сочувствие и Понимание – ваши средние имена. Ну а теперь, – сказал Билл, -присоединимся к обществу дам и избавим их от мук ожидания.
Глава IX
Но в гостиной оказалось, что число дам, к чьему обществу можно было присоединиться, сократилось до одной, осталась только, считая слева направо, – Джил. Она сидела на диване, держа в ладонях пустую кофейную чашку и устремив перед собой, как принято выражаться, невидящий взор. У нее был вид девицы, которая о чем-то глубоко задумалась, которой недавние события дали обильную пищу для размышлений.
– Привет, дорогая, – радостно, как потерпевший кораблекрушение моряк, завидевший на горизонте парус, воскликнул, входя, Билл. После того страшного испытания, которое он перенес в столовой, когда ушли дамы, любое лицо, если это не лицо капитана Биггара, показалось бы ему прекрасным, а лицо Джил -тем более.
Джил подняла на него глаза.
– Ну привет, – отозвалась она.
Биллу показалось, что она встретила его довольно сдержанно, но это не убавило его жизнерадостности.
– А где все?
– Рори и Мук в библиотеке смотрят телетрансляцию банкета в канун Дерби.
– А миссис Спотсворт?
– А Рози, – ответила Джил ровным голосом, – пошла к разрушенной часовне. Она надеется побеседовать там с призраком леди Агаты.
Билл от неожиданности вздрогнул и сглотнул.
– Рози? – переспросил он.
– По-моему, ты так ее называешь, разве нет?
– М-м, ну да.
– А она тебя – Билликен. Она твоя старая приятельница?
– Нет, что ты. Познакомился с ней когда-то летом в Каннах.
– Из ее рассказов за ужином про поездки при луне и купания под Райской скалой у меня сложилось впечатление, что вы были довольно близкими друзьями.
– Какое там! Вовсе нет. Просто знакомые, не более того.
– Понятно.
Оба помолчали.
– Скажи, ты помнишь, – прервала наконец молчание Джил, – что я давеча говорила насчет того, чтобы ничего друг от друга не скрывать, если двое хотят пожениться?
– Я… Д-да… Помню.
– Мы согласились, что иначе и быть не может.
– Д-да… Ну конечно. Ясное дело.
– Я рассказала тебе про Перси, верно? И про Чарлза, и Скиффи, и Тома, и Блотто, – продолжала Джил, перечисляя героев своих забытых романов. -Мне и в голову не приходило скрыть от тебя, что я уже была один раз помолвлена до тебя. Почему же ты прятал от меня эту Спотсворт?
Биллу показалось, что за один летний день на одного в общем-то неплохого парня, никому не желающего зла и со всеми старающегося поступать по-хорошему, жестокая судьба обрушила слишком много неприятностей. Тот малый – Шекспир, кажется, но надо будет уточнить у Дживса, – который писал про пращи и стрелы яростной судьбы, знал, что говорил. Вот именно что пращи и стрелы.
– Не прятал я от тебя эту Спотсворт! – горячо возразил он. – Просто к слову не приходилось. Да Господи! Когда сидишь с любимой девушкой, держишь ее за ручку и шепчешь ей на ушко ласковые слова, разве можно вдруг сменить тему и сказать: "Да, между прочим, была одна женщина, с которой я познакомился несколько лет назад в Каннах, и по этому вопросу я хочу теперь сказать несколько слов. Для начала – про поездку в Сан-Тропез".
– При свете луны.
– Разве я виноват, что светила луна? Меня не спрашивали. А что до купания под Райской скалой, то тебя послушать – можно подумать, будто мы были с ней одни у этой чертовой скалы и вокруг ни души. Ничего подобного, как раз наоборот. Когда ни сунешься в воду, там всегда кишмя кишит великих князей в изгнании и вдовствующих аристократок самых строгих правил.
– И все-таки я нахожу странным, что ты ни разу о ней не обмолвился.
– Не вижу в этом ничего странного.
– А я вижу. А еще страннее, что, когда Дживс пришел и объявил о прибытии некой миссис Спотсворт, ты только буркнул что-то малосодержательное и замолчал, как будто первый раз о такой слышишь. Разве не естественнее было бы сказать: "Миссис Спотсворт? Вот так так! Уж не та ли самая это дама, с которой я пару лет назад в Каннах поддерживал отдаленное знакомство? Я тебе о ней не рассказывал, Джил? Мы с нею катались при луне, но, разумеется, на приличном расстоянии".
Настал миг Биллова торжества.
– Нет! – провозгласил он. – Совсем не было бы естественно, если бы я сказал: "Миссис Спотсворт? Вот так так" – и так далее. И сейчас объясню почему. Во время нашего с ней знакомства – отдаленного, повторяю, как все знакомства, которые заводят в Каннах и прочих курортных местах, – ее фамилия была Бессемер.
– Вот как?
– Именно так. Б-Е-С-С-Е-М-Е-Р. А каким образом она превратилась в Спотсворт, я еще даже не выяснил.
Тут вошел Дживс. Долг требовал от него в эту самую минуту собрать и вынести кофейные чашки, а требования долга никогда не оставались у этого замечательного человека в небрежении.
Его приход положил конец разговору, и Джил, у которой еще было что сказать на обсуждаемую тему, просто встала и подошла к двери на террасу.
– Мне надо идти, – проговорила она спокойно, хотя все еще довольно сдержанно.
– Ты что, уже уходишь? – удивился Билл.
– Я только домой за вещами. Мук пригласила меня ночевать.
– Да благословят ее небеса! Что значит умная девушка!
– Ты одобряешь ее приглашение?
– По-моему, это замечательно.
– Ты уверен, что я не помешаю?
– Ну что за вздор! Хочешь, я схожу с тобой?
– Нет, конечно. Ты же хозяин дома и принимаешь гостей.
Она вышла, а Билл, проводив ее любящим взглядом, вдруг спохватился и вздрогнул. Что такое должен был означать ее вопрос: "Ты уверен, что я не помешаю?" Просто так она это сказала, из вежливости, или со зловещим подтекстом?
– Женщины странные существа, Дживс, – проговорил он, вздыхая.
– Да, милорд.
– Чтобы не сказать – загадочные. Говорят одно, а что подразумевают, никогда не поймешь.
– Да, крайне редко, милорд.
Билл мгновение помолчал, размышляя.
– Вы наблюдали за мисс Уайверн, когда она выходила в эту дверь?
– Не очень внимательно, милорд.
– Как она, на ваш взгляд, держалась? Странно?
– Затрудняюсь ответить, милорд. Мое внимание было сосредоточено на чашках.