Зеркальце, мой свет, скажи… Что тебе передали твои сёстры и братья, окружающие нас, отчего ты вдруг ожило и тихонько забилось, как сердце?
Дверь уехала в сторону. В следующей жемчужине, нанизанной на незримую нить, в самом деле были агрегаты вполне современного вида и всё же с какой-то непонятной чудинкой. Среди коленчатых труб, ступенчатых колёс и слоноподобных махин изящно и неторопливо передвигались люди, высокие и тонкие в кости. И снова - картинка сложилась внутри девушки куда раньше, чем начали появляться мелкие детали в виде станков, пустых и доверху нагруженных тележек, которые сновали наподобие муравьев, одежды рабочих и их лиц. Довольно некрасивых, подумала девушка: овал лица лошадиный, нос с горбинкой, глаза без бровей, скулы выпирают и подбородок булыжником. А черепа все как на подбор бритые.
- Это конец дороги, которая начинается в глубинах, - пояснил Гор. - Здесь доводится до ума и распределяется готовая продукция: что посложней - идёт нам наверх, что попроще - вниз.
(- К морлокам, - добавила неугомонная Мари.)
- Например, нам нужны урановые печи, обогреватели в дома и в скафандры. Конечно, мы народ тренированный, суперморжи, так сказать, но всё-таки без одежды ни спать, ни гулять не умеем, а суток через двое… сама понимаешь. Внизу-то климат оранжерейный, почти тропический. Геотермальный. Кстати, вот: железки тебя, как и прочих женщин, не интересуют, а цветы?
- Веди куда и как хочешь. Тоже на уране выращиваете?
Он шлёпнул невесту свободной рукой по затылку:
- Нет, на геотермальном тепле и почве типа вулканической. Тут и настоящие вулканы имеются.
- Не беспокойся, не иголка в стогу. Видела их.
- И плодородная земля в оазисах. Да что уж - началось с той, которая внутри. На ней почти ничего не росло - отсутствие солнца сказывалось.
В следующей зале купол был значительно ниже, без видимых опор, если не считать чешуйчатые стволы, мало похожие на флору. Не пересчитывать, ибо их был мириад. Без опор и без нервюр - их заменяли жилистые ветви, простертые на все румбы ветра. Листвы не было совсем.
- Красивые деревья. Если бы на них росла омела или орхидеи, им приходилось бы распускаться во льду, - тихонько сказала Мариша. - Потому они и не украшают собой ветки, верно?
- Странные у тебя фантазии, девочка. Это гибрид растения и животного, называется гемохлорида. Направленная мутация. До такой роскоши, как цветы, мы не дозрели: приходится держать массу народа на подножном корму. Вот этом, - Владигор показал себе под ноги.
Внизу, поделенные паутиной разбегающихся тропок, зеленели, багровели и отливали лиловым растеньица, похожие на газонные или пряные травы.
- Этим салатом ты меня и кормил? В самый первый раз.
- Кажется, другой модификацией. Не всегда обращаешь внимание на номера упаковок, знаешь ли.
Тут внутри его брюк что-то зазвенело. Гор вытащил из потайного кармана мобильник, воткнул в ухо штырь:
- Да. Я не на работе, чтобы вам ясно… Прости. Радиофон? Где? Да, конечно.
Сунул телефон назад, повернулся к невесте:
- Вот незадача. Служебная мелочь, но такая срочная, что некогда тебя отсюда выводить. И допуск твой пропадёт, если… Постой-ка.
Он крикнул куда-то в сторону стволов:
- Дольфи! Вернер! Вернер Раубаль, с вами говорит Верхний!
Из щели между змеестволами вынырнул человек. Не такой длинный, как рабочие в товарно-машинном зале, но куда более тощий, волосы редкие, от природы тёмные, однако с проседью.
- Дольфи, твой сын здесь?
- Снова в госпитале, простите, Верхний.
- Ничего, так даже проще. Вот, проводи фройляйн по залам, открытым для посещений, и будь с ней почтителен. Это моя невеста Мари, Мария.
И убежал.
- Радиофон, особенно если он выходит за пределы плюс-минусовой нормы, не чета радиотелефону, - человек усмехнулся в редкие, еле заметные усики. - Строго говоря, это вообще разные феномены. Вам мой акцент не мешает, фройляйн? Вы не полагаете, что на свете должен существовать один-единственный?
Мари недоумённо кивнула.
- Да-да или да-нет? Видите ли, я был знаком и с болгарскими геноссе, у которых всё наоборот, чем у русских. Даже свежий хлеб именуют черствым. Стандартный допуск новичка подразумевает ещё один зал, самый роскошный: злаковые и медоносы, прочее факультативно. Но нам, очень надеюсь, не туда. Зеркала признали вас за свою и открылись - это до чрезвычайности много нам значит.
- Я поняла про зеркала. И ещё про утечку радиации. Но про вас самих…Кто вы такой, Дольфи?
- Садовник из Нижних, не более того. Буду вам весьма благодарен, если вы станете именовать меня Адольф. И, покорно прошу вас - не бойтесь. Для страха у нас нет времени: Вернер вовсе не в госпитале, это он отвлекает на себя вашего мужчину. И как долго ему это удастся - вопрос времени. Здешнего времени.
Он крепко взял Марину за руку и повёл сквозь деревья.
- Ваш друг теперь рядом с паковочным помещением, так что не стоит попадаться ему на глаза. Мы перейдём сразу в Зеркальный Зал, хорошо?
Среди мерцания и терпких запахов, которые начали-таки доходить до Мари, Адольф сразу отыскал нужный.
- Стекло своё покажите. Лицом к лицу. Нет, в самом деле: там ваши черты отпечатаны, лучше всякого считывания по сетчатке.
Она вытянула морской подарок из прятки, взяла за ручку, наставила на переливающееся полотно.
Дверь не отодвинулась - просто растворилась в радуге.
Купол из светлого камня с сиреневыми бликами и прожилками сотней крыльев взлетал ввысь. Берег из белого кристаллического песка круто обрывался книзу. И перед людьми предстало озеро.
Тёмное, с такой гладкой поверхностью, что она казалась искусственным льдом, как в Зале Статуй. Но была настоящей. Истинная поверхность истинного озера, от которой веяло тонким холодом. Что-то вроде тумана или изморози, отчего разглядеть то, что внизу, было трудно.
- Верхние сюда боятся приходить ещё сильнее, чем к Обликам. А новичков и вообще не водят. Потому - сказано: что немцу здорово, то поморяну смерть, - странно хихикнул старик - в голубоватом свете из пластин, укрепленных под низким потолком, его возраст стал более чем очевиден.
- Теперь, девочка моя, придётся цвай минут подождать. А пока вот что: мы настоятельно просим у вас не только личной храбрости, но доверия, которого, по правде, не заслуживаем. Рискуем мы порядочно, а уламывать вас некогда. Здесь можно находиться долго, но всё ж не до бесконечности.
Мари кивнула ещё раз, соглашаясь.
- Эта купель сообщается с огромным озером Восток, как малый сосуд с большим. Но не только физически. Открыли и её, и многие залы верхнего яруса нацисты. Ну да, те самые. В тридцать восьмом. Обрадовались раю земному, обустроили помещение и в конце концов решили перевезти сюда то, что осталось от Третьего Рейха. А оставалось многое… до тех пор, пока мы… они не разбудили хозяев. Нет, никаких таких ужасов. Не все были в достаточной мере младенцами, чтобы выдержать прикосновение. А младенцы, то есть достаточно невинные, не так чтобы очень замаравшие пелёнки, - с ними был заключён строгий договор всеобщего метаморфоза. Я так понимаю, потому что не нашлось лучшего сырья.
Нам вручили тысячелетиями хранимое достояние. Новая Швабия и прекрасный город Окмарон вверху, базальтовые гроты, ледяные своды и насыщенные плодотворными силами озёра внизу. Письмена и их приблизительную расшифровку. Приблизительную - оттого что язык был скорее поэтическим, чем научным. Образы, вернее - образы образов: непостижимые хозяева здешних глубин не хотели для нас позора идолатрии. Шли на риск частичного непонимания ради будущего торжества правды. Залежи урана, красной ртути и самородного золота. Излучения и пища, побуждающие организм к развитию и долголетию. Наконец, вот это.
Озеро внизу покрылось мелкой рябью и водоворотами, будто со дна забили ключи, вода заходила ходуном. Нежная аквамариновая флюоресценция сменилась яростным багрянцем, потом возобладала тёплая, солнечная зелень.
- О, кажется, получается, выходит, - пробормотал старик. - Признали своих. Каждый раз боюсь, понимаете.
Озеро последний раз колыхнулось и стало ясным. До самых глубин - и гигантская золотая фигура на дне как бы всплыла навстречу.
Свастика. Повёрнутая по ходу солнца и отливающая тихой радугой, отчего насечки узора на ней мерцали и расплывались.
- Вот это самое важное из наследия предков. Знак Древних. Что вы знаете о свастике, Марихен? Да: Мари - ваше истинное имя? Нет, я понял. Возможно, вам следовало бы призвать вашу умную сестру-королеву, чтобы она подсказала вам.
- Я и одна сумею, - пробормотала Мари. - Один из самый древних символов, который использовался разными народами. Знак жизни, движения, пожелания благоденствия и удачи. Также это говорит о присутствии Шамбалы - страны, что является своеобразным центром мира, в котором находится некий кристалл или субстанция, дарующая всему жизнь и обновление. Признанные граждане Шамбалы встают на дорогу к бессмертию и безграничной власти.
- Что значит интернетное и, возможно интернатное образование, простите за каламбур, - хихикнул Адольф. - Свобода от шор и уверенное лавирование во всякого рода выдумках.
Мари тем временем стояла как зачарованная, ощущая, как с нею и, безусловно, с Риной говорят через зеркало…
Нет, без зеркала и очень ясно, хотя ни одного знакомого слова, вообще слова, состоящего из звуков, не разобрать. Просто они впечатываются в кровь и плоть. В душу.
Адольф молчал, потом произнёс.
- Великое Делание. Вы подверглись тройной инициации лучами Света, алхимическим камнем и живым золотом. Теперь вглядитесь в свастику - глаза ваши прояснились.
Она послушалась - и увидела выпукло выступающий на поверхности знака прямой клинок. Нет, даже не рельеф…
- Меч Максена. Калибурн короля Артура, - сказала она без тени сомнения.
- Вам открыто, - подтвердил старик. - Это не для вашей битвы, однако вы имеете право выбрать ему наследника из своих потомков, многочисленных, как обитатели неба. А вот этим, сверху, он так и не дался в руки!
Меч и символ подёргиваются дымкой, исчезают в зыби.
- А вот теперь я буду говорить о своём. Когда после войны то, что вверху, передали поморянам в качестве то ли контрибуции, то ли возмещения проторь, они наткнулись на то же, что и мы. И на нас самих. Сначала при виде ужасающих статуй и под воздействием смертоносной радиации погибло несколько человек, но им было наплевать. Они рвались к дарам. Они вынудили нас объяснить им кое-что насущное и завладели этим. Реликвии, дарующие относительную неуязвимость. Сверхспособности. Вы не подумали, каковы натуральные морозы в Антарктике? До восьмидесяти восьми по Цельсию. Здесь же вообще ледяной щит! Жидкое топливо обращается в белую негорючую кашу. Ртуть в термометре становится крепким шариком. Дыхание замерзает почти в самих лёгких человека, воздух опаляет рыхлую губку и выходит из уст шорохом. И вдобавок на такой высоте слишком мало кислорода. Самый высокий континент изо всех, мечта Ноя! Только забудь про то, как дышать.
Но вот ваши добрые знакомцы круглый год бегают рысцой да трусцой, как летом. Это вам ни о чём не говорит?
Мари хотела ответить, но вдруг её осенило:
- Это не простая адаптация, правда? Владигор и другие, те женщины и молодые ребята, которых под уколом привозят "тарелки"….
- Они воруют. Нет, неточно. Они забрали ту силу, что была связана, ну, скажем так, с Причастием Соли. Морской воды. Овладели техникой - летающие тарелки, авианосцы, ядерные бомбы. Потеснили Людей Договора, то есть нас, и добились, чтобы Владыки их терпели до времени. А сами думают - вечно. Мы, живущие в тепле, закабалены. Почти что их рабы. Поморяне говорят, это нам за прошлые грехи. Ну что же, мы принимаем. Вот они не принимают на свой счёт ничего.
- Я поняла, - проговорила Мари почти с ужасом. - Ваш народ - те самые наци. Фашисты. А вы сам - Гитлер?
Адольф усмехнулся:
- Боялись понять раньше? Нет. Наш народ - да, они те самые первые немцы-колонисты: учёные, профессиональные вояки, что держались подальше от концлагерей, жёны ученых и вояк, члены гитлерюгенда. А меня и мою Еву Браун привезли сюда в виде угольного порошка, насыпанного в два контейнера, и опустили в Главное Озеро. Здешняя магия способна породить существа, которые ничего не забывают из прошлого, но оно стоит от них в стороне - как прочитанная о себе история, полная шума и ярости. Так что кто я и кто Ева - решайте сами, фройляйн. Я не намерен отнекиваться. Но вот Вернер, сын Евы, выношенный вновь рождённой Гели… Он чист. Наши грехи его не измарали, наши дурные комплексы он не перенял.
- А ваше оружие? Кто перенял его? Владигор?
Он помолчал.
- Если говорить откровенно, я не всё знаю. Дискетты вы видели. Стальных левиафанов славяне сразу же затопили - не соответствуют современным стандартам. А бомбы… Вернер говорил, что часть их официально демонтируется для мирных целей, другая часть подвергается тайному…хм…саботажу с нашей стороны. Хотя сдетонировать все это имущество может и без капсюля с критической массой урана.
- И тогда начнётся хаос, - пробормотала девушка. - Полнейшее разрушение нашей полой Земли и её внешней оболочки. Вся планета лопнет, как гнилой пузырь.
- Кто это вам объяснял, фройляйн? - удивился её спутник. - Ваша королева? Ну, не совсем так, однако. Полая Земля - это не дырки в нашем сыре. Это теория, что родилась ещё до нашей эры и время от времени давала причудливые вспышки. "Земля не выпуклая, а вогнутая, - говорилось в ней. - Мы живём не на наружной поверхности шара, а внутри него. Наше положение сравнимо с положением мух, ползающих внутри мяча. Мы живем внутри почти правильной сферы, которая образовалась в массе скалы, тянущейся бесконечно далеко. Мы живем, прилепившись к внутренней стороне, а небо находится в центре шара. Это масса синеватого газа с точками сверкающего света, которые мы принимаем за звезды. Есть только Солнце и облака, но бесконечно меньшие, чем утверждают ортодоксальные астрономы. Вселенная этим ограничивается. Мы одни, и мы заключены в скалу". Вот. Когда стало модным понимать мироздание как арену вечной борьбы льда и огня, её сторонники сразу потребовали; запрещения теории "полой Земли". Меня попросили быть арбитром, и знаете, что я ответил? "Нам вовсе не нужна связная концепция мира. Могут быть правы и те, и другие, причем одновременно".
"Он прав. Вселенная подобна сосуду Клейна. Когда наступает огненный хаос, он выворачивается наизнанку", - проговорила изнутри её лучшая половинка.
- Адольф, но что тогда станет с мухами?
Он ласково улыбнулся и развёл руками:
- Те, кто выживут? - разлетятся в разные стороны. Наверное, так. Всё же у тебя очень умная сестра. Держу пари на мою гробовую жизнь, что она и насчёт Атлантиды знает.
"Ну конечно: только не очень верится".
- Атлантида - это и есть Антарктида до обледенения?
- Да, фройляйн. Турецкий адмирал Пири Райс и чуть позже - повторивший его карту Оронтий Финней изобразили очертания Антарктиды весьма точно, кроме одной детали: там не было ледового щита, проступали горы и реки. У них, разумеется, была копия очень старой карты. Тех времен, когда шестой континент ещё не отплыл от материка Гондвана в направлении полюса и не охладился окончательно. Впрочем, началось это задолго до человека: ископаемая растительность относится к субтропикам или даже периоду динозавров.
- Арктогея. Колыбель всех цивилизаций.
- Так её назвали далёкие потомки. И населяли её приёмные дети - нет, не инопланетян. Почему всё необычайное должно происходить из космоса? Но Древних. Соль земли, помните? Те, кто родом из соли и несёт её в своей крови.
- Вы наговорили много чего. Я бы даже не сказала, что это так меня поразило: в сетях бродят ещё и не такие чудеса. Но зачем?
- Меня попросил сын, а сына - его друзья, - ответил Адольф. - Верить буквально в мои россказни вам не нужно, просто может случиться, что это поможет сориентироваться, когда нагрянет.
В это мгновение радужная плёнка порвалась, и в их тайник влетел юноша - с такими же аристократичными чертами лица, такой же худощавый и безволосый, как прочие.
- Отец, отпускай фройляйн. Сын Дикого Хаоса уже освободился от меня и рыщет по всем открытым залам.
(- Это ведь всё урановые руды, - сообщила Мари. - То есть лысина и худоба. Надеюсь, совсем не убивают. Договор же.)
Вернер - это, разумеется, был он, - схватил девушку за руку. Действительность заструилась мимо, мимо…
Судя по всему, они оказались в небольшом помещении второго яруса пещер. Ни следа красот, низкие потолки, вертикально поставленные у стен узкие ржавые туши.
- Мария, вот ты где. Как сюда попала? - донёсся до них голос Гора. - Черт. Вернер, так это из-за тебя?
По всей видимости, он забыл, что сын "Дольфи" почти до конца был рядом с ним самим.
- А ты! Я ведь хотел тебя женой, сука. Честь хотел оказать.
- Она вернулась такой, как была взята, - вежливо объяснил Вернер, выходя вперёд. - Вы слишком высокого мнения о моих репродуктивных способностях.
- Твой папаша факт в уши ей вдул, - ответил Владигор. - Теперь кончено.
- Я никогда не хотела венчания, - одновременно с ними обоими сказала Мари. - Но не желала и спорить.
- Пока не вынюхаешь всю нашу подноготную? Да кто тебя заслал, такую.
- Спокойно, госпожа, - прошептал Вернер как-то так, что губы его не пошевельнулись. - Я ничем больше не помогу. Сейчас вам будет плохо и страшно, но это не достигнет глубины души и сердца.
В этот самый миг Владигор сделал полусогнутыми руками нечто, словно отбрасывая от себя тяжесть. Вернер отлетел в сторону и неподвижно замер у стены, втиснутый в щель между болванками.
А потом тяжесть раскалённого докрасна тела почувствовала и сама родильница.
"Я с тобой. Настало моё время. Держись, мамочка!", - сказала Королева изнутри неё.
- Ты виновата, стерва. Падаль, - рычал мужчина, роняя на пол и покрывая её собой. - Как я держал в узде. Зачем. Теперь расквитаюсь. Сполна.
Слов почти было не различить - но на пределе своих сил Марина чувствовала их как толчки выбрасываемой из вулкана лавы. Как сотрясения земных глубин, грозящие сорвать колесо с оси.
Во второй раз за время существования планеты.
А потом Сын Хаоса отпрянул в ужасе от того, что сотворил. И Мать Матерей взорвалась его семенем и зрелым семенем всех прочих своих мужчин, орошая стены потоком своей молоди.
От детонации вспыхнул единственный боевой снаряд и сей же час - все обезвреженные. Волна разрушения и смерти ударила в стены камеры и прокатилась по всем кавернам былой Шамбалы. Выросши стократно, ринулась в центр ледяного щита, сокрушая заодно твёрдую породу. Колыхнула и накренила Землю…
Но вместе с ней летели во все стороны нежные хрустальные зародыши жизни. Жизни, непостижимой в своём разнообразии и приспособляемости, напитанной излучениями. Летели вместе с крупицами и осколками плоти их матери, и было это вовсе не страшно.
..Марина очнулась по колено в мокром алом снегу; по всей видимости, её выбросило из арсенала наружу, потому что яркие многоцветные сполохи освещали руину Великой Поморской Стены, слякоть поверженных лачуг и острый силуэт церкви, что казалась невредимой.