- Опасно? - переспросил я. - О чем это вы?
Он хитро посмотрел на меня слезящимися от старости глазами и сказал:
- Как вам капканы на человека? Это не опасно? Как вам дробовики? От дробовиков может не поздоровиться, понимаете? Ух, да!
- Но хотите ли вы сказать, - воскликнул я, - что в поместье можно угодить в капкан? Это незаконно. И зачем кому-то стрелять в гостей?
- Может, так кому-то приказано делать, - он перешел на крик. - Эх, это вам не причина? Потому что им так приказали.
- Кому "им"?
- Хокинсу-Цыгану, что при сэре Бернеме в сторожах ходил. Чего это он нынче цельными днями в Парке пропадает? Капканы ставит да ловушки - вот чем он занимается. Мой сын Джим все про это ведает, точно. Мой сын Джим один капкан нашел - и оставил в нем знатный клок штанов!
Если эти утверждения были верны, то мой собеседник из "Эбби-Инн" представал в дурном свете. Я подумал, уж не был ли "Джим" тем самым "юным Джимом Кордером", излюбленным предметом насмешек Хокинса (в дальнейшем я убедился, что оказался прав). А еще промелькнула мысль, не про егеря ли шла речь, когда Мартин таинственно намекал на неких нежелательных клиентов, погубивших его дело. Сверх того, сейчас я по-иному воспринял лукавые смешки Хокинса, которыми был встречен мой вопрос о местной "охоте".
Я не на шутку заинтересовался ситуацией и спросил:
- Вы, конечно, пытались что-то с этим сделать?
- Ух, да. Мой сын Джим пробовал. Цельными днями лежал в засаде на Хокинса-Цыгана, но тот уж больно хитер.
- Но по закону вы могли потребовать возмещения ущерба.
- Может, и так, - последовал ответ, - но они бы спросили, а что мой сын Джим делал в Парке. Ух, да, так бы и спросили.
С этой стороны я на проблему еще не смотрел и посчитал довод резонным.
- Но к чему все это? - спросил я. - Леди Каверли не хочет, чтобы кто-то появлялся в поместье?
- То не леди Каверли, - сообщил мне по секрету старик, - то черный доктор.
- Какой еще черный доктор? - удивился я.
- Они его доктором Грифом кличут.
- А, - понял я, - а вы зовете его черным доктором. Он негр?
- Он черный, - был ответ. - Сам черный, а волос белый. Ух, да, черных он кровей.
- А какое отношение он имеет капканам в Парке?
- Приказал их ставить, точно, он их ставить приказал.
- Но зачем? Ведь поместье принадлежит не ему, а леди Каверли.
- Принадлежит ей! Да она себе-то не хозяйка!
Я почувствовал растущее волнение. Подумал, что сейчас мне расскажут то, что больше всего меня интересует - и спросил:
- Сколько лет леди Бернем Каверли?
- Леди Бернем? Дайте-ка подумать: когда сэр Бернем привез ее в Парк, было ей, по-моему, не больше двадцати пяти. Было времечко, да, было. С деньков моей молодости все в нашем краю перевернулось. А случилось это как раз перед тем, как сэр Бернем поехал служить в Египет, за одиннадцать лет до его возвращения обратно.
- Леди Бернем ездила с ним в Египет? - заинтригованно спросил я.
- Ух, да, конечно, ездила. Бедный мистер Роджер в Египте родился. За восемь лет до того, как они в октябре в Парк вернулись, и за шесть лет до смерти горемыки в сентябре.
- Иными словами, сейчас леди Каверли за сорок, - задумчиво произнес я.
Должен признаться, что одна из моих версий, довольно безумная, разбилась вдребезги. Если кратко, я предполагал (и сообщение о том, что леди Каверли несколько лет прожила в Египте, подтверждало мою мысль), что женщина, замешанная в нашем деле, и есть хозяйка Фрайарз-Парка! Ее враждебное отношение к покойному баронету могло послужить мотивом преступления. Но теперь мне представлялось невозможным принять эту одинокую, всеми покинутую даму за неестественно проворную гостью, посетившую мой лондонский коттедж, то есть за обладательницу тех жутких зеленых глаз. Я решил прощупать почву в другом направлении, вспомнив, что истинной целью моего приезда в Аппер-Кросслиз было разузнать подробности преждевременной смерти Роджера Каверли.
- Мистер Роджер Каверли скончался в Англии? - спросил я.
- Нет, сэр, за границей, но хоронить его сюда привезли, да.
- Вы знаете, как он умер?
- Ух, да. Слыхал, что от какой-то иноземной горячки
- скоренько в могилу сошел, молоденький еще был. Это беднягу сэра Бернема и сгубило, да.
- Сэр Бернем умер сразу после этого?
- Двумя годками позднее, и край наш с той поры уж не тот.
- А какое отношение ко всему этому имеет доктор Гриф?
- Ух, хорош вопросец. Семь лет назад он поселился в большом доме рядом с Парком; впрочем, сам дом к поместью относится. И с тех пор там обосновался - живут вдвоем с черным прислужником.
- С черным слугой! - воскликнул я.
- Ух, да, этот-то правда черный - не серединка на половинку, как его хозяин, а черный как уголь и страшенный - ух, страшен как черт. Наведывается вечерами в "Эбби-Инн" - он сам да Хокинс-Цыган, первейшие злодеи в Ап-пер-Кросслиз. От них весь честной народ сбежал, а у Мар-тина-то лучшее пивко в наших краях. На месте Мартина, - воинственно продолжал старик, - я бы им двоим все высказал, все выложил; угу, вот уж я им, - очень свирепо добавил он.
- Ух, - пораженно произнес я, неожиданно узнав разгадку такого множества мелких тайн. - То есть доктора Грифа тут недолюбливают?
- Недолюбливают? - эхом отозвался собеседник.
Он осушил свою кружку и стукнул ей об стол.
- Свалился он на наши головы, сэр, чтоб его. И не отвяжешься.
- Но как он может быть виновен в обрушившихся на вас бедах?
Старик так выразительно поглядел на дно пустой кружки, что я мгновенно понял намек. Пришлось заказать еще пива, дабы фонтан его красноречия не иссяк.
- Как? - громким дребезжащим голосом изрек он. И засмеялся таким же дрожащим от возраста смехом. - Этот доктор тут что бельмо на глазу. Вот был сэр Бернем жив - еще до поездки в Египет, - все было иначе; говорю вам, а сам ни капли не сомневаюсь - ух, да, так и есть: не заявись он сюда, сэр Бернем с сыном по земле б до сих пор ходили. Так-то.
Я сделал глоток из своей вновь наполненной кружки и сказал:
- Не понимаю, каким образом появление доктора Грифа могло вызвать смерть сэра Бернема или чью-то еще.
- Не понимаете, точно? - хитро спросил старик. - Ну, есть вещи никому не понятные, а есть понятные кое-кому. Вот увидали б вы собственными глазами этого черного доктора, поняли б, что ничего непонятного тут нет.
Я решил поднажать и вызвать его на большую откровенность:
- Вы полагаете, у доктора Грифа было влияние на покойного сэра Бернема?
- Ничего я не полагаю.
- В таком случае, на леди Бернем?
- Ух, да, похоже на то.
- Не подумайте, - осторожно начал я, - что я сомневаюсь в правдивости ваших слов, но зачем черному доктору, как вы его называете, преследовать эту семью?
- Есть вещи, - ответил мой пожилой друг, - которые нам не понять, но кое-что все мы понимаем. Ух, да, так и есть; и все мы в этих краях знаем, что в Аппер-Кросслиз, после того как черный доктор поселился там, многое переменилось. Сначала ушел мистер Роджер, потом не стало сэра Бернема. И нынче в газете читаю, что еще один из семейства на том свете.
И он скрестил перед собой два узловатых дрожащих пальца.
- Слыхали когда о дурном глазе? - спросил он и лукаво уставился на меня, потом надолго прильнул к кружке.
- Но, может, для вас и это шуточки.
- Я ни в коем случае не намерен смеяться над вашими словами, - заверил я его, - а что касается дурного глаза, то, конечно, я о таком слышал, хотя признаюсь - и рад этому, - что ни разу с подобным не сталкивался.
- Я верю, сэр, - ответил старик, - что этакий добрый малый, как вы, мог похожего в жизни не встретить. Ух, правда верю, что могли, а значит, раз уж пришлось к слову, верю, что и от черного доктора судьба вас обережет. Ведь если у кого и дурной глаз, так это у него, да и матушка Шейл, что живет в домике на пустоши супротив мельницы, сразу сказала мне его остерегаться, а он тогда всего три дня как приехал. "Мистер Кордер, - говорит она, - у черного доктора глаз дурной!" И воистину правду молвила. Он отрава и проклятье этих краев, был и есть.
Старик задохнулся и замолчал, позволив себе небольшой перерыв.
- Но какое отношение дурной глаз имеет к капканам на человека и стрельбе по людям, возможно, случайно забредшим в поместье? - спросил я.
- Ух, точно! Но я ж говорил, что ежели глаз дурной, то и в сердце злоба, а душа у этого человека черна, как его лицо. Еще чернее, - поразмыслив, добавил он.
- Но все-таки у вас нет доказательств, что именно доктор Гриф приказал ставить ловушки и заставил Хокинса стрелять?
- Ни у кого нет, - честно признался мой знакомец. - Не то мы бы давно его по закону привлекли.
- Леди Бернем часто показывается на людях? - спросил я.
- Никогда! - был дан ответ. - Уже год или больше за ворота Парка не выходит.
Он опасливо огляделся и сказал, понизив дрожащий голос почти до шепота:
- Сдается мне, что живой ей за ворота не выйти.
- Ох, - выдохнул я. - Кажется, в здешнем краю не соскучишься. Но несмотря на ваши добрые пожелания, должен признаться, что я бы на черного доктора посмотрел. У него тут практика?
- Практика? А что, похоже?
- Значит, у него собственный капитал?
- Дом его принадлежит Парку, но не знаю, платит он за него али нет. А на что он живет, чего не ведаю, того не ведаю.
Я еще чуть-чуть порасспрашивал моего знакомца из "Трешерз", но и без того успел узнать достаточно. По пути в "Эбби-Инн" я снова и снова вспоминал необычайный рассказ старика о докторе Дамаре Грифе.
Здесь он был парией, но я не знал, жалеть мне его или нет. Ужасно жить с такой репутацией в невежественной глубинке, а именно это и произошло с врачом-евразийцем. Упоминание дурного глаза заставило меня задуматься о прошлом этого странного места, где простые люди, отрезанные от остального мира, до сих пор придерживались суеверий предков. В те далекие времена, когда монахи из соседнего аббатства безраздельно властвовали над краем, история жизни человека, обвиненного в сглазе, как сегодня винили доктора Дамара Грифа, возможно, окончилась бы на костре по решению матери-церкви. Все выглядело очень странно, и даже если позабыть о важности суеверий в глазах невежественных сельских жителей, было в этой истории нечто относящееся к цели моей миссии, а не одни лишь домыслы о древней магии, еще обретающиеся в умах обитателей Аппер-Кросслиз.
Я вспомнил омытый луной пейзаж в окне, навеявший мне мысли о загадочной картине Вирца. Тогда я ничего не знал о колдовской пелене, что, по здешним поверьям, лежала на округе, хотя и сравнил ночь с "завесой, расшитой мерцающими глазами". Очевидно, это впечатление было некоей квинтэссенцией местных настроений. Говоря вкратце, жители этих мест создали атмосферу запустения и чего-то более зловещего, а я лишь почувствовал ее, как только прибыл в деревеньку.
Вот об этом я и размышлял на обратном пути в "Эбби-Инн". Я добыл немало новых и ценных сведений и решил изложить их в пространном отчете Гаттону. Я еще не знал, что следует предпринять дальше, и даже не догадывался, какой смелый ход придумаю вскоре.
Тем не менее, в тот вечер я не преминул дважды спуститься в питейный зал, но ни "Цыган" Хокинс, ни черный слуга так там и не появились. Наконец я решил лечь спать, закрыл окна и задернул шторы. Я не желал повторения снов, превративших мою первую ночь в "Эбби-Инн" в сущий кошмар.
Глава 15 Я принимаю посетителей
На следующее утро, за завтраком, я начал составлять план, которому суждено было привести меня к необыкновенному открытию. Я завтракал у себя в комнате и, закончив, только собрался раскурить трубку, как в дверь постучал мистер Мартин, хозяин трактира.
- Войдите, - крикнул я.
Он вошел и сообщил:
- К вам некая дама, сэр.
В его манере осуждение любопытно сочеталось с уважением. Что касается меня, то и без слов ясно, что я сразу, как всегда, подумал об Изобель. Однако стоило догадке (порожденной мечтаниями, а не логикой) промелькнуть в голове, как я тут же осознал всю ее нелепость.
- Дама? - переспросил я. - Но я никого здесь не знаю. Вы уверены, что она говорила именно обо мне?
- Уверен, сэр, - ответил трактирщик, в силу обстоятельств откровенно растерявший обычное самообладание: по его поведению я сразу смекнул, что на его памяти в "Эб-би-Инн" такого не случалось. - Так и сказала - мистер Аддисон. Она ожидает в кофейной, сэр.
Недоумевая, я направился в комнатку по соседству с питейным залом, получившую от мистера Мартина гордое звание "кофейной". На скамейке у входа в трактир я заметил потрепанного вида человека, которого принял бы за местного торговца, если бы не было ясно, что он тут впервые и с Мартином не знаком. Он читал газету, а рядом на скамейке стояла чашка кофе.
В воздухе висела утренняя дымка, как правило, предвещающая жару. Войдя в "кофейную", я обнаружил там странный полумрак, как бывает летом в сумерки. Красноватые лучи солнца, пробивающиеся сквозь легкий туман, делали этот мягкий свет еще теплее; в комнате было лишь одно окошко, и мгла царила здесь даже в полдень.
С диванчика, обитого бортовкой и стоявшего под окном, навстречу мне поднялась посетительница, а я застыл, держась за дверную ручку. Безусловно, передо мной была совершенно незнакомая дама!
Высокая и очень стройная, одетая с большим изяществом, она выглядела иностранкой, прибывшей, должен сразу отметить, из экзотических земель. На ней была шляпка, по-моему, парижская и дорогая; узорчатая вуаль, спускавшаяся с полей, полностью скрывала лицо, но не прятала - случайно или намеренно - сверкающих миндалевидных глаз гостьи. На какое-то мгновение меня посетила чудовищная мысль, однако самое страшное воспоминание о тех, иных, ведьмовских глазах, сосредоточивших в себе столько тайн, было неразрывно связано с их сияющим зеленым цветом. Глаза этой леди, пусть и необыкновенно большие и блестящие, были совершенно другими - продолговатыми, узкими и чудесного янтарного оттенка.
Она заговорила хорошо поставленным негромким голосом, но я все равно вздрогнул; даже не сомневаюсь, что я пристально и очень грубо уставился на нее. Голос звучал немного хрипловато, она явственно контролировала свою речь, отчего я опять не мог не вспомнить ночь в моем кабинете, закончившуюся исчезновением статуэтки Баст.
По-моему, уже упоминалось, что я из тех, кто не принимает поспешных решений; и вот, убежденный, что воспоминание о светящихся глазах грозит стать наваждением и я примусь выискивать этот горящий взгляд у каждой встречной незнакомки, я заставил себя поверить, что меня обманула случайная схожесть голосов посетивших меня дам.
- Мистер Аддисон, - произнесла гостья, - боюсь, мой визит покажется вам несколько неуместным, но… - она на миг прервалась и продолжила: - сейчас я живу во Фрайарз-Парке, и леди Каверли узнала от доктора Грифа о вашем желании осмотреть особняк.
- Право же, - пробормотал я, - не стоило вам так беспокоиться, я бы…
- Мне это совсем не сложно, - заявила она. - Я все равно шла в эту сторону, и леди Каверли попросила меня завернуть к вам и передать, что хотя она не в состоянии принимать гостей, вы можете прийти и осмотреть старые помещения дома.
- Буду премного обязан, - сказал я и умолк, почувствовав некоторую неловкость. В ту минуту мне и в самом деле хотелось забыть о неприятных подозрениях насчет леди, специально свернувшей со своего пути, чтобы передать мне приглашение, но я все еще не мог связать эту элегантную женщину из поместья с тем, как старый сплетник в "Тре-шерз" описывал Фрайарз-Парк.
Я мысленно решил как бы невзначай расспросить о ней Мартина и желательно Хокинса, как только это станет возможным. Я хотел задать все вопросы трактирщику сразу после того, как гостья уйдет, но она, кажется, не спешила.
- Вы впервые в этих местах? - продолжала она тем же мягким, нежным голосом, настойчиво пробуждающим воспоминания о событиях в моем коттедже.
Она опять села на диван, не оставляя мне выбора: теперь я мог занять только тот единственный стул, которым могла похвастать кофейная. Нельзя было не заметить, что, хотя леди и называла меня мистером Аддисоном, сама она предпочла не представляться. Более того, все это время посетительница держалась спиной к окну.
- Впервые, - ответил я, - но успел убедиться, что здесь много любопытного.
- Фрайарз-Парк чрезвычайно понравится вам, - заверила она. - Раньше в этом месте располагался один из самых старых и крупных монастырей юга Англии. И некоторые части дома, к примеру, часовня или западная башня, кажется, видимая отсюда, сохранились от первоначальной застройки.
Она откровенно старалась увлечь меня; понимая, что если она и вправду та, за кого себя выдает, то есть подруга леди Каверли, мое равнодушие выглядело бы неучтиво, и я в свою очередь попытался выказать разумную заинтересованность в старом монастырском здании.
Я не жалею, что так поступил. Полагаю, мне еще не доводилось сталкиваться с сухими историческими фактами, столь привлекательно представленными. Осведомленность об этом древнем монашеском уголке Англии, продемонстрированная моей незнакомкой, воистину поражала. Оказалось, что род Каверли играл видную роль в истории страны еще в туманные англо-саксонские дни. И сцены, возникшие в моем воображении при первом взгляде на удивительно дикий пейзаж между деревней и далеким поместьем, обрели краски и правду настоящей жизни. Эта женщина, казалось, знала едва ли не все важные подробности о каждом Каверли со времен Кнуда и о деяниях всех настоятелей, когда-либо главенствовавших в Круа-де-Лис.
Я слушал с нарастающим изумлением, завороженный широтой кругозора этой необыкновенной женщины, а также ее хрипловатым мелодичным голосом; наконец она осознала, что прошло уже немало времени, и внезапно встала, смеясь, а ее смех вновь разбудил мою память.
- Какая я глупая, мистер Аддисон! - сказала она. - Вы, конечно, подумали, что я весьма эксцентричная особа: сижу здесь и играю в местного экскурсовода.
Пока она говорила, на улице послышался шум. Сначала раздались тяжелые шаги - это к двери трактира подошел человек, а затем голоса:
- Мартин!
- Обождите минутку, пожалуйста.
Это был доктор Дамар Гриф!
Если звук его голоса лишь заставил меня вздрогнуть, воздействие его на мою гостью было совсем невероятным. Она быстро шагнула ко мне и схватила за предплечье удивительно тонкой рукой, обтянутой перчаткой. Только теперь, увидев ее так близко, я понял, что она даже выше, чем я предполагал, то есть почти одного со мной роста. Ее стремительные и ловкие движения были исполнены неописуемой, в чем-то сверхъестественной грации, сравнимой - и эта мысль внезапно показалась мне отвратительной - с кошачьей.
- О, мистер Аддисон, - произнесла она, придвинувшись так близко, что я чувствовал ее дыхание на своей щеке, - я боюсь этого человека, как иные боятся змей. Прошу вас об одолжении. Вижу, что в этой комнате две двери, а у меня имеются особые причины его избегать. Не знаю, куда ведет вторая дверь, но, конечно же, сумею найти выход.
Она сильнее сжала мою руку.
- Смею ли я вас просить, - умоляюще добавила она, - если это возможно, скрыть от него, что я сюда приходила?