- Как вы уже, наверное, поняли, Жерар, у меня есть небольшое дело в России. - Сэр Артур посмотрел на Смит-Камминга, прильнувшего к трубке. - И для него мне нужен не слишком чистоплотный помощник. Кто-нибудь молодой, интересующийся политикой и мистицизмом. Имеющий опыт публичных выступлений. Возможно, из среднего класса. Но не роялист, а скорее, приверженец радикальных взглядов. Вы же неплохо знаете русских масонов, Жерар. Может быть, есть кто-нибудь на примете?
Папюс немного помолчал.
- В Петрограде действует масонская организация под названием Великий Восток народов России. Большинство вольных каменщиков эту ложу так и не признало. Уж слишком она политична, амбициозна и мало почитает традиции. В ней даже великий магистр именуется генеральным секретарем, - алхимик хмыкнул в трубку. - В прошлом году организацию возглавил молодой человек по фамилии Керенский. Я думаю, он как раз тот, кого вы описали.
- Спасибо, мой друг! Вы очень помогли.
Он уже было хотел попрощаться, но вдруг Папюс произнес:
- Артур, у меня есть просьба и к вам.
- Все что угодно, - поспешно ответил сэр Уинсли.
- Вы не могли бы навестить меня, - Папюс снова закашлялся, - до двадцать пятого октября.
- К чему такая точность? - Сэр Артур машинально отметил дату в блокноте. - Вы куда-то собираетесь, мой друг?
- Можно сказать и так. - Уинсли мог поклясться, что алхимик на том конце провода улыбнулся. - Боюсь, что после этого дня я исчезну с физического плана.
В последней фразе алхимика прозвучало столько обреченности и печали, что у сэра Уинсли нехорошо кольнуло под сердцем.
- Не несите вздор! - буркнул он в трубку, но тут же смягчился. - Вы еще слишком молоды, чтобы встретиться с вашим любимым Архитектором.
- На фронте я подхватил чахотку, сэр Артур, - проронил Папюс, - а на днях разложил карты. Таро никогда не врут. Мои дни сочтены. - Из уст знаменитого врача и гадателя эти слова звучали приговором. - Я понимаю, сейчас война, и путь не близкий, но мне очень хотелось бы увидеть вас еще раз.
- Не падайте духом, Жерар! - строго велел сэр Уинсли. - Я сделаю все возможное.
- Благодарю вас, - шепнул Папюс и отключил связь.
Артур мрачно смотрел на зловещую дату. Если алхимик был прав, времени оставалось совсем немного.
"Время неумолимо", - пришла нехорошая мысль. Он проглотил мешающий дышать ком.
Помочь доктору Папюсу кроме него самого мог только один человек. Но для этого Артуру требовалась Саламандра.
- Операцию нужно начинать при первой же возможности, - хмуро произнес Уинсли и пододвинул блокнот Каммингу. - Это то, что ваши агенты должны обязательно отыскать у Распутина. И найдите мне все на этого Керенского.
- Вы еще намерены встретиться с капитаном Бромхэдом? - уточнил директор секретной службы, тщательно переписывая пометки.
Сэр Уинсли на мгновение заколебался, но поддаться чувствам себе не позволил.
- Все остается в силе, - сухо ответил Артур. - Я должен знать наверняка…
Теперь он сидел в комнате для бриджа на Лестер-сквер и ждал посетителей. До роковой даты оставалось ровно три месяца.
Уинсли отложил потухшую трубку и посмотрел на часы. Словно повинуясь этому взгляду, они начали бить шесть пополудни. С последним ударом дверь отворилась:
- К вам капитан Смит-Камминг и капитан Бромхэд, сэр, - доложили ему.
- Зовите, - кивнул сэр Уинсли и медленно поднялся из кресла.
В комнату вошел директор секретной службы:
- Добрый вечер, сэр Уинсли! Разрешите представить - капитан Альфред Бромхэд!
Появившийся следом военный вытянулся во фрунт и отдал честь. Лицом он напоминал цирковых атлетов - кончики щегольских усиков загнуты вверх, волосы уложены бриолином. Фигурой же на атлета капитан не походил. Он был невысок и круглобок.
- Капитан, - без прелюдий начал сэр Уинсли. - Меня известили, что вы присутствовали на премьере картины "Британия наготове" в Царском Селе.
- Так точно! - отчеканил Бромхэд. Он явно нервничал.
- Вы видели там русского царя?
- Его императорское величество пожаловали мне золотой портсигар!
Уинсли поморщился:
- Я спросил не об этом. Видели ли царя лично?
Капитан Бромхэд покраснел.
- Как сейчас вас, сэр!
Уинсли приблизился к капитану и пристально посмотрел ему в глаза.
- А теперь припомните, - медленно произнес Артур, но от его тона Бромхэд едва заметно втянул голову в плечи, - не было ли у царя Николая гетерохромии? Это очень важно, капитан. Постарайтесь сосредоточиться.
- Не припоминаю, сэр, - после некоторых раздумий ответил Бромхэд.
- Вы уверены?
- Насколько я помню, глаза были одного цвета, - сказал капитан, но голос его прозвучал не слишком убедительно.
Сэр Уинсли повернулся к Смит-Каммингу:
- У меня все.
- Можете идти, капитан, - директор секретной службы выглядел растерянно. - Вы нам очень помогли.
Бромхэд щелкнул каблуками, отдал честь и вышел.
- Вы удовлетворены, сэр Уинсли? - спросил Смит-Камминг, едва они остались одни.
- Не могу сказать, что полностью, - задумчиво произнес Артур. - А нам нужно знать наверняка. Вы сможете устроить еще один просмотр фильма для русского царя?
- На это может потребоваться время, но я думаю, это возможно, - кивнул Смит-Камминг.
- Времени у нас мало, - сдвинул брови Уинсли. - Постарайтесь сделать это как можно скорее. Если ваш синематографист подтвердит гетерохромию Николая Второго, придется изменить план. Если нет - начинайте операцию немедля. Что вы узнали о Керенском?
- Я думаю, он нам подойдет. - Смит-Камминг протянул неизменную желтую папку. - Он член Государственной думы, но застарелый радикал. Был в ссылке и, по моим данным, в молодости даже поговаривал о покушении на царя.
- Я удивляюсь этим русским. - Сэр Уинсли задумчиво перелистывал страницы досье. - По части их парламентариев давно плачет если не виселица, то уж точно каторга.
Директор секретной службы пожал плечами:
- Меня больше волнует наше предприятие, чем их нравственность.
- Да-да, - Артур вынул из внутреннего кармана твидового пиджака конверт и небольшую шкатулку из полированного ореха. - Здесь изложены инструкции и возможный перечень артефактов Распутина, - протянул он конверт капитану. - А это, - деревянная шкатулка оказалась в руках Смит-Камминга, - поможет, как у вас принято говорить, обеспечить выполнение основной задачи операции. Надеюсь, вы понимаете, что имущество Ордена должно быть возвращено ему при любых обстоятельствах?
- Безусловно, - кивнул Смит-Камминг и с любопытством уставился на коробочку. - Вы позволите?
Сэр Уинсли кивнул.
Директор Интеллидженс Сервис откинул крышку и поправил монокль. На черном бархате тускло блестела серебром маленькая фигурка орла.
- Вы хотите сказать, эта безделушка убедит русских, что они сами решили убить Распутина?
- Эта безделушка, - Уинсли хитро улыбнулся, - заставит поверить кого угодно во что угодно.
* * *
Двадцать седьмого сентября в могилевской Ставке русского царя состоялся показ британского агитфильма "Битва на Сомме" его императорскому величеству и цесаревичу, организованный капитаном Альфредом Бромхэдом. Вечером того же дня в штаб-квартиру секретной службы пришла шифровка: "Премьера сорвала овацию". Капитан Камминг моментально отдал приказ к началу операции "Целлулоид".
С этого дня сэр Уинсли с особым волнением перечитывал утреннюю прессу. Осенние дни шестнадцатого года тянулись для него мучительно долго…
Утром двадцать шестого октября сэр Уинсли с замиранием сердца раскрыл свежий номер "Дейли телеграф". Ожидание накалило Артура до предела, и он почти вырвал из рук Хоупа еще даже не проглаженную утюгом газету.
Сэр Уинсли наспех перелистывал страницы. Взгляд метался по заголовкам. Дрожащие пальцы вымазались типографской краской. Заметка была. Но не о Распутине.
Двадцать пятого октября на другой стороне Ла-Манша после долгой и тяжелой болезни умер, не приходя в сознание, Жерар Анаклет Винсент Анкосс. Последний настоящий алхимик.
Глава четвертая. Туркестанский должник
Российская империя, Туркестанский край, август 1916 года
- А может, и к лучшему, что они вчера отправились, - сказал Керенский, помешивая серебряной ложечкой чай. - Я, знаете ли, не особо хотел их в попутчики.
- Отчего же? - Рождественский задумчиво поглаживал кончиком пальца изображение имперского орла, словно присевшего на подстаканник между буквами "Н" и "ЖД". - Не любите магометан?
Керенский отправил в рот ломтик лимона и поморщился:
- Не то чтобы не люблю, но слушать шестнадцать дней кряду их утренние песнопения не имею ни малейшего желания. Уж больно громко они молятся. - Александр Федорович сплюнул в кулак лимонную косточку и отправил ее в пепельницу. - Я в Ташкенте провел все детство и отрочество. Так меня эти побудки с младых ногтей раздражают.
Рождественский пожал плечами:
- Со своим уставом в чужой монастырь, сами знаете.
- Да бог с ними, с моими думскими коллегами, - картинно махнул рукой Керенский. - День-два погоды не сделают. Зато теперь мы до самого Ташкента будем путешествовать с полным комфортом.
Тут Скорый был прав. Прикрепленный в хвосте поезда салон-вагон вызывал у Рождественского восхищение. Раньше ему довелось лишь однажды ехать в вагоне первого класса, да и то по долгу службы.
В салон-вагоне же все было для подполковника в диковинку. И отполированная до рези в глазах латунь ручек и крючков. И кашемир упругих купейных диванов. Сияющие улыбками, пуговицами и галунами на обшлагах рукавов проводники были одеты как для парада, а услужливы - как лакеи на графском обеде. Шелковое убранство и ореховые панели придавали пассажирам безусловную статусность. Здесь же, в вагоне, располагался небольшой ресторан и кухня.
Но больше всего Рождественского поразила задняя стена в конце вагона. Почти всю ее площадь занимали окна из зеркального стекла. Перед этими окнами для удобства курящих располагались плетеные кресла. Сидя в них и неспешно попыхивая папиросой, можно было любоваться пейзажем или поразмыслить о жизни, глядя за летящими из-под вагона рельсами и мелькающими шпалами. Впрочем, курить разрешалось и в купе, но Керенский настойчиво попросил воздержаться от этого.
Скорого Рождественский заприметил еще на подходе к Николаевскому вокзалу. Тот стоял у правой арки и, отчаянно жестикулируя, что-то объяснял молодой женщине с двумя мальчишками. Когда часы на башне показали четверть десятого, Керенский потрепал ребятишек по вихрам, поцеловал барышню в щеку и, подхватив объемный саквояж, засеменил к перронам.
Номер на выданном Рождественскому молчаливым адъютантом из Военного министерства билете указывал на первый от здания вокзала вагон. У его открытой двери Скорый общался с проводником.
- Все в порядке, господин Керенский, - вернул бумаги похожий на жандарма железнодорожный служащий. - Отправление через пять минут. Приятного путешествия.
Словно по взмаху волшебной палочки появился младший проводник:
- Отнести ваш багаж в купе?
- Было бы весьма кстати, - Керенский подал ему саквояж.
Рождественский решил не откладывать знакомство и уверенным шагом двинулся к будущему попутчику.
- Господин Керенский? - еще на ходу начал он протягивать руку. - Глава думской депутации в Туркестан?
На лице Скорого мелькнуло удивление, а затем его сменила та растерянная мина, которая бывает у человека, силящегося вспомнить: откуда же он может знать этого улыбающегося ему незнакомца? Прежде чем он пришел в себя, его узкая ладонь уже прочувствовала крепкое рукопожатие подполковника.
- Капитан Рождественский, очень рад знакомству! Приписан Военным министерством для обеспечения безопасности поездки вашей комиссии. - Рождественский, не глядя, протянул командировочное удостоверение проводнику. Тот скептически рассматривал тертый чемодан подполковника и его дешевое пальто.
- Взаимно, - неуверенно ответил Керенский.
Разглядев гербовую бумагу и печати, проводник расплылся в улыбке:
- Ваш багаж, капитан? - возвращая бумагу, спросил он.
- Вы позволите? - уцепился за документ Керенский.
- Конечно, - разрешил Рождественский и осведомился: - Александр Федорович, мы кого-нибудь ждем?
- Нет-нет, - покачал головой Скорый, слеповато щуря глаза в удостоверение. - Мой коллега и наш переводчик выехали вчера. А почему вы не в форме, капитан? - вдруг спросил он и уставился на подполковника.
Рождественский подхватил его под локоть, притянул к себе и заговорщицки прошептал, едва не касаясь уха:
- У меня тайная миссия, Александр Федорович. Пройдемте в купе, здесь становится шумно, - подполковник мотнул головой в сторону опаздывающих на посадку пассажиров.
Протяжно взревел паровозный гудок. Скорый затравленно оглянулся. Еще минуту назад вокруг было просторно, а теперь мимо них текла голосящая человеческая река. Толкались и ругались на бегу солдаты с вещевыми мешками, мелкие буржуа с кожаными чемоданами, мещане с чемоданами деревянными и бабы с котомками, кошелками и малыми детьми. В этом человеческом потоке акулами сновали личности с пропитыми арестантскими рожами.
Рождественский заботливо отгородил Керенского от бурлящего водоворота широкой спиной и деликатно подтолкнул к вагону.
Первое время Скорый относился к "капитану" с легким недоверием. Тщательно изучал бумаги. Спрашивал о службе. Рождественский без запинки выдавал заученную легенду, а там, где ее не хватало, важно ссылался на секретность. Что касается личной жизни, рассказывать особо было нечего, и маска от природы молчальника подходила как нельзя кстати.
Впрочем, главе думской комиссии собеседник и не требовался. Ему был нужен слушатель. Долгая дорога сближает не хуже окопа. На четвертый день поездки Рождественский уже стал свидетелем откровений, о которых в офицерских кругах предпочитают не распространяться. Скорый же никогда не состоял на военной службе и с гордостью рассказывал о своих победах на любовном фронте.
К исходу второй недели, когда за зеркальными окнами курительной площадки вагон-салона остались далеко и Самаро-Златоустовская железная дорога, и Оренбург, а колесные пары вовсю колотили по рельсам дороги Ташкентской, говорить стало не о чем даже Керенскому.
Азиатское солнце кутало жарким маревом проплывающий мимо пейзаж. Било сквозь зелень задернутых занавесок. Выжигало кислород в купе.
Попутчики пластами лежали в исподнем на диванах и исходили потом. Лень было не то что беседовать, лень было даже пить. Очередная остановка поезда заполняла вагон новой волной степного жара. Превращала каждую станцию в адову пытку.
Когда до Ташкента оставалось меньше суток пути, поезд основательно встал.
Рождественский отодвинул занавеску и, жмурясь от солнца, прочел вокзальную вывеску:
"Станция "Арысь"".
- Что за задержка? - спустя час не выдержал Скорый. - Когда тронемся?
- Мы подбираем солдат, господа, - виноватым тоном ответил проводник и прошелся платком за воротом наглухо застегнутого мундира. - Сейчас пошлю разузнать об отправке.
Известия пришли неутешительные.
- Я очень извиняюсь, господа, - несмотря на жару, проводник имел крайне бледный вид. - Но тронемся мы только к вечеру. Сейчас будут перецеплять вагоны.
Керенский закатил глаза и скривил губы.
- В таком случае идемте, капитан, на воздух. Разомнем ноги.
- Это еще не все, господа, - проводник был готов расплакаться. - Наш вагон отцепляют. Кроме солдат нужно доставить пушки. Далее вы проследуете в вагоне второго класса.
- Как отцепляют? - взвился Скорый. - У меня транзит на вагон-салон до самого Ташкента!
- Не могу ничем помочь, господин депутат, - развел руками проводник. - Распоряжение лично от генерал-губернатора. Начальник вокзала показал мне телеграмму.
- Черт знает что такое! - Керенский тряхнул своей большой головой и принялся одеваться.
Подполковник начал собирать вещи.
Через четверть часа, мокрые и взвинченные, они вывалились на раскаленный перрон станции "Арысь". Пробрались сквозь разгружающих ящики с подвод солдат и устремились в спасительную тень вокзала.