- Я знаю, что вы Эшер. У вас внешность Эшера. И вы здесь вместе с этой женщиной, мистер Эшер?
Рикс знал, что лгать не было смысла.
- Да.
- Горожанка, - насмешливо обратилась Майра, - то, что вы ищете, находится у вас под носом. Спросите любого, что происходит ночью в Эшерленде. Спросите о Лоджии и о тварях, что живут там в темноте. Нью! Мы уходим!
Мысленно Нью видел лицо Натана среди других фотографий. "Я должен сообщить этой женщине о том, что видел", - сказал он себе. Сейчас он Глава семьи и, рассказав, поступит правильно. Мать сжала его руку.
- Нью, - сказала она.
Напряжение в ее голосе разрушило оцепенение мальчика, и он позволил вывести себя наружу. Ощущая свою полную беспомощность, Рэйвен наблюдала сквозь дверное стекло, как Майра Тарп садится за руль пикапа. Мальчик занял место пассажира, грузовик отъехал от тротуара и загрохотал по улице в сторону горы Бриатоп.
- Вот же свинство! - тихо выругалась Рэйвен.
- Не вините ее, мисс Дунстан, - сказал Бертон. - Майра Тарп живет на горе, в изоляции. В начале года у нее умер муж. Она ничего не знает.
"Вот тут вы ошибаетесь", - подумала Рэйвен.
Рикс отвлекся от стенда.
- Что все это означает?
- Кое-что, над чем я работаю.
Она не хотела обсуждать это в присутствии посторонних.
Рикс торопился уйти. Он чувствовал на себе пристальные взгляды. Пока Рэйвен платила по счету, Рикс еще раз всмотрелся в детские лица.
"Пропал вдруг средь бела дня, - говорила Рэйвен. - Точно так же, как твой брат".
Он резко повернулся и вышел на залитую ярким солнечным светом улицу. Свой красный "тандерберд" он припарковал за углом, где его не было видно с главной улицы Фокстона.
- О чем она говорила? - спросил Рикс у Рэйвен, когда та вышла. - Она упомянула Лоджию.
Рэйвен посмотрела вдаль, туда, где пряталась в тумане вершина горы Бриатоп. Сказанное Майрой Тарп о Лоджии не было для Рэйвен в диковинку. Она принимала эти истории за местные суеверия, но теперь подумала, нет ли в них доли правды.
- Местные жители верят: кто-то или что-то живет внутри Лоджии Эшеров. Когда ее закрыли?
- После смерти моего дедушки, в сорок пятом. Все комнаты остались как были, но там никто не живет.
- Вы уверены в этом? А что, если там прячется какой-нибудь бродяга? Или браконьер?
- Там нет электричества, нет света. Окна заложены кирпичами, и никто не отыщет дорогу в темноте.
- Лоджия заперта?
Он отрицательно покачал головой.
- Моя семья сочла это излишним. У нас не было проблем с браконьерами.
- То есть вы не знаете наверняка, что Лоджия необитаема? - настаивала Рэйвен. - В ней столько комнат, запросто можно спрятаться.
Рикс не ответил. Он понял, что собеседница права. В Лоджии сотни комнат, где может укрыться бродяга, а человек с ружьем легко обеспечит себя едой.
- Мне пора возвращаться в редакцию, - глянула на часы Рэйвен. - До завтра.
Рикс посмотрел, как она уходит, прихрамывая. Из его головы не шли фотографии детей, их улыбающиеся беззаботные лица. Дневной свет приобретал кровавый оттенок. Он поспешил за угол, к своей машине.
Когда Рикс ехал из Фокстона, в голове кружился вихрь беспокойных мыслей. "У шерифа Кемпа в офисе кипа дел… Пропал вдруг средь бела дня. Точно так же, как твой брат…"
"Страшила ходит по лесу, - внезапно подумал он. - Нет, нет. Это всего лишь сказка, жуткая история для промозглых октябрьских вечеров".
В воображении возник скелет. Он ужасно медленно раскачивался, и из глазниц капала кровь. В следующее мгновение Рикс вынужден был резко повернуть руль вправо, так как внезапно выехал на полосу встречного движения.
В миле от Фокстона Рикс глянул в зеркало заднего вида и заметил на дороге старенький коричневый фургон, который сопровождал его до следующего поворота, а затем, не доезжая до Эшерленда, резко свернул на грунтовую дорогу. "Самогонщик", - подумал Рикс. Он, вероятно, успел изрядно хлебнуть горного зелья.
Когда красный "тандерберд" скрылся из виду, коричневый фургон остановился, развернулся и направился обратно в Фокстон.
Глава 16
Ветер свистел и завывал за окнами Гейтхауза, ветки деревьев царапали луну, а Нора Сент-Клер-Эшер постепенно раскрывала Риксу свои секреты.
Был почти час ночи. Рикс читал дневник бабушки с восьми часов. Он, извинившись, удалился из игровой комнаты после того, как Кэт разгромила его в шахматы. Делая обдуманные точные ходы, она не рассказала Риксу, о чем говорила днем с Уоленом. Приходил Бун. Он играл сам с собой в дартс и выспрашивал, куда это Рикс уезжал. Но тот успешно отразил все попытки брата вызнать, чем он занимался. После обеда Бун ушел в конюшню. Рикс, чтобы Паддинг не донимала его, загородил дверь своей комнаты креслом.
Сейчас Рикс сидел за столом и аккуратно переворачивал хрупкие листы. У Норы был ясный почерк и простой, без вычурности, стиль. Некоторые страницы слишком выцвели, не разобрать слов, но в воображении Рикса ее жизнь в Эшерленде была подобна изящной акварели. Он сумел увидеть Лоджию так, как ее описывала она: комнаты, коридоры, безукоризненные спальни, наполненные антиквариатом со всего мира, вощеные блестящие полы из дорогих сортов дерева, мириады окон всех форм и размеров. К январю 1920 года Нора окончательно смирилась с присутствием строителей, которые трудились от зари до зари. Лоджия увеличивалась.
Располагающими к лени весенними деньками она обожала кататься на лодке по озеру, обычно в компании с Норрисом Бодейном, и наблюдать за дикими лебедями, которые гнездились на северном берегу. Во время одной из таких прогулок, в апреле 1920 года, когда Эрик уехал по делам в Вашингтон, она заметила в Лоджии любопытную особенность. Рабочие рубили высокие сосны с северной стороны дома, чтобы возвести строительные леса, и там же в стене Лоджии от крыши до фундамента была кривая забетонированная трещина шириной по меньшей мере фута в два.
Когда она спросила об этой трещине, Норрис со своим заметным северокаролинским акцентом объяснил, что Лоджия под собственной тяжестью медленно погружается в остров.
Разлому уже много лет, и Эрик, чтобы он не расширялся, уравновешивает Лоджию новыми пристройками.
У Норы были собственные комнаты в восточном крыле, и она редко отваживалась выходить оттуда. Она несколько раз терялась в Лоджии и безнадежно блуждала по лабиринту комнат, пока ей не удавалось встретить кого-нибудь из слуг. Иногда Нора целыми днями не видела Эрика. Ладлоу был для нее не более чем призраком, которого она слышала по ночам, когда тот ходил по коридорам.
Рикс был очарован ею. Он наблюдал, как маленькая девочка становилась женщиной. Затаив дыхание, читал восторженное описание банкета на триста человек. Она негодовала, когда на трофейном "фоккере", привезенном из Англии после Первой мировой войны, Эрик пролетел мимо окон детской и испугал ребенка. О маленьком Уолене она писала с любовью и нежностью.
"Маленький Уолен, - мрачно подумал Рикс. - О, Нора, если бы ты только могла видеть его сейчас!"
Ветер яростно хлестал по деревьям за окном. Рикс приближался к заключительным страницам дневника. Он стал поверенным Норы, ее последним компаньоном. Он читал, а время сдвигалось, раскалывалось и затягивало его в водоворот людей и событий.
Нора стояла на балконе в длинном белом платье и смотрела в угрюмое майское небо. Тучи выкатывались из-за гор, как товарные поезда, каждый из которых вез более тяжелый груз, чем предыдущий. Небо пронизывали темные нити, а вдали плясали быстрые вспышки молний. Когда капли дождя забарабанили по поверхности озера, Нора вернулась в спальню и закрыла балконную дверь. Прогремел гром, и стекла в рамах задребезжали.
Она вышла из своей комнаты и направилась через коридор в детскую, где Мэй Бодейн присматривала за маленьким Уоленом. Ребенок весело играл в колыбели. Мэй, жизнерадостная молодая ирландка с волнистыми золотыми волосами, стояла перед большим окном, любуясь водяной завесой над озером.
- Как поживает сегодня мой ангел? - весело спросила Нора.
- Отлично, мэм. - Нянька подошла к колыбели и улыбнулась Уолену. У этой симпатичной женщины со спокойными серыми глазами тоже был сын, которого назвали Эдвином. - Весел, как жаворонок.
Нора рассеянно посмотрела на своего милого мальчугана. Эрик уже заговаривал о новом ребенке, но Нора была не в восторге от такой перспективы. В постели Эрик был холоден и груб. Она вспомнила совет отца: "Дай ему время. Если упустишь свой шанс, то будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь".
Уолен смеялся и пускал пузыри, забавляясь с новой игрушкой.
Когда Нора увидела, что это, ее лицо застыло.
Игрушкой оказался маленький серебряный пистолет.
Она протянула руку и отобрала его у сына. Уолен захныкал.
- Что это? - недовольно спросила она. - Ты ведь знаешь, Мэй, что я не люблю оружие!
- Да, мэм, - нервно сказала Мэй, - но когда я вошла сегодня утром, пистолет уже был в колыбели. Уолену так нравится с ним играть, что я подумала…
- Кто это принес?
- Я не знаю. О, мэм, он ужасно расстроен!
Нянька взяла рыдающего ребенка и принялась укачивать.
Нора крепко сжимала в руке возмутительную игрушку. Она говорила Эрику, что не хочет, чтобы ее сын связывался с оружием, даже игрушечным, до тех пор, пока ему не представится возможность увидеть, каким разрушительным оружие может быть. Нора была взбешена тем, что муж так открыто пренебрег ее пожеланием.
- Черт побери, - фыркнула она, и Мэй недоумевающе уставилась на нее. - Я не позволю ему обращаться со мной подобным образом!
Выскочив из детской, Нора быстро пошла по коридору к лестнице, которая должна была привести ее на другой этаж, в личные апартаменты Эрика.
По окнам колотил дождь, с балконов бежали потоки воды. Когда Нора поднималась по ступенькам, ее ослепила вспышка молнии, а гром прогремел так близко, что показалось, будто вся Лоджия заходила ходуном, как корабль в бурю.
На третьем этаже тусклый свет, сочившийся сквозь грязные окна, придавал этой части Лоджии вид омерзительного капища, где поклоняются какому-нибудь языческому божеству. На стенах висели дробовики, карабины и пистолеты, сделанные Эшерами. В широких коридорах стояли пушки.
В тени притаились чучела животных: медведи, олени, львы, тигры. Настоящий зверинец. Когда Нора проходила мимо, ей казалось, что стеклянные глаза пристально следят за ней. Она не раз оборачивалась, чтобы убедиться, что за ней никто не идет. Коридор свернул налево, затем направо и привел ее к ряду дверей в каменной стене и к узкой лестнице, ведущей наверх, в кромешную темноту. Там, в глубине мансарды, мерно, как сердце, стучали молотки рабочих.
Раскат грома напомнил ей канонаду той ужасной июльской ночи почти годовой давности.
- Эрик! - Зов Норы покатился по коридору, отражаясь от стен, и, превратившись в шепот, вернулся к ней.
Через несколько минут Нора поняла, что где-то не там свернула. Все было незнакомо. Снова и еще сильнее ударила молния. Дюжина хрустальных сов на встроенных в стену подставках задрожала, а одна свалилась и со звуком ружейного выстрела разлетелась на мелкие кусочки.
- Эрик! - снова закричала Нора, и в ее голосе появилась паническая нотка.
Она продолжала идти вперед и теперь уже искала лестницу вниз. Никого из слуг Нора не видела, а все окна, мимо которых проходила, были покрыты пленкой воды. Стук молотков продолжался, замирая и усиливаясь почти в такт с раскатами грома.
Она окончательно заблудилась. Хищники у стен беззвучно рычали на нее, а впереди на пути стояло чучело льва. Его зеленые блестящие глаза смотрели вызывающе, как бы предлагая подойти поближе. Нора свернула в другой коридор, где вдоль стен висели средневековое оружие и латы. В конце виднелась тяжелая дверь. Женщина распахнула ее и снова позвала Эрика. Ответа не последовало, но молотки теперь стучали громче.
Перед ней открылась винтовая металлическая лестница, ведущая вверх, к белой двери в двадцати футах. Эти молотки, казалось, стучали прямо по голове. Осторожно переставляя ноги, женщина поднялась по лестнице и протянула руку, чтобы открыть дверь.
Но тут остановилась. Дверь была обита толстой белой резиной, а ее медная ручка потускнела от частых прикосновений. Когда Нора дотронулась до нее, по руке прошла холодная дрожь. Но дверь была заперта. Женщина собралась было постучать и попытаться под какофонию грома и молотков позвать на помощь, но тут щелкнул замок.
Дверь стала медленно отворяться. Нора отступила. Из помещения сочился тошнотворный сладковатый запах разложения. Внутри была кромешная тьма.
- Что такое? - прошептал тихий грубый голос.
- О! - воскликнула Нора. - Вы испугали меня. - Внутри она абсолютно ничего не видела. - Какой ужасный стук!
Почему он никак не прекратится!
- Пожалуйста, - умоляюще сказал голос, - говорите как можно тише.
- Я… не хотела вас беспокоить. - Неожиданно до нее дошло. - Это… мистер Эшер?
Тишина. Затем:
- Вы опять заблудились?
Она кивнула.
- Я пыталась найти Эрика.
- Эрик, - тихо повторил Ладлоу Эшер. - Дорогой Эрик. - Дверь открылась пошире, и за ее край ухватилась рука. Пальцы были иссохшие, с длинными поломанными ногтями. Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Нора последний раз видела Ладлоу, полагая, что он по-прежнему живет в стеклянном куполе. Этой комнаты Нора никогда раньше не видела. - Я люблю гостей, - сказал он. - Не желаете зайти? - Нора колебалась, и он спросил: - Вы ведь не боитесь?
- Нет, - соврала она.
- Хорошо. Вы храбрая. Я всегда любил вас за это. Входите, и мы поговорим… только я и вы. Ладно?
Нора медлила. Сбежать? Это выглядело бы глупо. Да и с чего бы ей бояться Ладлоу Эшера? Он старик. По крайней мере, подскажет ей, как выбраться из этого жуткого места. Она вошла в комнату, и Ладлоу, очертания которого во мраке были практически неразличимы, закрыл за ней дверь. Когда щелкнул замок, у Норы аж захватило дух.
- Не бойтесь, - прошептал он. - Дайте руку, я провожу вас к креслу.
Он взял ее за руку, и Нора с трудом подавила желание вырваться. Кожа Ладлоу была холодной и скользкой. Он провел ее в другой конец комнаты. - Теперь можете сесть. Хотите стаканчик шерри?
Нора нашла кресло и села.
- Нет, спасибо. Я… могу остаться лишь на несколько минут.
- Ну что ж… Вы не будете возражать, если я выпью?
Он откупорил бутылку и налил.
- Как вы можете здесь видеть? Ведь тут ужасно темно!
- Темно? Ничего подобного. - Он тяжело вздохнул. - Для меня свет просачивается сквозь швы в этих стенах. Он сочится из каждой поры вашего тела. Ваши глаза ослепительно сверкают. А обручальное кольцо на вашем пальце раскалено, как метеор. Я мог бы греться его теплом. Прислушайтесь к стуку молотков, Нора. Прекрасная музыка! - Это было сказано с сарказмом.
Она прислушалась. В этой комнате стук молотков был совсем не слышен, зато раздавались другие звуки, они напоминали приглушенный стук сердец. Некоторые "сердца" бились громче прочих, другие - резче. Шум, казалось, исходил отовсюду, даже от самих стен. Она слышала щелканье механизмов и слабый звон цепей.
- Мои часы, - сказал Ладлоу, как будто прочитав ее мысли. - В этой комнате шестьдесят пять напольных часов. Вначале их было за сто, но, увы, они ломаются. Звук уходящего времени успокаивает меня, Нора. По крайней мере, он заглушает шум пил и молотков. О, вы только послушайте рабочих в мансарде! И эту бурю тоже! - Его дыхание внезапно сбилось; когда он заговорил опять, в голосе чувствовалось напряжение. - Вот сейчас молния ударила очень близко к дому, и гром был сильнее.
Нора не слышала ничего, кроме тиканья часов. Комната была без окон, а стены, похоже, толщиной в несколько футов.
Но в какой части дома находится это помещение, точно сказать она не могла.
- Вы, конечно, знаете, что я умираю? - спокойно проговорил Ладлоу.
- Умираете? От чего?
- Это… особенная болезнь. Я думал, Эрик уже объяснил вам. Он расскажет. Не хочу портить ему удовольствие.
- Я не понимаю. Если вы больны, то почему здесь один, в темноте?
- Это, моя дорогая, как раз потому, что я… - Он умолк. - Гром, - с усилием прошептал он. - Боже мой, вы слышали?
- Нет. Абсолютно ничего.
Он молчал, и у Норы создалось впечатление, будто Ладлоу чего-то ожидает. Не дождавшись, старик с шипением выдохнул сквозь зубы:
- Я ненавижу грозы и эту проклятую долбежку. Она не смолкает день и ночь. Эрик разрушает комнаты и вновь их отстраивает. Он сооружает коридоры, упирающиеся в каменные стены. Строит лестницы, которые никуда не ведут. Все это из-за меня, разумеется. О, Эрик хитер! Он пытается убить меня, понимаете?
- Пытается вас убить? Как?
- Шумом, моя дорогая, - сказал Ладлоу. - Бесконечным изматывающим шумом. Стуком молотков и визгом пил, не смолкающим никогда. Даже нелепое представление в День независимости было устроено для меня. Та канонада чуть не довела меня до самоубийства.
- Вы ошибаетесь. Эрик пытается уравновесить Лоджию.
С северной стороны есть трещина…
Ладлоу перебил ее невеселым смехом.
- Уравновесить Лоджию? Вот это здорово! Возможно, он сказал так рабочим, но это ложь.
- Лоджия погружается в землю. Я сама видела трещину.
- О, трещина есть, совершенно верно. Я тоже ее видел. Но Лоджия никуда не опускается, моя дорогая. Лоджию повредило землетрясение… когда же это было? В тысяча восемьсот девяносто втором году. Или в девяносто третьем. Точно не помню. Мы находимся в месте, чувствительном к подземным толчкам.
Нора вспомнила о дрожавших на своих подставках хрустальных совах, одна из которых разбилась.
- Эрик пытается меня убить, - прошептал Ладлоу, - потому что он хочет этого.
Что-то коснулось ее плеча, и она испугалась. Нора быстро протянула руку и ощутила скользкую и гладкую поверхность черной трости, которую всегда сжимал в руке Ладлоу.
- Внутри у него из-за этого все горит. Знаете, чего он хочет? Власти. Над поместьем, над фабриками, над всем. Даже над будущим. У меня нет выбора, кроме как передать это Эрику, хотя я и боюсь последствий. - Он убрал трость с ее плеча. - Вы видите, Эрик хочет ускорить мою смерть, и он может… - Она почувствовала, как старик внезапно напрягся. - Гром! О боже, гром! - проскрежетал он.
На этот раз Нора тоже его услышала. Это был слабый далекий раскат, заглушенный каменными стенами. Она знала, что там, снаружи, яростно бушевала гроза.
- Подождите, - едва слышно произнес Ладлоу. - Не двигайтесь.
- В чем дело?
- Тихо! - прошипел он.
Повисла тишина. Затем Нора услышала, как бутылки шерри стукнулись друг о друга. Через несколько секунд женщина почувствовала, что стул вибрирует. Дрожь прошла вверх по ее телу до самой макушки. Деревянный пол заскрипел и застонал. Часы, стоявшие повсюду в этой странной комнате, нестройно звякнули. Затем, так же внезапно, вибрация прекратилась.
- Этот дурак пытается притягивать молнии шпилями на крыше, - хрипло сказал Ладлоу. - Вы почувствовали? Дрожь.
Теперь она кончилась, но я полагаю, много кухонной посуды и несколько окон разбиты. Вот болван! Он не понимает, что играет с огнем!
Речи Ладлоу напоминали бред сумасшедшего.