- Клинков! Уводи Громова во что бы то ни стало! Можешь даже опрокинуть кого-нибудь, кто станет на дороге. А я буду в арьергарде задерживать гостей. Бегите через спальню. Вы куда, молодой человек? Что? Поздравить? Осади назад, мерзавец, а не то я тебе сломаю позвонки!
Клинков схватил Громова за руку и в то время как Подходцев широкой грудью сдерживал напор ликующих гостей, повлек испуганного жениха к выходу через спальню.
Они уже были почти в безопасности, как вдруг из-за дивана вынырнул невидимый дотоле старик с сивым лицом, схватил маленького Громова за шею и, как орел когтит ягненка, повлек Громова за собой. Клинков ринулся за ними, но нахлынувшая толпа торжествующих гостей отделила его от похищенного Громова…
Молча, в бессильной ярости стояли плечо к плечу Клинков и Подходцев и из-за спины гостей, остолбенелые, могли любоваться на такую сцену: сивый старик держал Громова под руку, по другую сторону сивого старика стояла барышня с паклей на голове и сивый старик растроганным голосом говорил такое:
- Господа! Все здесь, включая и хозяина дома, - наши друзья и знакомые!.. Так порадуйтесь же вместе с нами на счастье этих двух дорогих моему сердцу сердец. Господин Громов сделал нынче моей дочери предложение, и я предлагаю выпить за их здоровье и счастье. От имени Громова (не правда ли, Вася?) объявляю всем, что кто откажется приехать на бракосочетание - всех трех нас кровно обидит… Ура!
Громов отыскал глазами лица двух своих друзей и кротко, печально им улыбнулся: так улыбались христианские мученики, вытолкнутые в дверь на арену цирка, перед пастью тигра…
В глубоком отчаянии, пошатываясь, вышли оба друга в коридор, не в силах будучи вытерпеть этого зрелища.
- Клинков! - простонал Подходцев. - Ведь это что же?!!! Катастрофа?
И сердце Клинкова подсказало ему единственно возможное утешение:
- Ничего, Подходцев. Она уже старая; может быть, скоро умрет.
А из зала неслись крики "ура" ликующих от неизвестной причины гостей и стучали бокалы, как комья земли, осыпавшиеся на отверстую могилу кроткого, доброго Громова.
На улице светало. Было сыро. Было холодно.
Глава 18
Похороны Громова
Семейное воркование
Читателями уже, вероятно, замечено, что автор по складу своего характера с большим удовольствием обращает взор свой на яркие, солнечные стороны жизни, избегая теневых печальных сторон.
Именно поэтому история женитьбы Громова освещена только вскользь - до того это было грустное, мрачное событие…
На бракосочетание беднягу вели, как на казнь, и сходство это еще усугублялось тем надежным зловещим эскортом, которым был окружен жених: по бокам сивый старик - отец невесты - и развязный брат, сзади - тетка, говорившая таким густым басом, что даже бесстрашный Подходцев поглядывал на нее с некоторым уважением…
Свадебный пир больше напоминал погребальную трапезу, жених сидел около невесты, как придавленный дубовым бревном, а Клинков и Подходцев, молча, вливали в себя вино непрерывной струей, но не пьянели…
На средине пира Клинков встал и произнес двусмысленный тост, пожелав невесте долголетия:
- Дай Бог, - дрожащим от искренних слез голосом возгласил он, - чтобы вы, дорогая Евдокия Антоновна, прожили много-много лет, так… года три-четыре.
- Значит, вы хотите, - мрачно возразил развязный брат, - чтобы моя сестра умерла через три года?
- О, дорогой Павел Антонович, - с готовностью ответил Клинков, - я ведь основываюсь на возрасте.
Чтобы замять этот разговор, кто-то из гостей поднял бокал и крикнул:
- Горько!
- А еще бы! - подхватил угрюмый Подходцев. - Правильно сказано, многоуважаемый Семен Семеныч! Еще бы не горько.
- Я не Семен Семеныч, а Василий Власич, - поправил аккуратный гость.
- Что вы говорите! Никогда бы не сказал по первому впечатлению! Итак, господа, - горько! Очень горько!
- Поцелуй жениха, - подсказал невесте Василий Власич.
Подходцев прорычал:
- Так ему и надо - не женись!
Поднялся шум, крик, чем Подходцев и Клинков, раздраженные, со слезами бессильного бешенства на глазах, и воспользовались, чтобы скрыться, а родственники еще плотнее обсели бедного кроткого Громова, - так что он, затертый ими, как бриг северными льдами, накренился на бок и тихо примерз к своей съеденной молью невесте.
Прошло три дня со времени этого тяжкого бракосочетания… Все это время унылый муж бродил по комнатам, насвистывал мелодичные грустные мотивы, хватался за дюжину поочередно начатых книг и даже "прижимался горячим лбом к холодному оконному стеклу", что по терминологии плохих беллетристов является наивысшим признаком скверного душевного состояния.
Вечером третьего дня Громов вышел в переднюю и стал искать свою шляпу.
Сзади послышалось воркование жены:
- Куда ты? Куда ты, моя куколка?
- К товарищам пойду.
- Какие там еще товарищи? Какие такие еще товарищи?
- Разве вы не знаете их, Евдокия Антоновна? Мои друзья. Клинков и Подходцев.
- Что-о? Идти к этим пьяницам и пошлякам, которые позволяли себе говорить обо мне такие гадости?!
Громов поднял на нее кроткие, молящие голубые глаза:
- Я просил бы вас, дорогой друг Евдокия Антоновна, не обижать моих товарищей. Мне это очень больно…
- Подумаешь, нежности какие! Две подозрительных личности, без всякого налета аристократизма - да я же еще должна молчать… Не пущу я тебя к ним!
Голос Громова сделался еще тише, еще музыкальнее:
- Очень прошу вас, не удерживайте меня. Мне очень нужно.
- Зачем?! Пьянствовать?
И совсем тихо, будто проглатывая что-то жесткое, пролепетал Громов:
- В наших отношениях это было не главное…
- А что же, что было главное? Что они издевались над тобой да жили на твой счет - это главное?
Голубые, сияющие добротой глаза Громова как-то потемнели, сузились. Он сделал усилие, проглотил что-то жесткое, царапавшее глотку, и вдруг - бешеный звериный рев, как гром небесный, исторгся из груди его:
- А-а, рр-р-р!!! Заткни глотку, старуха, или я тебе заткну ее раз навсегда этим зонтиком!! Голову отгрызу тебе зубами, если еще раз пикнешь что-нибудь о Клинкове и Подходцеве!! Поняла?
У Громова было такое лицо, скрюченные руки его с такой экспрессией протянулись к горлу Евдокии Антоновны, что она, бледная, в предсмертной тоске, тихо попятилась к вешалке и забилась там между пальто и накидками.
Молчали оба долго.
Потом она, выглядывая из-за какой-то ротонды, прохрипела тихо и подавленно:
- С ума ты сошел, что ли?
- Еще нет! Скоро сойду, вероятно… Ты! Ты, как ведьма, вскочила на меня, оседлала, дала пинка, и я побежал, подстегиваемый твоим сивым старикашкой-отцом и каторжным братом… Что ж… (он криво улыбнулся) я побегу… Я уже человек погибший… Но если ваши нечестивые уста скажут хоть слово о Подходцеве и Клинкове - я тебя сброшу с себя, а твоего старичка и братца исковеркаю, как пустую коробку из-под спичек. Поняла?
- Ты… нас… хочешь… убить? - пролепетала Евдокия Антоновна трясущимися губами.
Но Громов был уже спокоен, как летняя зеркальная вода на реке. Глаза его сияли по-прежнему, а тихая улыбка застыла, на пухлых губах.
Он почистил рукавом шляпу и благодушно сказал:
- Итак, значит, дорогая Евдокия Антоновна, я пойду к Подходцеву и Клинкову и вернусь поздно вечером. К ужину меня не ждите.
Она вышла из-за вешалки и, цепляясь за его рукав, пролепетала:
- Скажи… ты часто так… будешь уходить?
Глубокая гнетущая печаль покрыла темным крылом лицо Громова.
- О, нет… Это, вероятно, последний раз. Я для них человек конченый - для чего я им? Я бы и сейчас не пошел, если бы Клинков не был сегодня именинником.
Он грустно улыбнулся.
- Каждый год он добросовестно об этом забывал, и каждый год я ему напоминал об этом… Напомню в последний раз.
И через минуту его легкие шаги и печальный свист послышались уже внизу лестницы.
Евдокия Антоновна долго стояла у вешалки, сжав голову руками, будто сдерживая вылезшую из невидимого тюфяка паклю бесцветных волос, и о чем-то напряженно, мучительно думала…
Глава 19
Клинкову угрожает опасность
Клинков и Подходцев занимали в гостинице большой угловой номер с двумя кроватями. Квартиру, в которой жили все трое, сейчас же после свадьбы Громова оставили, мотивируя это тем, что в ней "трупиком пахнет".
Причина была несколько иная: просто каждый угол, каждая вещь напоминала о безвозвратно потерянном друге, и эти воспоминания давили обоих друзей, дышали прямо в лицо могильным запахом.
В новой обстановке дышалось легче.
Клинков, дождавшись сумерек, затопил камин и уселся перед ним в кресле, приняв позу самого безнадежного отчаяния. Подходцев, вытянувшись во весь свой длинный рост, лежал на диване.
Беседа, конечно, шла о Громове.
- Но ведь может же он ее бросить? - глядя застывшим взором на красные уголья, пробормотал Клинков.
- Не бросит, - отвечал Подходцев.
- Ради нас даже?
- Не бросит.
- Однако ты же вот разошелся с женой.
- Я - дело другое. А его эта трясина засосет… медленно, но верно. Такой уж он человек.
- Такое у меня настроение, - прошептал Клинков, - что хочется биться головой об стенку.
- Бедная, - вздохнул Подходцев.
- Кто?!
- Стенка.
- Ты всегда так плоско остришь?
- Только для тебя. Кесарево кесарю, как говорил Громов.
- Громовские шутки были во сто раз умнее.
Из полураскрытых по случаю жары дверей послышался голос:
- Раньше вы мне таких приятных вещей не говорили.
- Громушка, милый!! Пришел! Вспомнил о нас?!
- Можете же себе представить, как я вас люблю, если даже радости медового месяца не удержали меня около обожаемой жены.
И столько тоски слышалось в этой легкомысленной фразе, что сердца обоих друзей болезненно сжались.
- А жена твоя, как… - стараясь быть светским, спросил неуклюжий Клинков. - Здорова? Хорошо себя чувствует?
Громов отвечал самым серьезным тоном:
- Благодарствуйте, недурно. Кланялась вам. Может быть, навестите нас?
- Почтем за честь, - вежливо отвечал Подходцев. - Да некогда все, дела, знаете…
- Скажите! А вы чем сейчас заняты?
- Открыл богатое месторождение меди.
- Что вы говорите? Где? Далеко?
- Совсем близко. В голове у Клинкова.
- И много добываешь?
- Не очень. Место сырое, к сожалению. Водянка головы начинается.
Все трое, как воробьи, забывшие о еще громыхающем вдали громе, повеселели и зачирикали, запрыгали по веткам, но новый удар грома, еще более грозный, раздался в этот момент…
Выразился он в довольно тихом стуке в дверь, стуке, в первый момент даже не услышанном за общим смехом.
Так и первое отдаленное погромыхивание грома почти не достигает уха, а потом вдруг усиливается, растет, растет…
- Можно войти?
- Кого там черти принесли?! Войдите!
Небольшого роста, рыжеватый человек с лисьей физиономией, одетый в рыжее платье, с оранжевым галстуком и в ботинках с рыжим верхом вошел в комнату.
Освещенный ярким светом камина, приблизился к трем друзьям и заискивающе сказал:
- Кто здесь Клинков?
- А! Вы, право, можете выбрать по своему вкусу, - с досадой заметил Клинков. - Мы здесь все одинаковые.
- Нет, - не обращая внимания на тон, возразил незнакомец, - может быть, вы все и были одинаковые, но с этого момента один из вас будет резко отличаться от других.
- Кто? - отрывисто спросил Подходцев.
- Господин Клинков.
- Послушайте, - угрюмо пробормотал Подходцев, - если с ним случится что-либо плохое - я вас испорчу; мне теперь все равно…
- Плохое? Что вы… Господин Клинков! Я поверенный вашего покойного отца… Он вчера скончался и оставил вам (гром все усиливался, крепчал и вдруг обрушился самым оглушительным образом), как единственному наследнику, два дома и около трехсот тысяч процентными бумагами!!! Я рад, что имел честь первый поздравить вас.
- Вы меня поздравляете? - странным тоном спросил Клинков.
- Да! Конечно. Вы сейчас богатый наследник.
- А знаете, я даже рад, что отец умер…
- Клинков! - укоризненно вскричал Громов.
- Рад за него, что он умер. По крайней мере, ему не придется иметь с вами дела…
Он ушел в угол и долго простоял там, лицом к стене. Отошел. Спросил глухо:
- Вспоминал меня перед смертью?
- Да. Говорил, что был неправ по отношению к вам. Еще раз - приношу мои искренние поздравления…
- Мне очень жаль… - промямлил Клинков.
- Чего?..
Клинков подумал и сказал искренним тоном:
- Что не вы умерли вместо него. Ступайте! Заходите завтра. Сейчас мне не до вас. У меня - Громов. Ясно? Прямо и налево!
Глава 20
Гибель Клинкова
Последняя шалость
Рыжий, похожий на лисицу человек, не смущаясь резким тоном Клинкова, заулыбался, завертелся и, изгибаясь хребтом, сказал медовым голосом:
- О, конечно! Я понимаю. Господи! Улетучусь, как дым. Но, вы простите, - передо мной, как перед духовником, стесняться нечего: может быть, вам сейчас нужны деньги?
- Как деньги? Сейчас? Можете дать? - недоверчиво спросил Клинков.
- Да, ведь это ваши же деньги. Я, так сказать, дам авансом…
Клинков расставил массивные ноги, погрузил руки в карманы и впал в глубокую задумчивость. Очнулся.
- Десять тысяч можете дать?
- Сделайте одолжение… У меня дома на всякий случай приготовлено…
Клинков что-то промычал, взял Громова под руку и отвел его в угол:
- Послушай, Громушка… Ты меня знаешь: я мужчину ценю в десять тысяч раз больше любой женщины… На днях я продал Подходцеву довольно красивую девушку за рубль. Мне сейчас пришла мысль: я куплю тебя за десять тысяч. Довольно?
- Бедняга, - вздохнул Громов, сочувственно поглаживая плечо Клинкова. - Богатство отуманило твой обычно не богатый мозг.
- Ты не понимаешь меня. Скажи: она уступила бы тебя за десять тысяч?
- Кто?!
- Жена. Можно даже без развода. Черт с ней.
Громов нахмурил брови и энергично замотал головой.
- Нет-нет! Ничего не выйдет. Кажется, что она не возьмет и ста тысяч.
- Почему?!!!
Громов застенчиво пробормотал:
- Дело в том, что… что…
- Ну?!!!
- Дело в том, что…
И закончил с милым смущением женщины, сообщающей, что она скоро будет матерью:
- Дело в том, что… она… меня, кажется, любит!
Клинков досадливо крякнул и засвистал.
- Угораздило тебя, действительно. Послушай…
- Ну?
- А может быть, ты слишком много о себе воображаешь?
- То есть?
- Может быть, она тебя не любит?
В глазах Громова мелькнула и погасла безысходная тоска:
- Нет, брат… любит. Уж я знаю наверное.
- А ты не мог бы… отравить ее, что ли?
- При водянке головы нужно провертеть буравчиком дырку на темени и, опрокинув человека вверх ногами, вылить скопившуюся воду. Мы с Подходцевым устроим тебе это.
- Я говорю серьезно. Ну, напейся пьян и избей ее до полусмерти.
- А вдруг после этого она меня еще больше полюбит. Сердце женщины - загадка.
- Ну, хочешь, я ее увлеку?
- Она только вчера сказала, что твоя фигура напоминает ей диванный валик, с розеткой вместо головы.
- Гм! Надеюсь, ты оборвал ее?
- О, неужели ты сомневаешься? Я с негодованием возразил, что ты больше похож на галапагосскую черепаху, ставшую на задние лапы.
- Господа! - перебил их Подходцев. - В обществе не принято шептаться. Этот золотистый молодой человек и я - мы скучаем без вас.
- Сейчас-сейчас, - обернулся Клинков. - В таком случае мне, господин доверенный, не понадобится десяти тысяч. Давайте пока пятьсот рублей, чтобы я мог похоронить своего друга по первому разряду.
- А! - с преувеличенным сочувствием подхватил рыжий человек. - У вас умер друг? Какое несчастное событие.
- И не говорите. Его убила одна женщина с волосами цвета пакли.
- Не надо отчаиваться, - подхватил рыжий доверенный. - Ему там будет лучше.
- Вы думаете?
- Я уверен. Раз он ваш друг, значит, это - светлая личность.
Громов подошел и пожал ему руку.
- Спасибо, голубчик. Видно, что вы знаете людей.
- Когда же похороны? - осведомился обстоятельный доверенный. - Я бы тоже пришел отдать последний долг.
- Да зачем же вам беспокоиться. Отдайте через меня.
- Что?
- Вы говорите, должны ему что-то?
- Нет, это вообще такое выражение, - ласково захихикал рыжий, изгибая стан. - Так вам нужно пятьсот? Я распоряжусь по телефону. Здесь телефон близко?
- Внизу у швейцара.
Делая змеиные движения спиной, доверенный вышел из номера.
Подходцев печально оглядел обоих друзей и промолвил, вздыхая:
- А все-таки лучше, если бы этот рыжий паренек совсем не приходил сюда.
- Почему? - возразил Клинков. - Он даст нам денег. Я сегодня справлю пышную тризну по Громову!
- Боюсь я, - со зловещим спокойствием отчеканил Подходцев, - что тризну придется справлять по двум.
- А второй кто? - смутился Клинков.
- Ты.
- Я? Что за вздор. Наоборот, мы теперь будем богаты и заживем хорошо.
- Мы? Нет, это ты. Ты будешь богат и, конечно, имеешь полное право жить хорошо.
- Вздор-вздор. Мы не расстанемся, - растерянно бормотал Клинков, пытаясь обнять и поцеловать ледяного Подходцева.
Подходцев вернул ему поцелуй, но продолжал тем же решительным тоном:
- Видишь ли: это совершится чисто автоматически, как нож гильотины отделяет голову от плеч… Тебе, конечно, не будет смысла жить со мной в этом полутемном, гробового вида номере. Мне никак нельзя поселиться в одном из твоих палаццо…
- Почему?!! - зарычал бледный от злости Клинков.
- Зачем объяснять, когда ты сам понимаешь. Я тебе напомню один штрих, один пустяк: помнишь, когда я был женат, имел квартиру с портьерами, сверкающими салфетками и лопаточками для свежей икры, а вы пришли с Громовым ко мне, с подведенными животами, стыдящиеся своего голодного вида и брюк с бахромой… Что удержало вас от откровенного разговора со мной? Почему вы стали хвастаться роскошной сытой жизнью?! Ага?
Подходцев с видом смертельно усталого человека бросился в кресло, вытянул ноги и, освещенный светом камина, заговорил, полузакрыв глаза:
- Дело в том, дорогие мои, что мы все трое горды, как знатные, но нищие испанцы. И все у нас идет хорошо, пока, мы в одинаковом положении и состоянии…
- Я не гордый, - пробормотал Клинков.
- Ты?! Я ведь знаю, что ты мог бы получать от отца солидное содержание, и ты не взял у него ни копейки только потому, что он был сух с тобой!! Разве это не гордость? Почему я разошелся со своей женой? Из гордости! Почему Громов не разойдется со своей женой? Из гордости!! Нет, хлопчики, наше преступное сообщество расшаталось вконец, я это чувствую. Не надо закрывать глаза! Первый удар нанесла своей нежной, но жестокой рукой высокочтимая Евдокия Антоновна, второй - эта противоестественная помесь лисицы и очковой змеи, это доверенное лицо, этот погубитель Клинкова, чтоб его там у телефона убило током высокого напряжения!