- Конечно, - согласился Бородавочник. - Если бы это была месть, его бы убили сразу. Ну, наверное, не сразу. Сначала бы помучили и убили на его глазах жену и дочь, а потом и его бы подвергли какой-нибудь казни поизощреннее. Но, как нам удалось узнать, через три недели после похищения Таиров еще был жив. Более того, он с семьей жил не где-нибудь в подвале или в вырытой в земле яме, а в небольшом домике в горах. Зачем их там держали? Ведь и выкупа никто не потребовал. Чего тогда хотели от генерала? И кем были эти похитители? Может, ему во время войны в Чечне с кем-то все же удавалось договариваться? И о чем тогда надеялись договориться с Таировым на этот раз?
Я подумал.
- Ну вы же не думали отправить меня в Чечню, Виктор Михайлович? Там на меня полюбуется сто человек. После этого мне можно уже перебираться туда на постоянное жительство.
- Разумеется, нет. Ни у кого и в мыслях не было использовать тебя на своей территории. Просто мы теперь знаем, что в конце ноября, то есть буквально несколько недель назад, Таиров с семьей обнаружились в Афганистане. Не на территории Масуда - у талибов!
Здесь опять нужна историческая справка. После вывода советских войск в феврале 89-го, вопреки всем прогнозам, коммунистический режим ставленика Москвы Наджибуллы не рухнул. Более того, благодаря продолжавшимся советским поставкам он только укрепил свои позиции. Уход оккупантов склонил на его сторону умеренных, США сократили свою помощь моджахедам, и Наджибулла даже расширил контролируемую им территорию. Но в конце 91-го Советский Союз распался, а новая Россия, раскрывшая объятия Западу, спешила разорвать порочащий ее союз. Кончилось тем, что Москва отказалась даже не поставить бесплатно, а продать Афганистану бензин. Правительственная армия оказалась парализованной, и в апреле 92-го власть в стране перешла к моджахедам.
Победа принесла им и поражение. Хаос начался с Кабула. Пока обезображенный труп Наджибуллы качался на веревке на одном из проспектов столицы, в городе шли убийства и грабежи. Грабежи, ладно! В мусульманской стране, где дотронуться до чужой женщины было грехом, достойным смерти, были изнасилованы сотни афганок разного возраста, включая девочек-подростков. В отрядах умеренных, в том числе Масуда, дисциплины и порядка было больше, но и они не смогли противостоять анархии. Стычки между различными отрядами, чьи командиры делили между собой власть, быстро переросли в новую гражданскую войну. И тут появилась третья сила - талибы.
Само слово можно перевести как "семинаристы", студенты-богословы. Поддерживаемые Пакистаном, они быстро превратились сначала в хорошо экипированную армию, а затем и в политическую силу. Взывая к традиционным ценностям и обеспечивая безопасность жителей, они быстро распространили свою власть на большую часть территории Афганистана. Здесь, хвастались они, вы можете совершенно безопасно пройти пешком от Герата до Кандагара с чемоданом денег на голове. Это, наверное, и вправду было так - на территории талибов действовали законы шариата, и самые лихие головы давно валялись в песке. Противостоять людям, устанавливавшим порядок в уставшей от войны стране, было непросто. Хекматияр, чьи отряды и совершили самые громкие бесчинства, нашел убежище в Иране, президент Раббани и Масуд укрылись на своих землях на севере страны. Они считали талибов, финансируемых Пакистаном, марионетками, такими же, какими были режимы Кармаля и Наджибуллы. А армию талибов, почти исключительно пуштунов, в которой действительно служило множество пакистанских офицеров, - оккупантами. Священная война продолжалась.
Ясно, что в этих условиях, если бы в решительном генерале Таирове нуждался Масуд, он мог просто попросить об этом правительство Ельцина. С талибами же у России отношений не было никаких. Более того, было известно, что в лагерях на их территории готовились чеченские боевики: разведчики, снайперы, подрывники. Вот здесь опыту генерала Таирова нашлось бы применение. Как вместе с чеченцами против России, так и вместе с талибами против Северного альянса. Похищенный специалист по тайным операциям прекрасно знал людей в каждом из этих лагерей. Ну, разве что с талибами ему только предстояло познакомиться.
- Вы думаете, Таиров пойдет на сотрудничество? - спросил я.
- Мы не знаем, какие у талибов будут аргументы. - Эсквайр говорил теперь тоном, каким обсуждается типовая ситуация из учебника. Наверное, решил, что я у него уже на крючке. - Когда человека похищают с женой и с ребенком, рычагов давления больше.
- А что думают его сослуживцы?
Хотя почему эта история, сама по себе увлекательная, должна меня интересовать?
- Они возможное предательство со стороны Таирова исключают полностью. Даже против Масуда, не говоря уже о помощи чеченцам. С их точки зрения, необходимо подготовить классическую операцию по спасению похищенных. Да и я, изучив профиль Таирова, не думаю, что такого человека можно заставить сотрудничать силой. Так что я склонен согласиться: мы готовим операцию по спасению людей. Нашего генерала, его жены, дочки…
Дочки! Знает, гад, что для меня это больная тема.
- Какими силами?
Опять меня за язык потянуло. Какое мое дело?
- Спецоперация на чужой территории. Спецназ, вертолеты, ручные гранатометы, приборы ночного видения, снайперы - все это. Нам только важно знать, где именно его держат, как охраняют, получить карту местности, планы помещений.
- И как, по-вашему, все это можно достать?
- Ну, у нас есть ряд соображений…
Бородавочник замолчал, уставившись на меня рыбьим взглядом. Что он означал, мне было понятно: излагать эти соображения имело смысл лишь человеку, который был в деле.
- Вы собираетесь забросить меня к талибам? - спросил я.
Не знаю, почему спросил. Как если бы я уже согласился на это задание. Но Бородавочник и взглядом не отметил это изменение в расстановке сил.
- Нет, там каждый человек на виду. Но в плен к Масуду попал один наш агент, воюющий сейчас на стороне талибов. Он должен знать, где находится Таиров.
- Кто он такой?
Эсквайр посмотрел на меня тем же рыбьим взглядом.
- Хорошо. Раз речь идет о спасении людей, я с вами, - сказал я.
Знаете, что я вам скажу? Кардинальные решения нужно принимать в одиночестве и только по бумагам. Существует магия общения. В физическом контакте с другим человеком чужая воля перетекает в тебя. Для этого не нужен гипноз - я, кстати, совершенно этому не подвержен, об меня обломали зубы лучшие специалисты Конторы. Самое страшное оружие - это, со стороны одного, разумное убеждение, веские доводы, логика. И, со стороны другого, эмпатия, способность сострадать, поставить себя на место другого человека, оказавшегося в беде. Это гремучая смесь, способная разъесть самую стальную решимость.
- Тогда снимай пиджак, будем работать.
Кабинет Бородавочника действительно был перетоплен.
6
Мы просидели с Эсквайром целый день, и еще один. По прошествии этого времени мне казалось, что мы обговорили уже все, и теперь топчемся на месте. Мне нужно будет прилететь в Афганистан, чтобы обнаружить, что мы не подумали об одном очень существенном моменте. Но об этом потом. Что я узнал в Москве.
Нашего человека у талибов звали Хаким, Хаким Касем. Он был завербован еще во время учебы в Англии и, поскольку работал за вознаграждение, считался отличным агентом. Учитывая его алчность - он был выходцем из самых низов общества и всего должен был добиваться сам, - в Конторе были уверены и в его лояльности, и в его эффективности. Хаким был военным разведчиком, прикомандированным к аппарату пакистанского советника при самом лидере талибов мулле Омаре. И, раз боевыми действиями "семинаристов" руководили пакистанцы, скорее всего, Хаким был в курсе тайной операции по похищению генерала Таирова. Месяц назад, накануне перемирия на время Рамадана, Хаким поехал с инспекционной поездкой в провинцию Тахар. Неизвестно, каким образом, но он оказался в плену у моджахедов Масуда. Как объяснили знающие эти места люди, возможно, в лабиринте дорог, проездов и троп среди холмов их джип случайно оказался за линией фронта. В перестрелке двое талибов были убиты, но еще две недели назад человек по имени Хаким Касем точно находился в тюрьме города Талукана.
- И как я могу оказаться в той же тюрьме, в той же камере? - невинно спросил я.
Не на того напал!
- Если бы мы знали как, мы могли бы послать кого-то другого, - в тон мне ответил Эсквайр.
Версия о съемочной группе российского телевидения была у них уже проработана. Они даже знали, кого именно надо послать вместе со мной - людей, не имевших никакого отношения к Конторе и никакого понятия, кто я такой и зачем на самом деле мы летим в Афганистан. Это называется "использовать втемную". Версию о том, что я якобы давно эмигрировал в Германию, придумал я - предвидел долгие застолья и неожиданные повороты разговоров.
Как мне попасть в тюрьму, мы так и не придумали. Да это и было невозможно! Я имею в виду, невозможно придумать заранее и так же невозможно попасть. Я, конечно, приложу для этого все силы - иначе зачем было лететь в Афганистан? Но большим оптимистом я не был.
Так мы работали два дня и, казалось бы, все проговорили. Потом - мы встречались все в том же особняке на Пречистенке - мы как-то проголодались, и нам принесли обед из соседнего грузинского ресторана, еще дымящийся, когда с блюд снимали закрывавшие их тарелки. И вот, между лобио и джонджоли, за бокалом отличного янтарного "тибаани" Бородавочник вдруг сообщил мне, что в Афганистане ждет своей очереди и вторая проблема. Он сделал это походя, типа: "Раз идешь на почту, захвати и мои письма!" Я хорошо знаю эту его манеру. Это задание было еще более невыполнимым, чем первое.
В Панджшерском ущелье было месторождение изумрудов, которое обеспечивало финансовую независимость Масуда еще со времен советской оккупации. Так вот, несколько лет назад там был найден один из самых крупных изумрудов в мире, получивший имя "Слеза дракона".
- Значит, - Эсквайр уткнулся в лежащую на столе справку, - камень действительно по форме походит на каплю, а размером - с гусиное яйцо. Есть, конечно, изумруды крупнее - "Патриция", изумруд герцога Девонширского, ну, тебе это все не нужно… Что еще? Да, но "Слеза дракона" уникальна по своей чистоте и цвету: темно-зеленому, цвету свекольных листьев. Так… Это не нужно! Вот! Изумруд огранили в Бомбее, в результате чего, учитывая удлиненную форму, камень приобрел голубоватый оттенок. Считается, что изумруд приносит счастье только безграмотному человеку, а людям образованным особой радости не подарит. Этот камень не выносит неискренности. На лжецов он навлекает не только несчастья, но и болезни. Зато людей чистых оберегает от всякой заразы и бессонницы. В общем, дальше полная чушь! Кто эту справку писал?
Последние фразы Бородавочник произносил уже с издевкой, как бы приглашая меня полюбоваться на глупость своих подчиненных.
- Что важно, - Эсквайр вернулся к своему обычному тону и завершил по памяти, - несмотря на многочисленные предложения приобрести уникальный камень, он по-прежнему находится в распоряжении Масуда.
Понятно, зачем Бородавочник так долго читал мне справку - отвлекающий маневр. Но я его уже достаточно изучил и от сути не отвлекся. Какая суть? Вам нравится, когда вас используют? Мне - нет!
- Ну а изумруд-то нам зачем? - раздраженно спросил я. - Ему что, тоже грозит смерть?
Бородавочник смешался. Нужно знать этого человека, у которого на все случаи жизни заготовлен ответ. Ответ-то у него, разумеется, был - не было внутренней уверенности.
- Этот камень очень хочет заполучить один… Ну, в общем, национальность для тебя не важна - принц. За любые деньги!
- Ну и пусть купит!
- Изумруд не продается. Пока, во всяком случае. А нам от этого принца очень нужна одна услуга.
- Подождите…
Я от изумления даже расхохотался.
- Подождите, вы хотите, чтобы я, усыпляя бдительность моджахедов, непонятно как проник в камеру пленника Масуда, получил от него сведения и доставил их в Москву. А мимоходом разузнал, где Масуд хранит свое сокровище, и, попирая законы гостеприимства, выкрал его для вас. То есть если меня не разоблачат и не расстреляют как шпиона, чтобы у моджахедов оставался шанс отрубить мне руку, или голову, или и то и другое как вору. Так получается?
Я продекламировал весь этот длинный пассаж, как хороший актер: не торопясь, четко выговаривая каждое слово и расставляя паузы в самых выигрышных местах.
- Пако!
Смотри-ка, Эсквайр, оказывается, помнил мое имя, пусть и не настоящее. Он никогда не называет меня так, но, получается, помнит.
- Пако! Я не могу всего тебе сказать - даже тебе. Но поверь мне, что этот камень для нас не менее важен, чем генерал Таиров. Ты что думаешь, я не понимаю, насколько ничтожны твои шансы встретиться с этим Хакимом? Не получится, мы попробуем что-то еще - не похоже, что Таирова со дня на день могут убить.
Тут Бородавочник, видимо, решил, что расхолаживать меня все же не стоит, и подправил траекторию.
- Хотя что мы еще можем попробовать? Ума не приложу. Сам понимаешь, какая это страна. Афганистан - не Сочи. Честно тебе говорю, у нас до сих пор нет ни одного альтернативного варианта - ну, реального. Но по крайней мере генерал еще жив. А изумруд, если бы тебе удалось его заполучить, возможно, спасет сотни жизней!
Вот он что теперь придумал, гений-манипулятор! Раз я ради чужой жизни готов рискнуть своей, отныне денежной единицей в наших расчетах будут исключительно человеческие жизни. Изумруд - сотни жизней, обезвреженная партия взрывчатки - тысячи, аналитическая справка ЦРУ - поменьше, но все же две-три-то точно стоит!
- Виктор Михайлович, но ведь этот изумруд не лежит у Масуда на столе в качестве пресс-папье. И, боюсь, мне за красивые глазки его никто не подарит. Его кто-то охраняет, наверняка не один человек. А у меня денег на соответствующий бакшиш нет.
- А их ни у кого нет! Ни у Службы, ни у правительства. Мы пробовали обменять камень у Масуда на танки и вертолеты - он отказался. Здесь нужно придумать что-то другое. Я в безвыходном положении. Правда! Вся надежда на тебя.
Я молча уставился на Бородавочника: даже у откровенной лести есть пределы.
- Ну прости, - согласился тот. - Это было грубо. Не достойно ни тебя, ни меня. Просто я правда в безвыходном положении.
Знаете, что я вдруг понял? Когда мы встретились тогда, в понедельник утром - ну, когда я приехал к нему подписать свою вольную, - Бородавочник был обеспокоенным не из-за того, что ему куда-то надо было ехать. Он не знал, чем кончится разговор со мной и как убедить меня взяться за это дело. У него, похоже, и вправду не было под рукой никого, кто бы, по его мнению, мог выполнить хотя бы одно задание - и вернуться домой живым. Потому что в противном случае вся затея теряла какой бы то ни было смысл.