Даже на таком расстоянии им видна была куколка, прилепленная на присоске к стеклу изнутри машины. Кукольная головка моталась из стороны в сторону, розовой ленточкой мелькал розовый язык. Казалось, игрушечный Барт Симпсон умоляет выпустить его из машины, раскачивавшейся, как челнок в штормовом море.
Вдруг...
БАМ!
– Господи, помилуй! – Джо схватился за голову. – Вы видели?
Ричард уставился на машину. Оконные стекла так и брызнули наружу. Автомобиль на глазах погружался все глубже в гудроновое покрытие, словно под чудовищным прессом. Звонко лопнули шины. Под "фиатом" натекала лужа – вода из разбитого радиатора, масло и бензин из лопнувших трубопроводов и баков.
Майкл с отчаянием выкрикнул:
– Скорей! В машину. Всем в машину!
Ричард оглянулся на здание полиции – непоколебимо надежное, скрывающее в себе обыкновенных земных копов, мирно распивающих чай.
– Даже не думайте, – прошипел Майкл. – Еще минута – и вы покойник. Только машина! Давайте всех в машину!
Желтый "фиат" напоследок жалобно взвизгнул и распластался на асфальте, как раздавленный зверь.
Секундой позже завизжал автомат с талонами: стальной столб, на котором он держался, грохнулся наземь.
"Кто-то стреляет", – мелькнула у Ричарда паническая мысль. Что-то дробно застучало по гудрону у его ног. "Нет... монеты. Черт побери, это же монеты!"
Из лопнувшего автомата разлетались, стучали и раскатывались по площадке блестящие кружочки.
– Сейчас или никогда, – что было мочи завопил Майкл. – В машину!
Ричард подхватил приросшую к земле Эми и бросился бегом. Инстинкт подсказывал ему укрыться в здании, бетонные столбики один за другим валились на асфальт, но он чувствовал необъяснимое доверие к этому человеку.
– Садитесь назад! – крикнул он подбежавшим Кристин и Джо.
Ключи уже в руках, но пальцы неуклюжи, как сосиски, еле гнутся. Наконец он нашел нужный ключ, вогнал в скважину дверного замка.
Не поворачивается.
Застрял.
В тридцати ярдах от них с треском обрушился плакат:
"Добро пожаловать в Понтефракт". От удара вспыхнули голубые искры.
Джо взвизгнул:
– Ричард! Что ты копаешься?
– Ключ застрял. Мне...
"Проклятье! – наконец сообразил он. – Не в ту сторону, идиот. Ты же крутишь не в ту сторону!" Майкл обыденно сказал:
– Ричард. У тебя осталось десять секунд, чтобы спасти нас.
– Залезайте!
Дверцы широко распахнулись и почти сразу же захлопнулись.
С ключом зажигания Ричард справился сразу. Двигатель. Сцепление. И рванул машину через стоянку.
Через несколько секунд ревущий автомобиль вылетел за границу Понтефракта. Промелькнул ипподром. Нырнуть под железнодорожный мост – и на шоссе!
На заднем сиденье скульптурной группой застыла его семья. Только испуганно блестели глаза.
Чужак оглянулся назад, а затем наклонился к Ричарду.
– Быстрее. По-моему, нам не удается оторваться.
Глава 21
Тупик
"...до смерти ему оставалось несколько часов". Чужак в запачканной кровью рубашке сидел рядом.
Сидел смирно, по его лицу невозможно было догадаться, что он чувствует и о чем думает.
Джо который раз повторял все тот же вопрос:
– Что это было? Кто это сделал? Слушай, ты, ублюдок, что это было? Я сказал...
Эми плакала.
– В полицию, – настаивала Кристин. – Ричард, найди телефон-автомат. Надо позвонить.
– Я не знаю, кто ты такой и что натворил, – вопил Джо, – но ты не смеешь втягивать нас. Бога ради, что там такое было? Та машина взорвалась. Вся эта долбаная стоянка взрывалась. Почему...
"Нет, машина не взорвалась, – мысленно возразил Ричард. – Она схлопнулась. Как бумажный пакет под ногой мальчишки. Под огромной тяжестью. Под невидимой тяжестью".
– Мне очень жаль, – тихо проговорил Майкл. – Я не хотел...
– Еще бы тебе не жаль! – брызгал слюной Джо. – Я думаю! Вмазал нас всех в дерьмо! Что ж нам, умирать теперь? Ну?
– Я этого не хотел. Я...
"...спасти его не удалось. Если бы определили причину..."
Ричард гнал машину по шоссе. Стрелка спидометра перевалила за сотню. Джо вопит, Эми плачет, Кристин твердит, что надо позвонить в полицию, чужак тихо пытается вставить слово, но все это словно издалека.
Ричард по внутренней полосе обогнал цистерну с бензином. Гнать так – самоубийство, но пережитое час назад выбило его из колеи; попросту перепугало до смерти. Он отстраненно подумал о самом себе: "Когда я в последний раз испытывал подобный страх?"
"...через несколько минут скончался. Тайна его гибели..."
"Кто скончался?" – думал Ричард. Его мозг словно разделился на несколько независимых частей. Одна вела машину. Ф-рр-р! Обогнал по усыпанной щебенкой обочине колонну чертовски медлительных трейлеров, перегоняемых на новые пастбища. Дышать что-то трудно. Воздуха не хватает, а каждый вдох дается с трудом.
Другая часть мозга прислушивалась к радиопередаче. Приемник во всей этой дьявольской катавасии так и не дошли руки выключить. Дикторша рассказывала о чьей-то смерти. Чьей? Отчего-то Ричарду это казалось важным. Таким важным, что хотелось увеличить звук и крикнуть всем, чтобы они заткнулись. Ощущение удушья усилилось.
"...Ему было всего двадцать восемь лет, – продолжала дикторша,– Но мир рок-музыки уже никогда не будет прежним..."
Двадцать восемь лет? Мужчина? Может, Джим Моррисон? Нет, когда сердце Моррисона не выдержало горячей ванны в номере парижской гостиницы, он был старше. Брайен Джонс?
– Слушай! – Брызги слюны изо рта Джо обожгли Ричарду загривок, – Ты преотлично знаешь, кто это вытворял. Что это было? Гранаты, чтоб их, или еще что?
Чужак отозвался:
– Позвольте мне объяснить. Это...
– Мама, – всхлипывала Эми, уткнувшись лицом в колени матери. – Я домой хочу. Мне тут не нравится. Я...
– Ричард! Осторожно!
Голос Кристин прорвался сквозь пелену звуков. Голова Ричарда мотнулась вперед. Они чуть не врезались в задние колеса грузовика, приткнувшегося у обочины. У Ричарда лязгнули зубы. На такой скорости их легковушку вогнало бы под высокий борт, и верх машины снесло бы вместе с головами.
Скрежет тормозов, вой гудков. Ричард выкрутил баранку вправо, правые колеса прошелестели по придорожной осоке.
– Останови машину, Ричард, – взмолилась Кристин.
– Нельзя, – негромко возразил Майкл. – Нужно двигаться.
– Ма-ама, я хочу домо-ой!
"...Он умер, но его песни живы..."
– Кто, так тебя и так, за тобой гонится? Кто?
Машина выровнялась, а изолированная часть мозга продолжала размышлять над собственной проблемой: "О чьей смерти речь? Элвис Пресли? Бадди Холли?
И когда он в прежней жизни испытывал подобный страх?"
Ричарду вдруг вспомнился темный сад. Газоны засыпаны снегом. А с него течет. Отчего?
Хоть убей, не вспомнить. Помнится только, он так промок, что с одежды капало. Ему было лет десять. Его трясло, но не от холода. От страха.
Случилось что-то ужасное. Что-то, связанное с домом, перед которым он стоял. Шторы не задернуты. В комнатах яркий свет. В окно видна рождественская елка, огоньки свечей в зеленых лапах. И ему отчаянно хочется подойти, постучать в дверь. И когда кто-нибудь откроет, задать вопрос. Невероятно важный вопрос. Невозможно уйти из сада, не получив ответа. Но он боится спросить. Стоит по щиколотку в снегу. Из носа течет, мокрая одежда прилипла к телу.
Снова гудки. Стрелка на ста двадцати.
В любую секунду машина может вылететь за обочину и, кувыркаясь, развалиться на пылающие куски.
Он представлял, как это случится. Еще одна часть мозга, щелкнув, выдала картинку: кровавые куски мяса, бывшие прежде его женой и маленькой дочерью.
"... Мы прощаемся с вами, оставляя вас с музыкой человека, погибшего в тот роковой день 1970 года".
1970. Ричард порылся в памяти. Кто из рок-звезд умер в семидесятом? Джимми Хендрикс...
Это имя всплыло в сознании одновременно со звуками "Фокси леди", вырвавшимися из колонок.
И этого оказалось достаточно, чтобы прорвать заносы мусора, которыми шок забил каналы его мозга.
– Я только хочу знать, – вопил Джо, – кто эти люди? Ты можешь...
– Джо, – спокойно и властно произнес Ричард. – Заткнись.
– Да я, трам-тарарам, просто...
– Заткнись. Ты пугаешь Эми.
Джо замолчал, будто его выключили.
Тогда Ричард обратился к незнакомцу.
– При первой же возможности я останавливаю машину и звоню в полицию.
Чужак открыто взглянул на Ричарда.
– Возможно, уже слишком поздно.
– Можете мне поверить. Именно это я и сделаю. Позвоню в полицию из первой же телефонной будки. – Говоря это, Ричард снял ногу с педали газа и, снижая скорость, свернул к тормозной площадке.
Незнакомец говорил почти умоляюще:
– Прошу вас. Я понимаю, что вы пережили страшный шок...
– Мягко говоря.
– Но, пожалуйста, дайте мне десять минут, чтобы объяснить, что происходит. Ричард покачал головой.
– Мы не хотим знать, что происходит. Мы просто хотим домой.
– Поверьте моему слову, я не просто хочу удовлетворить ваше любопытство. То, что я расскажу, может спасти вас – и вашу семью – от большой беды.
Глава 22
Охотница
"Как его найти?"
Для Розмари Сноу это оказалось серьезной проблемой, даже серьезнее, чем: "как его убить?".
Глаза отвыкли от солнечного света. Она, сощурившись, ковыляла от здания больницы. Стекла проезжающих машин слепили не меньше, чем настоящее солнце. Каждые несколько шагов приходилось останавливаться и вытирать слезящиеся глаза.
На ногах она держалась лучше, чем можно было ожидать. Может быть, силы придавала яростная ненависть. По крайней мере, ненависть помогала забыть о боли.
Розмари целеустремленно шагала вперед, незнакомый городок деловито шумел, не замечая темноволосой девочки в сером брючном костюме и сандалиях.
Собственную одежду найти не удалось, и она пробиралась по коридорам в больничном халате, пока ее не занесло в отделение физиотерапии. Там обнаружился полный шкаф серых костюмов – по-видимому, форма больничного персонала. В том же помещении стоял ряд кабинок. За ними слышался плеск и гулкие голоса. Вероятно, там располагался бассейн, где пациенты упражняли поврежденные суставы и сухожилия.
Что-то подтолкнуло ее пройтись вдоль линии кабинок. Никого не было видно, и девочка открыла одну из дверей. Внутри оказалась твидовая юбка, блузка и тапочки на низком каблуке. Костюм пожилой женщины. На вешалке болталась дамская сумочка. Розмари заглянула в нее. Пудреница, носовые платки и кошелек.
Без денег далеко не уйдешь, это она понимала. Рука потянулась к кошельку, но девочка тряхнула головой и вышла из кабинки, оставив кошелек в неприкосновенности. Гул голосов из бассейна усилился, словно открылась дверь. Розмари, хромая, поплелась обратно. У последней кабинки она задержалась и толкнула дверь. На вешалке – мужской деловой костюм. С часто бьющимся сердцем она обшарила карманы. Пусто.
Под скамейкой стояла пара черных мужских туфлей. Она подняла один, потрясла. Раздался звон. Внутри оказалась связка ключей и горсть мелочи. Розмари торопливо выгребла монеты, сунула в карман. В другом ботинке лежал туго набитый бумажник.
"О, Боже, дай мне знак", – виновато подумала девочка, открывая бумажник и вытаскивая толстую пачку банкнот. Трясущимися руками разделила деньги более или менее пополам и замерла.
Снаружи послышались громкие голоса, смех, мужской голос отпустил какую-то шуточку о девушках в купальниках.
Сейчас войдут.
Голоса удалялись. Розмари как попало запихнула половину пачки в бумажник и сунула его на прежнее место.
Зажав в кулаке другую половину, вышла из кабинки, и, стараясь двигаться неторопливо, последовала к указателю "выход".
Она уже выбралась в центр города, но чувство вины еще преследовало ее. Никогда в жизни она не воровала! Девочка уговаривала себя, что у нее не было выбора, что ей нельзя вернуться домой. Изуродованное лицо означало погибшую жизнь. Единственное, что ей осталось – уничтожить человека, который ее погубил. И еще она должна была спасти ту семью, предупредить невинных людей о грозящей опасности.
Мелькнула мысль о полиции. Нет, они просто заставят ее вернуться в больницу и сообщат домой, матери и отчиму. Она представила, как ухмыльнется сводная сестрица при виде ее изуродованного лица. Ни за что на свете!
К тому времени, как Розмари выбралась в центр, девочка умирала от жажды. Купила три банки лимонада, и выпила одну за другой залпом.
Это помогло. Теперь она соображала яснее. И снова задумалась, как разыскать незнакомца.
Прежде всего хорошенько подготовиться. Она пересчитала деньги. Двести пятнадцать фунтов бумажками и еще восемь – мелочью.
Розмари купила темные очки, темно-зеленый свитер с капюшоном, пару белья, дешевые тенниски, полотенце, мыло, шампунь, расческу и вместительную сумку через плечо. И еще она купила в хозяйственном магазине самый большой разделочный нож.
Глава 23
Огонь и лед
– Вот здесь, – сказал Майкл, – Остановите.
– Вы уверены, что это не опасно? – спросил Ричард.
– Не опасно. Пока.
Ричард свернул с проселка на боковую площадку, затормозил. В тридцати ярдах от них стоял фургон-закусочная. На стенке красными буквами надпись: "Обеды Ханки-янки". Ниже была приписка мелом: "Добрый английский завтрак – тоже по нашей части".
С минуту все сидели молча. Эми успокоилась и перестала плакать. Ричард распахнул дверцу и жадно вдохнул горячий воздух. С поля за дорогой доносился запах пыльных колосьев. Ричард неуклюже выбрался наружу, растер затекшую шею.
Солнце заливало землю потоками расплавленного металла. Мимо прогромыхала машина. На лугу за "Обедами Ханки-янки" неподвижно стояли коровы, изредка взмахивали хвостами.
Майкл салфеткой оттер с лица последние следы крови и вылез из машины.
– Стоит купить чего-нибудь попить. Время есть.
Ричард, гневно взглянул на человека, втянувшего их в эту дьявольщину. "С чего это он так успокоился? Сам он, кажется, никогда не отдышится". Ричард глубоко вздохнул. Колени задрожали.
Майкл открыл заднюю дверцу.
– Мы задержимся здесь на несколько минут.
Джо и Кристин вышли, моргая от яркого света. Эми крепко вцепилась в руку матери, глаза у девочки покраснели и распухли.
Они двинулись к закусочной. Их группа напоминала беженцев из зоны военных действий. Вокруг не было ни души, кроме скучающей девушки, которая стояла в дверях фургона с жевательной резинкой во рту и с журналом в руках.
Теплый ветерок пошевелил звездно-полосатые флаги, поднятые на двадцатифутовых шестах по сторонам фургона. Небольшой тент, растянутый рядом, тоже изображал звездно-полосатое знамя. В его красно-синей тени было немного прохладней.
Едва они уселись за столик, как Эми приметила детскую площадку с горкой и качелями.
– Мама! Смотри! Можно мне там поиграть?
Ричард только дивился, как быстро она оправилась от потрясения.
– Ладно, иди, – позволила Кристин. – Только не долго, а то обгоришь на солнце.
Ричард откинулся в пластмассовом кресле. Полосатый тент над головой тихонько покачивался от ветра. Рассеянный взгляд наткнулся на вазочку с кусками сахара. И тогда он вспомнил, что случилось много лет назад и почему он, насквозь промокший, стоял в заснеженном садике.
Ричард моргнул и потряс головой. Почему-то до сих пор это воспоминание ни разу не всплывало в памяти с того самого дня.
Им было лет по десяти. Вместе с другом, Дэнилом Мэссоном, они играли на льду озера против фермы Лающей Собаки. Конечно, на самом деле она так не называлась – просто, всякий раз, проходя мимо, мальчики слышали из-за забора громкий лай.
Все вспомнилось, словно это было вчера.
Вот Дэнни Мэссон смеется, катая снежок на заснеженном льду. Бегать он не может, у него после полиомиелита нога усохла.
Громкий треск. И Дэнни исчезает.
Ричард подбегает к полынье, почти к самому краю.
Перед ним в темной воде кружатся осколки льда.
Ричард зовет друга по имени. Все тело пронизывает ужас: слезы катятся по лицу.
Дэнни мертв.
И вдруг он чувствует слабое сотрясение под подошвами ботинок. Смотрит вниз. Сквозь полупрозрачную корку льда под ногами призраком маячит лицо. Ричард различает даже широко открытые глаза.
– Дэнни!
Он ни о чем не думал. Он прыгал вверх-вниз, пока лед наконец не треснул.
Он сразу оказался в ледяной воде, захлебнулся темной жижей.
Ричард понятия не имел, как ему все-таки удалось вытащить на лед тело своего лучшего друга. Дэнни лежал с закрытыми глазами и не шевелился. Умер! Ричард не сумел нащупать биения сердца, не чувствовал его дыхания. Просто мокрый ком одежды и кожи валялся на льду.
Всхлипывая, Ричард взвалил тело на санки и потащил его по пустынному полю к дому Мэссонов на окраине городка.
Он дотянул санки до самой двери, громко постучал и бросился бежать.
Но домой он не пошел. Минут двадцать Ричард бродил по улицам, промокший и замерзший. Был канун Рождества. Ребятишки распевали под окнами рождественские гимны, затевали снежные битвы; отцы, насвистывая, возвращались с работы, неся под мышками елки. Весь мир казался счастливым. И никто в мире не знал о десятилетнем мальчике, с ужасом осознавшем, что убил своего друга.
В конце концов, он не выдержал, вернулся к дому Дэнни.
Уже стемнело. И он стоял, по щиколотку в снегу, глядя, как мигают огоньки на елке, и думая, какие ужасные события происходят сейчас в этом доме.
Он представлял, как родители плачут, стоя на коленях над телом сына, а он лежит на полу кухни в луже талой воды. А на чердаке спрятаны коробки с подарками, которых Дэнни никогда уже не откроет.
Больше всего на свете Ричарду хотелось домой. Но он не мог уйти. Это он виноват, что Дэнни лежит холодный, на кухонном линолеуме. Он должен увидеть родителей друга и все им рассказать. Сказать, как ему жаль...
Ричард шагнул к двери и громко постучал. И стал ждать.
Это было самое долгое ожидание в его жизни.
И самые страшные минуты. Он ждал, что появится заплаканная мать Дэнни. И тогда ему придется сказать слова, которые так страшно выговорить:
– Мне очень жаль, миссис Мэссон. Мне очень жаль, что я убил Дэнни.
За дверью послышался шорох. Ключ повернули. Снова долгая, невероятно долгая пауза – и дверь открылась.
Ричард хлопнул глазами.
Перед ним стоял Дэнни, в черно-белом китайском халате и с еще влажными волосами. В руке он держал чашку горячего молока.
– Ричард? – понизив голос, сказал он. – Я промочил новые ботинки. Мать прямо кипятком писает.
Ричард не нашел, что сказать. Он повернулся и пошел домой.