- Васек с собой кочергу берет. Сам роста под потолок, рожа - семь на восемь, восемь на семь. - Анатолий показал руками, какая рожа у Васька. - Гуляет и кочергой помахивает, а кочерга ему одному по размерам, длиной метра полтора. Сколько торговали - ни разу никто не прицепился.
Ирина смотрела совершенно обалделыми глазами. Павлу тоже нужно было время - переварить информацию, оказавшуюся очень нестандартной. А из Карска-то казалось - в деревнях все так тихо, патриархально… Из окон поездов и автобусов деревни и маленькие городки выглядели так идиллически, так уютно и мило. Сразу становилось очевидно - нет в них ни этих вонючих автобусов, ни шума, ни сизой дымки выхлопных газов; нет и всей этой накипи вампирического капитализма - банкиров, убийц, проституток, вымогателей… Столкновение с действительностью производило впечатление сильного удара по голове. Н-да…
- Что, ребята, посмотреть еще одного человека с хозяйством? Тем более, нам все равно к ней идти, к бабе Дусе, молоко брать… Пошли?
- Конечно, пошли!
Баба Дуся жила в месте, где дорога из Ермаков спускалась с холма, выходила из леса. Было бы странно, не окружай ее усадьбу ручеек маленький, чистый и звонкий. В усадьбе было сыро и тенисто - от нависающей горы, от высоких деревьев сразу же за забором. Для Павла и Ирины, привыкших к более сухому климату, сырости здесь было слишком много, а в сенях сильно пахло прелью.
- Бабушка, мы пришли! - громко возгласил Андрей, и перед ребятами открылась большая квадратная комната и тоже с запахом прели, с откровенно отсыревшими обоями. На стене - два пожелтевших портрета. Павел привык, что в деревенских домах на стенах часты портреты членов семьи, родственников и друзей; иногда целые "иконостасы" на полстены. Но тут-то бросились в глаза желтые от старости и сырости, скукоженные портреты Ленина и Сталина. И под портретами - бабулька. Деревенская бабулька в платке, плотно сидящая на табурете. Павел-то просто изумился сверх всякой меры, но трудно выразить словами, каким родным духом вдруг пахнуло на Ирину.
- Здравствуйте! Вижу, что пришли, что гостей привели. Знакомьте, да молоко переливайте.
Старушка с невероятной скоростью передвигалась по комнате, не вставая при этом с табуретки. Так и семенила, быстро-быстро переставляя табурет руками, и ни разу не встав полностью.
Андрей с Алешей стали переливать молоко из подойника в банку под ее чутким руководством.
- Что, молодой человек? Вас, я вижу, портреты наших вождей покорили?
Трудно передать в словах ехидство, источенное бабулькой.
- Да… Интересно ведь…
- Вы уже нашу деревню видели, верно? Такого развала, наверное, и после войны не бывало. Даже завези сюда что хочешь, и купить окажется некому. А всего десять лет назад тут и магазин работал не хуже, чем у вас в Карске, и автолавка приезжала. И покупали, было кому. Что, для рабочего в лесхозе проблемой было мебель купить?! Или ковры-хрустали?! А машины?! Машины были у кого угодно! Я при Брежневе в магазин шла… Рупь - это были какие-никакие, а деньги! А я редко когда меньше двухсот рублей заколачивала… я, баба неученая. Ты вот… твой отец сколько хлеба на зарплату может купить? Сто кило может?
- Побольше… Кило триста, наверное.
- Ну вот… А я могла с одной зарплаты - все шестьсот кило купить. А мяса сколько! Теперь все полуголодные. А когда при коммунистах было голодно? Помнишь ты такое? А твой отец помнит?
"Ну не хлебом же единым…" - примерно так подумал Павел, уже стократ слыхавший такого рода рассуждения. Больше всего, по его наблюдениям, любили рассказывать о народном богатстве при Брежневе люди или предельно тупые, или много чего потерявшие… Не обязательно в денежном исчислении. Потерявшие власть, беспечную и при том вполне обеспеченную жизнь и так далее. "Нельзя же все мерить хлебом, мясом и машинами…" - такие примерно мысли копошились в голове Павла. И наверное, эти мысли странным образом отразились на его физиономии.
- Ясное дело, не в одном хлебушке дело… - уверенно продолжила старуха, - хотя и без куска хлеба нельзя… Потому что если ты голодный, то и рассуждения все эти… хоть про духовность, хоть про политику, все это тебе будет тьфу! И наука будет ни к чему, и литература, и все умственное… Вот еще в перестройку, пока деревня голодать не стала, начни разговор про эти… про черные дыры. Или, скажем, про дельфинов, про разумных. Тут же споры, тут же разбирательство… до рукопашной! А теперь? Теперь у всех одно в голове: только бы выжить. А главное: при Советской власти, при коммунистах, и образование - пожалуйста! И книги - пожалуйста! А поехать куда-то - пожалуйста! Интересно жили, вовсе не об одном хлебе думали… О нем-то, о хлебе, почти и не думал никто. Я вот кто была? Я самая лучшая бегунья была. Что, непохоже?! - засмеялась обезножевшая тетя Дуся, не вставая с табурета. - А я вот была. Спортом занимались, в клубе танцы… Весело жили, моторно… Как сейчас - это вы сами видите. Так что вот, не зря я портреты держу, - уверенно завершила тетя Дуся и откинулась, выпрямилась гордо - хоть режь ее.
Ответить Павлу было нечего. Проблемы, не раз обсуждавшиеся с папой (и решавшиеся по-другому) приобретали здесь совершенно иное освещение.
- Поговорили? - Андрей опять начал командовать. - Баба Дуся, до свидания. - И уже на крыльце: - Ну что… Поздно уже. Давайте так: Ира пойдет с нами, резать помидоры на салат. А Павел сходит за рюкзаком. Я Вите Квелому давал рюкзак с каркасом, в тайгу. Ирине такой очень пригодиться. Во-он тот дом… Видишь?
- Вижу.
Нечто сидело на крыльце искомого дома, под углом к деревянной поверхности. Сидящий как будто падал и никак не мог до конца ни выпрямиться, ни упасть. Мутные глаза, сильный "вчерашний запах". Если не сам Витька, то хоть знает, куда он девался.
- Здравствуйте… Здесь живет Витька Квелый?
- Здравствуй, если не шутишь… Ты из Карска? А сюда зачем пожаловал?
- На рыбалку… Отдохнуть, - Павел пожал плечами как получилось, простодушно.
- Хочешь? - совал парень Павлу в нос бутылку с какой-то мутно-серой жижей.
- Что это?!
- Самогонка осталась.
- Нет, не хочу! - Павел замотал головой.
- Как хочешь.
Без большого сожаления парень приник к горлышку и присосался.
- Мне Витька нужен… Я за рюкзаком.
- А-ааа… Я и есть Витька. Ну пошли. - С явным сожалением существо поднималось с крыльца. - А девчонка с тобой - это жена?
- Жена!
Павел уже знал, что так надо отвечать - к женам не пристают. А если девушка - не твоя жена, то прав ты на нее никаких не имеешь и защищать от других тоже не должен.
- А-аа… Молоденький ты какой… Она первая у тебя?
- Ну-у…
- А у меня первая женщина - Колька. В индейцев играли вместе. Он мне десять тысяч задолжал.
- Десять тысяч?!
- Старыми десять тысяч… Тогда еще тысячи были. Он у меня треху занял, не отдает. Я ему: "Отдавай!". А тот прятаться от меня хочет. Куда тут у нас прятаться… Я его поймал, и по сусалам. Он плачет, как котенок… А долга, гад, не отдает! Я ему тогда - будешь на счетчике стоять, а пока не отдашь - в огороде помогай. Меня мать в огород - я за Колькой. Он плачет: "Не могу на солнце!" А я ему: "Занимать мог?! Давай, поли морковку и капусту!" Он полет… потом в тени сидит и стонет - голова слабая. Прошел месяц - он мне уже десятку должен!
- А разве он не отработал?
- В огороде - это чтобы не сбежал. А чтобы отработать - такого уговора не было, - обстоятельно объяснил Витька Квелый. - Вот этот Колька первой женщиной и стал.
- Пока что вижу - он батраком стал.
- Батра… Чиво?!
- Батраком… Это бедный работник такой.
- И вовсе не бедный… Он еще нас побогаче будет. А пусть не занимает, гад! - мелькнула злоба в Витькиных глазах, кулак с силой рассек воздух, врезался в перила. - А первой женщиной он тоже стал. Я ему, когда долг до десятки дошел… Я ему тогда и говорю - будем в индейцев играть, я в тебя репой пулять буду. Он между грядками бежит, я беру за ботву… беру свеклу или репу, в него пуляю. Мы еще маленькие были, по тринадцать… Раз ему в голову попал, он лежит, вроде как без сознания. А очнулся, потом стонет. - Витька потянулся, улыбнулся бесстыжей улыбкой. Видно было, что история его самого увлекает и очень ему интересна. - Вот, он стонет - а у меня, представляешь, стоит! Сперва зашевелился… незаметно. Потом встал, как дубина! Мне непонятно, непривычно… я же маленький! Дальше вообще смех! Я с него штаны тяну, а он хнычет, не дает расстегивать. Если дашь, говорю, скощу долг. Ничего мне должен не будешь, и в индейцев играть тоже не будем. Он согласился, закивал и сам штаны и трусы снял. Я его раком поставил - не знал, что надо на коленки поставить или животом положить… я ж говорю, маленький был. То-олько приладился… а у меня стоячка кончилась! Я его пенделем под жопу - опять стоячка! Так пять раз, пока засунул. Дальше смех! Я взад-вперед, а он визжит. Тоненько, как поросенок. - Витька улыбнулся, порозовел даже от воспоминаний. - Долго я с ним мучался, он потом ноги сдвинуть не мог, а кончить я тогда не сумел… маленький был. А знаешь, городской, как надо, чтоб сразу стоял?
Павел помотал головой. Ему хотелось уйти. Хотелось заткнуть уши. Стало гадко и тоскливо на душе.
- Ну то-то, учись, пока я жив… - засмеялся Витька, надо сказать, довольно глупо. - Комбинацию надо на пидора… Брат рассказывал. Он когда в зону пошел, с собой комбинацию женскую такую, знаешь, взял. Как что, на пидора ее оденет. Пидор прыгает в комбинации, у брата встает. Потом у него, у брата, звезданули в зоне комбинацию… Не ему одному было нужно.
Все это время Витька шарил по полкам какого-то подозрительного шкафа, потом под диваном-развалюхой…
- Вот он! - завопил вдруг Витька победно, и Павел вздрогнул: кто он - рюкзак, комбинация или "первая женщина" - Колька? Но к счастью, это был только рюкзак.
- Держи! Так выпить точно не хочешь?!
- Точно. Слушай… А тебе не гадостно? От этой… комбинации на пидора?
- А чего это вдруг гадостно? Ты сам без бабы в зоне посиди-ка!
- Ну как-то…
- Это вам городским, сытым и мытым, все как-то! А у нас просто: мать-перемать! И пошел. Пить - что горит, трахать - что шелоболится. Так выпить ты точно не хочешь?
- Точно не хочу. Спасибо тебе.
- Спасибо в рот не покладешь… - глубокомысленно сообщил Витька.
На это Павел не знал как ответить, пожал плечами и пошел из усадьбы.
Странное ощущение появилось от этого визита у Павла: словно заглянул в какую-то смрадную, жуткую бездну. В тоскливый мрак, где не было ничего из естественного для Павла, составлявшего привычнейшую, неотъемлемую часть его жизни… И жизни всех, кого он знал. Но эта бездна, этот расчерченный зарницами кромешный ад был обычнейшим местом жизни для Витьки, для Кольки и миллионов других таких же витек и колек по всей Руси по Великой.
Спускался вечер, повисала над деревней розово-сиреневая дымка (днем была сине-сиреневая дымка от жары), розовое на горизонте, выше - плавный переход в сиреневое, а еще выше - голубое в дымке небо с золотистым серпиком месяца.
Вечером пора было к Махалову. Уже издалека, метров за сто пятьдесят от здания садика, ребята слышали радостную возню, шум и визг. Кто-то с воплем, с хохотом вылетел из дверей, кто-то чуть постарше гнался за первым, видно было, что не сердятся, играют. И внутри, в гулком здании бывшего садика было весело, шумно и здорово. Мебель давно вынесли отсюда, почти всю. Остались только какие-то убогие столы самого конторского обличия, с изрезанными крышками, без ножек. Эти сокровища свалили под стенку, судя по пыли - давно.
В опустелых комнатах под бездарно расписанными стенами (лягушка со стрелой на фоне пруда и кувшинок, лиса и Колобок, Буратино) лежали спальники и рюкзаки, а на них играла шумная компания - в основном дети лет 12 - 13. Но верховодил мужик средних дет, с круглой бородатой физиономией и хитрыми веселыми глазами.
- А ну, кто больше знает штатов США?!
После долгого визга, называния, выяснения, записывания выяснилось, что больше всех штатов знает сам Лев Михалыч Махалов.
- А кто знает больше графств в Англии?!
Теперь лидером стала бойкая упитанная девочка с ярко-красным бантом в толстой черной косе.
- А областей в России?!
С областями было хуже всего. Павел сам не заметил, как начал подсказывать… Потом включился в полный рост, начал сам набирать очки… И почти выиграл. "Почти", потому что Лев Михалыч знал областей на три больше.
- Хотите с нами? Да пожалуйста! У вас рюкзаки, спальники свои? Тогда какие могут быть проблемы? Завтра в шесть утра выходим (любивший поспать Павел мысленно охнул. Последнее время выспаться никак не получалось). А ну, кто больше знает штатов Индии?!
Народ опять стал веселиться. Вроде бы, пора домой и спать. А дети все тянули время. Очень не хотелось уходить из островка нормального человеческого мира, где нет ни дилеров, ни филеров, ни киллеров. Где интересуются географией, а не этим… как его… менеджментом. Где интересно, какие штаты есть на западе Индии, а не сколько "заколачивает" сосед-ларечник и от кого делала аборт которая кинозвезда. Где смеются и шутят, а не гоняются друг за другом с кочергой или с вырванной из грядки свеклой.
ГЛАВА 19
Пеший поход
14 - 15 августа 1999 года
В шесть часов утра 14 августа было совершенно светло, пели птицы, и их свист слышался удивительно далеко и четко в очень гулком, очень сыром, прохладном мире. Лев Михайлович собирал детей, помогал торочить рюкзаки. Везде звучал зычный голос, словно Махалов был сразу в пяти местах, но главное - здесь было почти как у Мараловых: все и сами знали, что делать и как. Все и делалось словно само.
Хрипатков нетерпеливо постукивал ногой по земле, откровенно томился перед выходом, и не давал себе труда скрыть это. Единственный, с кем Хрипатков был хотя бы относительно любезен, юный абориген Вася, должен был вести отряд до глубоких заводей на Ое, где хорошо купаться.
- Сходите, искупаетесь… Вася вас проводит. А то он хочет, а мы его одного не пускает.
- А обратно он как?
- Обратно он уже один.
Там, в заводях, купаться будут все, и там кончается равнинный путь, пойдет крутейший подъем в горы, и там вести будет уже Хрипатков.
Как будоражит человека, как зовет его куда-то гулкая утренняя рань! Какая бодрость охватывает, стоит в такую рань выйти из дома и отправиться пешком… не очень и важно, куда. Особенно если рядом шумит, прыгает по камням река, с кедров еще капает влага, а на горизонте - горы. И в горы-то надо идти.
Шли дорогой, пересеченной ручьями во множестве мест. Здесь над ручьями были везде мостики, потребности купаться и пить воду еще не появилось (наоборот, страшно было лезть в воду), отряд проходил над ручейками, и не подумав задержаться. А уже сказывались особенности этого места - южного и притом ненаселенного, мало изуродованного людьми. Под Карском тоже летало множество белых ярких бабочек-капустниц, но не было того разнообразия. Мало знающая биологию, равнодушная к природе Ирка насчитала за час семь или восемь разновидностей: и с тремя желтыми пятнышками, и с двумя коричневыми, и с сочетанием рыжих, коричневых и желтых.
Выкатывалось солнце, небо стало пронзительно-синим; воздух прогревался, становился теплее и суше. Людям идти было хуже; радовало, что высоченные кедры вдоль дороги задержат наступление жары. Но мнение людей, конечно же, вполне могло не совпадать с мнением жуков и бабочек. Появились разновидности с синими, с коричневыми крылышками разных оттенков, с разным рисунком и с разными размерами, различной формой крылышек. Басовито жужжали жуки.
Вдоль дороги запетлял след, очень похожий на коровий.
- Марал! - гордо сказал Хрипатков, словно это он сам придумал и лично создал всех маралов.
- Так близко от деревни?!
- Так мы уже верных километров десять отмахали! Какое же близко!
Тут снова потерялся Васенька. От самой деревни Васенька вчистил так, что отряд моментально потерял маленького мальчика из виду. Махалов помчался вперед и не без труда остановил Васеньку.
- Куда ты помчался?!
Васенька смотрел со страшным удивлением на дяденьку. И чего он вдруг взял да разорался?!
- Ну, куда ты удул?! Мы же за тобой не успеваем!
- Так догоните…
- Вася, ты же проводник… Ты понимаешь, что такое проводник?
- Ну…
- Так что такое проводник, Вася?
- Это который проводит.
- Верно. А ты ведь нас не сможешь никуда проводить, если убежишь вперед. Давай лучше вместе идти.
- Да я же вместе и иду…
Махалов прикрыл глаза, медленно сосчитал до десяти, ощущая, как начала дрожать рука на плече проклятого мальчишки. Такое с ним случалось нечасто.
- Василий, давай так… Идти вместе - это чтобы все видели, кто где. И чтобы все знали, кто где идет. Понятно?
Вася смотрел на Махалова, как на зеленого инопланетника с трубочками вместо ушей и "лампочкой Ильича" вместо носа.
- Ну…
Даже доброму, оптимистичному Махалову было предельно ясно, что ничего-то он не понял.
- В общем, так: у нас такой закон - идти вместе. Так что иди, пожалуйста, вместе со всеми. И не убегай вперед - мы же не знаем, куда идти. Нам ты показываешь… Ты теперь понял?
- Ну… - Вася неуверенно кивнул.
Тут отряд догнал Махалова с Васенькой, и все временно восстановилось. Надо отдать должное Васеньке: при желании он моментально исчезал, словно бы растворялся в воздухе. Куперовский индеец мог бы позавидовать искусству, с которым маленький Васенька смывался из-под бдительного ока "бледнолицых". Так что Васенька взял и испарился. Никто не заметил куда. Просто он был - а вот спустя секунду его нет.
- Придет! - уверял Хрипатков.
- Нет уж, я так не могу!
За этот вопль Хрипатков наградил Махалова ироническим взглядом и демонстративно уселся на бревнышко: пусть себе бегают, ищут.
- Катя, Маша, Петя, - с той стороны. Слава, Наташа, Вадик, Дима - вернитесь на километр, посмотрите в кустах, покричите. Вы поможете? - обратился Махалов к Ирине и Павлу.
- Конечно!
- Тогда Паша, Ира, пройдите вперед. Может быть, этот… - тут Махалов поперхнулся, прочистил горло и закончил: - Может быть, этот странный мальчик опять убежал вперед…
Но Васенька не убежал вперед. Все полчаса, пока его искали, Васенька собирал дикую малину, буквально в двух шагах от дороги. На вопли он не обращал внимания, на остановку отряда не реагировал, а преспокойно ел себе малину. Как доел - так вышел на дорогу.
- Ты где был?!
- Малину ел.
Скрюченные пальцы Махалова потянулись к горлу Васеньке, из горла вырвалось рычание, лицо страшно исказилось, глаза вращались в разных направлениях. Хрипатков зашелся в приступе хохота. Васенька стоял перед Махаловым: внешность рождественского ангелочка, большие непорочные глаза, палец босой ноги копает землю, указательный палец во рту.
Со сцены можно было писать классическую картину: "Немецко-фашистский гад допрашивает партизанского связного".
- Ты проводник?! Как мы без тебя придем к заводи?!
- А вон дорога…
- Тьфу ты! А если с тобой что-нибудь случится?!
- Не случится.
- Я же за тебя отвечаю! Ты это понимаешь?!