Воронин ясно видел, что ни он сам, ни Дементьев (особенно - опер, который по уставу был облачен в мундир) симпатии у друга Егора не вызывают, и откровенничать с ними он не станет. Но в то же время Воронин не сомневался, что если этот парнишка Егора встретит, то обязательно все-все ему расскажет. А Воронину именно это и было нужно.
Правда вот Воронин не был уверен, что этот друг Егора встретит. Совсем не был уверен. Должно быть, принц Корвин чувствовал нечто странное…
4
С самого утра Воронин испытывал смутное беспокойство и никак не мог понять: по какому поводу? А оно, это беспокойство, такое неясное, но очень настырное, все время сидело где-то на краешке сознания, болтало ножками, дразнилось и отвлекало от работы. Воронин, пока писал отчет, несколько раз сбился. Пришлось пощелкать мышью, выправляя ошибки, - текстовый редактор штука хорошая, но до чисел ему вообще никакого дела нет.
- Сейчас я буду печатать, - объявил Воронин специально для своего коллеги Протасова.
Протасов ковырялся в старом радиоприемнике Вега, который ему, как общепризнанному мастеру по починке любой бытовой техники, принес кто-то из милиционеров. После предупреждения Воронина Протасов отложил паяльник и радиоприемник в сторону, взял со стола пачку Примы и дешевую китайскую зажигалку и вышел на лестницу покурить. Протасов ненавидел принтер; точнее, не сам принтер, а тот звук, который устройство издавало во время печатания. Принтер был матричный и во время работы верещал, словно недорезанный поросенок. То ли дело струйный принтер, - неоднократно высказывался Протасов. - Или, еще лучше, лазерный, такой, как у начальника стоит. Тихо работают, интеллигентно, не то что эта стерва визгливая.
Воронину вопли принтера большого неудобства не причиняли, тем более, что он полагал курение гораздо более вредным для здоровья процессом. Он откинулся на спинку стула, задрал голову к потолку, нашел среди трещинок в побелке гексаграмму гуань и задумался о причинах мучившего его беспокойства. Перебирая мысленные каталоги дел выполненных и невыполненных, а также логи событий нынешнего дня, Воронин припомнил и утреннее явление Егора Трубникова.
Странный был визит. Зачем Егор приходил - непонятно. Вообще, он был как будто слегка не в себе… Не в этом ли причина беспокойства? Да, наверное, в этом. Похоже, вот оно - та самя заноза, что не давала покоя с самого утра. Егор Трубников. Что-то с ним не так. Что-то случилось с Егором. Надо ему позвонить…
Воронин дождался, когда принтер перестанет трещать, дотянулся до телефона, быстро набрал номер Егора и начал считать гудки: один, второй, третий… После седьмого гудка Воронин почти уверовал в то, что с Егором случилось нечто нехорошее, но уговаривал себя, успокаивал: Ну, не берут телефон. Мало ли что? Может, и дома-то никого нету.
Трубку сняли на десятом гудке.
- Алло.
- Егор, ты? - обрадовался Воронин.
- А, капитан. Ты кому, вообще, звонишь?
- Тебе.
- Тогда чего спрашиваешь?
Шпильку Егора Воронин пропустил мимо ушей, его сейчас волновало не это.
- Ты зачем ко мне утром приходил? - спросил он. - Какие-то проблемы?
- Я к тебе приходил? - искренне удивился Егор. Затем возникла пауза - похоже, микрофон прикрыли ладонью.
- Алло, Егор, слышишь меня? - повысил голос Воронин.
- Да слышу, слышу, - ворчливо отозвался Егор. - Понимаешь, утром к тебе заходил не я, а мой двойник из параллельного мира. Он слегка заплутал по пути…
- Шутки шутишь? - Воронин слегка обиделся: беспокоишься о человеке, нервы себе мотаешь, а он…
На другом конце провода Егор что-то коротко сказал мимо телефона. Воронин не разобрал ни слова.
- Что? - спросил он. - Егор, ты не один, что ли? С кем ты там разговариваешь?
- Тихо сам с собою я веду беседу, - фальшиво пропел Егор и, не удержавшись, фыркнул.
- Шутки шутишь? - сердито повторил Воронин. - Ну, шути, шути.
И повесил трубку.
5
Милиционеров Ленька не любил. На то у него была причина, вернее сказать, две причины - два сломанных ребра. Егора бы Ленька милиционерам не выдал, даже если бы знал, где тот находится.
Кстати, куда же он запропастился на самом деле? В детском саду Егор не появляется уже второй день подряд. Дома его нет. Друзья его ищут. Что еще? Женщины. Шерше там, где ля фам.
Впрочем, Ленька знал, что несмотря на все гуляющие по общаге невероятные легенды о егоровом волокитстве, в действительности Егор особым распутством не отличался и гёрлфрендз, как перчатки (или как кондомы), не менял. Может, так было раньше, но не теперь.
А значит, нужно поговорить с Леной. Кажется, у нее с Егором что-то есть…
Лену Ленька перехватил в дверях ее комнаты в общежитии, девушка собиралась куда-то уходить. Не на свидание ли с Егором?
- Ты куда? - спросил Ленька.
- Гулять, - ответила Лена. - Я же город почти и не видела.
- Город, пфы, - пренебрежительно фыркнул Ленька. - Насмотришься еще - надоест.
- Вряд ли, - сказала Лена. - Завтра я возвращаюсь домой.
- Домой? - опешил Ленька. - А как же твоя учеба в музыкальном училище?
- Не будет никакой учебы, - покачала головой Лена. - Не будет никакого училища. Вообще, ничего не будет - по крайней мере, здесь.
- Эй, а что случилось-то? - спросил Ленька сочувственно, он видел, что Лена очень расстроена. - Ты что, не прошла по конкурсу?
- Тебя это не касается! - ответила Лена резко. - Зачем пришел?
- Спросить хотел кое-что, - сказал Ленька. - Ты когда Егора видела в последний раз?
- Вчера утром. А что?
- Да запропастился он куда-то. Дома его нет, нигде его нет. Милицейские друзья его обыскались, даже квартиру вскрыли. Он, когда к тебе заходил, не упоминал случайно, что куда-то собрался?
- Нет, не упоминал. Мы с ним очень мало говорили, он почти сразу ушел.
- Где же он может быть? - Ленька не спашивал, скорее он просто подумал вслух. Но Лена ответила:
- Где угодно.
Риторический ответ на риторический вопрос. Ленька пристально посмотрел Лене в глаза, ему не понравилась интонация, с которой она произнесла последние слова.
- Ты говоришь так, будто тебе на него наплевать, - сказал он с упреком.
- Может, так оно и есть. - Лена отвернулась, пряча взгляд. - Но это не твое дело.
- То меня не касается, это не мое дело, - зло сказал Ленька. - Знаешь, ты просто сучка. Зря я тогда сказал тебе адрес Егора…
Он резко повернулся и ушел.
Точно так же накануне ушел Егор…
Лена, как больная, проплелась в комнату, присела на краешек кровати, уронила лицо в ладони и разрыдалась. Ничего вы не понимаете, ничего… Она плакала второй день подряд - из-за Егора и из-зя себя. Из-за того, что она сделала - с Егором и с собой. Из-за того, что ее заставили сделать.
…Плохо, мне так плохо, и я одна здесь, совсем одна. И никому ничего нельзя рассказать, и никому ничего нельзя объяснить… Егор, он хороший, но я не могу… Будь проклята семья: девочки, девушки, женщины… Мы гордимся тобой, мы надеемся на тебя. Чем, ну чем тут гордиться?! Будь проклят Протей - такой заботливый, такой мудрый, такой расчетливый. Ты должна сделать это для своей семьи. Почему я должна была сделать это? Почему я должна? Почему я? Почему?..
6
В конце концов пришло время подумать о возвращении домой.
Егор-гость, разжившись у Егора-хозяина бумагой, тушью и пером, сел рисовать другой эмберский козырь - для возвращения в свой мир. Хозяин любезно оставил гостя одного, временно перебравшись на кухню. Гость сел за хозяйский стол, попытался сосредоточиться, настроиться на нужную волну - и вот тут-то понял, что не может этот козырь нарисовать. У него не было нужного чувства, того самого чувства, что переполняло его тогда, в первый раз, и заставляло рисовать, и подталкивало, и вело… То есть рисунки-то из-под пера Егора-гостя выходили, много разных рисунков, который впоследствии с интересом разглядывал вернувшийся с кухни Егор-хозяин.
Вот интерьер собственной квартиры Егора-гостя. Есть определенное сходство, - заметил Егор-хозяин. - Но так же определенно, что есть и различия. Вот портрет капитана Воронина. Как-то странно он выглядит без усов, непривычно как-то. Портрет Ерофеева, учителя фехтования. А, Виктор Борисович, он точь-в-точь такой же. Гость сделал даже портрет Дворжецкого, вызвавший недоумение хозяина: Это еще кто такой? Егор-гость объяснил, кто такой Дворжецкий. Не-а, покачал головой Егор-хозяин, - такие нам неизвестны.
Над первыми двумя рисунками Егор-гость еще трудился очень прилежно, над портретом Бенедикта старался уже меньше, а портрет Дворкина бросил, едва наметив основнын черты. Он провел за столом почти пять часов, не разгибаясь.
- У тебя глаза красные, - сочувственно сказал Егор-хозяин.
- Я устал. - Егор-гость со стоном поднялся из-за стола. - Глаза у меня красные, пальцы - черные, спина - болит. Думаю, мне нужно сходить на улицу, погулять, проветриться.
- Составить тебе компанию? - предложил Егор-хозяин.
- Нет, - отказался Егор-гость. - Я просто хочу немножко побродить по окрестностям.
- Не заблудишься? Все-таки это другой город…
- Не заблужусь. К тому же я могу в любой момент воспользоваться картой.
- Ну, как знаешь, - отступился Егор-хозяин. - Была бы честь предложена…
Егор-гость немного хитрил, когда говорил своему местному двойнику, что желает просто побродить пешком. На уме у него было нечто иное. Поскольку с созданием нового эмберского козыря дело по непонятным причинам не заладилось, Егор-гость надумал испробовать еще один способ путешествия по мирам-отражениям, описанный у Роджера Желязны. Способ был тот самый, которым в начале Девяти принцев Янтарного королевства воспользовался Рэндом, чтобы доставить себя и Корвина на родину. Исходя из рекомендаций Желязны, следовало сосредоточиться на чем-то очень хорошо знакомом в том мире, куда нужно попасть, и при этом двигаться. Корвин и Рэндом ехали на автомобиле. Егор шел пешком; как он помнил, при этом способе путешествия по отражениям для начинающих предпочтительнее не спешить.
Егор вышел к самому началу улицы Свердлова, которая в его мире вела прямиком к дому. Именно на доме, в котором жил, Егор и решил сосредоточиться: Красная кирпичная пятиэтажка в три подъезда, на первом этаже - книжный магазин, а на пятом, ровно посередине фасада, окна моей квартиры. Вперед!
Начало улицы Свердлова Егору помнилось плохо, он бывал здесь (там?) нечасто, и теперь даже под страхом смерти или вечного невозвращения не смог бы сказать - насколько велики отличия между двумя мирами в этом квартале и есть ли эти отличия вообще. Ну да ладно. Ведь если рассудить, то чем меньше отличий между двумя параллельными мирами, тем ближе эти миры друг к другу, и тем легче должен быть переход из одного мира в другой. Теоретически - легче. А на практике?
Егор шествовал по тротуару, старательно удерживая в памяти милый сердцу образ своего дома. Встречных прохожих Егор просто не замечал, а они с готовностью уступали ему дорогу - должно быть, он пугал их своим до крайности целеустремленным видом, напоминая киношного зомби или редкую разновидность дневного лунатика.
На пересечении улиц Свердлова и Республиканской Егор немало возрадовался, увидев по левую от себя руку забор из нестроганных досок и стройку за забором. Стройка была в точности как та, на которой прошлой ночью Егор в образе Мерлина сражался с Ёсицунэ. И хотя воспоминания, связанные со стройкой, были тяжелы и неприятны, в данный момент это место казалось почти родным. Егор начал верить, что ему удалось вернуться в свой мир.
Он поспешил дальше.
Кинотеатр "Арс". Знакомо. Одно время здесь работал видеосалон, в котором Егор впервые посмотрел Горца.
Библиотека имени Некрасова. Очень знакомо. В школьные годы чудесные Егор часто посещал библиотеку; как-то раз он стащил оттуда зачитанный экземпляр "Трудно быть богом" Стругацких, чего до сих пор стыдился.
Вещевой рынок, трамвайная остановка, стадион - знакомо, знакомо, знакомо…
- Неужели у меня получилось? Неужели я сумел вернуться? - Егор и верил, и не верил. - Я - дома?
Он перешел улицу и поравнялся с металлическим забором, ограждавшим стадион с прилегающими к нему территориями. На углу стояло приземистое одноэтажное здание, почти без окон, плохо оштукатуренное и выкрашенное в ужасный грязно-желтый цвет. Здание это, по все видимости, служило одним из подсобных помещений спорткомплекса, но, если судить по внешнему виду, годилось лишь для хранения сломанного и негодного к употреблению спортинвентаря. На стенах здания почти не было надписей - наверное, мерзкий желтый цвеи отвращал уличных художников. Стену, выходящую на улицу Победы, какой-то переполненный эмоциями фанат оживил размашистым Торпедо - чемпион! Знакомо. Возле надписи на стене, выходящей на улицу Свердлова Егор встал, как вкопанный.
Черным по желтому, густым аэрозольным розбрызгом было выведено: Nirvana. Знакомо.
Но рядом, немного ниже, некий остряк приписал ярко-зеленым маркером: ни сшита. Не знакомо.
Раньше этого здесь не было, - тупо уставившись на зеленые каракули, подумал Егор. Его начало охватывать предчувствие неудачи.
Постояв и поразмыслив еще немного, Егор пришел к выводу, что незнакомая ранее надпись на стене еще ничего не определяет - в конце концов, он проходил этим участком улицы пару дней назад, а граффити могла появиться хоть вчера, хоть полчаса назад. Но, несмотря на приведенные самому себе доводы, уверенность в успешном возвращении домой была сильно поколеблена. (Если уж говорить откровенно, она, эта уверенность, была повержена наземь и жалко корчилась в пыли…)
А дом был так близко.
И так далеко…
Егор, напрягая воображение, восстановил в памяти двор, полузатоптанные чахлые газоны, кучку страшненьких железных гаражей, качели, песочницу, малолетнюю ребятню на качелях и в песочнице, молодых мамаш с колясочками, старушек на лавочке возле подъезда и, наконец, наиболее тщательно, саму дверь подъезда - с обрывками объявлений, расклеиваемых ЖЭУ и извещавших о временном отключении воды, газа или электричества. И уж конечно - без всяких там электрозамков и домофонов.
Он вообразил все это насколько мог явственно и с этим образом в голове медленно стронулся с места, прошагал до конца забора, перешел улицу Володарского, свернул во двор…
Железную коробку домофона на дверях подъезда Егор разглядел издалека, от угла дома.
Облом. Второй способ также не сработал.
А двор-то, между прочим, был почти такой, каким Егор и представлял его: гаражи, качели, песочница, мамы с колясками, шумные дети, тихие старушки…
Все же это был не тот двор. И город был не тот. И мир был не тот…
Все чужое.
Егор почувствовал, что он страшно устал, что у него болит голова и что ему хочется есть. В этом мире было только одно место, куда он мог вернуться. Егор достал из кармана рубашки свой единственный эмберский козырь; он так устал, что ему было все равно, что подумают люди вокруг, когда вдруг увидят его фокус с картой.
Но фокус не удался. Из-за утомления, головной боли или по какой-либо другой причине, но Егор не сумел оживить рисунок на карте, сколько ни таращил глаза. Промучавшись несколько минут, он горестно вздохнул, убрал карту в карман, вернулся на улицу и уныло побрел на остановку троллейбуса.
Возвращение домой откладывалось на неопределенный срок.
7
Воронин вернулся со службы домой в начале восьмого - поздновато, но в эти дежурные недели всегда так. Он отужинал в кругу семьи, затем жена и дочь отправились в комнату за очередной порцией мексиканского, бразильского, а может, и российского мыла. Воронин остался на кухне один.
Из головы не шло нынешнее посещение квартиры Егора. Точнее сказать, мысли Воронина все время возвращались к тем самым чистым кускам ватманской бумаги на письменном столе, и к пузырьку с черной тушью, и к тонкому чертежному перу.
Вполне определенный набор предметов.
Егор что-то рисовал, прежде чем исчезнуть.
Ну, рисовал, ну и что? Егор ведь художник, он постоянно что-то рисует…
Но - нет, чем больше Воронин думал об этом, тем вероятней ему казалась мысль, что Егор рисовал не просто что-то - карту он рисовал, эмберский козырь, и он его нарисовал-таки, и, судя по всему, испробовал на себе его действенность.
Может быть, Воронину очень хотелось поверить именно в такой расклад, ведь принцы уже довольно долгое время пытались найти художника, достаточно начитанного и способного нарисовать магические карты. Дворжецкий смог создать Лабиринт (или нечто, что выполняло роль Лабиринта), но вот эмберские козыри он нарисовать не смог, как ни старался. Денис Брагин, на которого возлагали надежды и братья Беловы, и сам Дворжецкий, - погиб, не успев совсем ничего. Егор Трубников… Он тоже был вполне подходящим кандидатом, и Воронин давненько присматривался к нему. Воронин задумал исподволь завлечь Егора в принцы, постепенно приоткрывая ему грани тайны. И это ему, наверное, удалось бы, но этот чертов Ёсицунэ словно с цепи сорвался… Однако, Егор - молодец, доказал, что может за себя постоять. Из него получится отличный принц Мерлин. И он, безусловно, по-настоящему хороший художник.
А игра без козырей выдыхалась…
Да, может быть, Воронину и хотелось принять желаемое за действительное, а, может быть, и нет. Во всяком случае, эту идею следовало обсудить кое с кем. С Дворжецким.
Воронин пошел звонить по телефону.
Дворжецкий был дома.
- Алло, - сказал он. - Дворжецкий. Слушаю вас.
- Воронин, - назвался Вороин и спросил: - Ты из дома в ближайшее время не собираешься уходить?
- Нет.
- Хорошо. Я зайду к тебе поговорить.
- Ладно, заходи.
Затем Воронин позвонил в милицию, дежурному офицеру майору Белову:
- Алексей Андреевич, мне нужно из дома отлучиться на некоторое время. Если что случится, то звоните Дворжецкому, я буду у него.
- Понятно, - сухо сказал Белов. Он все еще держал обиду на Дворжецкого за то, что тот не позволил ему сразиться с убийцей брата и отомстить. И на Воронина Белов тоже был обижен - за то, что тот, отговаривая от дуэли, неосторожно сказал, что Ёсицунэ может победить только хороший фехтовальщик. Получалось, будто Воронин считает Белова плохим фехтовальщиком.
Повесив трубку, Воронин усмехнулся на Белова. Обижен он, видите ли. Ему, можно сказать, жизнь спасли, а он дуется, как мышь на крупу. Ну и черт с ним! На обиженных воду возят…
Личной машины у Воронина не было, поэтому до дома Дворжецкого приходилось добираться общественным транспортом. Маршрут до трамвайной остановки Воронин выбрал таким образом, чтобы пройти мимо дома, в котором жил Егор Трубников. Воронин не поленился, поднялся на пятый этаж, понажимал на кнопку звонка квартиры 22. Никто не открыл дверь - хозяина по-прежнему не было дома. Воронин вздохнул - зря тащился! - спустился, вышел на улицу и продолжил путь к остановке трамвая.
К Дворжецкому Воронин добрался через полчаса после телефонного звонка.