Как ни странно, с этим печальным местом у Следака были связаны приятные детские воспоминания. Лучшего места для мальчишеских игр и специально было бы не придумать. Старое заброшенное лютеранское кладбище притягивало их как магнит, именно оно стало самым любимым местом игр и посиделок. Могилы и склепы, во многие из которых можно без труда залезть (двери были уже выломаны или просто не закрывались), множество мраморных и чугунных скамеечек, обилие зелени, недоступность для взрослых - все это делало кладбище привлекательным. Внутри склепа, как правило, стоял саркофаг, хотя попадались и пустые склепы, даже без постаментов. Саркофаг обычно мраморный, реже из гранитной крошки. На крышке, если она была цела, непонятные детям тексты, а кроме них - вензеля и металлические накладки в виде пальмовой или лавровой ветви, веночка из дубовых листьев с желудями, розочки. Иногда в одном склепе стояло несколько саркофагов разных размеров, были и совсем маленькие, видимо детские. Может быть, из возрастной солидарности дети украшали такие надгробия цветами. В нескольких склепах были окошки. В некоторых из них какое-то время даже продержались фрагменты витражей, и если солнце светило в такое окошко, то разноцветный рисунок, чаще всего крест, роза или лилия, появлялся на поверхности крышки саркофага.
К тому моменту, когда Следаку стукнуло двенадцать лет, витражей почти не осталось - одни разбили, другие разобрали и увезли куда-нибудь на дачу в Литве. Изнутри стены склепов были выложены керамической плиткой, чаще голубоватой или белой. Но иногда они находили склепы с бордюрной плиткой и очень красивыми рисунками. Следак отчетливо запомнил два вида рисунков: надтреснутые вазы с белыми лилиями, перевязанные темными лентами, и поникшие осыпающиеся бледно-сиреневые маки, очень нежные, - кстати, такие росли в изобилии на аллеях кладбища. Стоило их сорвать, как анемичные сиреневые лепесточки начинали задумчиво облетать.
Снаружи склепы выглядели аскетично, лишь кое-где сохранились медные таблички с именем и фамилией, но и они потом исчезли. Очень многие обелиски обвивал плющ, а по земле почти ровным ковром стелился барвинок с синими цветами, захвативший довольно большую часть кладбища. Вдоль аллей стояли скамеечки. Первыми на окрестные дачи отправились чугунные. Мраморные исчезли последними… Рядом с каждой скамейкой росла туя. Только на кладбищах немцы сажали тую, больше нигде в городе она не встречалась. Дерево мертвых. Стволы взрослых растений закручивались в штопор и отдаленно напоминали кипарис. Следаку странно потом было видеть это могильное деревце на приусадебных и дачных участках новых русских в окрестностях Петербурга. А может, и правда, что для русского хорошо, для немца смерть? Но царила в кладбищенском парке ежевика. Плетистая, с сочными зелеными листьями и огромными гроздьями иссиня-черных ягод. С ярко-красным соком, невероятно сладкая. Дети ели ее, нарушая все запреты взрослых: на кладбище ничего не срывать, не есть и не пить. Хотя сами же взрослые первыми срывали, выкапывали и выламывали. В пору разгула ежевики мать Следака легко могла выяснить, болтался он сегодня на кладбище или нет. Она командовала:
- А ну, покажи язык!
И Ольгерт получал свою порцию мокрой тряпки.
Из кладбищенских деревьев выделялись своими идеально ровными серебристыми стволами буки, а рядом со склепами стояли дубы, клены…
Погрузившись в детские воспоминания, будто в теплую ванну, Следак не заметил, как они оказались на кладбище. По дороге никто из них не проронил ни слова. Аня, сидевшая за рулем, резко затормозила у серого, ничем не примечательного склепа с покосившейся оградкой. Земля вокруг склепа поросла метровой травой и сорняками. Сам склеп весь оброс диким виноградом. Вход внутрь был открыт, и оттуда струился уже знакомый золотой свет.
Демон не обманул и ждал их внутри. Склеп оказался скромным, никаких излишеств - тяжелая черная гранитная скамья, такая же черная гранитная балка-полка для свечей, на дальней стене алхимическое солнышко с вписанными в него треугольником и ключом. Ни имени, ни фамилии, ничего - такова была воля покойного. Ян Гелочек не хотел, чтобы сюда приходили глумиться над ним или срывать свою злость. Слишком уж обросло его имя неприглядными легендами. Фактически в склепе хранилась только голова покойного алхимика, нежно отделенная Сатанюгой от тела и аккуратно замурованная обратно в стену. Когда в холодильнике Сатанюги обнаружили замороженное безголовое тело, опознать его так и не удалось. Сатанюга упорно молчал и отправился в дурку. Впрочем, к дурке ему было не привыкать - ведь он провел в ней половину своей бессознательной жизни. А тело захоронили в общей могиле - той, которую организовали тогда в Черняевске для всех неопознанных тел, растерзанных в клочья. Их тогда очень много находили. Общую могилу вырыли между двумя кладбищами, старым и новым, на ничьей земле.
Так тело Алхимика попало туда, где и должны покоиться самоубийцы, - за кладбище. Голова ждала своего освобождения в склепе, а сердце, помещенное в круглый стальной сосуд с грубым сварным швом посередине, достала из багажника и внесла в склеп красноволосая Аня. Перед тем как отправиться в замок, компания чернокнижников заехала на кладбище и вырыла сердце, закопанное Сатанюгой рядом со склепом. Так велел сделать Алхимик. Может, он знал, что ждет Сатанюгу после прихода демона? Димон сидел на скамье и перебрасывал из руки в руку свой страшный меч, на его лице играла странная, одновременно грустная и глумливая улыбка.
- Что за шарик?
- Это сердце отца.
- Симпатичное. А стволовых клеток нет?
- Черт! Да он над нами издевается! - не выдержала Аня.
Яна, так и не открывшая рот с тех пор, как увидела Димона, продолжала смотреть на демона влюбленными глазами.
- Вообще-то ты права, детка, я издеваюсь. Но воскресить вашего папу попробую. Только сдается мне, что он сам не захочет реинкарнироваться.
- Как это? - удивился Следак.
- За три прошедших загробных года он мог пересмотреть свою последнюю волю. Да и делать ему здесь нечего. Я сам со всем справлюсь.
- А как же мы? - Яна подала свой нежный голос. - Мы ведь так долго ждали встречи.
- Вы скоро обязательно встретитесь. Это я вам обещаю.
- Ну все. Надоело. Хватит пустой болтовни. Немедленно оживи нашего отца!
- Аня! Я в последний раз прощаю тебя, - сказал Димон. Почему-то голос его совсем не был злым. - Вот вам ваш отец, наслаждайтесь общением. Не буду вам мешать.
Димон запустил из левой руки сноп белого огня прямо в солнышко на стене и стремительно вылетел из склепа. Следак и сестрички остались в полной темноте.
- Кто здесь?
Голос Алхимика Следак узнал бы, разбуди его среди ночи. Обычно он и слышал его среди ночи - в своих кошмарных снах, где обычно просил у Яна Гелочека прощения, ползая перед ним на стертых в кровь коленях.
- Это мы, отец, - пропищала Яна.
Она и Аня направили вглубь склепа голубой свет мониторчиков своих телефонов. Стал виден невысокий смутный силуэт, распрямляющийся от пола.
- А я фонарь в машине забыл, мудила, - печально констатировал Следак.
- А, и ты здесь, предатель? Молчи! Я простил тебя еще при жизни. Яна, Аня, дорогие мои, не подходите ближе. Я вас вижу. А вам меня лучше не разглядывать, - сказала клубящаяся пыль, отдаленно своими размытыми очертаниями напоминающая человека, и девочки ее послушались.
- Простите меня. Я был не прав. Вам не нужно сейчас находиться здесь… Кстати, где этот оболтус Кирилл?
- Его больше нет, - сказала Аня.
- Потерял голову, - ляпнул Следак, - сгорел на работе.
- Это тоже моя вина. Простите меня и уходите отсюда скорее. Я снимаю с вас клятву верности и отпускаю навсегда.
- Отец, мы ничего не понимаем. Ты больше нас не любишь?
- Ты не хочешь к нам возвращаться? Мы что-то сделали не так? Ты не рад нас видеть? Может, дело в этом чертовом демоне? Он какой-то неправильный…
- Демон тут ни при чем. Я был счастлив с вами. И за это счастье я дорого заплатил своей и чужими жизнями. Больше я не повторю своих ошибок. Уходите отсюда и уезжайте подальше из этого проклятого города. Поезжайте в Прагу или в наш замок в Татрах, где нам когда-то так хорошо жилось втроем. Куда угодно, только быстрее…
Сестрички застыли на месте в полном недоумении. Не такой они представляли встречу с отцом.
- А как же Барон, отец? Кто ему отомстит?
- Алхимик, наш город умирает, новая власть пьет кровь горожан, - сказал Следак.
- Я знаю. Это нормально. Такова печальная доля народа. Барону мстить не надо. Месть убивает душу. Тебе, Ольгерт, нужно думать об этом в первую очередь. Береги свою чистую душу, Ольгерт. В этом мире уже ничего не исправить.
- Чушь. Пыль есть пыль. Не ее дело кого-то учить. Спи дальше, пыль! Время суда еще не пришло.
Склеп озарился ярким светом. В проеме входа стоял Димон.
- Нет. Этого не может быть! - Пыльное облачко, говорившее голосом Алхимика, мелко затряслось.
- Может, может. Все может быть. Кому, как не тебе, это знать, Ян Гелочек. Ты взял не свое, и теперь я здесь. Но хватит болтовни. Время вашего свидания истекло. Прощайтесь.
- Что за… - Аня повернулась к Димону и сразу отвернула лицо, зажмурившись от боли и на секунду ослепнув от его сияния.
- Пусть так, - сказал Алхимик и добавил: - Аня, Яна, наконец-то я вас разглядел. Как вы изменились, дочки. Приличные девочки так не выглядят.
Неожиданно Алхимик расхохотался, разбрасывая пыль своего эфемерного тела по всему склепу. К нему моментально присоединились девушки, зайдясь истерическим смехом, а потом и Следак. Они смеялись нервно, безудержно, как в припадке, словно пытались вместе со смехом вытолкнуть из себя весь страх и напряжение этой безумной ночи. Ночи, которую даже Следак мог бы назвать безумной. Следак, который давно решил, что невменяемость, сначала жившая в его голове, теперь заполнила весь мир. Постепенно призрачное тело Алхимика разлеталось по склепу, смех его становился все тише и наконец совсем затих. Димон молча ждал, когда закончится общая истерика. Его сияние постепенно приходило в безопасную для глаз норму. Отсмеявшись, Аня, Яна и Следак вопросительно уставились друг на друга.
- Что это было, черт побери? - спросила Аня. - Отец или фокусы ленивого демона?
- Что будем делать дальше? - спросила Яна, округлив глаза. - Отец сказал, что надо уехать, и все. Он не захотел воскресать. Вернемся в Волковку?
- Если с нами говорил Алхимик, то мы, наверное, должны послушаться, - растерянно рассуждал Следак. - Но как быть с демоном и кто спасет город?
- Жалкие твари, - Димон тоже подключился к обсуждению, - вы что, будете слушать этот прах, не желающий расставаться с вечным покоем? Это был такой же Алхимик, как кусок мяса в металлическом шаре и истлевшая черепушка в стене. Вы должны выполнить то, что просил вас сделать Алхимик, пока он был жив. Только тогда он был настоящим. Око за око. Вы не должны отступать. Ничего не бойтесь. Я помогу вам. Если идете мстить, я с вами до конца. Если хотите убежать из города, как крысы, - ваше дело. Вернее, удел.
- Мне не нравится, что эта летучая обезьяна начинает нами командовать. Тоже мне джедай нашелся, - сказала Аня. - Но, к сожалению, он прав. Предлагаю отомстить Барону и свалить из Черняевска навсегда.
- Я согласна.
- А как же вампиры? Мы же должны их уничтожить и избавить город от ЗЛА, которое принес сюда ваш отец. Мы же договорились… - испугался Следак.
- Ты во всем виноват. Отец простил тебя, а мы нет. Вампиры, наркоЗЛО - это твои проблемы. Вот и разбирайся с ними. С Димоном на пару. - Аня в сердцах пнула тяжелым ботинком сосуд с сердцем отца, и он укатился в угол.
- Но разве вы не хотите получить назад то, что принадлежит вам по праву? Куда вы ни уедете отсюда, вам везде пригодится то, что даст вам власть и деньги. Нужно только забрать ЗЛО у вампиров. Я хочу освободить свой город. Забирайте ЗЛО и увозите его подальше отсюда, - взмолился Следак.
- Неплохой план, - сказала Аня и повернулась к Димону. - Ты поможешь нам забрать ЗЛО у вампиров и отомстить Барону?
- Конечно. А зачем же я здесь! Восстановим равновесие. К Барону выдвигаемся через час. Яна, ты хочешь полетать со мной над городом? - не меняя тона спросил Димон, протянув мерцающую холодным светом руку к готической принцессе.
- Да, - прошептала черными губами Яна, не отрывая широко открытых глаз от Димона.
- Ничего себе поворотик, - сказала Аня. - Ты что, сестра, совсем страх потеряла?
- Я ему верю, - сказала Яна и встала рядом с демоном, держась за его руку.
- Вот так будет правильно. - Димон полыхнул взглядом по склепу, сжигая все следы их пребывания здесь - и пыль Алхимика по углам, и металлический шар.
- Прах к праху. Встречаемся через час в вашей башне. Не скучайте.
Димон выскочил из склепа вместе с Яной, неуловимым движением посадил ее на мощную шею, а потом молнией взлетел в черное небо, с которого мгновенно перестал лить дождь. В бархате неба засияли чистые свежевымытые звезды - один в один бриллианты на прилавке у ювелира.
- Не нравится мне этот Димон, Предатель. Думаю, он опаснее, чем кажется, - поежилась Аня.
- Опаснее, чем я? - спросил Следак.
Они стояли у машины и смотрели на звезды в то место, где гас след улетевшего демона.
- Ты просто дурак, чье наивное доброе сердце вечно используют всякие сволочи. А эта тварь явно не то, за что себя выдает.
Следак промолчал. Потом сказал, садясь в машину к Ане:
- А мне, наоборот, как-то очень спокойно с Димоном. Кажется, в этот раз у меня все получится и я спасу город.
- Я же говорю - дурак, - сказала Аня и резко дала по газам.
Глава 5
ПУТЬ СЛЕДАКА
Город построили в гиблом, топком болоте, потому что так захотелось царю. Его не строили для жизни, не выбирали лучшее место. В болоте люди не живут - там живут кикиморы, водяные и прочая нечисть. А в Петербурге живут. Три раза город менял имя официально. Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград и обратно Санкт-Петербург. Пережил страшные наводнения, три революции и девятьсот дней блокады. Северная Пальмира, Северная Венеция, Северная столица… Город, родивший русский рок, город, где взрывали царей, город, где вешались и стрелялись поэты, город Пушкина и Путина, город Свиньи и БГ, быдла из Купчино и первых кислых дискотек. Один из самых красивых городов Европы, построенный не для жизни, а напоказ. Город Зимнего дворца, Летнего сада, осенних поганок и весеннего авитаминоза. Город туманов и дождей, "я люблю этот город, но зима здесь слишком длинна", город серых дней и лиц, город, где влажность с морозом делают зиму невыносимой. Город, где зимой все реже идет снег, а когда он все-таки идет, дороги сразу же засыпают химикатами, от которых дохнут собаки, а дети заболевают астмой. Город бомжей и хулиганов, философов и поэтов, шпилей и "Крестов". Город, где по Вознесенскому бегает Нос, а на Фонтанке пьет водку Чижик, город дворцов, мостов и белых ночей, город Гоголя и Хармса, Евгения Онегина и Сонечки Мармеладовой, город Дворцов культуры имени Палачей и самого красивого андерграунда в СССР. Город, где плавуны подмывают дома и станции метро, где движение жизни неспешно, а жители анемичны, точь-в-точь как их любимая корюшка. Город, которым заболеваешь, заглядевшись на покрытый изморозью Исаакий или попав в широкие объятия "Казани". Город сфинксов, крылатых львов, грифонов и бездомных собак в садике Института имени Поленова. Город, где над главной площадью парит ангел, а на каждой старой крыше бдит демон. Город, чье похмельное лицо начал ваять торжественный Растрелли, а закончил плодовитый Хренов. Вечно невыспавшийся интеллигентный хулиган-аллергик Петербург, в которого влюбляешься раз и навсегда. Да и как в него не влюбиться - в такого запущенного, красивого и абсолютно не приспособленного к жизни!
Самый мистический город на планете. Город сумасшедших романтиков, обдолбанных музыкантов, революционеров и Ментов с большой буквы. Город, в котором Следак прожил тринадцать лет - с 1992-го по 2005-й. Он успел покинуть его до того, как новые власти стали разрушать исторический центр. Прямо на Невском проспекте правители города запросто разрешили снести дома - исторические памятники, которые пережили блокаду и немецкие бомбардировки. Разрешили, не понимая, что никакие деньги не окупят той грязи, которой они замарали свои имена. Хотя, может быть, это такой хитрый ход со стороны властей - геростратова попытка войти в историю с черного хода.
Зияющих ран на Невском и вырубленных лип на Московском Следак уже не увидел, потому что вернулся в Черняевск. А тогда, в девяносто втором, когда он приехал в Санкт-Петербург, отозвавшись на письмо Кобылиныча, проблемы архитектуры его не волновали. И город был ему еще чужой, и сам он еще глупый и молодой. Три проблемы занимали тогда его неокрепшее сознание: бабы, выпивка, ну и борьба со злом, то есть работа. Раньше он и в страшном сне не смог бы себе представить, что станет одним из тех, кого ненавидел всей душой с самой волосатой юности. Доставалось тогда от ментов Хетфилду изрядно. Зато Ленинград-Петербург посмотреть он мечтал всегда. Сбежав от провинциальной скуки и безысходности, черняевский металлист превратился в петербургского мента.
Времена пришли лихие, смутные, на авансцену вышли новые герои. Петербург превратился в криминальную столицу государства, переживавшего эпоху первичного накопления капитала. Бывшие пролетарии и интеллигенты перековывались в торговцев и бизнесменов. Слово "рэкетир" стало понятно и пенсионерам, и детишкам в детском саду, а в школьных сочинениях на тему "Кем я хочу стать" некоторые особо правдивые мальчики писали "бандитом", а девочки - "путаной". Честно говоря, охать по поводу резкого упадка нравов в девяностые неправильно - нравы упали еще при Брежневе, когда в эпоху застоя главным жизненным ориентиром и маяком для многих стал кожаный пиджак, а пределом мечтаний - "жигуль-пятерка". И когда юный комсомолец рассказывал на уроках учителям, как он хочет быть инженером или космонавтом, про себя он прикидывал, как бы стать моряком загранплавания или, еще лучше, официантом в валютном ресторане. Были, конечно, и идейные личности, презиравшие мещанство и вещизм, - кудлатые поэты и веселые панки, не вылезавшие из милицейских обезьянников. Но как показало время, не для них перестройка делалась и демократические свободы завоевывались.
В 1992 году в Петербурге в ходу еще были карточки на продукты, магазины стояли пустые, а хорошее мясо можно было купить только у знакомых мясников с черного хода. Но это не пугало и не беспокоило Следака. В отделении милиции, куда Кобылиныч пристроил его младшим оперативником, Следаку дали комнату в общаге, и понеслась бесшабашная молодая жизнь. Следак благодаря Кобылинычу, теперь Кобыле, снова стал Немцем. Это ему не очень нравилось, но все остальное вполне устраивало. Работы было невпроворот. Целыми днями они с Кобылой гонялись за бандосами по Петербургу, иногда применяя табельное оружие, но в основном обходясь кулаками и крепким словом. Жизнь настоящих ковбоев.