- Ну, иди!
Мальчик взял лишние пиалы и вышел. Что хорошего ждало здесь этого ребенка, жизнь которого только начиналась?
Ночь пятая
1
Я представить себе не мог, что эта ночь будет проходить так. По идее, мы с ребятами должны были бы сидеть сейчас за долгим улучшенным ужином в подвальчике гостиницы "Таджикистан". Я посмотрел на часы - было половина второго. Конечно, нас бы оттуда уже давно попросили, так что мы сейчас продолжали бы снимать стресс у кого-нибудь в номере. Но… Как там мне Эсквайр читал про изумруды из своей справки? "На лжецов навлекает несчастья и болезни" - это все точно случилось, слово в слово. "А людей чистых остерегает от заразы и бессонницы" - и это про меня, ну, то есть про мою противоположность. Но все по порядку.
Я вчера под утро все же, видимо, отключился. Во всяком случае, электрифицированный муэдзин вырвал меня откуда-то издалека. Вся носоглотка у меня была как будто заткнута губкой, пропитанной кислотой. Все горело, воздух проникал в легкие с сипом и клокотанием, голова раскалывалась. Дома в Нью-Йорке я бы залег в постель с книжками и дисками дня на три интенсивной терапии. Но на войне, как на войне! Так я себе сказал утром. Сглазил!
Чай мне принес Хусаин - дядя мальчика. Он в чем-то долго убеждал меня, а уходя, похлопал по плечу.
Я первым делом растворил пару таблеток болеутоляющего. Но голова не прошла, и я закончил завтрак еще двумя таблетками. С текилой. У нас с ребятами было взято с собой две литровые бутылки этого чистейшего напитка, одного из немногих, от которых утром не болит голова. Мы перед сном принимали по чуть-чуть, для дезинфекции, и одна бутылка была едва начатой. Сейчас растягивать драгоценную влагу уже было бессмысленно. Я сделал несколько больших глотков - трубы сразу прочистило. Действие было настолько убедительным, что я наполнил текилой фляжку и сунул ее в куртку. Бог с ним, с Рамаданом!
Хабиб не появлялся, и я решил идти на базу без него. Охранники у гостевого дома, которых я всех уже знал в лицо, поздоровались со мной за руку, не переставая приговаривать что-то подбадривающее. Я их едва слышал - и уши у меня заложило.
Солнце светило вовсю, но земля под ногами была еще твердой после ночного мороза. Завидев меня, часовой у казармы сделал мне знак подождать и, приоткрыв калитку, что-то крикнул во двор. Может, поиски ребят начнутся отсюда и мне не придется идти на базу?
Однако через пару минут из калитки показался командир Гада, а за ним вчерашняя псина. Она что, везде за ним ходит? Знает, что он в казарме главный, или просто он ее кормит? Гада пожал мне руку и пошел по направлению к базе. Я последовал за ним. Метров через сто, там, где дорога шла краем поля, мой спутник остановился. Он посмотрел назад, и я автоматически тоже оглянулся. Улица была пуста, только собака пару раз махнула хвостом, не зная, садиться ли ей или мы пойдем дальше.
Гада двинулся дальше. Он залез в карман и на ходу вложил мне в руку какой-то предмет в кожаном мешочке. И по размеру и по весу, это должна была быть "Слеза дракона".
Я молча посмотрел на него. Лицо предводителя махновцев приняло гордое, даже вызывающее выражение, и он с достоинством кивнул, отвечая на мой немой вопрос: "Уговор есть уговор!" Или даже: "Честь превыше всего!"
Он что-то прибавил вслух, пожал мне руку и, прижимая к ногам развевающиеся полы чапана, побежал к своей казарме.
И что мне теперь делать с изумрудом? Я, конечно, счастлив выполнить хотя бы одно задание, но мы же должны отправиться на поиски моих пропавших бойцов. Конечно, камень во внутреннем кармане много места не занимал, но я знал, что он будет мне мешать.
До базы я дошел неожиданно быстро. Проходя мимо старшего караула, я махнул рукой в направлении своего движения и повторил несколько раз:
- Масуд! Масуд!
- Авто?
- Какое там авто? Пешком пойду!
Языки во многом роскошь. При непосредственном контакте они только затеняют главную мысль ненужными подробностями.
На базе ко мне уже привыкли. Часовой побежал открывать шлагбаум, но я просто пролез под ним.
Смотри-ка, Хабиб был там! Может, он и не должен был заезжать за мной? Я в своем сомнамбулическом состоянии уже не помнил, как именно мы договаривались. Наш переводчик стоял посреди двора в небольшой группе во главе с Фаруком. Тот и здесь веселился, громче всех смеясь сам. Я не успел подойти к ним, как в ворота въехали два грузовика с моджахедами. Из кабины вышел командир Гада и приказал всем строиться группами. Что, они действительно, как и обещали, бросят все силы на поиски ребят?
И я понял еще одну вещь: Хабиб говорил обо мне. Фарук смотрел на меня не просто потому, что я направлялся к нему, а потому, что он во мне что-то заново оценивал. В какой-то момент он перевел взгляд на командира Гаду, и я похолодел. Что, если они уже обнаружили пропажу камня и плохой офицер и хороший отец попал под подозрение? С кем это он вчера говорил по телефону в Душанбе в моем присутствии? И это я еще не знаю, что именно он сказал.
- Ты совсем больной, - как всегда, со смехом произнес Фарук, пожимая мне руку. - Может, тебе лучше вернуться в постель?
- Я их потерял, мне их и искать, - буркнул я. Каждое слово прорывалось сквозь горло, как морской еж.
Фарук запнулся на секунду, как бы размышляя, говорить ему это или нет.
- Ты, похоже, большой человек в Душанбе, - все-таки решился он.
- Что ты имеешь в виду?
- Сына нашего командира Гады.
Знаете, что сделал Хабиб? Кивнул и отошел, как если бы не хотел присутствовать при конфиденциальном разговоре. Нет, стукачом он был неопытным!
- А ты уже знаешь?
Фарук захохотал. Здоровый, кровь с молоком, рубашка чистая, толстые черные волосы блестят и переливаются - явно мыл только сегодня утром. А я как из землянки вылез: из-под свитера свитер торчит, глаза больные, глотка заложена! Что ему ответить? Да ничего! Посмотрим, что он дальше скажет.
- У меня в Душанбе тоже пара проблем есть, - продолжил Фарук. - Поможешь?
- Если смогу, конечно! Телевидение там, похоже, уважают. Но мне главное - ребят найти.
- Найдем! До вертолета еще куча времени.
Народ во двор все прибывал. Хм, марокканские телевизионщики тоже были здесь! Все-таки не теряли надежды на интервью. Мы помахали друг другу рукой.
Командир Гада что-то крикнул, но его голос потерялся в общем гаме. Тогда он снял с плеча автомат и пустил в небо короткую очередь. Сигнал "слушайте все!" на афганский манер. Теперь действительно все взгляды обратились на него.
По его команде люди сначала построились, а потом стали выходить вперед по трое. Гада говорил им пару фраз, видимо, обозначал их сектор, и моджахеды, выстроившись в цепочку, выбегали со двора. Часть из них рассаживались по грузовикам и джипам, другие так же трусцой разбегались по улочкам.
- Точно не хочешь вернуться в гостиницу? - спросил Фарук. Я помотал головой. - Тогда поехали с нами.
Мы прошли к "тойоте", похоже, той самой, которая встречала нас на вертолетной площадке. Когда это было? Мне казалось, месяц назад. Я залез на заднее сиденье, и тут же слева и справа меня сплющили моджахеды. Нас оказалось четверо, но я был этому рад: меня бил озноб.
В кузов залезло еще человек десять - они стояли, держась друг за друга. Фарук сел рядом с водителем, за ним проскользнул Хабиб, и машина тронулась. С западной стороны ослики в город не тянулись - как мы вчера убедились, фронт проходил лишь в нескольких километрах. Мы проехали через центральный перекресток, где посередине еще оставалось небольшое круглое возвышение для регулировщика. Трудно было представить себе, что оно еще когда-нибудь может здесь понадобиться.
Через десять минут мы были на северном выезде из города - я там еще не был. Здесь, судя по всему, когда-то была автотракторная станция, но сейчас двор был заставлен в основном разбитыми самоходными орудиями и танками. Я отошел за один из них и с наслаждением отхлебнул из фляжки. Резь в глотке сразу отпустило, но я знал, что это ненадолго.
Когда я вернулся к нашей "тойоте", около нее стоял только водитель. Толку от меня все равно не было. Я залез в машину, прислонился лбом к спинке переднего сиденья и провалился в тяжелый вязкий сон.
Я проснулся, когда машина тронулась, что-то промычал Фаруку, снова отключился. Смутно помню, что мы остановились еще где-то, после чего Фарук вернулся уже один - с ним не было даже Хабиба. Тогда у меня еще проскользнула мысль: "А как же Хаким Касем? У меня был повод с ним встретиться, чтобы снять интервью. А теперь как с ним встретиться? И когда?" В следующий раз я пришел в себя на базе - Фарук тряс меня за плечо. Я посмотрел на часы - было начало третьего. Вертолет мог вылететь самое позднее в пять.
- Ты совсем больной! Вот тебе лекарства, - Фарук сунул мне в руку какие-то две упаковки, - поезжай домой и лечись. Толку от тебя все равно немного.
Фарук улыбался, но я не обиделся - он был прав. Я хотел было сунуть лекарства во внутренний карман куртки, но вспомнил, что там был изумруд. "Лекарства положи в карман, а камень достань и держи в руке! Раз сумел украсть, чего стесняться?" - сказал кто-то у меня внутри. Я даже знал, кто. В моей профессии достаточно моментов, неприглядных с точки зрения общечеловеческой морали. Я сам стараюсь обходить их мыслью, а этот вот голос совести никогда не применет меня в мою же кучу ткнуть носом.
- У тебя вещи собраны? - спросил веселый контрразведчик.
Я вспомнил своего учителя Некрасова с его неисчерпаемым запасом поговорок и афоризмов на все случаи жизни.
- У нас говорят: "Солдату собраться - только подпоясаться".
- Ха-ха! Ты вещи ребят собери тоже. Я надеюсь, мы их найдем до отлета, но все же… Пусть все будет готово.
- Фарук, ты должен понимать, что я без них не полечу.
Фарук недоуменно посмотрел на меня. В глотке у меня снова был огненный шар. Я достал фляжку и отхлебнул.
- Извини, это единственное, что мне немного помогает.
- Ты серьезно? - спросил Фарук. - Я про вертолет.
- Совершенно.
- Ты не понимаешь, что завтра с рассветом здесь могут начаться бои?
- Они начнутся и для ребят. Которые непонятно где.
- Но ты-то можешь уехать! Даже я улечу.
Я покачал головой. Слов я старался произносить минимум:
- Я их здесь не оставлю.
Фарук, глядя на меня, расхохотался. Наверное, это и вправду было похоже на бред больного с температурой за сорок.
- Но как ты им можешь помочь? Мы продолжим прочесывать дома, хутора, всякие блиндажи. Они найдутся, и мы их отправим вслед за тобой. От тебя ведь действительно никакого толку, согласись!
Я упрямо качал головой. Фарук посмотрел на меня, и по его взгляду я понял, что он понял. Я здесь нужен был для того, чтобы ребят продолжали искать. Он тоже это знал.
- Хорошо, у нас еще есть время, - примирительно сказал Фарук и добавил пару фраз на дари для водителя. - Все-таки собери все ваши вещи - ребят могут найти в последний момент. Водитель отвезет тебя домой.
Я отказываться не стал.
А дальше… Как так могло получиться? Я вернулся раньше времени? Хабиб с Фаруком плохо друг друга поняли? Человек, который должен был стоять на стреме, отлучился на минутку, когда я подъехал? Не знаю. Но когда я вошел в комнату, Хабиб рылся в наших вещах.
Он повернул ко мне свое круглое лоснящееся лицо с бегающими глазками. Он был испуган. Рот у него был полуоткрыт, и нижняя губа дрожала.
- Это ты? Я хотел… Я только хотел взять свои деньги!
Хабиб прекрасно знал, где лежат его деньги. Там, куда мы их при нем же положили - под провода в сумку с аккумуляторами, которую мы с собой на съемки не возили. Эта сумка лежала в самом низу, под всем нашим багажом. А руки нашего переводчика были в сумке Димыча.
Говорить мне было слишком больно. Я отпихнул Хабиба - возможно, слишком резко: он едва устоял на ногах. Ухватившись обеими руками за оттопыренный карман аккумуляторной сумки, я вытащил ее из-под груды вещей. Вышвырнув наружу провода, рамки и еще какие-то уже ненужные теперь ценности, я достал пакет с деньгами и, не глядя, протянул его за своей спиной. Пакету упасть не дали.
Я обернулся. Губа у Хабиба по-прежнему дрожала, но заговорить со мной он не решался. Я полез за бумажником: я должен был ему за вчерашний день. Наверное, он и на сегодняшний рассчитывал. "Снимаете вы или нет", - вспомнил я. Я достал двести долларов, сунул их Хабибу куда-то за воротник - он был в бурнусе, а руки у него были заняты его походным банком. Потом взял его за шкирку, открыл дверь и молча вышвырнул его из комнаты.
И чуть не сбил Хабибом Хан-агу - мальчик едва успел увернуться. Что, это он должен был стоять на шухере? Но взгляд у Хан-аги был лишь удивленным, без тени замешательства или страха. Я кивнул ему и закрыл дверь. Я это понял чуть позже, но я был рад, что мальчик меня не предавал.
2
Дверь в нашу комнату не запиралась, да и входили в нее без стука. Поэтому я раскидал наши вещи между порогом и дастарханом и, не раздеваясь, сел на пол, подперев дверь спиной. Окно было занавешено плотной шторой, так что я мог действовать смело. Я хлопнул себя по внутреннему карману, но почувствовал лишь собственные ребра. В боковых карманах - в одном фляжка, в другом упаковки с лекарствами. Я запаниковал. Изумруда точно нет! Потерял, что ли? Или Гада как-то дал мне его так, что тут же незаметно забрал назад? Нет, не может быть, он вложил мне камень в руку, и потом я незаметно щупал его в машине! Я с трудом стянул с себя куртку и для очистки совести стал мять ее, начиная от воротника. Где-то на полпути рука моя наткнулась на твердый предмет. Уф! Действительно, командир Гада шел от меня слева, так что я сунул камень или что там было в правый карман. А думал, что в левый!
Я достал мешочек. Он был из очень толстой, но мягкой кожи, затянутой витой шелковой бечевкой. Я растянул горлышко. Внутри был еще один слой - целлофан с воздушными пузырями, в какой упаковывают посуду. Знаете, многие не могут удержаться, чтобы не пощелкать ими? Я развернул целлофан - под ним был огромный, переливающийся даже в полутьме изумруд.
Мои впечатления? Вы никогда не видели таз, в который вывалили ведро черной икры - калужьей, самой крупной? В ресторане ее подают по бешеной цене в количестве чайной ложки, а здесь - целый таз! Вот это было примерно то же самое. Несоразмерность, чрезмерность камня делали его почти уродливым. Это был какой-то мутант.
Но впечатляющий мутант! Изумруд был размером с гусиное яйцо, только вытянутое. Когда ты им играл на свету, его темно-зеленый цвет, как и было сказано в справке Бородавочника, отливал голубым, будто у него внутри была налита ясная вода тропических лагун. Нет, изумительный камень! Только слишком крупный.
Я упаковал его, как он и был. Контейнер для его перевозки был заготовлен. В Москве не знали, как раздобыть "Слезу дракона", а как перевезти, продумали до тонкостей. У меня с собой был такой маленький вертикальный чемоданчик на колесиках, его разрешают брать в салон. Колесики крутились в пластмассовых гнездах, которые в данном случае были великоваты. Дело в том, что в каждом из гнезд была полость, в одну из которых я и засунул изумруд. То ли камень оказался больше, чем ожидали в Конторе, то ли защитные слои были слишком толстыми, но он вошел в гнездо впритык.
Я поставил чемоданчик в угол комнаты, где наши сумки были навалены друг на дружку. Одно дело было сделано, но радости я не испытывал.
Я собрал вещи, при этом надежды на то, что все мы через пару часов полетим в Душанбе, у меня не было никакой. Успокаивало то, что изумруд был на месте и, похоже, Хабиб даже и не пытался вскрыть контейнер. Хорошо, если бы он просто решил немного поживиться. А если он действовал по приказу Фарука и искал именно пропавший камень?
Я пытался сосредоточиться и никак не мог: в голове у меня была вата. Я разорвал упаковки с лекарствами, даже не читая их названия, достал по две таблетки, забросил их в рот и запил глотком текилы. "Думай, думай! Сейчас не время раскисать", - сказал я себе.
В дверь робко постучали, и в проеме появилась голова Хан-аги. Смотри-ка, он стал стучать. Быстро учится!
- Чой? - спросил мальчик. Они здесь все произносят "чой".
- Чой, чой! Лёт фан! - с радостью отозвался я.
Хан-ага вернулся так быстро, что было ясно, что чай он заварил до того, как спросил. А единственным европейцем, которому это позволялось в это время года, был я. Он меня явно баловал, а "сникерсы" у меня кончились. Но это дело поправимое!
Я открыл термос и с наслаждением вдохнул пахучий дым. Сюда бы еще эвкалиптовых листьев! Я полез за таблетками и по порванным упаковкам сообразил, что уже выпил их. Только что! Нет, с головой что-то надо было делать.
То ли лекарства помогали, то ли чай меня взбодрил, но после второй пиалы мысли у меня прояснились. Пропажа изумруда, скорее всего, еще не была обнаружена. Все вокруг меня совершенно очевидно занимались одной, на сегодняшний день, похоже, главной проблемой - похищением русских журналистов. Наверное, кто-то думал и про возможное, даже вероятное возобновление военных действий уже завтра, но наше ЧП, по всему получалось, было единственным.
Иначе… Иначе первым человеком, попадающим под подозрение, автоматически становился я. С какого перепугу приехавший на несколько дней русский корреспондент вдруг тесно сходится с фактическим начальником местного гарнизона? Настолько, что делает невероятную вещь - добивается освобождения его сына-наркоторговца из тюрьмы в Душанбе. При том что этот корреспондент даже не является гражданином Таджикистана. Тут я цыкнул зубом. Даже без обнаружения пропажи изумруда я уже стал человеком, более чем подозрительным!
Почему Фарук не захотел продолжить расспросы? Кто-то, несомненно парнишка на спутниковом телефоне, рассказал ему, что сначала я поговорил с каким-то русским, а потом дал трубку командиру Гаде. А тот русский совершенно очевидно передал трубку сыну Гады. Который, как они все знали, вчера еще сидел в тюрьме.
Знали ли? Скорее всего, да. Режим талибов просто существует в основном на деньги от продажи героина. Если, как многие поговаривают, и Северный альянс пополняет свою казну таким же способом, это может быть частью операций, которые готовит и проводит армия. Тогда очень многие знают, что та переброска наркотиков провалилась. Более того, из-за перестрелки и убийства русского пограничника наркокурьеры на свободу выйдут не скоро - если выйдут вообще.
И тут появляется некий телевизионщик, делает один звонок, и младший Гада через считаные часы оказывается на свободе. Ясно, что были задействованы очень влиятельные государственные структуры и просто так никто - ни этот журналист, ни эти структуры - ничего делать не станет. Кто же он такой на самом деле, этот парень? А что, если спросить об этом его самого? Фарук так и делает, но я ухожу от разговора. Если бы про исчезновение изумруда уже стало известно, связь между этими двумя странными обстоятельствами выстроилась бы мгновенно. Нет, точно, они пока не знают! Но это дело дней, может быть, часов. А возможно, это уже произошло, и через пять минут они будут здесь.