Серый русский четырехдверный "зим" с двумя агентами был задействован для ее сопровождения к улице-явке, названной Хегедушем. Инструкции, полученные Кэйхилл, были просты и непререкаемы.
Ни в коем случае ничего от него не принимать: ни клочка бумаги, ни спичечного коробка, ничего - дабы не угодить в стандартную шпионскую ловушку при получении документа из рук в руки от противной стороны и не попасть под немедленный арест по обвинению в шпионаже.
Если что-то покажется не так ("Что угодно!" - подчеркнул Подгорски), отказаться от встречи и пройти пешком два квартала до угла, где ее подберет машина. То же правило действует и в случае, если он окажется не один.
Небольшой специальный пистолет 38-го калибра, который она носила в кармане плаща, должен там и оставаться, если только применение оружия не станет абсолютно необходимым для ее личной защиты. В случае возникновения подобной необходимости два агента в "зиме" прикрывают ее, используя автоматы М-3 с глушителями.
Хегедушу не давать никаких обещаний. На встречу напросился он, и ее дело - просто выслушать то, что ему заблагорассудится сказать. Если он даст понять, что желает стать двойным агентом, следует назначить еще одну встречу на конспиративной квартире, от которой уже решили вот-вот отказаться. Нет никакого смысла открывать ему ныне используемое место до тех пор, пока не появится полная уверенность в том, что он чист.
Кэйхилл задержалась перед небольшим кафе ниже по улице от готической церкви. Хорошо еще, что там было это кафе: сердце у Коллетт билось учащенно, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Часы показывали 10.50. Он сказал, что будет ждать пять минут. Она не опоздает.
Мимо проехал серый "зим", агенты смотрели прямо перед собой, однако боковым зрением наблюдали за ней. Кэйхилл отошла от кафе и приблизилась к церкви, стоявшей все еще в руинах, если не считать наспех восстановленной колокольни. Промелькнула глупая мысль: а ведь ей хочется, чтоб все кругом окутывал туман, чтоб над всей сценой сгустилась атмосфера киношной встречи-шпиона-со-шпионом. Не было тумана: стояла ясная будапештская ночь. Почти полная луна ярким потоком света омывала крохотные улочки и высокую церковь.
Кэйхилл зашла за церковь, остановилась, огляделась. Никого не было. Может и не появиться. Подгорски предусматривал и такую возможность. "Чаще всего у них душа в пятки уходит, - объяснил он ей. - А может, его уже взяли. Он и без того слишком высунулся, шею под топор подставил даже тем, что заговорил с вами, Коллетт, может статься, вы тогда видели его в последний раз".
Сама Коллетт испытывала двойственные чувства. Надеялась, что он не появится. Надеялась, что придет. В конце концов в том и состояла ее новая работа на ЦРУ в Будапеште: отыскать как раз такого человека и превратить его в удачливого и результативного контршпиона, работающего против собственного начальства. То, что все произошло так скоропалительно, так легко, было невероятно, было… "Жизнь - это то, что происходит с тобой и вокруг, покуда ты строишь совсем другие планы", - всегда повторял ее отец.
- Мисс Кэйхилл.
Возглас потряс ее. Хоть она и ждала встречи с человеком, но не была готова к его голосу, к любому голосу. У нее перехватило дыхание, страшно было даже обернуться.
Хегедуш вышел из тени церкви и стоял у нее за спиной. Коллетт медленно повернулась к нему лицом.
- Мистер Хегедуш, - произнесла она дрожащим голосом. - Вы здесь.
- Igen, я здесь, и вы тоже здесь.
- Да, я…
- Буду краток. По причинам, которые касаются только меня, я желаю помогать вам и вашей стране. Я желаю помочь Венгрии, моей родине, избавиться от наших самых последних завоевателей.
- Помочь каким образом?
- Информацией. Насколько я понимаю, вам всегда требуется информация.
- Это правда, - сказала она. - Вы осознаете, каков риск?
- Конечно. Я очень долго думал об этом.
- И что вы хотите взамен? Деньги?
- Да, хотя для меня они и не единственное побуждение.
- О деньгах нам еще придется поговорить. Не в моей власти… - сказала она и тут же пожалела об этих словах. Важно, чтобы он полностью доверился ей. Допущение, что ему предстоит договариваться о чем-то с другими, свидетельствовало о ее непрофессионализме.
Похоже, это его не отпугнуло. Он взглянул на купол церкви и улыбнулся.
- Это была прекрасная страна, мисс Кэйхилл. А сейчас она… - Глубокий вздох. - Не важно. Пожалуйста.
Он вытащил из кармана плаща два листочка бумаги и протянул их ей. Повинуясь безотчетному порыву, она потянулась за ними, но тут же убрала руку. Все лицо его выражало одно сплошное недоумение.
- В данный момент мне ничего от вас не нужно, мистер Хегедуш. Нам предстоит еще раз встретиться. Это вас устраивает?
- Разве у меня есть выбор?
- Вы можете передумать и отказаться от вашего предложения.
В ответ раздался горестный смех:
- Летчики в полете достигают точки, после которой возврат невозможен. Миновав ее, они обречены следовать к конечному пункту назначения - или разбиться. То же самое у меня.
Кэйхилл медленно и отчетливо произнесла адрес выбранной конспиративной квартиры. Сообщила день и время: ровно через неделю после этой ночи, в девять вечера.
- Я приду туда и принесу то, что у меня здесь, на ту встречу.
- Хорошо. И вновь я должна спросить, осознаете ли вы возможные последствия того, что делаете?
- Мисс Кэйхилл, я не безумец и не сумасшедший.
- Что вы, я и думать не могла про такое…
- Я знаю, что не думали. Не такой вы человек. Я это сразу понял, как только вас увидел, потому-то искал контакта именно с вами.
- Мне приятно это слышать, мистер Хегедуш, и я буду ждать нашей новой встречи. Запомнили адрес?
- Запомнил. Viszontlatasra!
Он скрылся в темноте. Почему-то его простое "до свидания" показалось Коллетт недостаточным.
Инструкция гласила: если встреча пройдет гладко, Коллетт надлежит не садиться в "зим", а добраться до дому на общественном транспорте. Полчаса спустя после того, как она приехала, в дверь постучали. Она открыла. На пороге стоял Джо Бреслин.
- Слушай, я тут по соседству был, так подумал: а не пригласить ли мне тебя куда выпить?
Она сообразила, что его появление - это часть все того же действа, главная сцена которого проходила у церкви. Накинув пальто, она отправилась с ним в ближайшее кафе, где Джо вручил ей записку: "Расскажи, как прошло, не упоминая имен и не вдаваясь в детали. Используй иносказание - бейсбол, балет, что угодно".
Пока она рассказывала о встрече с Хегедушем, Бреслин раскурил трубку и воспользовался горящей спичкой для того, чтобы мимоходом поджечь клочок бумаги, который он ей вручил. Оба не отрывали глаз от пепельницы, где таяла, обращаясь в пепел, записка.
Когда Кэйхилл умолкла, Джо взглянул на нее, улыбнулся своей особенной полуулыбкой, притронулся к ее руке.
- Отлично, - сказал он. - Выглядишь усталой. Такие штуки занимают не Бог весть сколько времени, зато выжимают тебя досуха. Так что промочи горлышко стаканчиком "hosszulepes", и я провожу тебя домой. Если за нами хвост, то подумают, что у нас с тобой всего лишь очередной сладострастный капиталистический романчик.
- После того, что я пережила, - тут она захлебнулась смехом, перешедшим в хихиканье, - думаю, надо вдарить по "froccs", Джо.
Две части вина на одну часть содовой - пропорция, обратная той, что предложил он.
И вот теперь, два года спустя, она готовится к очередной встрече с "Рыбаком". Сколько их было: пятнадцать, двадцать, может, больше? Конечно, стало легче. Они с ее "шпионом" сделались добрыми друзьями. Тем дело и должно было кончиться, если верить учебнику по ведению работы с агентами на местах. Кэйхилл, офицеру-оперативнику, ведущему Арпада Хегедуша, платили за то, чтобы она предвидела все, что могло бы навлечь на него подозрения или угрожать ему, чтобы она учитывала любую мыслимую мелочь, способную провалить его и его работу. Приходилось держать в голове множество правил, напоминать их самой себе при каждом удобном случае.
Правило первое. Сам агент гораздо ценнее любого отдельно взятого сообщения, которое он способен доставить. Следует нацеливаться на длительную добычу, а не на одноразовый улов.
Правило второе. Никогда не делай ничего, что затрагивало бы его совесть. Никогда не требуй сверх того, что ему позволяет делать его совесть.
Правило третье. Деньги. Понемногу и постоянно. Перемена в обычном образе жизни становится подсказкой противнику. Устраивайте так, чтобы ваши деньги сделались для него жизненно необходимы. Никаких поощрений за доставку особо ценного сообщения, с каким бы риском ни было связано его получение. Помимо всего прочего - не раскрывайте, насколько ценно то или иное конкретное сообщение.
Правило четвертое. Будьте чутки к его настроениям и личным привычкам. Будьте ему другом. Выслушивайте его до конца. Когда представляется случай, давайте ему советы, выслушивайте его исповеди, помогайте ему избегать неприятностей.
Правило пятое. Не теряйте его.
Сигнал и подготовка нынешней встречи ничем не отличались ото всех предыдущих. Когда у Хегедуша было что передать, он оставлял красную кнопку на служебном щите за углом своего дома. Щит каждый день проверял венгр-почтальон, который уже много лет получал деньги от ЦРУ. Обнаружив кнопку, почтальон в ближайшие десять минут звонил по специальному номеру в американское посольство. Отвечавший по телефону произносил: "Международный комитет заповедной природы" - на что почтальону полагалось ответить: "Я собрался порыбачить на выходные и хотел бы справиться об условиях". И тут же вешал трубку. Отвечавший на звонок сообщал о нем либо Стэну Подгорски, либо Коллетт Кэйхилл, либо заместителю резидента, руководителю технической службы резидентуры Гарольду Сазерлэнду по прозванию "Рыжий", детине с реденькими рыжими прядками волос, ногами, что давно прогнулись под тяжестью его туши, который обожал красные подтяжки и шейные платки, как у паровозных машинистов. "Рыжий" был гением в электронике и отвечал за систему подглядывания (видео) и подслушивания (аудио) в будапештской резидентуре, в том числе и за старательно разработанную схему записи всего происходящего на конспиративной квартире во время встреч Кэйхилл с Хегедушем.
По уговору, встреча происходила ровно через неделю после того, как обнаруживалась кнопка на щите, в заранее условленное время и в оговоренном месте. В прошлый раз Кэйхилл сообщила Хегедушу о смене конспиративной квартиры, что его вполне устроило.
Кэйхилл прибыла за час до прихода Хегедуша. Оборудование для звукозаписи и фотографирования было опробовано, и Кэйхилл снова пробежалась по вопроснику, составленному ею и другими сотрудниками резидентуры. Сотрудник, ведущий Хегедуша в Лэнгли, штат Вирджиния, передал серию "ТРБов", разведывательных требований, которые, по мнению начальства, должны быть приняты к исполнению, начиная с предыдущей встречи. Все "ТРБы" касались операции, известной под кодом "Банановая Шипучка". Прежде всего необходимо знать, насколько Советы осведомлены об операции. Кэйхилл передала эти требования Хегедушу на их последней встрече, и он обещал дать знать, как только что-нибудь раздобудет.
Войдя в комнату, Арпад Хегедуш кашлянул. Стол был уставлен его любимыми кушаньями (их доставили сюда днем): libamaj, гусиная печенка, rantott gombafejek, шляпки шампиньонов, обжаренные на кухне "Рыжего" Сазерлэнда незадолго до прихода Хегедуша; доска с набором сыров - палпуштаи, марванисажт и особый венгерский сливочный сыр с паприкой и зернышками тмина, называвшийся кьорозьотт. На десерт - возвышавшаяся на блюде целая гора somloi galushka, небольших бисквитных пирожных, покрытых шоколадом и взбитыми сливками, их Хегедуш обожал страстно. Все это сопровождалось бурбоном. Поначалу, когда игра только начиналась, агента угощали водкой, но в один прекрасный вечер он заметил, что предпочитает американский бурбон, и "Рыжий" Сазерлэнд организовал доставку из Лэнгли ящика виски "Блантон", марки, которую сам Сазерлэнд, преданный поклонник бурбона, считал лучшей. Целый час за закрытыми дверями посольства шло совещание, решавшее, бурбон какой марки доставлять тайком в Венгрию, и, как это часто случалось, оно вылилось в целую операцию под кодовым названием "Проект Эйб" - по уменьшительной форме имени Авраама Линкольна, который до прихода в политику преуспел, перегоняя бурбон, в карьере винокура.
- Хорошо выглядите, Арпад, - сказала Кэйхилл.
- Ну, - улыбнулся он, - не так прекрасно, как вы, Коллетт. На вас любимое мое платье. - Она и забыла, что на предыдущей встрече он осыпал комплиментами ее голубовато-серое платье, которое она надела и на этот раз. Поблагодарив, она указала на небольшой бар в углу комнаты. Он подошел к нему, потер руки и заметил: - Чудесно. Я жду не дождусь этих вечеров, чтобы испытать удовольствие от встречи с мистером Блантоном, почти так же, как и от встречи с вами.
- Все же, надеюсь, пока я важнее всего, продукт, так сказать, высшей крепости, - заметила она.
Он глянул на нее с недоумением, пришлось объяснять. Он ухмыльнулся и сказал:
- Ну да, крепости, крепкий напиток. Крепость всегда важна.
Он налил себе полный стакан и бросил туда кубик льда из серебряного ведерка, из-за чего янтарная жидкость плеснула через край. Он извинился. Кэйхилл не обратила внимания на его неловкость и налила себе апельсинового сока - почти такая же редкость в Будапеште, как и бурбон.
- Есть хотите? - спросила она.
- Всегда, - ответил он.
В глазах его замелькали огоньки, как будто на столе стояли зажженные свечи. Усевшись, он наложил себе полную тарелку. Кэйхилл, взяв кой-чего по мелочи, села напротив.
Хегедуш оглядел комнату, словно только-только сообразил, что оказался на новом месте.
- Тот дом мне больше нравится, - сказал он.
- Пришло время менять, - сказала Кэйхилл. - Когда слишком долго мелькаешь в одном месте, все начинают нервничать.
- Кроме меня.
- Кроме вас. Как дела?
- Хорошо… плохо. - Он взмахнул коротенькой и пухлой ручкой над тарелкой. - Это наша последняя встреча.
У Кэйхилл сердце екнуло.
- Почему? - спросила она.
- По крайней мере на время. Говорят, меня пошлют в Москву.
- Зачем?
- Кто знает, что у русских на уме и зачем им это? Семья моя уже пакует вещи, они уезжают через три дня.
- Вы с ними не едете?
- Не сразу. Мне пришло в голову, что у их отправки есть и иной смысл. - Он разъяснил, отвечая на ее недоуменный взгляд: - С недавних пор это случается с другими. Семья отправляется в Россию, человек остается здесь и ждет, когда поедет следом, но… словом, вместе им уже не бывать. - Он, смакуя, съел два грибочка, запил их бурбоном, уперся локтями в стол и подался вперед. - С каждым днем советские здесь, в Венгрии, все больше и больше сходят с ума.
- Из-за чего?
- Из-за чего? Из-за безопасности, из-за утечек к вашим людям. Содержание семей в России - это способ держать под контролем определенных… как бы это выразиться… определенных сомнительных индивидуумов.
- Вас теперь относят к "сомнительным"?
- Не думаю, но эта отправка моей семьи и разговоры о моем переводе… Кто знает? Вы позволите? - Он указал на свой пустой стакан.
- Разумеется, только лед бросьте вначале, - легко откликнулась она. Ее все больше и больше охватывало беспокойство: он стал пить необычно много. В прошлый раз почти всю бутылку выпил и, уходя, был здорово пьян.
Он вернулся к столу и стал потягивать виски из вновь наполненного стакана.
- У меня есть новости, Коллетт. Как вы называли в прошлый раз вашу просьбу - ТРБ?
- Да, требование. Что нового?
- Они знают больше, чем ваши люди, вероятно, представляют себе.
- О "Банановой Шипучке"?
- Да. Тот остров, что они заполучили, свое дело делает. Они оборудовали его своей самой лучшей техникой обнаружения да еще навербовали местных, которые снабжают их информацией о вашей деятельности.
Русские на Британских Виргинах арендовали частный остров у его владельца, англичанина, ставшего мультимиллионером на сделках с недвижимостью, которого уверили, что остров будет превращен в оздоровительно-курортную зону для нуждающихся в отдыхе высокопоставленных советских бюрократов. Государственный департамент США, узнав об этом и спешно посовещавшись с ЦРУ, связался с мультимиллионером и попросил его пересмотреть решение. Тот отказался. Сделка состоялась, и русские поселились на острове.
Тогда госдеп и ЦРУ еще раз оценили ситуацию и пришли к выводу: Советы не сумеют вовремя доставить необходимое оборудование и подготовить персонал, чтобы эффективно следить за "Банановой Шипучкой", как не сумеют они и заполучить достаточно агентов на месте для создания эффективной сети из местных граждан-шпионов.
- У вас есть что-нибудь поконкретнее? - спросила Кэйхилл.
- Разумеется.
Он вытащил из мятого пиджака какие-то бумаги и вручил ей. Она расправила их на столе и принялась читать. Пробежала первую страницу, подняла взгляд на венгра и, не удержавшись, присвистнула сквозь сжатые губы.
- Они много знают, так ведь?
- Да. Эти донесения прибыли с точки на острове. Это все, что, я чувствовал, можно взять, не подвергаясь опасности, и принести с собой. Утром я их возвращаю. Однако видел я гораздо больше и постарался, как мог сохранить это в памяти. Мне начать?
Кэйхилл бросила взгляд на стену, скрывавшую камеры и микрофоны. Хегедуш знал, что они там, и нередко шутил по этому поводу, но все равно вся техника скрывалась от него: вид подобных причиндалов никоим образом не вдохновлял к откровениям. Ей удалось разговорить его прежде, чем улетучилось еще больше бурбона, а вместе с ним - и памяти.
Он говорил, пил, ел и вспоминал три часа. Кэйхилл внимательно слушала все, что он говорил, делая заметки для себя, хотя и знала, что каждое его слово записывается. Расшифровка записанного редко фиксирует нюансы. Она требовала от него деталей, не давая ему умолкнуть, когда он, казалось, выбивался из сил, нахваливала, льстила, обласкивала и подбадривала.
- Еще что-нибудь? - спросила она, когда он откинулся на спинку стула, закурил сигарету и позволил своим толстым губам расслабиться в улыбке удовлетворения.
- Нет, думаю, это все. - Неожиданно он вскинул вытянутый указательный палец и выпрямился. - Нет, виноват, есть еще. Всплыло имя человека, вам известного.
- Какого человека? Я его знаю?
- Да. Тот психиатр, что вовлечен в дела вашей Компании.
- Вы имеете в виду Толкера? - Она тут же яростно прокляла себя за то, что назвала имя. Может, он вовсе не его имел в виду. А если так, то она выдала противнику имя связанного с ЦРУ врача. С облегчением она услышала его слова:
- Да, он и есть. Доктор Джейсон Толкер.
- И что он?