Довольно смеялись, а только видел Глеб - стынет в глазах юного бродника настороженность.
Да и было с чего!
Шёл к Тьмуторокани черниговский князь Святослав Ярославич со своей дружиной, а в ней не меньше двенадцати сотен кметей.
Шёл Глеб Святославич со своими кметями: теми, кто ушёл с ним из Северской земли в Тьмуторокань три года тому; теми, кто пристал к нему в Тьмуторокани и ушёл с ним, невзирая на волю тьмутороканской господы, когда Ростислав прошлой осенью выгнал Глеба; и теми, кто пришёл к нему нынешней зимой за время его сидения в Путивле. Три сотни кованой рати.
Шли и младшие братья Глеба - Роман и Давыд со своими немногочисленными пока что дружинами (по сотне кметей в каждой!), как не имеющие под своей рукой княжьего стола. Третьему Святославичу, Ольгу, было ещё только десять лет, и в походы его с собой черниговский князь не брал. И никто пока что не мог провидеть его грядущей судьбы, славной и горькой, как и грядущего его назвища - Гориславич.
И вся эта рать идёт к Тьмуторокани, на Ростислава Владимирича. А ведь там, в дружине Ростиславлей, Неустроев брат. Близнец. Шепель.
Глеб Святославич помнил об этом непрерывно. И потому пленных "козар" постоянно стерегли четверо конных воев с оружием наготове. И юный вожак "козар" - Глеб видел это яснее ясного! - отлично это понимает.
А "козары" и впрямь всё понимали.
- Ты глянь, Неустрое! - горячечно шептал вожаку Ярко, уже забывший обиду. - Ты глянь, какая рать!
- А ведь на Тьмуторокань идут, - процедил Неустрой, цепко оглядывая черниговских кметей. Рать шла о-дву-конь, и до Тьмуторокани должна была добраться быстро. Вожак кусал губы, стараясь хоть что-то придумать, но ничего не придумывалось. - На Ростислава Владимирича!
- А ведь брат твой там, Неустрое! - Ярко схватил вожака за рукав. - Что делать-то будем?
- Думать! - сердито отвечал Неустрой, высвобождая рукав и щурясь под подозрительными и всё понимающими взглядами приставленных к ним Глебовых кметей.
Думали до самого вечера.
Ярко бесшумно полз в темноте среди по-весеннему низкой ещё травы, и едва сдерживался, чтобы не запеть от восторга. Обманул, обманул! - пело что-то в его душе.
Кмети из сторожи, выставленной Глебом Святославичем, оказалась сущими лопухами! Ярко было совсем не трудно проскользнуть мимо них, тем более, что это стало для него ещё и вопросом чести.
Вообще, весь этот поход был для него сплошной обидой.
Сначала его обидел собственный конь - он ли не водил го купаться в росе, не поил свежей водой, не кормил собственноручно, не чесал гриву.
Потом его на испытаниях обошёл этот… этот Неустрой!
Потом он по собственной дурости стал задираться, и Неустрой его побил.
Никоторой славы теперь не видать ватаманову сыну.
И когда сейчас Неустрой рассказал, что он придумал, то Ярко клещом - а вернее волчьей хваткой! - вцепился в главное! Обойти Глебовых кметей должен он и только он! Не зря же его предком был волк-оборотень!
Пусть у Неустроя будет ныне слава удачливого вожака - эта слава и от Ярко не уйдёт! Кто знает, может быть, именно он станет когда-нибудь ватаманом вослед отцу.
Зато он, Ярко нынче сделает то, чего не сможет сделать никто более, ни зазнайка Неустрой, ни его братец Шепель, хоть и в дружине Ростиславлей.
Сторожевые кмети его не заметили, а кому надо считать спящих у костра мальчишек-"козар"?
Ярко полз по широкой дуге, огибая стан Святославичей, благо Глебова дружина стояла с самого краю - были бы Глебовичи в середине - не уйти бы "козарам". Хотя и теперь - как ещё Перун да Велес рассудят…
Готово! Здесь будет самое то, что нужно.
Ярко вытащил из-под рубахи родовой оберег - мешочек из волчьей шкуры, распустил завязку и вывернул мешочек. Резко потянуло зверем, живым волком! Ярко подхватил упавший волчий клык, царапнул себя по запястью ножом и окропил клык кровью.
- Господине Велес, Владыка Зверья, Исток Дорог! Помоги!
Запрокинул голову к луне и завыл.
Оборотнем он не был.
Но великий родовой завет позволял на несколько мгновений стать волком в душе! И отвести глаза другим!
Многоголосый волчий вой и острый, близкий звериный запах стегнули как плетью. Кони заржали и захрапели, шарахнулись, гонимые многовековым ужасом, живущим издревле в конской крови, с тех самых пор, как Старый Волк убил Старого Коня и впервой напился живой крови!
Сторожа бросилась унимать коней, помогать коноводам - мечущийся в диком страхе табун готов был растоптать и княжий шатёр белого полотна.
И никто не заметил, как от полупогасшего костра впереймы мечущимся коням метнулось шесть стремительных теней. Ещё несколько мгновений - и кони вскачь ударили в степь. Закричали, засвистели сторожевые, кто-то даже бросился вослед, да только за бродником в степи разве угонишься?
И след простыл.
Да и не удалась погоня - кони артачились, не шли - плясали на месте, храпели, задирая головы. И не шли.
- Княже! Глеб Святославич!
Глеб вскочил сразу же, словно ждал каких-то дурных вестей - а и ждал в глубине души!
- Что?!
- Мальчишки "козарские"! Сбежали!
- Как?! - князь сжал кулаки, понимая уже, что неважно - как. Важно иное - теперь внезапного нападения на Тьмуторокань не выйдет, теперь Ростислава предупредят.
- Да у нас тут кони пополошились от волчьего воя, мы их ловить ударились, и они тоже. Кто же ведал…
Старшой сторожи сбивчиво и торопливо рассказывал про то, как сбежали "козары", но князь почти не слушал. Треснула в сжатом кулаке рукоять плети.
Сам виноват!
Пожалел!
Пожалел ребят, не велел связывать на ночь… понадеялся, что мальчишки… а вот забыл про то, что именно мальчишки - самый отчаянный народ!
А теперь ещё предстояло отвечать перед отцом!
Остановились вёрст за пять от Святославля стана, дали коням отдышаться и попить.
Хлопали одобрительно по спине довольного Ярко. Когда мимо него метнулись всадники, сын ватамана успел вскочить на спину коня, которого товарищи тянули в поводу. А сейчас он только смеялся, слушая восторги друзей.
- Ну, молодец! - восторженно выдохнул, падая с коня рядом с ним, Неустрой. - Ну, Ярко!
Ярко только повёл плечом - не нуждаюсь мол - хотя душа пела и плясала.
Отдышались и снова принялись ловить коней. Медлить было нельзя - с рассветом вся Глебова дружина по степи рассыплется - ловить их.
- Ярко, - негромко позвал Неустрой, как только они уселись на конские спины. Сёдел не было, приходилось ехать охлябь.
- Ну чего?
- В Тьмуторокань поскачешь?
Ярко даже задохнулся от неожиданности.
- Для чего?
- Ростислава Владимирича упредить. А то налетят Святославичи внезапно… а там Шепель…
- Ну и упреждал бы его сам, - пробурчал Ярко, хотя в Тьмуторокань хотелось. Очень хотелось. Не бывал ещё никогда сын ватамана Игреня ни в одном городе.
- Вот и договорились, - словно не слыша его слов, подытожил Неустрой.
2. Дикое поле. Ясские предгорья. Кубань. Весна 1065 года, травень
Летнее солнце лило с неба расплавленный жар. На всей Руси сейчас травень-месяц, только-только земля травенеет, а здесь, на Кубани, травы уже в рост пошли. Сытные жирные чернозёмы сохнут под щедрым полуденным солнцем.
Какими словами передать горячее очарование сухих и жарких степей, где летом дрожит чуть горьковатый, подёрнутый дымкой воздух, а зимой холодные вьюги скупо кидают в лицо колючий сухой снег? Как рассказать, какова эта степь по весне, когда сплошным и ярким разноцветным ковром её выстилают маки и тюльпаны, а от степного весеннего воздуха пьянеют люди, кони и дикое степное зверьё? Как несутся кони в колыхании трав и пляшут волчьи пары на облитых луной взлобках?
Князь Ростислав Владимирич сдвинул на затылок шелом, весело озирая широкую луговину на краю кубанских плавней. А было и на что посмотреть.
Стояли на луговине два войска, и войска немаленьких по тем местам да по тем временам!
Стояла конная волынская дружина Ростислава Владимирича, звякая стальными доспехами, ломая солнце на латной чешуе да на кольчужном плетении, блестя островерхими шеломами. Стояли конные да пешие охочие вои из кубанцев, которые числом мало не равнялись княжьей дружине - а и была дружина уже сотен под семь, не меньше. Тут, в кубанском-то войске, кольчуги мало у кого были, больше-то стегачи да кояры виднелись. Кто побогаче, так тот на кожаные альбо стёганые латы бляхи железные пришивал. Но оружие доброе у всех было - кубанским русичам, которых теперь про прихоти судьбы козарами кликали, было в навычку с оружием и пахать, и сеять, и коней да овец пасти.
Ростислав невольно усмехнулся, вспомнив жалобы кубанских ватаманов да войтов на беспокойных сябров - ясов да касогов. Дескать, тогда только спокойно и жили, когда Мстислав Владимирич, деда твоего брат, на Тьмуторокани сидел - он Степи клыки-то повыломал. А ведь, должно быть, и сами не без греха, - вспомнил невольно князь откровение донского "козарина" Керкуна, - и сами небось как случай выдастся, так своего не упустят - пощиплют и касога, и яса, и настоящего козарина, что живут теперь, слышно, где-то в горах, на Терек-реке да в устье Волги.
Напротив Ростиславлей рати, отважно прислонясь спиной к Кубани, стояли касоги - восемь сотен конницы. Пришли пограбить кубанский край степные удальцы в недобрый для себя час. Забылись касогами былые года, забылась и худая память убитого Мстиславом Владимиричем князя Редеди. Перелезли касоги Кубань по бродам, да и угодили, как кур в ощип - кто же ведал, что тут, на Кубани сам беглый волынский да тьмутороканский князь Ростислав стоит с дружиной.
Ростислав спешить не стал - дал касогам рассыпаться в зажитье, да и двинул свою непрерывно прирастающую воями рать загонной облавой. Отрезал касожских удальцов, пришедшую погулять молодёжь, от бродов, прижал к реке.
Касоги теснились на широком пологом берегу Кубани, носились туда-сюда конные вестоноши - видно было, что воеводы касожские не решаются бросить своих в бой с княжьей дружиной. И князь не спешил лить кровь - а ну как удастся дело миром решить… А то, что пограбили касоги кубанский край - что за беда? Тем более и грабить-то почти нечего - при первой же вести о набеге кубанские русичи-"козары" всё самое ценное увязали в торока да конным побытом и кинулись в плавни, бросив дом и громоздкие пожитки - чего там было и бросать. Навыкли на Кубани жить беспокойно да бедно, и не скоро ещё выведется та привычка.
Не скоро, говоришь? - внезапно озлился на себя Ростислав и вспомнил свой давний разговор с Вышатой. - Ан нет, друже, скоро! Прижмём Степь, возьмём к ногтю!
Со злости князь чуть было не ожёг коня плетью, но вовремя опомнился. И тут же тронул его каблуком. Умный конь только чуть фыркнул в ответ и плавно подался вперёд, вынеся хозяина враз на несколько сажен из строя дружины.
- Княже! - крикнул было Вышата, но тут же умолк, оборванный коротким взмахом княжьей руки - безусловным прещением возражать альбо следовать за ним. Всадник на белом коне и в алом корзне, ускоряя шаг коня, двинулся к недвижно замершей от неожиданности рати касогов.
И только один из кметей княжьей дружины ослушался приказа князя. Совсем ещё мальчишка, он, сам дурея от страха и собственной дерзости ослушания княжьему слову, подогнал коня и почти догнал князя, ехал за его правым плечом.
По княжьей дружине прокатился короткий ропот:
- Молокосос! - выразился кто-то из длинноусых волынских кметей и сплюнул под копыта коня. - Уж будет ему от князя…
- Цыть, - коротко велел ему Славята, довольно улыбаясь. - Ничего ему не будет. Быль молодцу не укор…
А Шепель правил конём, почти ничего не видя, стараясь только не отстать от князя - смеяться потом кмети станут, скажут - захотел удалью выхвалиться, да сробел. Взялся за гуж, так не говори, что дюж, - всегда поучал его отец.
- Воротимся - будешь месяц на конюшне навоз чистить, - не оборачиваясь, сквозь зубы посулил ему князь.
Шепель только молча кивнул в ответ, ничуть не заботясь, что князь его ответа не видит.
Душа стыла от восторга и страха.
А князь усмехался разом и над мальчишкой, и над собой - ишь, тоже выхвалиться решил перед дружиной всей и кубанцами.
Сам не лучше мальчишки.
Подъехали. Князь осадил коня и тут только поворотил голову:
- Ну… и чего ты увязался?
- А чего ты, княже… один на них всех, - не нашёлся более что ответить мальчишка.
Ростислав коротко усмехнулся.
- Храбрец. По-касожски-то хоть разумеешь?
- Не-а, - уже весело ответил Шепель.
Князь коротко кивнул и досадливо засопел.
Касоги, меж тем, таращились на Ростислава и его корзно во все глаза - понимали, что перед ними сам князь. А в их задних рядах шла какая-то возня, кто-то проталкивался вперёд. Наконец, ряды расступились и выехали двое. Седобородый крепыш - а как же иначе? В рати-то молодёжь, да только всё одно с ними хоть с десяток, а то и с сотню бывалых воев всегда есть. Да и старшим наверняка кто-то не больно молодой… Такие набеги - они ведь ещё и обучение войское. Молодым волю только дай, они, пожалуй, навоюют - Ростислав, забыв, что и сам пока что не старик, вновь покосился через плечо на довольного собой Шепеля.
Вторым был молодой воин, такой же мальчишка как и Шепель. Зброеноша ещё небось, отрок, - подумал Шепель мельком и немедленно возгордился - он-то был полноправным настоящим кметём!
Касожская молвь не понадобилась - старик сносно говорил по-русски.
- Ты хочешь сказать мне что-то, князь русский? - спросил он, подымая на Ростислава старческие глаза, всё знающие и понимающие, но бессильные. - Если нет - прикажи своим воям. Мы умереть сумеем.
Он не боялся. Старики отвыкают бояться смерти, познав тщету этого страха.
- А зачем? - пожал плечами Ростислав Владимирич. - Может, мира поделим? Крови русской на твоих удальцах пока что нет, так ведь?
- И твои вои простят нам то, что мы разорили три ваших селения? - криво усмехнулся касог.
- Выкуп дадите, - мгновенно ответил Ростислав. - Сотню своих оставите в заложники. И ты сам останешься, старче.
- А остальных - пропустите к бродам, - твёрдо сказал старик.
- А чего же твои вои вплавь через реку - не хотят? - князь усмехнулся. - Я слыхал, степняки на то великие мастера.
Касог насупился.
- Мы Кубань-то и здесь переплывём, да только с той стороны тоже твои люди. Вчера подтянулись. Они тебя могут и не услышать, а нам - не поверить…
- Ладно, - рассмеялся князь. - На том и порешим.
Старик бросил что-то своим через плечо. Касоги на миг замерли недвижно, потом дружно грянули славу великодушному русскому князю.
Вечером касожское войско уходило через броды на юг, оставя сотню своих в залог мира, а князь Ростислав, не переходя Кубани, стал у бродов станом.
- Ты у нас самый храбрый?! - язвительно спросил Славята Шепеля. - Вот, стало быть, в дозор сегодня вне очереди пойдёшь.
В глубине души гридень одобрял мальчишку, но ослушание должно быть наказано. После можно хоть золотой гривной наградить за храбрость, но раз ослушался - накажи обязательно!
В тёмной степи дозор двигался молча - а чего зазря горланить-то? Тем более, в дозоре, где не то что конь лишний раз не заржёт, а чихнёшь невпопад - и то ворог услышать может.
Шепель ехал, чуть пригнувшись к седлу и весело поблёскивая в стороны глазами. Помимо наказания, дозор ведь ещё и честь немалая. Мальчишка был доволен. А на то, что про это его довольство подумают иные - ему наплевать. Славята его не наказал, а отличил - думалось Шепелю.
Парню вдруг что-то послышалось в ночной степи. Он осадил коня, вслушиваясь.
- Чего ты? - недовольно пробурчал старшой дозора, длинноусый горбоносый волынец. - Приблазнило чего-нибудь?
- Люди в степи, - едва слышно ответил Шепель.
- Какие ещё люди? - старшой нахмурился. - Выдумываешь всё, отличиться перед князем да Славятой хочешь.
- А я говорю - люди в степи, - упрямо повторил Шепель, спешился и нагнулся к земле, не отпуская повода из руки.
- Да тебе-то почём знать?! - возмутился кто-то из дозорных.
- Да слышу я! - Шепель топнул ногой. - Не меньше полусотни коней топочет с восхода!
Старшой переменился в лице - это было уже не смешно. Он тоже спешился, наклонился к земле.
Хрящеватый степной чернозём чуть слышно гудел от конского топота.
- И впрямь, - удивлённо пробормотал старшой. - Как ты расслышал-то?
- А, - Шепель пожал плечами. - Я же и сам степняк…
Чёрная ночная степь стремительно прыгнула навстречь.