Наши знания о потустороннем мире настолько скудны, а страхи настолько велики, что мы как Дон Кихоты все боремся с ветрянными мельницами, никак не в состоянии понять, что они ничего не имеют против нас.
Райдо Витич
Страж седьмых врат
Г Л А В А 1
Рейсовый автобус `Негарка - Чиринда' выгрузил пассажиров у древнего здания автовокзала в Плещенке и, пыхтя, пополз дальше, меся колесами мокрый мартовский снег.
Три пожилые грузные женщины остановились у старых деревянных дверей с облупившейся краской и начали громко пересказывать четвертой городские новости. Мужчина в шапке из самостоятельно умершего кролика, кинув недовольный взгляд на балаболок, протопал мимо них, в сторону остановки. Женщина в темном, не по сезону легком пальтишке, толкнула дверь в здание вокзала, шагнула внутрь и огляделась.
Двое рыбаков в выцветших бушлатах жевали бутерброды, разложив нехитрую снедь на столь же не хитрое рыбацкое имущество. У окна девочка в клетчатом пальто играла с куклой, а ее бабушка сидела напротив и читала газету, изредка поглядывая на внучку поверх очков.
Слева стекло с надписью `кассы', расписание рейсовых автобусов и циферблат часов.
11.00. 21 марта.
Варя скинула с головы капюшон, стряхивая остатки уличных снежинок, и еще раз взглянув на часы, поняла, что этот городок ее конечный пункт.
`Сибирь большая. В ней потеряться проще, чем найтись', - напутствовала ее бабушка. Но обе понимали, что слова пусты и надежда - фальшива. Тот, кто следовал за Варварой, легко мог отыскать ее и на дне Марианской впадины и на вершине Гималаев, а уж Сибирь для него, что ладонь младенца.
Однако, на то они и люди, чтоб питать надежду и спорить с судьбой.
Плещенка, как замок феодала, стеной была окружена избами да колышками палисадников. Некогда деревушка рыбаков да охотников, постепенно обрастала жителями и более добротными строениями. Война заставила строиться, расширяться. И вот полезли вверх сначала двух и трех этажные дома барачного типа, а потом хрущевские пятиэтажки и брежневские высотки в восемь этажей.
Центр Варе понравился: тихо, малолюдно, мирно. Движение транспорта скудное, не спешное. Рекламные щиты не навязчивы и редки, шумные маркеты отсутствуют, вместо них сверкают витринами уютные магазинчики по всей центральной улице.
Девушка шла по ней и вглядывалась в серые однотипные строения, представляя, что одно из них одарит ее уютным жильем: ситцевая занавеска, герань на окне, на кухне вышитые полотенца и пузатая чашка из которой вьется дымок, распространяя аромат меда и липового цвета.
Нет, ни чашка - сервиз. Она купит тот изумительный темно-синий сервиз с позолоченным ободком, что красуется в витрине магазина 'Посуда'.
Нет - два. Один она бабушке отвезет, порадует, когда все закончится. А ведь закончится? Обязательно. Здесь ее наверняка не найти.
Девушка улыбнулась, подставила разрумяненное морозцем лицо пушистым снежинкам: снег и здесь родной. Стоит закрыть глаза и, кажется, что стоишь не на улице чужого незнакомого городка, а во дворе своего дома. Секунда и бабушка брякнет ведрами в сенях, выглянет и окрикнет нерасторопную внучку:
- Варюха, воды-то дождусь ли?
А колодец в паре метров от ограды, низенькой, но доброй. Не от соседей, от зайцев, куниц, хорьков да лис заступа, охрана огородная. Боле не от кого. Агурты село малое еще при Петре - антихристе положенное. Ни на одной карте его не сыщешь. Ни к ним гости, ни они к кому. И тихо так, благостно кедры шумят, что и мира другого не надобно.
Старшина их, дядька Прохор добрый мужик был, крепко общину держал: парни не баловали, мужики не роптали, бабы не дичились. Каждому свое, без обид и ущерба - бабам домина, мужам промысел. А по вечеру, вот в такой вот снежок молодь в избе отца Захария собиралась, кисель клюквенный пить, песни петь, переглядываться, пару себе выискивая…
Варя очнулась от гула трамвайных колес пророкотавших рядом и, проводив вагон взглядом, чуть улыбнулась: как же она боялась трамваев, когда по осени впервой их увидела. А автобус? Забиралась, забыв как дышать, коса от страха дыбилась. И всю дорогу молитву читала да крестилась истово. А во второй раз уже без страха на подножку ступила и молитвы за дверцей оставила. Ко всему человек привыкает. И мир оказывается такой большой и чудной.
Девушка шагнула к остановке и замерла у доски объявлений. Вот и еще один знак. По всему видать, закончились ее скитания: `Фирме `Велес' срочно требуется повар на не полный рабочий день. Зарплата договорная, жилье предоставляется. Адрес и телефон.
- Извините, пожалуйста, Луговая 7 где, не подскажите? - обратилась к женщине в добротном полушубке.
- Да вот дом из красного кирпича, - ответила та, указав на здание, стоящее напротив них, через дорогу. `Велес`- компьютеры, комплектующие, оргтехника', - прочла Варя на вывеске.
Высокое крыльцо из серого мрамора и стеклянные двери. Варя толкнула их и прошла внутрь, скинула капюшон и застыла в ожидании перед стеклом охранника, крепкого, рыжеусого мужчины.
- Вам кого? - озадачился тот и не смог сдержать улыбки оглядев девушку: ох, хороша. Косища одна, что сноп ржаных колосьев, а глаза - небо безбрежное.
- Мне бы фирму `Велес'. Им повариха нужна.
- А-а-а. Да, да. Наверх поднимайся. На втором они торгуют, а на третьем этаже директор их. Спроси Ужина Дмитрия Ивановича. Он главный.
- Благодарствую, - кивнула Варя и прошла через вертушку.
Третий этаж ее поразил: чисто и богато. Стены, пол - сверкают вьющейся зеленью. Змеевик камень добрый, но гордый. Дается не каждому.
Она дошла до первой открытой двери, не смело заглянула внутрь: двое парней в ослепительно белых рубашках и галстуках что-то объясняли белокурой красавице сидящей за компьютером.
- Извините, пожалуйста, - обратилась не смело. Все трое, как по команде смолкли и посмотрели на нее. - Не подскажите, как найти Ужина Дмитрия Ивановича?
- Пойдемте, покажу, - шустро подлетел один из мужчин и плотно прикрыл за собой дверь. - А вы по какому вопросу?
- Повар требуется…
- А вы можете? - удивился парень, окинув девушку оценивающим взглядом. По его мнению, женщины с таким лицом и фигурой только и умеют, что мужчинам нравиться.
- Я могу, - серьезно кивнула Варя. - Ежели возьмут.
Вот тут сомневаться глупо…
Парень толкнул дверь слева и, просунув голову в отверстие, с радостью оповестил коллег:
- Мужики! Кафешка отменяется! Обед будет!
И захлопнув дверь, с довольной улыбкой спешно потащил растерявшуюся девушку в глубь коридора. Варя оглянулась и увидела троих мужчин застывших у тех дверей.
- Устали от казенной пищи, - пояснил происходящее парень. - Вас, как зовут прекрасная кухарка?
- Варвара.
- Рад. Меня - Глеб, - и толкнул еще одну дверь, пропустил девушку вперед себя. - Мария Ильинична, вот гражданка поварихой у нас работать желают. Ребята, не против.
Моложавая женщина, со строгим лицом и аккуратной короткой стрижкой глянула на него, с материнской укоризной:
- Иди, работай. Разберемся без тебя.
Парня сдуло за дверь. Варя застыла у стола, крепко сжав руками ручку дерматинового дипломата. Женщина оглядела ее:
- Документы есть?
- Конечно.
Из внутреннего кармана пальто был извлечен газетный сверток: паспорт новенький, полученный всего лишь два месяца назад. Трудовая книжка, в которой значилось, что Варвара Лугина работала швеей - мотористкой на фабрике в Негарке, и два сертификата специалиста - повар и парикмахер.
- Курсы закончила?
- Да.
- А что в Негарке не жилось?
- Личные обстоятельства.
Женщина глянула на нее поверх позолоченных очков: не удивила. Красивая, молодая, при том контингенте, что у них работает вновь легко `личные обстоятельства' появятся. Впрочем, девушка-то, похоже не вертихвостка - скромная, косметикой не пользуется, одежда старенькая, но чистая и аккуратная…Мало ли бывает?
Мария Ильинична нажала кнопку селектора:
- Дмитрий Иванович, нам повариха нужна? Ждем вашего резюме.
Через минуту из дверей появился хмурый, не молодой мужчина. Прошел к секретарю, не взглянув на девушку, молча взял протянутые документы, пролистал и повернулся к Варе, окинул критическим взглядом:
- Готовить-то умеем? - спросил не ласково. - Прописки нет. Работала швеей.
- А вы испытайте.
Дмитрий Иванович потер подбородок: а хороша. С какой стороны не глянь - ни одного изъяна, голос что колокольчик, глаза дивные - чистые бесхитростные, губы, что маки алеют, лицо - художникам бы на полотно…
- Испытаю. Сейчас пол первого, обед в два. Сможешь приготовить обед на 20 человек - поговорим. Нет, извини. Мария Ильинична покажет тебе рабочие место и юношу прикомандирует. Он тебе продукты доставит. Вперед.
И Варя двинулась за женщиной. А Дмитрий Иванович вышел в коридор, провожая их внимательным взглядом, и понял, что оставит девушку при себе, в любом случае: не поваром, так секретарем или еще кем. Главное к себе ближе. Такие сейчас редкость, их вот в таком возрасте отлавливать надо и в терем помещать, чтоб сидела, мужа ждала, детей по головам наглаживала да носки вязала.
Через час вся контора изнывала в предвкушении обеда. Дух с кухни шел такой, что те, кто по скепсису своему не вошел в ряды счастливцев, с нескрываемой завистью поглядывали на них. А те кружили по коридору, подбираясь все ближе к заветному помещению.
Обед удался на славу: что повариха что кушанья - пальчики оближешь. На завтра желающих вкушать ее яства, значительно прибавилось - весь отдел изъявил желание присутствовать на обеде.
- Вот калькуляция, - Варя протянула сытому директору листок с отчетом. Тот глянул и крякнул изумленно: сумма поражала - всего-то? За подобное качество обеда? Решено, он берет ее. Сохранить бы. Прознает кто, про удачу, быстро сокровище переманит.
- Вот что, Варенька: обедом я доволен. Такие щи и в ресторане не едал…Порадовала. Спасибо, мастерица.
- Значит, берете? - обрадовалась девушка.
- Однозначно. Если тебя мои условия устроят: готовить будешь на 42 человека. Продукты закупай сразу дня на три - вон холодильников сколько, что им в пустую работать? Помощника и машину для этих дел дам, чтоб тяжести не таскала. Зарплата 2 000 в неделю. Устроит?
- Конечно Дмитрий Иванович!
- Так посуду бери одноразовую, мусор… - и огляделся - стерильно. Ни единого признака того, что не далее как двадцать минут назад, целая рота обедала. Повезло им с Варюшей - работящая, аккуратная и красавица… Дмитрий Иванович нахмурился, вспомнив, какие взгляды бросал на нее контингент служащих. Парни-то молодые, ладные, и он, лысеющий вдовец с далеко не спортивной фигурой им не конкурент.
- Увижу, что шашни с кем крутишь, уволю! - кинул не ласково. - Косу подбери. В шкафу халат и шапочка.
И осекся, смутившись под ее взглядом. За что обидел спрашивается? За то, что блеснуть не чем перед молодкой? За то, что не молод и не очень красив?
- Хорошо, Дмитрий Иванович. Только мне бы жилье, какое…
Мужчина, стараясь скрыть смущение собственной глупой ревностью, вытащил из нагрудного кармана визитку и протянул:
- Блок в общежитии. Ключи на вахте. Визитку отдашь, они проводят. Живи.
И поспешно покинул кухню.
- Хоромы, - с восхищением оглядывая помещение, выдохнула девушка. Маленький коридор, налево санузел, направо закуток с газовой плитой, прямо вход в комнату. Все ее. А выцветшие обои и пустота Варю не пугали.
- Раскладушку могу дать, - щербато улыбнулась дородная вахтерша в вытянутой малиновой кофте.
- Дайте, ежели не жалко.
- Не жалко, - хмыкнула та, прищурив карий глаз на блаженную: чему радуется?
Эка подфартило. Да не надолго - скрадут кобели, зацепенят. Что в конторе, что в этой коробушке их полно, а мимо такой и слепой не пройдет. Месяц не больше и опять пусты `хоромы'-то будут.
Вечером Варя сидела на раскладушке и поглаживала старенькое, но доброе еще одеяло, презентованное щедрой вахтершей вместе с настольной лампой и чайником. Свет от лампы, пристроенной прямо на полу, создавал видимость уюта. И тихо на душе спокойно, а пурга за окнами даже в радость. Все хорошо - `Сибирь большая, в ней потеряться проще, чем найтись'…
Варя легла, укрылась и блаженно улыбаясь, закрыла глаза. Снег бился в окно, убаюкивая девушку. Так она и заснула, уверенная, что худшее позади.
Ей снилось поле за домом - лен да медуница, колокольчики и зверобой. Они с Марфой плетут веночки и поют, а за пролеском мужики корчуют пни. И вдруг блеснуло что-то, Семен Кержак заблажил. Девчата бросились туда и увидали почерневший от времени туесок в земляной яме, оставленной после выкорчеванного камня. Береста рассыпалась, и они увидели свиток и темный продолговатый камень, внутри которого полыхала зелень. Погибель Варина…
Девушка открыла глаза и улыбнулась, прогоняя ночные страхи: не беда, все позади. Она открыла дипломат и вытащила нехитрые пожитки: пакет с бельем, вышитое полотенце, сумочку с мыльницей щеткой и пастой, круглый будильник. Остальное место в дипломате занимали иконы и два матерчатых мешочка - один с ладаном да елеем, второй побольше, с травкой - целебницей.
Варя прошла в ванную повесила полотенце на крючок и улыбнулась своему отражению - обживаетесь Варвара Федоровна? `А как же',- кивнуло отражение и потеряло улыбку. За спиной что-то мелькнуло. Сердце екнуло в груди нехорошим предчувствием, душа замерла насторожившись. Минута, другая - никого. Показалось? Варя, холодея от страха, повернулась - никого. Снова в зеркало посмотрела - чудится, морок прошлого блазнит. Пройдет. Страхи все, страхи. Не найдет он ее - заклятье-то доброе она возложила, не вырваться.
Кого она успокаивает?
Варя рванула в комнату и спешно расставила иконы по углам. Так-то лучше, спокойнее.
Г Л А В А 2.
Три недели пролетели незаметно. Люди в Плещенке добрые, щедрые и сердца необъятного. Одарили Варю необходимым, а что и сама купила. Теперь комната ее преобразилась - обои в цветочек заменили коричневую дрань, занавеска на окне и горшок с геранью, как мечталось, появились. И диван, и кресло, и ходики, как в родном доме, на стене и иконам место - книжная полка, что соседи переехавшие отдали. На кухне столик, табуретки, антресоли и даже холодильник. И пусть старенькое - ей в радость и такое. А вот сервиз у нее новый и полотенца в жар-птицах.
А еще друзей обрела, добрых. На работе все ее жалуют, Варенькой называют, то шоколадку, то безделушку какую сунут. Парни ластятся да женихаются - от того не по себе ей, но с уважением, без похабства, и то хорошо. А в основном мужчины здесь ладные, добрые. Не озоруют особо. Что Глеб, что Семен - охранник, что помощник ее по кухне Владислав - помочь всегда рады, поговорить, а то и повеселить словом не затейливым. Но самый большой друг Варе дед Тимофей - ночной вахтер и сторож. Как вечер, чай они пьют, разговоры ведут не спешные. У того служба да бессонница, а у нее организм молодой дюжий и будильник громкий. Да усеется, выспаться-то. Зато сколь она от деда Тимофея нового узнает и про мир, и про жизнь. Мудрость его безбрежна и поучительна. К каждому слову Варя прислушивается и балует старика от сердца. То пирог испечет, то сало насолит, как в общине их принято, то пряники на меду затеет, то картошку с мясом запечет. Один старик живет, бобылем, детки давно разлетелись: старший сын - мичман, на подлодке служит, средний нефть качает в Усть-Илиме, а младший доктор, в столице живет. А дочь с отцом осталась, да тоже занята - по командировкам мотается. Муж у нее рыбарь знатный. Не раз Варя семгой да лососем угощалась.
Вот и сейчас, появилась на вахте, а дед из-под стола сверток достал и на столешницу положил:
- Тебе, Варенька, Петро передал.
- Да куда ж мне, дедушка, - вплеснула ладонями девушка.
- А не знаю. Хор-рошая лососина, копченая. Смотри, какая здоровущая. Поди, не видела такую?
Варя глянула на рыбину: дядька Устин и больше добывал. Бывало тетка Маланья чистит на берегу ручья, да ругается на чем свет стоит - рыбина хлещет хвостом, скользит, елозит. Смеху…
Девушка вздохнула - по дому тоска обуяла. Как там бабушка ее Прасковья Трифоновна? А подруженьки Марфа да Аксинья? Сговоренные поди уже, одну за Прохора Пчельника прочили, другую за Григория Медведя. А ее суженный сгинул…
- Ты чего загрустила? - озаботился дед Тимофей. - Не рада подарку?
- Нет, дедушка, не в том дело - дом вспомнила, подруг да родню.
- Семья-то большая?
- Вся община.
- Староверка, что ли? То-то я смотрю не избалованная, уважительная да умная, не то, что нынешние девки. Язык, что бритва, а ума с кедровый орешек. Да ты садись, чайком побалуем, да рыбину глядишь приговорим. Куда ее?
Варя принесла сушки и клюкву сахаренную, в баночке. Тимофей чай заварил, разлил по кружкам:
- Отец-то у тебя жив? Мать?
- Нет. Папку медведь заломил - мне год был, а матушка померла пять годов назад. Меня бабушка воспитывала.
- Жива?
- Да.
- А что ж из дома ушла? Выгнали? Провинилась в чем?
- Можно и так сказать, - кивнула Варя покаянно.
- А в чем? Ты извини, что в душу лезу, это не от любопытства, Варенька, помочь хочу вот понять пытаюсь, как? Не дело это одной жить. Мужику и то тяжко, а уж такой - тем более. Люди-то разные - и хитрецов и подонков хватает. А ты словно заря утренняя - наивна и чиста. Случись что, кто заступиться?
Варя совсем поникла, побледнела: есть у нее заступник, только лучше б и не было…
- Ну, чего молчишь? Обидел уже кто-то?
- Длинная история дедушка и расскажу - не поверишь.
- Мне торопиться не куда, Варюша, а веры на все хватает. Повидал, чего и тебе не ведомо. Так что, вряд ли ты меня удивишь.
Варя задумчиво посмотрела в угол, куда свет от настольной лампы не доходил и вздрогнула: то ли тень, то ли зыбь - опять его силуэт блазнится. Зажмурилась и опять глаза открыла: а силуэт-то четкий и ни с кем не спутаешь - Он. Побежал мороз по коже: неужели опять нашел? `Изыди'…- зашептали губы в отчаянье. Растаял.
Тимофей нахмурил седые кустистые брови - не ладное с девочкой творится - побелела вся, с лица спала и словно к стулу примерзла.
- Ну что ты? Варенька? На чаю, глотни. Ну, милая?
Глотнула, и порозовели щеки, а вот взгляд - затравленный и больной, словно плетьми отстегали.
- Да что ж это с тобой?
- Грешна я дедушка. Беда за мной ходит и такая что спасу нет.
- Что за беда-то? - удивился мужчина и склонился ближе к девушке, чтоб лучше слышать - голосок-то у нее подсел. Варя глянула на него и решилась. Если что с ней случится, хоть кто-то знать будет. А может, присоветует что дед Тимофей? Бегать сил уж нет и желания.