Начало выступления омрачил комический эпизод.
Баринов, с его короткими ножками, вытянул шею, пытаясь приблизить губы к микрофону. Рабочему сцены пришлось под смешки горожан согнуть стойку, чтобы опустить микрофон на уровень лица Валерия Георгиевича.
Тот, выждав секунду, приосанился и невозмутимо начал:
- Граждане, позвольте прежде всего поздравить вас с великим праздником, двухсотсорокатрехлетием нашего замечательного города.
Хлопки, крики, свист. Особенно бурно реагировала молодежь, кроме трех человек.
Ира стояла в тени раскидистого дуба, прячась от солнца. Ветви дуба, как и других деревьев в парке, усеяли воробьи, галки, вороны. Но девушка не замечала птиц, поскольку те вели себя удивительно тихо, не двигаясь и не издавая ни звука. Их черные немигающие глаза следили за толпой.
Ира хмурилась. Лицо ее выражало сомнение. Она оставила сына с няней, решив отдохнуть, прогуляться, развеяться. Может быть, познакомиться с симпатичным парнем. На самом деле ее, как и всех, в парк привел неслышимый зов. Поэтому в парке собралось так много - около трех сотен человек.
Дима Сотников сидел на скамейке в стороне от всех. Он не смотрел на выступавшего, наблюдая за реакциями толпы. Его лицо выражало напряженную работу мысли.
Илья Бубнов находился в гуще толпы, ближе к сцене. Его лицо ничего не выражало. Его со всех сторон толкали. Илья не реагировал, заворожено глядя на Баринова. Ему казалось, голова Валерия Георгиевича окутана черно-красным туманом. Время от времени Илья вздрагивал от несуществующих хлопков дверью.
Баринов выдержал паузу.
- Рад видеть вас здесь. Рад, что на наш праздник пришло так много народу, особенно молодежи…
Закончив вступление, Баринов перешел к истории Высоких Холмов. Со стороны детской площадки снова послышались радостные крики.
В небе с востока медленно приближались громадные черные тучи. Повеяло прохладой.
- Как странно, - сказала Инна, озираясь.
- Что?
- Оглянись. Вокруг никого.
Рука об руку они гуляли по городу.
Павел огляделся. Улицы казались вымершими.
- Веселятся, - сказал он. - Слышишь? Там, в парке?
Инна прислушалась.
Да, она слышала. Музыка, детские крики, усиленный динамиками громоподобный голос. И - неясный гул толпы.
Эти звуки вселяли в ее сердце странную тревогу. Предчувствие грандиозного события, которое изменит все.
- Да, я слышу.
Она улыбнулась.
- Так даже лучше, правда?
- Да, - кивнул Павел. - Спокойнее.
На другой стороне улицы стоял лоток с сувенирами.
Павел выпустил руку Инны.
- Подожди. Я сейчас.
Он вернулся через минуту.
- Что это? - спросила Инна, глядя на разукрашенный красными цветами черный платок.
- Это тебе от меня.
Павел накинул платок ей на плечи. Платок очень шел к ее красному платью с открытыми плечами и грудью. Инна выглядела настоящей русской красавицей.
Восхищенный взгляд Павла был выразительнее любых слов.
Инна рассмеялась, распахнула платок, покружилась вокруг оси. Горящие на солнце янтарем светлые волосы разметались вокруг головы.
- Мне идет? - спросила Инна с улыбкой, вновь накидывая платок на плечи. - Да?
Павел кивнул.
Вдали, над горизонтом, потемнело. Массивные хребты туч закрыли всю ширь неба на востоке. Послышался отдаленный раскат грома.
Вагонетка на "американских горках" с шипением остановилась. Дети высыпали, с воплями бросаясь в объятия родителей.
Послышался второй раскат грома. Баринов говорил и говорил. Толпа затихла, заворожено глядя, как на его лицо ложится тень от поглотивших солнце туч.
- Наш великий город, культурный центр с богатой историей…
Илья тупо моргал, слушая Баринова. "Во заливает", подумал он. И тут заметил то, чего не заметили другие.
Игоря и Вадика больше не было рядом с выступавшим. Илья вспомнил, как они еще пять минут назад, обменявшись взглядами, незаметно покинули эстраду.
Его охватил внезапный ужас.
Инна остановилась. Тронула лоб.
- Что такое? Тебе плохо?
- Нет, - с усилием сказала Инна. - Голова кружится. Наверное, от жары.
Павел отвел ее к скамейке.
- Садись.
Он сел рядом, обнял и прижал к себе.
Со стороны парка доносился громогласный голос, крики толпы, аплодисменты.
- Кто это? - спросил Павел.
- Баринов, - Инна шумно дышала, закрыв глаза. - Морочит людям головы.
- Ненавижу праздники.
Павел гладил ее по плечу, глядя на стоящий через дорогу черный "вольво" с тонированными стеклами.
Инна потерла лицо, слабо улыбнулась.
- Мне лучше. Пойдем?
- Давай я вызову такси. Тебе нужно прилечь.
- Нет, не надо, - Инна встала, взяла его за руку. - Погуляем еще. Мне нужен свежий воздух.
Они лениво гуляли по проспекту. Солнце закрыли тучи. Трава на газонах потемнела до темно-изумрудного оттенка.
- Наконец-то, - Инна с наслаждением ощущала, как прохладный ветерок обдувает ее кожу под одеждой.
Павел с тревогой посмотрел на небо. Половину его уже закрыли черные тучи, огромные, словно корабли.
- Скоро начнется дождь.
- А, ничего, - Инна мазнула его по носу углом цветастого платка. - Я люблю дождь. Я люблю жизнь. Я хочу наслаждаться всем, чем можно.
Павел посмотрел на нее.
"Как сияют ее глаза! Как приятна на ощупь ее нежная кожа. Люблю, люблю…"
Он прижал девушку к себе. Сжал в объятиях.
- Инна, любимая, - прошептал он, ощущая смешанное с ужасом странное блаженство.
- Эй, ты чего? - смеясь, она слабо отталкивала Павла.
- Я люблю тебя.
Она ослепительно улыбнулась, сверкнув крепкими белыми зубами.
Павел выпустил Инну. Огляделся.
Улица, по которой они шли, здесь пересекалась с двумя другими, образуя треугольник. На пересечении улиц, в тридцати шагах от них, стоял цветочный ларек.
- Подожди, я сейчас.
Инна, улыбаясь, открыла рот, но тут у нее в сумочке заиграла мелодия. Она полезла в сумочку.
- Сейчас, - сказал Павел.
- Давай-давай, - она шутливо погрозила ему кулачком. Приложила сотовый к уху.
Павел, пятясь, в каком-то безумии пожирал ее глазами, прекрасную, ослепительную в сиянии дня. Его губы сами собой раздвигались в счастливой улыбке.
Он остановился, услышав, как Инна с тревогой в голосе спрашивает: "Алло? Кто это?" На ее лбу пролегла морщинка.
Слушая, посмотрела на него. Павел, подняв руки, указательными пальцами нарисовал в воздухе сердечко. Инна, рассеянно улыбаясь, сделала то же самое пальцем свободной руки.
Павел перестал пятиться, развернулся. Через пустынную проезжую часть он шел к цветочному ларьку, который, приближаясь, увеличивался в размерах и покачивался вместе с землей в такт его шагам.
Через витрину он разглядывал цветы, и одновременно видел отражающийся в витрине призрак Инны. Из-за поворота, гася скорость, с визгом тормозов выехал тот самый черный "вольво", который Павел видел пять минут назад. Опустив стекло, водитель что-то спросил у Инны, которая стояла к нему спиной. Вздрогнув, она обернулась, все еще прижимая к уху мобильник.
На пороге ларька показалась продавщица.
- Что-то хотели?
- Да. Маргаритки. Вот эти.
Павел взял у нее сладко пахнущий букет.
Послышались тихие хлопки, будто два раза открыли бутылку шампанского.
- Черт, где же… - Павел лихорадочно рылся в карманах. - Вот.
Он протянул продавщице деньги. Та поверх головы Павла смотрела на что-то за его спиной. Ее глаза медленно округлялись, стекленея. Она открыла рот.
- Что? - с улыбкой спросил Павел.
Он обернулся и увидел стоящий у тротуара "вольво". На тротуаре, странно дергаясь, лежит Инна. Под ней растекается лужа крови. Голова девушки конвульсивно мотается из стороны в сторону.
Букет выпал из его руки на асфальт.
Прежде чем водитель поднял стекло, Павел успел увидеть коротко остриженного мужчину в черной кожаной куртке. Судя по рассказам Инны, это был Игорь, один из головорезов Баринова.
Мотор два раза взревел, и "вольво", набирая скорость, отъехал от тротуара.
За спиной Павла продавщица пронзительно закричала.
Павел, будто во сне, шагнул вперед. Ломаясь, под его ногой хрустнули стебли маргариток.
На негнущихся ногах он вышел на проезжую часть.
Над улицей застыла звенящая тишина.
Павел сунул руку под рубашку. Достал пистолет, без которого в последние дни не выходил из дома. Передернул затвор.
"Вольво" ехал прямо на него.
Павел с бледным, перекошенным от ужаса лицом поднял пистолет и несколько раз выстрелил в ветровое стекло. Он высадил всю обойму, но его палец продолжал нервно нажимать спусковой крючок. Сухие щелчки грохотом отдавались в ушах.
"Вольво" по инерции двигалось на Павла, на ходу разворачиваясь задом. Тишину взорвал пронзительный визг покрышек.
Машина, тормозя, остановилась в шаге от Павла, врезавшись в него багажником - так сильно ее развернуло. Павел почувствовал удар по ногам. Его бросило вперед. Вытянув руки, он ударился лицом о крышку багажника. Упал на дорогу.
- …делать все для процветания нашего города! - голос Баринова звучал проникновенно и торжественно. Вся его поза выражала веру в светлое будущее. - Вместе! Взявшись за руки! Плечом к плечу!
Толпа разразилась аплодисментами. Динамики ожили, изрыгая бодрый марш. Люди улыбались, обнимали друг друга.
Небо темнело все быстрее.
Шатаясь, Павел встал на ноги. По лицу из рассеченного лба текла кровь.
Хромая, он обошел "вольво". Прижался носом к тонированному стеклу, ладонями закрыл лицо с обеих сторон, отсекая солнечный свет.
Оба были мертвы. Игорь, размякнув на сиденье, остекленевшими глазами смотрел в пустоту. Голова дергалась, кровь хлестала из простреленной шеи. Вадик лежал лицом на приборной доске. В салоне тяжело пахло кровью.
Павел попятился. Отбросил пистолет. Закрыв лицо ладонями, прошептал:
- Господи. Нет, нет, нет.
Опустив руки, огляделся. Инна все еще лежала на тротуаре, слабо двигая ногами. Увидев ее, Павел ощутил, как внутри него что-то разбилось.
Он хромающей походкой пошел к ней.
Споткнулся, упал. Колено пронзила острая боль. Павел вскрикнул, поднялся и почти побежал. Ноги налились свинцовой тяжестью. Штанина джинсов намокла от крови.
"Боже, пожалуйста", молил Павел, слизывая с губ соль собственной крови. "Пожалуйста, сделай так, чтобы ничего этого не было. Я понял. Теперь я все понял. Я исправлюсь. Я буду хорошим. Ты слышишь, господи?"
Инна с ужасом смотрела на Павла и сквозь Павла, когда он, рыдая, рухнул перед ней на колени. В ее глазах не осталось ничего, кроме животного страха смерти, но и страх ускользал из ее глаз. Взгляд Инны становился бессмысленным.
- Инна… Инна… - одними губами повторял Павел, оглядывая две дыры с обожженными краями на ее груди. Из ран толчками хлестала кровь, окрашивая красное платье в черный цвет. Павел накрыл раны ладонью, словно надеялся остановить кровотечение. Но кровь хлестала сквозь пальцы, и вместе с горячей влагой выплескивалась жизнь слабого, маленького, хрупкого тела.
- Держись, Инна, держись, милая, - шептал Павел, снимая рубашку. Не соображая, что делает, скомкал рубашку, стер кровь с лица Инны, приложил комок к ранам.
Инна агонизировала, дергая ногами. Искусанные губы дрожали. Она приподняла голову, закашлялась кровью.
- Мамочка… - прошептала она.
При каждом вдохе в ее груди раздавался судорожный всхлип.
Ее затылок с мерзким стуком бился об асфальт.
- Мамочка, где ты?
- Не говори ничего, - Павел сунул руку ей под затылок. Волосы намокли от крови.
Он растерянно огляделся. По другой стороне улицы, смеясь, шли парень и девушка. Девушка держала в руке сахарную вату.
- "Скорую!" - заорал Павел. И спустя секунду понял, что только прошептал это слово.
Он вскочил, направился к ним, по пути наступив на цветастый платок, который соскользнул с плеч Инны, когда она падала с простреленной грудью. Его ботинок оставил на платке грязный отпечаток.
Пара остановилась, с ужасом глядя на его искаженное мукой лицо, на белую футболку в пятнах крови.
- Помогите! Пожалуйста, спасите ее!
Не в силах объяснить, что происходит, он показал им окровавленные руки.
Девушка, выронив сахарную вату, зажала рот. Издала сдавленный крик. Парень, побледнев, испуганно огляделся. Увидел тело на тротуаре. "Вольво", косо вставший поперек дороги.
Попятился, огромными глазами глядя на безумное лицо Павла.
- Помогите, - повторил Павел.
Парень, забыв про девушку и все на свете, развернулся и побежал, трусливо оглядываясь. Девушка, плача, закричала ему вслед:
- Миша, ты куда? А как же я?
Павел подошел к ней, схватил за плечи. Девушка вскрикнула от боли - так сильно его пальцы впились в ее хрупкие плечи.
- Помоги мне! - как заведенный, повторил он. Он забыл все другие слова. Встряхнул девушку. - Помоги мне, сука, или я тебя убью.
Девушка попыталась оттолкнуть его.
- Нет, нет, - она помотала головой. - Я… я не врач… мне нужно идти… отпусти меня.
Павел разжал хватку. Девушка, всхлипывая, побежала вслед за своим парнем. Стук ее каблучков эхом отразился в мозгу Павла.
Он сунул руку в карман джинсов. Нащупал мобильник. Павел совсем забыл про него. Счастливо улыбаясь, вытащил телефон. И заплакал, кусая губы: на корпусе мобильника глубокая вмятина, дисплей разбит вдребезги, электронная начинка превратилась в крошку.
"Это когда машина в меня врезалась".
Павел, спотыкаясь, побежал к Инне. В левое колено при каждом шаге стреляло болью, словно били монтировкой.
Падая на колени возле умирающей, Павел начал обыскивать ее карманы. Его руки нервно шарили по ее телу, перед глазами корчились темные пятна, драгоценные секунды ускользали.
Он вспомнил, что Инна перед тем, как в нее стреляли, разговаривала с кем-то по мобильному, значит, она выронила его, нужно искать на тротуаре.
Павел начал подниматься, но, бросив взгляд на лицо любимой, понял: поздно.
Жизнь ускользнула из ее глаз. Они не двигались, бессмысленно глядя в пустоту. Рот скривился. Она перестала биться в конвульсиях, только мелко дрожала. Кровь текла слабее, а дыхание становилось все громче и тяжелее.
Павел знал, что человеческая кожа имеет особые нервные окончания, которые реагируют только на любовную ласку. Эти нервные клетки проводят в центральную нервную систему ощущение любви. Когда человек умирает, эти клетки отмирают последними. Человек уже ничего не видит, не слышит, но прикосновение родного человека чувствует.
Павел взял Инну за руку. Пальцы ледяные. В глазах Инны промелькнула какая-то тень, словно отражение облака в водной глади.
- Боже… - прошептал Павел. - Пожалуйста, верни ее.
Инна издала страшный хрип, приподнялась, словно собиралась встать. Павел подхватил ее - ему показалось, если не дать ей лечь снова, она не умрет. Он был готов поддерживать ее вечность. Несмотря на то, что тело Инны стало невероятно тяжелым.
В горле Инны забулькало, изо рта на футболку Павла хлынула кровь.
- Тихо-тихо, - прошептал он, накрывая ее рот ладонью. Нельзя позволить ей харкать кровью. Инна в агонии вцепилась зубами в его руку, прокусив ее до кости. Словно хотела утащить Павла за собой в смерть. Павел, стиснув зубы, выдернул руку. Заплакал от боли, жалости и одиночества. В этот миг они были бесконечно чужды друг другу: живой мужчина и охваченное ужасом смерти животное, переставшее быть женщиной.
Ее пальцы по-птичьи вцепились в его футболку, слабо царапая живот. Павел, удерживая Инну, впал в оцепенение. Через некоторое время очнулся. И понял, что пропустил важный момент. Он сжимает труп.
На бескровном лице Инны застыло выражение ужаса. Рот приоткрыт в злобном оскале. Один глаз сощурился, словно подмигивая.
Павел долго не опускал Инну в лужу крови на тротуаре. Он держал ее, тупо глядя на изредка проносящиеся по дороге машины. Никто из водителей не остановился, несмотря на то, что всем им приходилось объезжать застрявший посреди дороги "вольво" с двумя трупами в салоне.
Павел чувствовал, как умирают его надежды на счастье, гибнет сверкающее будущее, сложная система планов и предполагаемых событий. Умирают нерожденные дети. Обваливается дом, в котором они никогда не будут жить.
Сознание его только теперь начало реагировать на произошедшее. Павел страшно закричал от боли, разрывающей сердце, и от ненависти ко всему, что он видел вокруг.
- ЗАЧЕМ ВЫ ЗАБРАЛИ МОЮ ЖИЗНЬ! - закричал он сквозь слезы. - НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ? ЭТО БЫЛА МОЯ ЖИЗНЬ!
Баринов обвел глазами лица стоящих внизу людей - мужчин и женщин, детей и стариков.
- Школы! Магазины! Рабочие места! - прокричал он, потрясая маленьким кулачком. - Больницы! Банки! Через пять лет! Здесь, на этом месте. Дешевое жилье! Колледж для ваших детей! Что скажете, а?
Кто-то из молодежи отозвался одобрительным свистом. Взрослые смотрели настороженно. Подобные речи они слышали много раз. Знали, чем все оборачивается. В лучшем случае - ничем.
Баринов опустил руку. Наступила звенящая тишина. Динамики молчали. Валерий Георгиевич, ощущая колотящееся в груди сердце, умолял их заиграть бодрую мелодию. Он оглянулся и с ужасом увидел, что позади никого нет. Сцена пуста, он здесь в одиночестве, брошен на произвол судьбы. Игорь и Вадим не вернулись.
Он приказал убить Нестерову. Сорвалось?
Баринов повернулся лицом к народу, оглядел враждебные лица. Очередной раскат грома заставил сработать сигнализацию прижавшихся к бордюрам автомобилей.
Валерий Георгиевич сглотнул. Живот заполнил неприятный холод.
Он заметил, что люди внизу тоже начинают ежиться, потирать плечи.
- Если. Вы. Проголосуете. За меня, - слова давались Баринову с трудом. Он заметил, что изо рта вылетает пар. - Я обещаю…
По толпе, как рябь по воде, прошел недоверчивый ропот.
- Граждане… я попрошу тишины! Давайте будем культурными людьми…
Баринов подумал - сколько среди них уволенных с фирмы Нестерова? Он знал - их будет много. Но не боялся, садясь в машину, чтобы ехать на День Города. Был уверен в себе. Кроме публичных обещаний, способных - как он надеялся - растопить лед недоверия, существовало множество более эффективных способов пробиться во власть. Вся эта чушь, которую его рот изрыгал в микрофон, предназначалась на для народа - для СМИ.
Но все пошло не так. Его помощники исчезли. Убита Нестерова или нет - Баринов не знает. И эта гроза. Из-за нее все идет насмарку.
- Хватит врать! - послышался из толпы грубый мужской голос. - Дай людям слово! Долго мы вас слушали! Сыты по горло пустыми обещаниями!
Баринов облизнул губы. Этого, черт возьми, НЕ БЫЛО В ПЛАНЕ! Убить Нестерову, навешать лапши на уши - на пять минут дела. Откуда взялась орда злобных лиц, эти голодные, сверкающие ненавистью глаза?
Толпа загудела, начала раскачиваться. Стадо смирных овечек на глазах превращалось в стаю лютых волков.
И все это снимают телевизионщики!
Выпрямившись, Баринов сказал как можно спокойнее: