Долгое время я видел лишь силуэты говорящих и слышал невнятную речь, только однажды разобрав какие-то обрывки фразы. Ночь выдалась ясная; луна светила ярко, как в тропиках, заставляя предметы отбрасывать темные и четко очерченные тени, что придавало пейзажу особую глубину, а мне почему-то напомнило картину Вирца.
Как я понял, собеседники негромко спорили о чем-то. Я едва различал женский голос, но что-то в нем пробудило во мне смутные воспоминания. Он определенно принадлежал девушке, тогда как мужчина говорил с иностранным акцентом и был давно не юн. Не знаю почему, но подспудно я продолжал думать о Вирце, наделив едва различимых в темноте собеседников личностями. Мужчина стал Асмодеем, хозяином ведьмовского шабаша, а девушку я представил "молодой колдуньей", будто сошедшей с полотна странного бельгийского гения.
Все в черно-серебристой ночи походило на ту картину. Было нечестивое свидание, а вдали мне рисовались "леса, что населены порождениями мрака; и ветви, на коих восседают крылатые создания, восставшие из преисподней; и тьма аки завеса, расшитая мерцающими глазами…".
Эти фразы из одного магического трактата всплыли в памяти и заставили меня содрогнуться. Я все пристальнее вглядывался в полог тени, твердя себе, что стал жертвой обмана чувств. Пусть читатель решает сам, видел я это только в своем воображении или на самом деле, а то, что я намерен поведать сейчас, безусловно, поможет ему разобраться.
На какой-то миг мне померещилось, что "мерцающие глаза" действительно появились на "завесе" тьмы! В тени под высоким деревом сверкнул зеленый взгляд - и больше я ничего не видел.
Я еще немного понаблюдал за этим местом, но не заметил ни единого признака того, что во тьме под окном кто-то есть. Разговор тоже стих, и вскоре я понял, что собеседники удалились по аллейке, примеченной мной еще вечером и уводящей к луговой тропе.
Я ощутил, как в груди неистово забилось сердце. Этот, казалось бы, пустяковый случай и предшествующий ему ночной кошмар произвели на меня настолько сильное и неприятное впечатление, что, возвращаясь в постель (и несмотря на теплую ночь), я закрыл ставни и задернул шторы.
То ли оттого, что лунный свет перестал проникать в комнату, то ли по другой, неизвестной мне причине, я быстро погрузился в здоровый сон и не просыпался до тех пор, пока в восемь утра горничная не постучалась в дверь. Жуткие кошмары, так встревожившие меня ранее, больше не возвращались.
Расправившись с завтраком, я уселся на скамью на крыльце и закурил трубку. Мистер Мартин, испытывавший очевидную нехватку клиентов, стал почти дружелюбным. Он дал мне понять, что нежелательные посетители нанесли весомый урон его предприятию. Ворча и подмигивая, он попытался просветить меня насчет этих неугодных гостей. Но по завершении его объяснения я знал немногим больше, чем в начале.
- В наших краях все наперекосяк, - закончил он и исчез внутри трактира.
Даже при свете солнца деревня, по непонятной для меня причине, продолжала нести на себе печать некоей бесприютности и уединенности. Многие дома казались ветхими - и не один пустовал. Улица вела прямиком к заброшенной мельнице, очень печальной и мрачной; на фоне голубого неба ее недвижные крылья чернели распятой летучей мышью.
Невдалеке от деревни простирались прекрасные луга, но они, как мне сказали, принадлежали фермеру Хайнсу, а он числился жителем соседнего прихода. Было очевидно, что тучи нависли над одной лишь деревней Аппер-Кросслиз, и я спросил себя, не из тех ли она мест, редких в наше время, что процветают под защитой хозяев "большого дома" и увядают одновременно с их упадком. В старой Англии это считалось обычным делом, и я почувствовал желание объяснить все себе именно таким образом.
Закончив краткий осмотр местности, я вернулся в "Эбби-Инн" за тростью и фотоаппаратом и затем направил стопы во Фрайарз-Парк.
По некоторым погодным признакам, замеченным мной, я не сомневался, что не за горами гроза, подобная той, что недавно принесла прохладу посреди невероятной жары. И вот деревня осталась позади, а я шагал по пыльному большаку, овеваемый встречным ветерком. На горизонте, над далекими холмами, повисла черная туча.
Глава 13 Доктор дамар гриф
От трактира до Фрайарз-Парка по прямой было менее двух миль, но дорога с указателем "на Хейнингем" петляла по долине, и когда я наконец добрался до чего-то похожего на ворота со сторожкой, грозовая туча успела нависнуть над ближайшим холмом, и ее кромка, сквозь которую прорывались лучи палящего солнца, сияла, будто туманная пелена Авалона в сумерках. В густом хвойном бору, опоясывающем холмы, зловеще шумел ветер, предвещая грядущее ненастье, а в лощине умолкли все птицы.
Я не стал внимательно осматривать увитую плющом сторожку, с первого взгляда решив, что она пустует. Распахнув железную калитку, я потянул за кольцо, торчащее из стены. Наградой мне был немелодичный звон колокола из-под крыши постройки; резкий, надтреснутый звук, казалось, пролетел по округе, ударяясь о ели, и угрюмо смолк где-то высоко в тенях на холме.
Стон колокола переполняло то же одиночество, что витало в самом воздухе этого заброшенного края; было в этом звуке нечто пугающее, точно колокол нашептывал: "Уходи! Остерегайся тревожить обитателей этих мест!".
Дом, башню которого, как было сказано, я заметил из окна моей комнаты в трактире, совсем не просматривался от ворот. Признаюсь, я потерял его из вида, как только отправился в путь, и с тех пор он даже ни разу не мелькнул передо мной.
Десятью минутами ранее я спросил дорогу к поместью у попавшегося навстречу крестьянина, и он, не пытаясь скрыть любопытство, ответил мне. Его подсказки отличались простоватой сумбурностью, предполагающей, что тот, кто спрашивает, обязан как свои пять пальцев знать местные ориентиры. Однако я не сомневался, что пришел в нужное место. По названию поместья я догадался, что когда-то
Фрайарз-Парк по меньшей мере частично принадлежал монастырю, и, конечно, старый надтреснутый колокол напоминал о тех днях: были в его голосе и тишь древней обители, и вздох самоотречения.
Хотя я ни словом не намекнул трактирщику или одной из его немногочисленных служанок о цели моего похода, я понадеялся, что Хокинс окажется в сторожке, поэтому пробудил призрачный колокол повторно. Но никто не отозвался; казалось, Фрайарз-Парк покинули все - люди, птицы, звери.
Я слышал далекое мычание скота, пасущегося на лугах, и таинственное перешептывание елей в бору, а грозовая завеса над холмами все темнела и ширилась, теперь укрывая и долину.
В гнетущей тишине, воцарившейся в округе, я начал подниматься по усыпанной шишками тропе. Все свидетельствовало о том, что за поместьем давно не ухаживают, а буйно поросшая сорняками дорога говорила, что сюда мало кто заходит и тем более заезжает. Отойдя на некоторое расстояние, я остановился под крутым косогором, башенной стеной нависшим над моей головой, и принялся всматриваться вперед, в сгущающийся сумрак. Мне стало очень зябко: лучи солнца совсем не проникали в этот поросший елями туннель. Неужели я ошибся и избрал тропу, ведущую не к дому, а наоборот, прочь от него, во тьму чащи? Или же заброшенная сторожка относилась к другому, целиком обезлюдевшему поместью?
От этой мысли мне стало не по себе, и в сознании тут же проснулась детская боязнь темного леса. Я вспомнил про завесу тьмы, "расшитую мерцающими глазами", - и торопливо, с деланной храбростью ринулся вперед. Сделав десяток шагов, я очутился у одного из бесчисленных поворотов петляющей дорожки и отсюда увидел, что в самом ее конце, как на выходе из горной пещеры, забрезжил желтый свет.
Ободренный этим, я пошел быстрее и наконец увидел дом. Теперь я убедился, что действительно выбрал неверный путь, потому что тропа, которую я предпочел, заканчивалась у подножия небольшой лестницы с мшистыми ступенями. Я поднялся по ней на террасу. Вход в дом оказался где-то далеко слева, между ним и террасой пролегал запущенный газон. Эта часть здания строилась по уродливым канонам георгианской архитектуры, тогда как соседний флигель был по-тюдоровски живописен. Не считая одного освещенного окна справа от крыльца, в доме не было огней, хотя надвигающаяся гроза успела принести в долину преждевременные сумерки.
Я ожидал от Фрайарз-Парка чего угодно, но этот диковинный особняк, скрытый в подковообразной лощине между холмами и давным-давно позабытый всеми, совершенно не выглядел жилым. Я мог бы коснуться царящей здесь тишины, настолько осязаемой она казалась. От каменных плит поросшей мхом террасы веяло влажной стынью; холод полз от пустоши внизу и из бора на холме.
Я пересек террасу и газон и теперь стоял и смотрел через открытую стеклянную дверь, расположенную возле главного входа, в комнату, откуда лился свет. Вокруг стало необыкновенно тихо и темно. На заваленном бумагами столе горела лампа.
Комната была обставлена, как библиотека. Вдоль стен, занимая все пространство, стояли переполненные книжные шкафы. Едва ли не все тома в них дышали старостью, многие были в непривычных, вероятно, иностранных переплетах. То там, то здесь на полках виднелись химические приборы и застекленные коробки с образцами; и повсюду мой взгляд натыкался на египетские реликвии, впечатляющая коллекция которых была в совершеннейшем беспорядке разбросана по комнате.
За столом, погрузившись в чтение огромной книги в кожаном переплете, сидел человек. Он был необычайно изможден и, как я догадался, отличался очень высоким ростом. Его чисто выбритое лицо вызывало в памяти Сокара,
древнеегипетского бога с соколиной головой; длинные седеющие волосы он зачесывал назад, открывая костистый лоб. Кожа его была блеклой и желтоватой; продолговатые, тонкие, смуглые кисти рук подсказали мне, что он евразиец, человек смешанной крови. Под ногой у меня хрустнул камешек, выдав мое присутствие. Мужчина быстро поднял голову.
Я вздрогнул. Широко распахнутые черные глаза смотрели на меня пристальным, соколиным взором, усугубляя поразительное сходство с Сокаром. Я заговорил, все острее сознавая свою ошибку:
- Простите, что столь грубо прервал ваше уединение, но я полагал, что нахожусь во Фрайарз-Парке, куда, боюсь, вторгся, не имея на то права.
Человек за столом не сводил внимательных глаз с моего лица.
- Вы никуда не вторглись, - ответил он резким высоким голосом с явственным, пусть и неопределимым, иностранным акцентом. - Мы рады всем гостям - званым и незваным. Но вы определенно заблудились: это Белл-Хаус.
- И далеко ли я от Фрайарз-Парка?
- Не очень. Могу ли поинтересоваться, известно леди Каверли о вашем предполагаемом визите или нет?
- Нет, - удивленно сказал я.
- Тогда, к сожалению, ваше путешествие напрасно. Она больна и никого не принимает.
Его манера говорить, несколько высокомерная и властная, задела меня, и евразиец, очевидно, заметил это, потому что добавил:
- Я врач леди Каверли. Не исключаю, что мог бы помочь вам. В любом случае, опасаюсь, что в данное время вам придется удовлетвориться моим скромным гостеприимством - если, конечно, вы не предпочитаете прогулку под ливнем.
Пока он говорил, лощину озарила ослепительная вспышка молнии, и его последние слова утонули во все более оглушительных раскатах грома, неистовствовавшего над холмами.
Дождь обрушился внезапным потоком, как в тропиках, и я сделал шаг в комнату. Ее обитатель поднялся мне навстречу во весь свой огромный рост.
- Я доктор Дамар Гриф, - сказал он и вежливо поклонился.
Я тоже представился, и он с царственной любезностью предложил мне стул с высокой спинкой, а сам вернулся за стол.
- Что-то мне подсказывает, вы не из этих мест, - продолжал он.
Сейчас, несмотря на его отточенную учтивость, я видел, что доктор Дамар Гриф из тех людей, которые никогда не будут мне симпатичны. Говорил он как джентльмен, но лицо было маской - маской Сокара; сидя здесь, в странном неопрятном жилище, среди реликвий прошлого и свидетельств неясных изысканий, предназначенных, возможно, для познания будущего, под звук громовых раскатов над Белл-Хаусом - я решил скрыть от него истинную цель моего визита. Я весьма сожалел, что назвал ему свое имя, хотя обман стал бы преступлением против охотно оказанного гостеприимства.
Даже теперь я с трудом могу объяснить смешанные чувства, охватившие меня во время первой встречи с этим необычным человеком.
- Я прибыл сюда отдохнуть и подлечиться, - сказал я, - и мне говорили, что Фрайарз-Парк представляет значительный интерес с исторической точки зрения. Я хотел получить разрешение осмотреть его и, если возможно, сделать несколько фотографий.
Доктор Дамар Гриф с серьезным видом кивнул.
- Это бывший монастырь, мистер Аддисон, - сообщил он. - И, как вы отметили, он очень интересен для историков. Но плачевно слабое здоровье миссис Каверли не позволяет ей принимать посетителей.
Он произнес это гораздо тише, заговорив не таким высоким и резким тоном, как раньше. Что-то в его интонации показалось мне знакомым. Одного взгляда на соколиные черты было достаточно: я не сомневался, что мы с доктором никогда не встречались, но был определенно уверен, что уже слышал его голос, пусть и не мог припомнить, где и при каких обстоятельствах это произошло.
- Кажется, мистер Бернем несколько лет как умер? - спросил я, прощупывая почву.
- Да, вы правы.
Более не прибегая к властному тону, отличавшему его речь ранее, доктор Дамар Гриф холодно, но вежливо пресек мою попытку поговорить о семье Каверли; я сделал еще несколько безуспешных поползновений вернуться к этой теме и, заметив его решимость не касаться ее, прекратил расспросы.
Гроза уходила на запад. Ослепительные вспышки молний еще несколько раз озаряли странную библиотеку, отражаясь в ярких красках крышки египетского саркофага или выхватывая из полумрака банки с жуткими анатомическими образцами, но гром над домом больше не гремел. Раскаты доносились откуда-то издалека, с отрогов холмов. Случайный хозяин сидел за беспорядочно заваленным столом и наблюдал за мной своими птичьими глазами; напряженность между нами росла.
- Кажется, дождь прекратился? - произнес я.
- Скоро опять польет, - ответил он, посмотрев на террасу. - Я бы посоветовал вам не торопиться. Того и гляди, вновь разверзнутся хляби небесные.
- Спасибо, но я рискну, - сказал я. - Я и так отнял у вас много времени, доктор Гриф. Было любезно с вашей стороны позволить мне укрыться от дождя.
Заметив, что я и вправду собрался уходить, он встал - высокий, худой и загадочно отталкивающий - и проводил меня до передней двери. Мы уже стояли на крыльце, когда он сказал:
- Если вам случится вновь оказаться в этих краях, мистер Аддисон, буду рад приветствовать вас здесь. У меня редко бывают гости.
Сам не пойму, была ли то интуиция или здравый смысл, но я быстро осознал, что происходит: стоило мне свернуть за изгиб дороги под древесной сенью и увидеть впереди пустую сторожку, как я более не сомневался, что доктор Дамар Гриф не вернулся к прерванному чтению, а быстро проскользнул по тропе между елей, опередив меня! Не знаю, зачем он так поступил, но о том, что он намеревается сделать и каким образом осуществит это, я просто догадался, как только оставил его на крыльце.
Сейчас, ускоряя шаг, я размышлял, собирается ли он помешать мне или только проследит, сверну ли я на дорогу. Вскоре я понял, что он лишь наблюдал. В воображении вставал неприятный образ тощей, длинной фигуры, которая затаилась в обступившем меня полумраке; однако я притворился, что ничего не подозреваю, и ни разу не оглянулся.
Я вышел на главную дорогу и резко свернул налево, возвращаясь тем же маршрутом, что привел меня в жилище врача-евразийца. Если он думал, что я, невзирая на его уверения в тщетности подобной попытки, все же направлюсь в Фрайарз-Парк, его постигло разочарование. У меня возникло новое и весьма необычное объяснение тайны "Оритоги" - жуткое, но, если учитывать внезапно всплывшие обстоятельства, правдоподобное. Более того, я понял, что совершил стратегический промах, вот так, в открытую, пытаясь увидеться с леди Каверли. Правда, составляя свой план, я еще не подозревал о существовании доктора Дамара Грифа.
Я вздохнул с облегчением, оказавшись на дороге. Мне было неуютно при мысли, что седовласый евразиец подглядывает за мной из-за деревьев. Но теперь у меня имелось несколько вариантов дальнейших действий, хотя сначала надо было побольше обо всем разузнать. Я узрел тайну внутри тайны: от меня не ускользнуло, что в коллекции доктора Дамара Грифа было несколько кошек из Бубастиса.
Глава 14 Черный доктор
Когда я вернулся в "Эбби-Инн", меня ожидала корреспонденция, аккуратно пересланная из дома Коутсом. Почтовое сообщение с Аппер-Кросслиз было ненадежным и нерегулярным, но, проглядев присланные газетные вырезки и спешно пообедав, я все-таки принялся за колонку для "Планеты", в которой постарался не отвлекать внимание общественности от центральных действующих лиц трагедии и в то же время намекнуть, что расследование не стоит на месте.
Я много раз прерывался и смотрел через открытое окно вдаль, туда, где среди деревьев высилась башня Фрайарз-Парка. Странные, страшные мысли всплывали в голове - мысли, которые следовало тщательно скрывать от читателей "Планеты". Наконец я дописал статью и решил наведаться в соседний городок, что находился в нескольких милях от деревни, и оттуда послать письмо, а также шифрованную телеграмму для инспектора Гаттона. Я с удовольствием прогулялся, а долгий путь помог разогнать дурные предчувствия; после того, как все было отправлено, я под видом безобидного лондонского туриста пустился на поиски недостающих сведений.
Трактирщик из "Эбби-Инн" был молчалив от природы, и расспрашивать его представлялось затруднительным. Более того, родительская забота, с какой он отнесся к незадачливому Эдварду Хайнсу, явственно свидетельствовала, что он ни за что не бросит тень на славное имя Аппер-Кросслиз. Но на дороге, прямо у въезда в провинциальный городок, я заметил трактир, привлекавший, как мне показалось, немало местного люда. Памятуя о том, что деревенская пивнушка обычно служит клубом сплетников со всей округи, я направился в "Трешерз".
Заведение только что открылось, но стоило мне переступить порог, как подвернулся нужный собеседник.
- Надеюсь, утречком вас ливнем не промочило, сэр? - произнес старик, одиноко сидевший в кресле в углу зала. - Хотя земля от дождя только краше. - Он окинул меня взглядом и изрек: - Пешочком у нас хаживать одно удовольствие. К нам из самого Лондона приезжают, особенно по воскресеньям.
- Не сомневаюсь, - ободряюще сказал я и подошел к стойке.
- Вот взять Мэнтон, - продолжал дед. - В ясную погоду оттуда море видать, а в войну, ежели ночью тишь стояла, то в Аппер-Краубери было слышно, как во Франции пушки грохочут. А в четырех милях отсюда старинный Фрайарз-Парк, правда, в него дальше ворот не пускают. Да и не очень-то туда и хотелось, - задумчиво добавил он.
- Как так? Насколько я понял, Фрайарз-Парк представляет огромный интерес.
- Ух, да! - пробормотал мой новый знакомец. - Ух, да! Может, вы и сами не прочь туда наведаться?
- Не отказался бы.
- Ух, да! Ну, там как бы немножко опасно.