- Не про сволочь… - Все-таки Макс на нее посмотрел. Посмотрел как-то странно, одновременно растерянно и задумчиво. - Алиса, это касается Маруси…
Он говорил торопливо, словно боялся, что она захочет его остановить, словно сам не верил своим словам. Он говорил, Алиса слушала, и тиски, которые сжимали ее все эти годы, с каждым сказанным словом ослабляли свою смертельную хватку. Оказалось, что она забыла, как это - дышать полной грудью, а теперь вот училась дышать и жить заново.
- …А он и в самом деле фотограф! Говорят, талантливый и самобытный. - От злости голос Макса вибрировал в унисон мотору. - Он фотографировал детей в твоем интернате. Он фотографировал тебя, Алиса! Вспоминай!
Она вспомнила. Молодой, но с уже обозначившимися залысинами, в уютной клетчатой рубашке, в коротковатых брюках, карманы которых были набиты карамельками. Он улыбался Алисе так, словно был ее лучшим другом. И фотографию сделал очень красивую. Это была единственная фотография, на которой Алиса себе нравилась. Определенно, он был очень хорошим фотографом. Определенно, это не мешало ему быть очень страшным человеком…
- …Перспективный, талантливый, из интеллигентной семьи. - Макс говорил, а желваки на его небритых щеках ходили ходуном. - Его дед был смотрителем той самой усадьбы, в которой в последующем организовали детский дом. А во время Великой Отечественной в усадьбе располагалась немецкая комендатура. Думаю, книга сказок осталась с тех самых времен, как и фотокамера. А язык он выучил сам, в силу таланта! - Макс не выдержал, выругался, виновато посмотрел на Алису. - Знаешь, он ведь в самом деле талантливый. Я видел его работы. Не те… другие. Год назад его фотографии выставлялись в Берлине, говорят, произвели фурор у тамошней публики.
- Это точно он? - Она должна была спросить. Им нельзя ошибиться: на кону жизнь маленькой девочки.
- Он заказал красные башмачки. Не купил готовые, а пришел к обувщику со своими рисунками и мерками. Сказал, это нужно для будущей инсталляции, сказал, что важна каждая деталь.
- Они уже готовы - башмачки? - Сердце пропустило удар, а почти разжавшиеся тиски снова начали сжиматься.
- Я не знаю. - Макс снова успокаивающе погладил ее по коленке.
- Куда мы едем?
- Его дед был не только смотрителем усадьбы, но и охотником. В лесу недалеко от интерната есть охотничий домик. Я думаю, он держит девочку там. Так же, как и вас с Марусей…
Они оставили джип на лесном проселке, дальше пошли пешком. Сколько Алиса ни старалась, ни дорогу, ни сам лес вспомнить так и не смогла. И показавшийся из-за еловых лап домик она тоже не вспомнила, но внутри вдруг заныло, завибрировало, словно что-то в ней вот прямо сейчас настраивалось в резонанс с этим местом.
- Ты только не суйся, - сказал Макс одними губами. - Если он там, я сам разберусь. Представлюсь туристом, скажу, что заблудился.
- Мы вдвоем заблудились. Как Гензель и Гретта.
- Нет. - Макс взял ее за руку, крепко сжал. - Он фотограф, у него хорошая память на лица. Если он тебя узнает, все может осложниться. Не бойся, я не маленький ребенок, со мной ему так просто не справиться. Доверься мне.
Ей было тяжело довериться. Но еще тяжелее ей было переступить порог мастерской, маскирующейся под старый сарай. Здесь, в лесной глуши, время вдруг обратилось вспять, ломая и корежа, перекраивая наново, превращая взрослую женщину в маленькую испуганную девочку. Пришло время сказок, дитя… Беги! Беги со всех ног!
И Алиса побежала. Она бежала на встречу с чужой страшной сказкой и порог мастерской переступила уже не напуганной маленькой девочкой, а взрослой женщиной. Она готова!
- …Я же просил. - В голосе Макса не было злости - одна лишь мрачная сосредоточенность.
На Алису он даже не глянул. Он был занят, он вязал грубые узлы на по-аристократически хрупких запястьях человека, чье лицо Алисе все никак не удавалось разглядеть. Человек лежал ничком, не сопротивляясь, не пытаясь избавиться от пут.
- Пришлось ему врезать… На всякий случай. - Макс легко, как тряпичную куклу, подхватил человека под мышки, подтащил к верстаку. - Сейчас я его упакую…
- Это он?..
Алиса была близко, но по-прежнему не могла рассмотреть лица. Она видела лишь удивительной красоты красные сапожки и лежащую рядом пилу…
- Это он. - Макс разогнулся, стер со лба испарину. - Хочешь посмотреть?
Алиса не хотела. Ей было не до того. Она металась по мастерской, лихорадочно пытаясь вспомнить, где же люк. Наверное, искала бы долго, если бы не Макс.
- Вот. - Он сдвинул в сторону железный засов, потянул на себя крышку люка, вопросительно посмотрел на Алису.
- Я сама, - сказала она шепотом и, не дожидаясь ответа, ступила на деревянную лестницу.
Внизу было темно. Сначала темнота эта показалась Алисе кромешной, но скоро глаза привыкли.
Девочка сидела у стены, подтянув к подбородку острые коленки. Она смотрела на Алису снизу вверх, а Алиса не могла отвести взгляда от ее босых ног.
Они успели! Еще чуть-чуть, и было бы поздно, но они успели, и у этой маленькой девочки появилось будущее. Возможно, в ее будущем не будет даже кошмаров. Умницу, отличницу, мамину-папину радость ждет не стылый глянец посмертной фотокарточки, а нормальная жизнь, потому что она, Алиса, вспомнила свое прошлое.
- Не бойся. - Алиса присела перед девочкой на корточки, не решаясь дотронуться, боясь ненароком напугать ее еще сильнее.
Зря боялась. С тихим всхлипом девочка бросилась ей на шею, прижалась дрожащим тельцем, обхватила тонкими ручками, зашептала на ухо:
- Я тебя ждала! Я так боялась, но она сказала, что все будет хорошо, что ты непременно за нами придешь!
- Кто - она?..
Занемела спина, а затылку вдруг сделалось жарко. Наверное, от горячих детских ладошек.
- Маруся. Она здесь давно, дольше, чем я. Она говорила, что ты придешь за мной, а я не верила. - Девочка цеплялась за нее так крепко, словно до сих пор не могла поверить, словно боялась, что Алиса исчезнет из ее страшного темного мира.
- Видишь, Маруся была права. Я пришла за тобой… - Собственный голос казался ей чужим, незнакомым.
- Да, ты пришла… - Из темноты выступила светлая фигурка. - Как хорошо, что ты назвала мне свое имя! - Костяной гребешок аккуратно скользил по золотым волосам, разделяя их на пряди. - Так я смогла тебя навещать. - Маруся села рядом так, чтобы одновременно видеть и Алису, и девочку. - У тебя плохие сны. Это из-за меня?
- Нет, Маруся, это из-за него. - Они до сих пор понимали друг дружку с полуслова. Ведь так и бывает у лучших подруг.
- Хорошо, что не из-за меня. - Маруся вздохнула, разгладила складки на своем платье. - Я не хотела тебя пугать. Понимаешь?
Алиса понимала. Как ни крути, а вырасти и стать взрослой из них двоих получилось только у нее одной. И не потому, что она не сдержала данное обещание и не сумела спасти Марусю, а потому, что Маруся была мертва уже тогда, при их самой первой встрече…
Пропала без вести пятнадцать лет назад. Вышла во двор поиграть с подружками и больше домой не вернулась. Ее искали несколько месяцев. Искали родители, милиция, горожане, даже преподаватель фотокружка, в который Маруся записалась накануне исчезновения. Ее искали все, а нашла Алиса и на целых десять дней стала лучшей подружкой для маленькой мертвой девочки.
- Я вернулась. Сказочник больше никого не обидит. - Алиса протянула руку ладонью вверх.
- Это хорошо. - В том месте, где тонкие Марусины пальчики коснулись кожи, сделалось тепло и немножко колко. - Это значит, что теперь я могу уйти. - Маруся встала, улыбнулась ясной, чуть нетерпеливой улыбкой, шагнула в столб льющегося через люк света, обернулась, помахала на прощанье рукой и исчезла…
…В желтом свете фонаря кружились снежинки. Зима в этом году началась строго по расписанию, в первых числах декабря. Она привела с собой снегопады и каждый вечер рисовала на стеклах морозные узоры, зазывая горожан если не на каток, то хотя бы просто на прогулку. Алисе было не до прогулки. Ее мутило с самого утра. Мутило, хотелось плакать, соленых огурцов и шоколадного торта. Хотелось немедленно и именно в такой последовательности. Если бы рядом был Макс, вопрос с огурцами и тортом решился был в два счета, но Макс только что улетел в Торонто на какой-то ужасно важный симпозиум, на целых три дня оставив Алису одну-одинешеньку в их новой квартире. Гнездо или берлога - они так и не договорились, как стоит называть новое жилье - вздыхало тихим эхом, уговаривало Алису немного потерпеть. Токсикоз - это ведь не на всю жизнь, рано или поздно это закончится. И никто не виноват, что она не поставила мужа в известность, а сам он не догадался. Мужчины - существа толстокожие, с ними надо без обиняков. Сказала бы: "Кстати, дорогой, у нас будет ребенок". Глядишь, и не полетел бы никто на симпозиум в Торонто, глядишь, и плакать расхотелось бы. Потому что выть белугой в присутствии Макса - несусветная глупость. Кто же плачет рядом с таким замечательным мужем! А теперь уж что? Теперь нужно как-то продержаться пару дней.
В дверь позвонили, настойчивым звонком спугнув Алисину хандру. За дверью стоял Макс. В одной руке он держал шоколадный торт, а второй прижимал к пузу трехлитровую банку огурцов. На Алису он смотрел одновременно с тревогой и радостью.
- Знаешь, я тут придремал по пути в аэропорт, и мне приснился удивительный сон… - Взгляд его сделался чуть менее тревожным и чуть более радостным. - Это была Маруся. Она сказала, что я глупый и совершенно не разбираюсь в женщинах.
- Совершенно не разбираешься… - Одновременно хотелось и плакать, и смеяться.
- А еще она сказала, что очень скоро наступит время сказок. Хороших сказок. И что прямо сейчас тебе необходим вот этот странный набор. - Банка с огурцами призывно качнулась.
- Необходим. Просто жизненно необходим! - Алиса прижалась щекой к холодной с мороза Максовой щеке, добавила шепотом: - Кстати, дорогой, у нас будет ребенок.
Сергей и Анна Литвиновы
Пыль на ветру
- Да в жизни я это не подпишу! Я вам что - идиот? - Заказчик отшвырнул договор.
А Вика весело подумала: "Ты не идиот, а купчина. Новоявленный миллионер. Нувориш. Денег много - ума мало. А дальновидности - вообще ноль. Мне еще бабушка говорила: "Держись от таких подальше".
Но что остается делать, если этот провинциальный купчина, дрожащий над своими скороспелыми миллионами, - их потенциальный клиент?
Вика Кулакова служила менеджером в крупной пиаровской фирме. Фирма считалась лучшей в столице. Принимали сюда по конкурсу, платили много, а над входом в офис висел нахальный мраморный плакат, точнее, доска: "Создадим имидж. Какой хотите".
И действительно - создавали. Серый чиновник превращался во влиятельного законодателя, плохо стриженный директор завода - в вальяжного бизнесмена. А теперь вот и новороссы-провинциалы потянулись. Из глубинки. Намыл у себя деньжат - и в Москву. Инвестировать. А чтоб инвестировать - ему имя нужно. И репутация. Ведь кому попало в столице ни участок под застройку не дадут, ни лицензию на игровой бизнес не выделят…
Такие вот провинциальные купчишки считались сложными заказчиками. И на переговоры с ними агентство отправляло опытных сотрудников. Таких, как Вика. У нее хорошо получалось уламывать даже самых строптивых клиентов. И этого - Антона Смолякова по кличке Смола - она тоже уломает. Это только вопрос времени. И нервов.
- Можно подумать, вы не имидж мне создаете, а памятник из чистого золота! - продолжал кипятиться Смола.
Вика спокойно возразила:
- Памятники ставят покойникам. А живым - монументы… Что же касается договора - я не настаиваю. У нас, как вы, наверно, слышали, клиентов хватает. Если у вас сложности с деньгами - можете найти агентство попроще. Сэкономите, конечно, только, извините, так и останетесь провинциальным "новым русским".
Она хладнокровно выдержала взгляд, призванный превращать "шестерок" в соляные столбы. И добавила:
- Вы, кажется, планировали в правительственном тендере участвовать. Так вот, у меня есть опасения, что вашу фигуру даже к основному конкурсу не допустят. Отметут на предварительном этапе.
- Волчица ты, Вичка, - простонал Смола.
"А ты засранец!" - быстро подумала она. И очаровательно улыбнулась:
- Во-первых, не Вичка, а Виктория Андреевна. А во-вторых, вы правы. Конечно, я волчица.
Демонстрируем превосходные зубы и игриво добавляем:
- Вот сейчас, например, когда полная луна, меня так и тянет в лес…
- Ладно, острячка… черт с тобой, - устало вздохнул Смоляков. - Подпишусь. Говорят, ваше агентство и правда чудеса творит.
Он тоскливо взглянул на графу сумма, скривился и чиркнул подпись - ручкой из чистого золота. "Надо будет заставить, чтоб поменял ее - хотя бы на "Монте Граппу", - тут же решила Вика.
Она быстро швырнула договор в сумочку. И продемонстрировала очередную белоснежную улыбку:
- О’кей. Вплотную работать мы начнем завтра. А сегодня - предварительный урок. Попрошу вас забыть это дурацкое прозвище - Смола. Нет больше Смолы, а есть - Антон Иванович. Серьезный, дальновидный, благородный человек. Филантроп. Меценат.
Бывший Смола оскалился:
- А ты мне нравишься, киска. Давай я тебя в клуб свожу. Какой тут у вас в Москве самый крутой?
- Спасибо, но вечер у меня занят, - отказалась Вика. И не удержалась, добавила: - Да и желания нет куда-то ходить со Смолой. Вот станете Антоном Ивановичем - тогда посмотрим.
…Никаких планов на вечер у Вики не было. Да, признаться, ничего и не хотелось. Вот бы действительно уйти в лес - и завыть. Или хотя бы побыстрее добраться до дому и зареветь. От усталости, от постоянного нервного напряжения, от бесконечных надменных клиентов…
Эх, стать бы снова маленькой девочкой - беззаботной и беспроблемной, и чтоб любимая бабуля была жива, и можно было положить голову ей на колени и чувствовать, как добрые старые руки стирают слезы со щек…
Квартира встретила ее тишиной и призрачным светом: в окна ломилась полная луна. "Толстенная! Не луна, а лунища! - оценила Вика. - Как рожа у этой… как ее… Ну, певички, что мы недавно раскручивали".
Переодеваться она не стала. Плеснула себе коньяку. Распахнула окна. Упала в кресло. Со двора несся одуряющий запах сирени, в гаражах по соседству подвывали собаки.
"Было бы так всегда. Просто ночь и луна, и пахнет сиренью, и тихо. И никаких Смол, из которых надо делать благородных Антон-Иванычей".
Коньяк согрел горло, но усталости не снял. Вика, не раздумывая, плеснула еще. "Многовато я пью… Впрочем, с такой-то работой…"
Ей вдруг захотелось сделать что-нибудь глупое. Например, выйти во двор и наломать букетище сирени. (Ох, как в детстве они воевали за эту самую сирень со злыми соседками!) Или взять из гаража машину и поехать извозничать. И всю ночь просидеть за рулем, слушая нудные или трогательные истории пассажиров.
"Оставь, мать, - вяло осадила она себя. - Лучше еще коньячку, и все пройдет".
Была бы жива бабушка - о третьей рюмке речи бы не зашло. Не потому, что бабуля запрещала ей пить. Просто рядом с ней проходила любая тоска. Прижмешься к ней, вглядишься в любимые морщинки, уткнешься носом в халатик, от которого всегда пахнет милой "Красной Москвой"… Интересно, что бы сказала бабушка по поводу ее нового заказчика?.. Наверно, вот что: "Как ни закрашивай пятна у леопарда - все равно он хищник. А значит, извини за грубое слово, - негодяй".
- Да нет, бабуля. Какой он негодяй? Обычный деляга. Начальный капитал наворовал, а теперь хочет стать вроде как честным. И респектабельным. - Вика поймала себя на том, что отвечает вслух. Разговаривает с человеком, которого уже год как нет в живых…
"Так и с ума сойти недолго, - подумала Вика и попросила: - Отпусти уж меня, бабуля!"
Но ее так и подмывало пройти мимо бабушкиной комнаты. И вздрогнуть от счастья - потому что из-под двери пробивается полоска света. И ворваться в комнату, и увидеть в кресле знакомую сухонькую фигурку, и услышать ласковое: "Заходи, Викуля! Поболтаем…"
"Умерла бабушка - и болтать стало не с кем, - вздохнула Вика. - Кругом одни понты и деляги. Ох и сложно мне с этим Смолой придется!"
Да что ж ей так жаль-то себя сегодня? От коньяка, что ли? Или от усталости? Ей плясать надо, что противного заказчика уломала на полную сумму, а она, дура, куксится.
Луна за окном, кажется, раздулась еще больше. Значит, сейчас совсем поздно. По крайней мере, кому-то звонить - точно неприлично. Может, электронную почту просмотреть - раз уж вечер свободный выдался?
Вика включила свой лэптопчик. Странная картина: синий экран компьютера, темная комната, а за окном таращится огромная луна…
Пока устанавливалось соединение, она пыталась вспомнить, когда в последний раз открывала свой личный почтовый ящик. Да, уже месяц прошел. Все не до того. Едва успеваешь деловые письма просмотреть - а они приходят на корпоративный адрес.
"Вот я бестолочь! - укорила себя Вика. - Мы же переписывались - с учителем из Карелии, с программистом из Сан-Франциско, со студентом из Болоньи… Просто так переписывались, для души. А я про них всех просто забыла!"
Вика запустила почтовую программу. Наверно, ее ящик от писем лопается… Но нет. В графе "Входящие" светится хиленькая единичка. Единственное письмо.
"Забыли. Все про меня забыли", - с досадой подумала она. Кликнула по жалкой единичке… и луна будто рассыпалась в миллионы осколков.
В графе "Отправитель" значилось: бабушка.
"Виктория! Возьми себя в руки. Это рекламная рассылка. Сейчас откроешь письмо и убедишься - обычная лабуда. Кто угодно мог бабушкой назваться. Пансионат "Бабушка" - где уютно, как дома. Школа вязания под названием "Бабушка". Или кафе с домашними пирогами…"
Позвольте, а обратный адрес какой? Info@totsvet.net. Ну надо же - "totsvet"! Совсем уж глупо. Она такую дрянь и читать не будет - не иначе какой-то шутник вирус прислал. Вика уже потянулась кликнуть мышкой на "Стереть", как вдруг в уголке экрана замигало: У вас ровно минута, чтобы открыть письмо. Иначе оно будет уничтожено.
Да что за бред такой? Вика поймала себя на том, что считает секунды. Двадцать пять, двадцать, пятнадцать… А луна, кажется, уже заходит - по крайней мере, в комнате стало куда темнее. И от клавиш компьютера идет такой жар, будто изнутри он напоен огнем.
"Ладно, пусть вирус. Пусть компьютер сдохнет - подумаешь, велика беда. Я девушка предусмотрительная, все нужные файлы скопированы на флешку. А компьютерная начинка… да и пес с ней, с начинкой. Но каковы эти ребята, кто занимается рекламной рассылкой, а! Вот раздразнили! Надо этот метод запомнить - авось в работе пригодится…"
И Вика щелкнула по иконке "Открыть".