Инна ощутила на горящей щеке прохладный поцелуй. Женщины в очереди теперь смотрели на нее с уважением.
- Ничего. Паша, ты был прав. У нас будет маленький.
Он погладил Инну по руке.
- Ну и ладно. Пойдем. Я вызову такси.
Глава 43. Еще один укол
Парень в бейсболке, откинувшись на спинку сиденья, расстегнул спортивную куртку.
- Фу-у, жара! - он потянулся. - Пивка бы щас.
- Размечтался, - оператор не отрывал глаз от экрана. - Кофе пей, тварь.
- Есть там что, Саша? - спросил Быстров. Оператор не ответил, с нечеловеческой скоростью стуча по клавишам.
Парень в бейсболке встал и направился к выходу, пригнув голову.
- Кто знает, где здесь можно обоссаться?
- За углом, - сказал оператор. - Там забор, никому не видно.
- А и плевать, пусть смотрят, - с этими словами специалист по электронной технике вылез утробы микроавтобуса. Закрыл дверь, оставшись снаружи, в абсолютном одиночестве.
Быстровым овладела неясная тревога. Он привстал с места и открыл дверь, впустив в душный салон утреннюю прохладу.
- Ты чего? - спросил оператор, на миг отвернувшись от экрана.
- Жарко, - сказал Быстров, глядя на угол кирпичного дома, за которым сейчас справлял малую нужду парень в бейсболке. За этим углом был тупик - кирпичная стена, от которой до соседнего дома тянулся деревянный забор.
Быстров сел на место. Под беглыми пальцами оператора тихо щелкали клавиши.
Он думал о том, удастся ли ему "дело Судьи", и что это значит для него в плане карьеры. Что он будет делать потом?
Быстров думал о тех, кого каждый день видел в коридорах. Эти люди каждый год покупали новые машины, праздновали дни рождения в ресторанах и отдыхали в Турции. Они любили Быстрова, дружески хлопали по плечу. Потому что знали: он наивный дурачок и им не опасен. А Сашу Точилина боялись и ненавидели.
"Я должен остановить Судью. Возможно, тогда я обрету силу, чтобы начать то, о чем давно мечтал. Очистить родной город от скверны. Отомстить за Точилина".
- О чем задумался?
Быстров вздрогнул.
- Ни о чем. Пойду, проверю, как там Антон.
- Да, - обыденным голосом сказал оператор. - Он что-то задерживается.
Быстров, жмурясь от яркого солнечного света, вылез наружу. Поморгал, чтобы глаза привыкли к солнечному свету.
Сделал пятнадцать шагов и повернул за угол.
Антон сидел, привалившись спиной к грязной кирпичной стене. Глаза стеклянно таращились на забор. В черепе зияла дыра, через которую можно было увидеть мозг. Волосы слиплись от крови.
Быстров, сглотнув тошноту, вспомнил последние слова этого человека: "А плевать, пусть смотрят!"
Он бросился к микроавтобусу.
Сунулся до пояса в душный салон.
- Саша, быстро звони…
Оператор спал, положив руки на стол, а голову - на руки.
Спал с проломленным затылком.
Монитор, сиденья, стенки покрыты инеем. Повсюду брызги крови.
Быстров отшатнулся.
На крыше микроавтобуса сидела черная ворона. Расправив крылья, она каркнула на Быстрова и улетела.
Быстров развернулся, неловко выхватывая пистолет.
Прижавшись спиной к холодному как лед борту микроавтобуса, обогнул кузов, с опаской выглянул. Пристально оглядел часть улицы, слева ограниченную бортом микроавтобуса, который с этой точки казался бесконечным, справа - куском стены. Ничего. Те же прохожие, те же машины на шоссе, магазины с белыми, как кость, манекенами в витрине.
Быстров выпрямился, опустив пистолет. Устало сел на перевернутый деревянный ящик у стены. Мысли смешались.
Все случилось внезапно и безжалостно - так осень сменяет зима, мрак поглощает свет.
"Что они сделали? Кого предали? Кого обманули?"
Против воли Быстров развернул в сознании прошлое. Из праха восстали его собственные злодеяния. Он никогда не делал зла сознательно - только под влиянием страха или по глупости. Имеет ли это значение?
Быстров встал, дрожащей рукой сунул пистолет за пояс.
Глава 44. Новые игры
Павел остановился на пороге гостиной, прислонившись плечом к косяку.
Инна не оглянулась. Она была поглощена игрой.
Девушка стояла на коленях перед диваном. На диване лежала подушка, на которую Инна нахлобучила детский чепчик.
- Доченька, милая, пожалуйста, кушай кашку.
Павел улыбнулся. Инна говорила жалобным голосом, и откровенно забавлялась, войдя в роль. Он затаил дыхание, стараясь ничем не выдавать своего присутствия.
Тон Инны стал строгим.
- Даша, ты слышишь? Мама сказала, чтобы ты ела кашу. Пока все не съешь, из-за стола не выйдешь. Что? Не хочешь слушаться? Так, - Инна встала, тряхнула волосами. - Зовем отца. Папа! Господи, да где же он? Павел! Иди сюда! - и - грубым голосом: - "Чего тебе?"
Павел прижал ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться, когда Инна пыталась изображать его.
- Я говорю, иди сюда! Наша девочка не хочет есть кашу!
Пройдя несколько шагов от дивана, Инна развернулась. Состроила карикатурно-угрюмое лицо: нахмурила брови, сжала губы, напрягла скулы, выпятила нижнюю челюсть.
Гориллообразной, тяжелой походкой - бух! бух! бух! - подошла к дивану.
- "Эй, ты", - сказала она грубым голосом, с угрозой. - "Слушай свою мать, или я тебе мозги вправлю. Быстро!"
Павел, не удержавшись, все-таки издал сдавленный смешок. Инна, вздрогнув, обернулась. На ее лице отразились испуг и смущение.
- Паша? Ты… давно смотришь?
- Пять минут, - Павел подошел к ней, улыбаясь. - Здорово у тебя получается. Особенно я.
- Да? Правда, ерунда какая? От скуки дурею.
Павел взял ее руку.
- Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. А ты?
- Нормально, - Павел взглянул на венчавший подушку чепчик. - А это откуда?
- От верблюда, - Инна, схватив чепчик, натянула его на голову Павлу. - Мое это. Слушай, а тебе идет.
Инна села на диван, опершись локтями на колени и подбородком на руки. Лицо ее стало серьезным.
- Смогу ли я?
Павел, сняв чепец, задумчиво оглядывал его, вертя в руках. Инна покачала головой, кусая губы.
- Мы совершаем ужасную ошибку.
Павел, бросив чепчик в кресло, сел рядом.
- Все ошибки уже сделаны. Тебе не кажется? Пора бы и честь знать. Поверь, мы впервые приняли верное решение.
Инна взглянула на него. В ее глазах Павел увидел отчаяние.
- Ты этого хочешь?
Он помрачнел.
- Неважно, чего я там хочу или не хочу. Мы должны.
Инна встала, прошлась по гостиной. Наморщила лоб.
- Мать - что это такое? Как это?
- Я, как ты догадываешься, матерью никогда не был.
Инна повалилась в кресло.
- Я боюсь, что не справлюсь, - прошептала она, плача.
- Ты же смотрела кино. Представь, что снимаешься в фильме. Сыграй роль. Поверь, все так делают.
Павел встал, подошел к ней. Присел на подлокотник кресла. Инна прижалась к нему.
- Я помогу тебе, - сказал Павел, гладя Инну по волосам. - Я тебя не оставлю.
Раздался звонок в дверь.
Капитан Быстров чувствовал себя неловко - раньше он никогда не бывал в домах богатых людей. Сняв фуражку, он сел за стол орехового дерева, смущенно огляделся.
Павел сел напротив. Инна хотела присутствовать при разговоре, но Павел покачал головой.
- Тебе сейчас нельзя волноваться.
Быстров удивленно взглянул на Инну. Встретив взгляд Павла, нервно кивнул.
- Рад за вас.
Но Павел увидел в его глазах другое: тревогу. Быстрову, как и всем, их связь казалась странной и нелепой. Чем-то противоестественным, как зоофилия или сиамские близнецы.
Он откинулся на спинку стула, сложил на груди руки.
- Что вы хотели?
Быстров взял чашку, сделал робкий глоточек.
- Как видите, я при исполнении, - он пришел в форме. - Думаю, вы знаете, о чем я буду говорить.
- О Судье.
- Убиты еще двое.
Нахмурившись, Павел слушал рассказ Быстрова. Капитан, нервничая, достал сигареты.
- Здесь можно курить?
Павел встал, достал с одной из полок хрустальную пепельницу, поставил перед Быстровым.
Капитан закурил. Его рука дрожала.
- Это невероятно, - он стряхнул пепел. - Все произошло очень быстро. Буквально в какие-то секунды. Ни звука. Ни шороха. Ни крика. Никакого шума борьбы.
Павел молчал.
- Я никогда не видел ничего подобного. Какова наглость! Мне, всему отделению плюнули в лицо. Меня преследуют газетчики. Вчера перед зданием ОВД устроили пикет. Люди требовали, чтобы я прекратил этот ужас.
- Кажется, вы попали в передрягу, - холодно сказал Павел.
Быстров затушил сигарету, вздохнул, провел ладонью по волосам.
- Павел… вы должны помочь мне.
- Должен? - глаза Павла потемнели от гнева. - За каким чертом? Что я получу?
- Вы получите восстановленную репутацию и доброе имя. Ваше дело будет уничтожено. Вы обретете свободу.
Павел вскочил, прошелся по комнате. Провел ладонью по лицу.
- Безумие… Доброе имя? - он горько усмехнулся. - Мне оно не нужно.
- Почему вы упираетесь?
Павел остановился. Взглянул на капитана.
- Мне претит мысль, что я должен остановить Андрея, только для того, чтобы вы получили звание!
- Если я пробьюсь наверх, у меня будет возможность многое сделать. Разворошить осиное гнездо.
Быстров взял фуражку, повертел в руках. Не поднимая глаз, глухо сказал:
- Вы должны помочь людям.
- Людям? - Павел побагровел. - Я не видел от людей ничего, кроме насмешек и презрения! Почему меня должна беспокоить их судьба? Они все лжецы, грабители, насильники и убийцы! Все, что они могут - жрать друг друга!
Павел замолк, шумно дыша. От собственного крика заломило в затылке.
Быстров поднял глаза.
- Вы работали учителем. Чему вы можете научить детей? Трусости? Равнодушию?
- Вот видите, - Павел усмехнулся. - Вы уже судите меня.
- Что происходит?
Павел обернулся. Инна стояла на пороге, сложив руки на груди. На ее лице он увидел печать усталости.
- Ничего, Инна Кирилловна, - Быстров встал, взял фуражку. - Мы уже закончили.
Он сурово взглянул на Павла.
- Я надеялся найти здесь понимание. Но не нашел.
Кивнув Инне, он направился к дверям. Павел провожал его до ворот. Глядя перед собой, Быстров сказал:
- Не надейтесь сбежать, Покровский. У вас с Инной ничего не получится. Вы не начнете новую жизнь. У таких, как вы, ничего не выходит. Вы бездельник, и потому смотрите свысока на всех, кто хоть как-то дергается, пытаясь изменить обстоятельства. Вы не будете счастливы.
- До свидания, - Павел набрал код на замке. Прозвучал сигнал, ворота медленно отворились.
Быстров надел фуражку.
- До свидания. Спасибо за все.
- На здоровье.
Инна, сидя на полу в гостиной, перебирала свои детские игрушки. Павел остановился на пороге. Инна подняла голову.
- Что случилось?
- Ничего, - он помолчал. - Ничего, что может расстроить наши планы.
Глава 45. Под откос
Баринов стоял у окна, заложив руки за спину. Смотрел с высоты третьего этажа на толпу, забившую улицу у дверей здания. Толпа гудела, как потревоженный улей. Среди общего гула Баринов слышал, как выкрикивают его имя.
Оборванцы. Неудачники. Чернь.
Рабочие, секретари, администраторы - уволенные с фирмы Нестерова.
Как смеют они роптать? Их дело - гнуть спину на тех, кто умнее и сильнее.
Он отвернулся от окна. Но шум толпы не стихал.
Они требовали его крови.
За столом сидели Вадик и Игорь. У стены на диване - Илья Бубнов. На полных губах застыла загадочная улыбка. Взгляд туманный. Таким он был уже неделю. За это время не сказал ни слова.
- Сделайте что-нибудь, - Валерий Георгиевич через плечо указал пальцем на окно. - Уберите их.
- Окно занавесить? - спросил Вадик.
Игорь скорбно улыбнулся.
- Их слишком много. Что мне сделать? Перестрелять всех?
Когда Игорь сказал "перестрелять", Илья вздрогнул и уставился на охранника. Глаза его неожиданно наполнились слезами. Он закрыл лицо ладонями.
- Выйди, поговори с ними.
Игорь, пожав плечами, встал и вышел из комнаты.
Валерий Георгиевич сел за стол. Тяжелым взглядом уставился в пустоту.
- В августе День Города. Я должен произнести речь, чтобы выдвинуть свою кандидатуру в депутаты областной Думы. Бунт испортит мне на хрен всю репутацию.
Этой ночью его разбудил звон разбитого стекла. Сонно моргая, он под вой сигнализации выбежал в гостиную. Босиком. Порезал пятку. Ковер усыпали осколки стекла. В разбитое окно дул холодный ветер.
Их было несколько - в темноте не разобрать, сколько. Игорь одного ранил. Они вдвоем - Игорь в кожаной куртке, подсвечивая фонариком, пистолет в другой руке, Баринов в распахнутом халате - бежали по кровавому следу, который обрывался у тропы, вьющейся по склону вниз, к озеру.
Игорь выстрелил еще раз. В воздух.
Испугать их не удалось. Утром Баринов нашел перекинутую через ворота посылку. Внутри - несколько долларовых банкнот, испачканных кровью раненого, шесть дохлых крыс, связанных хвостами, и записка: ВАДИМ НЕСТЕРОВ ШЛЕТ ПРИВЕТ ИЗ МОГИЛЫ. СУДЬЯ ИЩЕТ ТЕБЯ.
Когда загудел мобильник, Баринов вздрогнул.
Звонил адвокат. Баринов, слушая, побледнел.
- Что? Ты уверен? Понял. Я перезвоню. Ничего не предпринимай.
Он отключил связь. Взгляд стал пустым.
Игорь, войдя в комнату, сказал:
- Они сошли с ума. Требуют вас. Уходим через служебный.
Баринов не ответил. Разлепив губы, тяжело сказал:
- Инна… эта сука меня обманула.
Илья при звуке этого имени перестал плакать. Отнял руки от лица, странно взглянул на Баринова.
- Она не сука, - мертвым голосом сказал он. - Она ведьма.
Игорь и Баринов переглянулись. Игорь покрутил пальцем у виска.
Баринов чувствовал себя растерянным. Глупая девчонка его облапошила. Подменила бланки.
Баринов в уме уже распределял ее наследство, вкладывал в несуществующие проекты. И теперь юрист сообщает ему, что миллионы утекли в фонды детских приютов и домов престарелых.
Точилин перехватил его товар.
И этот бунт.
Он вспомнил Бубнова. Старикан нес какую-то чушь. Тогда Баринову казалось - чушь. Но старый хрыч все предвидел. "Сумасшедшим открыта истина…" Валерий Георгиевич горько рассмеялся.
Прислушался к шуму за окном. Повернулся к Игорю.
- Вызывай ментов. Пусть разгонят этих идиотов.
Глава 46. День города
Ко Дню Города готовились две недели.
На столбы, доски объявлений, стены домов наклеили листовки с программой праздника:.
На стадионе - концерт блатного певца, соревнования по легкой атлетике для школьников.
На берегу озера в 22.00 - праздничный фейерверк.
В парке планировалась речь мэра и Баринова В. Г. Затем - конкурс молодежной песни, долгий и скучный. После - народное гуляние, то есть полный бардак.
За десять дней до праздника перила моста украсили розовые и желтые воздушные шары. За неделю - покрасили парковые скамейки в серый цвет, бордюры обелили. За три дня на трех грузовиках привезли оборудование для концерта.
В день перед праздником небо обложили черные тучи. На город обрушился ливень. Жители города забеспокоились.
Но с утра праздничного дня небо сохраняло нежно-голубой оттенок. Солнце зависло в безоблачном небе раскаленным дочерна шаром. Воздух прогрелся, лужи начали с шипением съеживаться, на пыльных улочках воцарилась влажная духота.
Люди, как зомби, бродили по городу, обмахиваясь верхом футболок и платьев, натужно улыбались и откровенно зевали.
В парке подвешенные на столбах динамики изрыгали танцевальные ритмы 80-х. Над аллеей завис транспарант, провозглашающий, для особо непонятливых, День Города. В горячем воздухе плавились запахи жареных пончиков, пива и электричества. Люди ходили от лотка к лотку, с бессмысленными взглядами жевали пирожки с мясом и блинчики с творогом. Высокий тощий парень, разодетый под скомороха (если можно представить скомороха в протертых линялых джинсах), фальшивым голосом зазывал поучаствовать в дурацком бесплатном конкурсе.
На детской площадке установили аттракционы. Когда вагонетка "американских горок" зависала в воздухе на крутом пике, музыку и гул толпы перекрывали вопли детей, полные восторга и ужаса.
На сцене мужчина в сером костюме с красно-синим галстуком постучал пальцем по микрофону: БУМ! БУМ! БУМ!
- Раз-раз-раз. Раз, два, три, четыре.
Скрипы, подвывания, гул.
- Леня, проверь динамики.
Парень в грязных джинсах и серой, с пятнами пота на груди, футболке сел на корточки. Сунулся под сцену. Начал бегать вокруг эстрады, без толку дергая провода.
Мужчина в костюме еще раз проверил звук. Помех стало меньше. В толпе одобрительно засвистели.
Мужчина хотел уйти. Оживление гуляющих задержало его. Он заметил операторов с камерами на треножниках, с трех точек снимающих эстраду.
Оправив костюм, мужчина дружелюбным басом сказал в микрофон:
- Граждане, не расходитесь. Гуляйте, угощайтесь. Сегодня перед вами выступит мэр города. Должен быть Баринов Валерий Георгиевич. Он тоже скажет много интересного. Потом для вас будет концерт. Не расходитесь.
Аплодисменты.
К полудню жара усилилась. Люди обливались потом, но терпеливо стояли полукругом у эстрады, глазея на микрофон, будто надеялись согнуть его взглядом.
Ровно в 12.00 мэр должен был стоять перед микрофоном, но, как водится, взошел на эстраду только в 12.45. В толпе раздались приветственные крики, отдельные хлопки. Мэр поприветствовал горожан. Произнес речь о том, как любит Высокие Холмы. У нас прекрасные, добрые, отзывчивые люди (большая часть этих добрых людей уже пьяно качалась). Состроив трагическое лицо, мэр упомянул о проблемах города. Выразил надежду, что "вместе мы все преодолеем".
- Давайте праздновать, - говорил мэр, по-страусиному дергая шеей. - Давайте уважать друг друга, беречь наших близких, растить детей. Им жить в новой России. Давайте стараться, так сказать, совместными усилиями делать наш замечательный город лучше.
Мэр говорил то же, что год назад. Но этого никто не понял, потому что и сейчас, и тогда его никто не слушал.
Но атмосфера праздника творит чудеса, и мэра проводили со сцены бурной овацией. Для народа мэр был чужак, никто не знал, кто он такой и откуда взялся. Неясно было, что он делает для города, и делает ли вообще. Если бы не выступления по местному телевидению и речи на праздниках, можно было бы усомниться в его существовании.
Но сейчас горожане пребывали в хорошем настроении, поели и попили, и потому любили мэра. Он поскорее прошел к автомобилю и уехал, пока его не зацеловали до смерти.
Снова загремела музыка, но спустя десять минут на сцену в сопровождении Игоря и Вадика взошел сам Валерий Георгиевич Баринов. Он держался увереннее мэра.
Баринов занял позицию у микрофона. Игорь - справа, с серьезным лицом. Вадик - слева, жуя жвачку. Он всегда что-то жевал, и было неизвестно, меняет ли он жвачку, или это всегда та же самая.