Тс с с... - Андрей Фролов 4 стр.


И повалился навзничь без сил, ничего уже не соображая.

- Димочка, попей, тебе нужно попить… - Голос Ксанки долетал издалека, словно они общались по старинной междугородней связи. - Давай, любимый, попей.

Он осознал, что полулежит на полу. Молоток все еще покоился в его пальцах, кровавые мозоли болели, как укусы сотни пчел. Кто-то зажег пару свечей, в комнате стало светлее. В губы тыкалась холодная крынка с квасом.

Заставив себя открыть рот, Дмитрий сделал глоток, еще один. Затем забрал у жены горшок, выпил почти до дна. Желудок забунтовал, чуть не выплеснув обратно, но Дима убедил его удержаться.

- Оно… ушло? - прошептал он.

- Нет, - спокойно ответил Семен. Теперь, когда стол выдернули у него прямо из-под рук, дед сидел почти в центре комнаты, положив руки на колени. - Ты снова нашумел… не думаю, что теперь Хозяин так просто успокоится.

Дмитрий заставил себя встать. Тяжело, оставляя на досках пола кровавые разводы.

Заметил, что Артемка, не выдержав, потерял сознание и его уложили на печь. Машка заняла свое прежнее место, снова воткнув в уши наушники и бездумно уставившись вдаль невидящим взглядом. Оксана все хлопотала над мужем, влажным полотенцем протирая раны.

Тот подошел к старику, навис над ним:

- Говори… Все говори, как есть. Даже если патронов не найду, я из тебя вот этими руками правду вытрясу!

Семен Акимович поднял голову, откинул со лба длинные волосы.

- Так сказал же уже все. Шуметь не нужно было. Откуда мне, глупому, было знать, что вы такие? Громкие, с музыкой, с трактором, а не машиной? Откуда было знать, что вы приедете в незнакомое место, чтобы вести себя как дома?

Дима ударил деда. Несильно, открытой ладонью, перепачкав морщинистое лицо кровью. Сам не зная почему. То ли от злости на тупость старика, то ли потому, что тот был прав…

Семен Акимович удар принял важно, только голова на сухонькой шее мотнулась. Потер щеку, кивнул, будто одобряя поступок внука.

- И что, ты с этим под боком уже двадцать лет живешь? - Дмитрий не говорил с родственником - цедил слова сквозь зубы.

- А чего не жить-то? - тихо ответил тот. - При Хозяине всего в достатке. И скотина не болеет, и людям здоровье. Нужно только законы уважать. Чужие. Крысам, Димка, при человеке тоже неплохо живется. И сытно, и вольготно - главное, не попадаться.

- Да что ж ты молчал-то, сволочь?..

- А ты бы поверил?

- Ты нас всех такому риску подверг…

- Нет, внук, - плечи старика развернулись, он сел на стуле ровно. - Это вы сами, мои хорошие. Меня слушать не захотели. Но уйти в землю сырую, правнуков не повидав, я не мог…

- Выпускай коров. Пусть этот твой хозяин, - Димка сплюнул прямо на пол, - жрет буренек и проваливает в лес, кем бы ни был.

- Нет, родной, не выйдет. - Старик медленно, степенно покачал головой. - Он мою скотину без разбора не дерет. Иногда забирает, но меру знает. Когда долго не приходит, я сам в лес животину веду - то козочку, то свинку…

- Какая же ты сволочь… - прошипела Оксана, и Семен перевел взгляд на женщину. Удивленный взгляд, испуганный, будто и не ждал ее тут увидеть.

- Знаю, что не поймете. Убедить и не пытаюсь…

- Ты можешь с ним договориться, - вдруг отчеканил Дмитрий. Не хотел, но в заколоченное окно взглянул, словно оттуда опять могло рвануться что-то змеиное, похожее на струю дыма. - Значит, узнаешь, чего ему надо. Извиниться, что шумели? Я могу. Но хочу знать, как спасти семью и выбраться отсюда. Ты слышишь меня, старик?

- Ну вот, я уже и не дед тебе, а старик… - Семен Акимович потер ладони о штанины, как будто руки испачкал. - Слышу, Димка, слышу. Но последний раз говорю: пересидим до утра, Хозяин сам уйдет, он с полуднем не дружит. А дальше я уж как-нить грехи ваши замолю…

- Грехи?!

Димкина челюсть отвисла, и он неожиданно для всех захохотал. Заразительно, громко, волнами. Принялся лупить себя по бедрам, не обращая внимания на подсыхающие мозоли, которые опять закровоточили. Сгибался от смеха пополам, разгибался и ловил воздух широко открытым ртом - и снова хохотал, пока из глаз не брызнули слезы.

А затем истерика вдруг ушла, как не бывало.

Схватив старика за левое плечо, он рывком подхватил того со стула, поднимая в воздух. Из спальни тут же выступил ощетинившийся Буран, теперь скалившийся совсем иначе.

- А ну, отзови псину, пока оба целы, - проговорил Дима на ухо деду. Голос его изменился, стал чужим. - Пусть только дернется, я тебя этим молотком по стене размажу… - Он шустро наклонился и подхватил брошенный инструмент.

Семен, безвольно висевший в руке внука, легко щелкнул пальцами. Буран, с недоумением глядя на человека, покорно отступил во мрак спальни.

- Молодец, правильное решение… А теперь ты пойдешь туда и будешь просить своего хозяина , чтобы он нас отсюда выпустил! - Засунув молоток за пояс, Дмитрий принялся с лязгом отпирать дверные запоры.

- Димочка, а может, не… - Оксана испуганно прижала руки к лицу, шагнула к спящему на печи сыну.

- Заткнись! - рявкнул муж, не оборачиваясь. - Ты меня понял, дед?

- А чего бы тебе самому не сходить? - Висящий в руке внука легкой ветошью старик сумел посмотреть ему в лицо лукаво и с издевкой. - Поклонишься Хозяину, прощения попросишь, а там и узнаешь, чего ему нужно…

- Замолчи, - негромко отрезал Димка, больше стараясь на Семена Акимовича не смотреть. - Н-ну, пошел!

Он рывком распахнул тяжелую дверь в сенцы, поразившись темноте, окружившей избу. С того момента, как небо начало затягивать тучами, прошло не больше двух-трех часов. Несмотря на то что темнеет в июле совсем поздно, за сенным оконцем царила мгла, словно на улице стояла глухая январская ночь.

Вытолкнув деда Семена за порог, Дмитрий торопливо захлопнул створку и принялся возвращать засовы на место.

- Может, не надо было так с ним?.. - Оксана всхлипнула, но проглотила рыдания, чтобы не разбудить Артема. Мальчик, все еще не вернувшийся из забытья, сейчас был самым счастливым из всех четверых.

- А как надо? - злобно прошипел Дима, прислушиваясь к тишине снаружи. - Чтобы это тебя взяло или меня? Или детей? Если речь идет о жертве, то лучше малознакомый дед, чем жена или дочка!

- Господи, ты не можешь так говорить… что же мы делаем…

- Заткнись, Ксанка!..

Он осекся, что-то услышав. Осторожно подошел к заколоченному пролому, медленно наклонился. Ему в красках виделось, как условную баррикаду сносит прочь, а в лицо бросается щупальце тумана…

А потом послышался голос деда.

Тот негромко спрашивал, отвечал, спрашивал снова, но других голосов Дмитрий разобрать не мог. Происходящее закрутилось в его голове безумным хороводом, и он почувствовал, как неудержимо сходит с ума.

Ему было нужно немедленно прилечь, отдохнуть, набраться сил. А когда он проснется, то обнаружит, что ничего не было. Ни рычания, гасящего свечи. Ни выбитых ставен. Ни длинного и дымчатого, потянувшегося к его жене.

Он глупо улыбнулся, уже готовый провалиться в обморок, но тут в дверь постучали. Негромко, обыденно, как стучат соседи или добрые друзья.

Стук вернул Диму в реальность, ноги подкосились, по лицу будто ударили холодной вонючей рыбиной. Он вздрогнул, отшатываясь от пролома, схватился за молоток.

- Открывайте, родственнички! - дед Семен уже стоял в сенцах, дожидаясь позволения вернуться в свой дом. - Не взял меня Хозяин, как вы хотели.

- Не надо, папа! - похожая на привидение, Машка застыла возле печи, все еще глядя куда-то мимо отца. - Не впускай. Ты же знаешь, как бывает. Мы все знаем, мы же кино видели. Это теперь не дед. Не впускай его, пожалуйста…

- Да я это, я, Димка… - Семен, казалось, слышал их всех. - Знаю я теперь, чего Хозяин хочет. Так что, если не передумал уехать, впускай.

Закусив губу, Дмитрий покачал молотком. Взглянул на жену, но мельком, как на пустое место. Опустил инструмент на лавку, взял свечу, задумчиво прошел в спальню. Буран, зарычавший навстречу, в конфликт все же не вступил, ретировавшись под кровать.

Поставив свечу на тумбу, Димка приступил к поискам. Выдернул пару ящиков шкафа, переворошил тумбочку. Нашел увесистый патронташ. Стараясь не поворачиваться к собаке спиной, вернулся в горницу. Подобрал ружье, перезарядил.

- Папочка, это не поможет… - Машка по-прежнему стояла в полный рост, напряженная и бледная. - Это больше не дедушка…

- Открывай, - глухим голосом, которого Оксана не узнала, бросил Дмитрий жене, прицеливаясь в дверь. - А ты, дед, входи медленно. Не спеши.

- Конечно, внучок.

Оксана, в глазах которой плескалось целое море мольбы, нерешительно подошла к порогу. С натугой сняла засовы, толкнув дверь, испуганно отшатнулась.

Дмитрий взвел курки.

Семен вошел неспешно, как и обещал. Притворил за собой дверь, даже замки закрыл. И устало уселся на лавку, положив руку на спортивную сумку с подарками. Подумать только, каких-то несколько часов назад они хвастали ему своими гостинцами, расхваливая теплые носки и дорогой коньяк…

Дмитрий прицелился в бородатое лицо и только сейчас заметил, что со стариком что-то не так. Не сразу сообразил - лампа и пара свечей давали не так уж много света. Семен Акимович был покрыт пеплом. Серым, легким, какой остается после доброго березового костра. С головы до ног, будто валялся по старому костровищу. Только на волосах искусственной седины заметно не было - они пепельными стали уже давно…

- Говори, - приказал Дмитрий, не спуская деда с прицела.

Машка беззвучно опустилась на табурет, крепко зажмурившись.

- Чего ему надо?

- А не испугаешься? - вдруг вопросом на вопрос ответил Семен. Без издевки или лишних эмоций в голосе. Просто поинтересовался. - Не испугаешься правды-то?

- Не испугаюсь… - внук сглотнул комок в горле, облизнул губы. - Даже если меня хочет в обмен на жизнь остальных, не испугаюсь…

- Димочка, да как ты можешь?! - всплеснула руками Оксана, но дед вдруг повернулся к ней так резко, словно и не сидел под прицелом.

- А ну, замолчи, девка! - И продолжил как ни в чем не бывало: - Молодец, Димка, чую породу… Значит, хочешь знать, чего Хозяину надо?

- Будешь время тянуть, дед, ногу прострелю, - все тем же чужим голосом предупредил Дмитрий, наклоняя ружье.

- Ладно, внучок, не горячись. Чужую кровь он хочет. Не нашего рода. Учуял еще на подъездах, вот и требует.

До Дмитрия дошло не сразу, до Оксаны чуть раньше.

Женщина тут же осела на пол, как куль с мукой, чуть не разбив голову о край печки. Губы ее тряслись. После этого смысл произнесенных слов настиг и ее мужа.

- Чего?.. Чужую кровь? Ты чего, дед, совсем умом тронулся? Мы ж тут все - семья!..

Димка продолжал бормотать, уже понимая, чего требует существо, окутавшее избу. Понимал, но отказывался верить. Отказывался даже смотреть на жену, ползшую к нему на коленях через всю горницу.

- Димочка, миленький… как же так… это какое-то безумие… не может быть такого, не может…

- Может, доченька, может, - вздохнул Семен, стряхивая пепел с усов. - Заберет Хозяин чужую кровь, остальных оставит. Он не спешит, до рассвета еще далеко, так что решайте. Я дело сделал, как велели…

В избе наступила тишина. Полная, гробовая, о которой и просил их дед, едва приехали. Дмитрий смотрел на Семена Акимовича, все еще целясь ему в ноги. Машка не открывала глаз, да еще и уши пальцами заткнула. Артемка спал, тревожно ворочаясь и вздрагивая.

В этой тишине Оксана на четвереньках бесшумно подползла к мужу. Осторожно, с какой-то неуместной нежностью обняла его за левое бедро.

- Как же так, Димочка?.. - тонким, ломким голосом прошептала она, уронив всего одну слезу.

И снова тишина, под сенью которой собрались пятеро людей и один пес, посматривавший на происходящее из темноты. Тишина, в которой вдруг стало слышно, что в спальне деда мерно отмеряют минуты древние часы с выломанной кукушкой. Старинные, которые нужно заводить гирьками. Но не настолько древние, как нечто , стоящее за выбитым окном.

- Как же так? - повторила Оксана, опуская голову и щекой прислоняясь к штанине мужа.

- Я не знаю, - не своим голосом ответил Дмитрий, облизывая растрескавшиеся губы. - Решать тебе.

Медленно, словно взбираясь на Голгофу, Оксана поднялась на ноги. Откинула назад растрепавшиеся белокурые пряди, взглянула на деда, на мужа.

Семен выдержал ее взгляд спокойно, без эмоций. Димка отвернулся.

- Ради наших детей, так? - вибрирующим голосом спросила она.

Вместо ответа Дмитрий только кивнул. Сдержаться не удалось, и по его лицу покатились слезы.

- Мне легко, ты не подумай, Димочка, - она попыталась улыбнуться, проведя пальцами по щеке мужа. - Я просто не верю, что это на самом деле происходит, поэтому легко…

Подошла к Машке, все еще не открывшей глаз. Казалось, девочка впала в транс, она даже не отреагировала, когда мать встала на колени, обняв дочь и целуя ее в висок.

- Счастья вам, мои хорошие, - прошептала Оксана.

Отошла от дочери, полезла на лавку, склонилась над высокой печью. Откинула край одеяльца, поцеловала спящего Артема. Вернулась к мужу.

- Ты уж придумай, как детям объяснить, ладно? - Она все пыталась заглянуть ему в глаза, но Димка упорно отворачивался, словно капризный ребенок от ложки с кашей. - Особенно Артемке, когда очнется.

Она взяла его за плечи, бедром отодвинув ружье, и влажно, страстно поцеловала в губы.

- Прощай, любимый… Помни меня…

Женщина подошла к двери, возле которой все еще сидел дед. Споткнулась, чуть не упав, но с достоинством удержала равновесие. Она была похожа на Жанну Д’Арк, восходящую на костер, но Димке было не до красочных сравнений. Ничего не видя от слез, он едва удерживался, чтобы не упасть в обморок.

- Открывайте, Семен Акимович, - ломким голосом попросила Оксана. - Сил нет почти…

- Подожди, доченька, - серьезным тоном ответил дед, и Дмитрий чуть не нажал на спусковые крючки. - Спешишь…

- Что еще?! - закричал Дмитрий так, что на висках взбухли вены. - Чего еще тебе надо?! Чего надо тебе и твари, что прячется за дверью?! Оксана спасает нашу семью, неужели не ясно?! Открывай, сука, или пристрелю!

- Тс-с, внучок, не кричи, - старик поднял покрытую пеплом ладонь. - Не зли Хозяина без причины.

- Почему вы делаете с нами это? - прошептала Оксана, обессиленно привалившись к косяку.

- Потому что Хозяин хочет забрать чужую кровь, а не просто твою жену, - отчетливо произнес Семен Акимович, глядя внуку прямо в глаза.

И протянул руку, длинным перепачканным пальцем указывая на печь.

Оксана зарыдала. Кусая кулак, чтобы негромко, но вышло так горестно, что Димка еще раз чуть не пальнул. Перевел взгляд на спящего сына, на жену, на деда. И покачал головой:

- Не может быть…

- Хозяину не веришь, у жены спроси, - просто ответил старик.

- Оксана? - Дмитрий не услышал сам себя, так тихо он теперь говорил. - Не молчи…

Но супруга ничего не ответила. Собравшись и встряхнувшись, подошла к печи. Осторожно, чтобы не разбудить мальчика, сняла его с лежанки вместе с одеялом. Повернулась, держа спящего ребенка на руках. В глазах ее теперь не было ничего - ни сознания, ни страха, ни сомнений.

- Прости, милый… я знаю, тебе больно. Но скоро станет легче…

- Не может быть… нет, не может… скажи, что это не так! - Ружье опустилось, уставившись стволами в доски пола. - Ксанка, ну скажи!

- Это был Макс. На нашем юбилее. Всего один раз. Я не думала, что будет так…

И затем - откуда только нашлись силы - тремя быстрыми движениями откинула железные засовы. Осторожно, чтобы не ударить Артемку об косяк, вышла в сенцы, пригнувшись. Дед Семен вздохнул, потирая покрытое пеплом лицо.

Дмитрий закричал. Громко, как ему показалось. Завыл так, что шарахнулся в угол Буран, что распахнула глаза оцепеневшая Машка. Упал на колени, поднимая ружье. И еще до того, как старик успел броситься к нему, приставил стволы к своему подбородку и дотянулся до спускового крючка.

Июльский воздух был наполнен жужжанием шмелей и стрекоз.

Над высокими травами плыл сладкий цветочный аромат. Прохладно веяло хвоей от ближайшей опушки, где качали головами корабельные сосны. Длинные густые тени протянулись от двух людей, неподвижно сидевших на вершине холма.

Рядом замерла крупная лохматая собака, у которой еще щенком кто-то умело, хоть и грубым подручным инструментом, удалил голосовые связки. Собака дышала тяжело, вывалив лопату языка, - на алтайскую тайгу снова накатывала жара.

Семен Акимович выплюнул длинную травинку, которую жевал, нежно обнял сидевшую рядом девочку. Та не шелохнулась, продолжая слепым взглядом смотреть в чистое голубое небо. В ушах Маши завывал готичный "Токио Отель". Завывал, медленно угасая - в плеере садились батарейки.

- Ничего, Машенька, держись, - прошамкал дед, устало качая седой головой. - Но возвращаться тебе нельзя, никак нельзя. Проживем, красавица, и хуже бывало, оттает сердечко-то. Зиму перезимуем, корову доить научу. И один-то справлялся, а уж вдвоем с такой помощницей и подавно. Как-никак, родная кровь…


Назад