Глава 12
Благодушное настроение торгаша перед выгодной сделкой - как оказалось напускное - будто водой смыло. Перед Всеволодом вновь восседал в седле суровый и недоверчивый воин. Прохор недобро прищурился.
На вопрос не ответил. Спросил сам:
- А ты никак немца сопровождаешь, а Всеволод? По говору-то судя. И ещё я смотрю, - Прохор кивнул на Бранко, - лях с ним какой-то. Или мадьяр? Или волох? У нас на Руси этаких диковинных одежд не носят. Лазутчиков, знать, иноземных бережёшь?
- Лазутчики при тебе по-немецки говорить бы не стали. И наряда иноземного не надели б. Послы то.
- А коли послы, пошто грамотки проездной нет? Князь Роман Михайлович послам завсегда свою грамотку с печатью вручает.
- А не к твоему князю послы потому что направлены.
- Но по его землям едут…
- Прохор, слушай, добром прошу, - пропусти.
- И притом тайной тропой едут.
Понятно - не пропустит. Тянет время. Ждёт, пока засеку перегородят. И гонцу, проскользнувшему в тыл Всеволодовой дружины, срок даёт. Потому и речь - будто речка журчит. Журчит, да убаюкивает:
- Вот ежели бы ты, Всеволод, послов своих у нас погостить оставил. Пусть бы рассказали, по какой надобности в брянщине ездят так скрытно. Да поведали заодно, что за переполох такой в закатной стороне поднялся. Сказками всякими о волкодлаках и упырях баб пугать можно, а Роману Михайловичу потребно знать, кто за тем переполохом на самом деле стоит. Соседи-князья? Немецкий орден? Угорский король? Ляшские паны? Нет, правда, оставил бы послов здесь, а?…
Брянцы со всем снаряжением и конями были уже по ту сторону засеки. Только четверо ратников остались - снова подтаскивают к узкому проходу сучковатые брёвна. Ежели дотащат, ежели закроют… Но нет, медлят - ждут, небось, своего полусотника.
Прохор быстро глянул через плечо на засеку. Повод - натянут. На одну сторону. Вот сейчас даст команду сопровождающим. Двинет и развернёт коня сам. Всадники, прибывшие с полусотником, нервничают, посматривают назад. Кое-кто уже поставил лошадь боком. Будто бы ненароком, невзначай. Брянский десяток - десяток без одного человека готов к стремительному отступлению, чтобы после, под прикрытием завала…
Что ж, коли добром не получается… Больше времени терять нельзя.
Всеволод повернулся к ожидавшей за спиной дружине. Хотел приказать. Напасть… атаковать не запертую ещё засеку. Смести с пути конный десяток Прохора. Разогнать сторожевой отряд за завалом.
Видимо, брянский полусотник смекнул о намерениях собеседника. И начал действовать сам.
Краем глаза Всеволод заметил стремительное движение. Это Прохор, обманчиво спокойный и неторопливый, нанёс первый удар. Полусотник рванул из ножен меч. Размахнулся, желая перед отступлением срубить предводителя чужого отряда.
Не смог.
Оба клинка Всеволода выскочили из ножен столь же быстро. Нет - быстрее. Руки действовали прежде, чем разум успел осмыслить ситуацию. Заучено, быстро, неотвратимо и самостоятельно действовали. И лишь потому успели…
Подставить один меч с серебряной насечкой под секущий удар противника. А после - ткнуть заточенным остриём второго под приподнятый подбородок. Да поверх бармицы на горле, да меж длинных, свисающих книзу седых усов.
Звон металла о металл. Хрип и стон брянского дружинника. И кровь - потоком на кольчатую броню, на конскую гриву. Прохор, выронив меч, навалился на шею коня, пальцы умирающего судорожно вцепились в повод. Медленно-медленно он сползал с седла.
Девять брянских всадников, надеясь отбить полусотника, набросились было на Всеволода и оказавшихся вблизи Конрада с Бранко. Но откатились ещё до того, как подоспела на выручку сторожная дружина.
Потеряв ещё трёх воинов, брянцы погнали коней к заставе, где запорные лесины уже готовы были лечь посреди прохода.
Прохор, наконец, выпал из седла. Рухнул в лужу собственной крови.
- Вперёд! - закричал Всеволод.
И по мечу - в каждой руке. Конём он правил сейчас по-татарски - одними ногами, набросив короткий повод на переднюю луку.
Дружина мчалась за воеводой. Вперёд. Верно всё понимала дружина. Спешить нужно, покуда узкий проход в засеке ещё свободен.
Стрелы - десятка полтора - не больше, полетевшие из-за сучковатых стволов приняли на щиты, не сбавляя скорости.
Пришпоривая коней.
Догоняя вражеских всадников.
Быстро приближаясь к завалу…
Защитники засеки не удержались, положили-таки одно бревно поперёк дороги, не дожидаясь своих. Однако, уложенное в спешке, оно тут же сорвалось с опрокинувшихся рогулек. Покатилось - прямо под копыта возвращающихся брянских конников.
Вышло всё неожиданно. Двое бойцов Прохора на полном скаку рухнули вместе с лошадьми. Двое перемахнули через преграду. Ещё двое натянули поводья, вздёргивая коней на дыбы. Дружинники Всеволода останавливаться не стали. Налетели сходу. Настигли, нагнали. Свалили. Изрубили.
Следующими смели четырёх воинов, так и не успевших водрузить в узком проходе вторую лесину и тем перекрыть путь нападавшим. Перескакивая через людей, лошадей и бревно, косо лежащее в проходе, сторожная дружина прорвалась через завал.
Сечи, как таковой, не случилось. Уже первый десяток, атакующих во главе с Всеволодом и при живейшем участии сакса и волоха, решил исход битвы. На той стороне лесная засека оказалась совершенно не приспособлена к обороне. Что, впрочем, вполне понятно: не обороняться там собирались, а нападения недругов ожидали оттуда. Вот и понавалили…
Между прямыми и корявыми древесными стволами, острыми сучьями, толстыми ветвями и путанными корнями наружной стороны засеки, ставшей по воле обстоятельств внутренней, одинаково трудно было двигаться и конному, и пешему. Но всадников, проникающих через узкий проход, становилось всё больше. И каждый бился с особым мастерством сторожного воина. Около дюжины брянцев пали сразу - ранеными, порубленными, сбитыми и потоптанными лошадьми. Остальные, не выдержав натиска, искали спасения в непролазных буреломах по обе стороны лесной тропы.
Преследовать беглецов не стали.
Всеволод остановил свою дружину. Осмотрел. Среди его бойцов потерь не было. Незначительные раны, а также вывихи и ушибы, полученные при падении с сёдел - не в счёт, а трёх убитых стрелами и двух переломавших ноги в завалах лошадей заменили десятком лучших брянских коней. Уводили их с чистой совестью. В конце концов, если и повинен в том кто - так это Прохор. И во всём остальном тоже. Добром ведь просили пропустить. Ан, не послушал, полусотник. Верность князю своему блюл. Хитрил, юлил, время тянул, а после - первым меч поднял. А чего добился? И брянцы эти его - нет, чтобы сразу убраться с дороги! Понадеялись, так их раз этак, на свою засечную крепостцу…
И-эх! Всеволод тряхнул головой. Погано всё-таки было на душе: в самом начале похода против нелюдей пришлось проливать людскую кровь. Причём кровь своих же, русичей. Но вынудили ведь!
Он окинул тоскливым взором валявшиеся между лесин тела убитых врагов. Хотя, какие они там враги. Подневольные людишки, под мечи и копья глупо поставленные. Всеволод перевёл взгляд на стонущих раненых. Помочь бы…
- Оставь, - подъехавший Конрад словно прочёл его мысли. - Ими будет, кому заняться. Скоро гонец приведёт подмогу с другой заставы.
- Перевязать хотя бы надо, - не согласился Всеволод. - Кровью ведь истекут.
- Не истекут, - тевтонский рыцарь всматривался в густую чащу, обступавшую засеку. - Их сбежавшие дружки где-то поблизости хоронятся. Мы уйдём - они вернуться.
Они вернулись раньше. Будто в подтверждение слов тевтона из-за деревьев справа вылетело две стрелы. Одна впилась в вовремя подставленный щит. Другая нашла-таки жертву: вскрикнул и схватился за плечо ратник из десятка Луки. Видимо, кое-кто из брянцев, устыдившись недавней трусости, решил поквитаться.
Вся сторожная дружина немедля поворотила коней на стрелы, к лесу, готовая к новому бою. Но…
- Куда?! - рявкнул Всеволод. - Щиты на правую руку! Уходим!
И первым вонзил шпоры в конские бока.
Ушли быстро. Ускакали, поймав щитами ещё пару стрел. В самом деле, зачем задерживаться, если есть кому теперь хоронить убитых и врачевать раненых. Нет нужды задерживаться. Никакой совершенно. Иначе будет новая бессмысленная стычка, новая без пользы пролитая кровь.
И драгоценное время, потерянное понапрасну.
Ехали долго, не останавливаясь - опасались погони. Даже подстреленного дружинника перевязывали на ходу, благо, рана оказалась неглубокой: наконечник брянской стрелы наполовину застрял в доброй кольчуге двойного плетения.
Потом пробирались по границе между Киевским и Переяславским княжествам. Тоже двигались лесами - не такими уже дремучими, часто иссечёнными наезженными трактами и приметными охотничьими тропами. Тут было проще - тут Бранко знал, где поставлены заставы и засеки, и как пройти, чтоб ни на одну из них не наткнуться.
Десна, указывавшая путь, вскоре слилась с широководным величественным Днепром. Затем миновали извилистую и узкую Рось-реку. А после и леса остались позади, и даже редкие рощицы как-то незаметно сошли на нет.
Сторожная дружина вошла в половецкие степи. Бескрайние, безлюдные и пустынные. Как и говорил волох.
Людей не встречали. Ни половцев, ни татар, ни угорских сбегов. Ни в первый день пути, ни во второй, ни в третий. Лишь однажды - уже изрядно отдалившись от русских границ, дружинники наткнулись на старые кострища. Да пару раз видели дымы у самого горизонта. Беженцы? Степные пожары? Поворачивать и проверять не стали - далеко слишком. И не по пути.
Спать теперь ложились, не снимая доспехов. Не ленились лишний раз, даже без особой нужды почистить серебряные насечки и накладки. Коней на ночь сгоняли в центр стана, по кругу выставляли стражу. Менялись часто. Жгли огни - не таясь, много. Лихого человека в чужой степи не страшились. А вот против нечисти костры хорошо помогают. Живое пламя столь же губительно для тёмной твари, как и серебро.
Не доезжая до древнего Маврокастронского порта Белогорода, на брошенных рыбацких лодках, что валялись по левому берегу, переправились через Днестр. Нистру - так назвал эту широченную реку волох Бранко. Земли же, что лежали за ней, волох поименовал Транснистрией и Бесарабией.
Переправа далась нелегко. Поклажу перевезли в плоскодонках без потерь, а вот коней уберегли не всех. С полдюжины животных так и не смогли одолеть водную преграду. Хоть и держали их с лодочной кормы за узду, да не удержали. Утопла несчастная скотина…
Дальше продвигались побережьем Русского моря . Потом вышли к Дунаю - главной реке угров и всех окрестных земель. И вдоль Дуная - по границе Болгарского царства вступили в Валахию.
Вот там-то и началось…
Глава 13
Как-то в ночь всех переполошил вой - далёкий-далёкий, протяжный, заунывный. Жуткий. Похожий на волчий, но лишь только похожий. А так - страшнее гораздо: кровь стынет, мурашки бегут, сердце сжимается и катится к пяткам. Этаких волков Всеволоду слышать ещё не доводилось.
А вой всё висел и висел над степью, навевая смертельную тоску, вселяя ужас и беспокоя даже самые стойкие души. Хотя выл только один зверь - не стая.
- Вриколак, - негромко сказал Бранко.
- Вервольф, - прислушавшись, согласился Конрад.
- Волкодлак, - шептались дружинники.
- Торопиться нам надо, Всеволод, - после долгой паузы промолвил волох-проводник. - Раз уж сюда добралась нечисть… Слишком быстро расползаются твари по миру. Вриколаки - первые вестники беды. За ними придут стригои.
Волновались лошади на привязи.
В следующую ночь потеряли коней. Трёх сразу. Стремительная утробно рычащая тень внезапно вынырнула из ночи, перемахнула через пригасшие сторожевые костры…
Свистнули в воздухе стрелы дозорных, мелькнули брошенные сулицы с вкованными в наконечники серебряными нитями. Но ни стрелы, ни дротики не поспели за невиданным зверем.
Зверь был огромен, свиреп и ужасен. Кудлатой тёмно-серой шерстью и хищной вытянутой собачьей мордой походил на волка. Или на пса. Только вот по размеру… Ну, не бывает волков и собак величиной с крупного телка. Собственно, окрас и размер - вот и всё, что успели в тот раз разглядеть дозорные дружинники. И ещё клыки с нож-засапожник. И такие же когти. И пену из разверстой красной пасти.
Сначала ночная тварь бросилась на людей. Разметала трёх выскочивших навстречу воинов. Быстро - никто и мечом махнуть не успел. Однако и сама зверюга дико взвыла - видимо, ожгла лапы о посеребрённые брони - и, резко прянув в сторону, очутилась среди перепуганных коней. Лошадей на ночь вязали крепко, потому и не посрывались все. Только бились отчаянно на ремнях. И гибли.
Всё свершилось в считанные мгновения. Прежде чем подоспели люди, пали две вьючные лошади. Одна - с перекушенным хребтом. У другой вмиг были вырваны потроха и горло.
Сильный молодой жеребец десятника Ильи всё же оборвал путы, метнулся прочь с привязи-бойни. Обезумев, рванул через тюки, людей, костры. Унёсся в степь, в ночь, во тьму. Волкодлак - следом.
Ускакал конь недалеко. Истошно-жалобное ржание, больше похожее на предсмертный крик человека, возвестило о печальной участи жеребца.
Бежать за конём Всеволод запретил. Илью удержал силком. Опрокинул, влепив рукоятью меча по затылку. Придавил к земле.
- Сам погибнуть хочешь?! За лагерные огни - ни ногой! Никому - ни ногой!
Наутро нашли останки славного боевого коня. В луже крови - клочья шкуры, подкованные копыта, кости… Кости - перемолоты в труху. "Такими зубами камни, наверное, грызть можно", - подумалось ещё Всеволоду.
После того случая на ночёвку стали располагаться раньше. И топливо для костров в скудной на дрова степи предусмотрительно собирали заранее - по пути, да с запасом. Ломкий колючий сухостой, порой в руку толщиной, рубленный кустарник, редкие деревца - всё годилось… Огни разводили сильнее. Чтоб пламя - повыше, поярче. Коней до утра держали под попонами, расшитыми серебром. И сами смотрели в оба. Спали вполглаза. При полном доспехе, и с обнажённым оружием под рукой.
Ещё день спустя удалось даже подстрелить волкодлака, пытавшегося проскользнуть меж двух сторожевых огней. С диким воем и серебрённой стрелой в лопатке оборотень сгинул в ночи. Тоже, видно, отбежала недалеко: вой стих где-то неподалёку от лагеря. Тратить время на поиски издохшей твари, однако, не стали.
На следующий день пути, в самый полудень, увидели шатёр. Юрту кочевого народа. Одиноко стоявшую на горбатом кургане среди необъятной ковыльной степи.
- Неужто, татары? - щурясь от солнца, Всеволод долго вглядывался вдаль.
- Нет, куны, похоже. Половцы, - определил Бранко.
Что ж, наверное, проводнику виднее.
- Бегут, видать, - хмурился волох. - И не от татар бегут - а от кое-кого пострашнее.
Подъехали ближе. Юрта как юрта. Круглая, простая, небогатая. Таких много в землях кочевников. Закопчённый войлок, натянут на клети из жердей. Сверху - круглое отверстие-дымоход. Правда, дымка от очага над ним не видно. И полог - опущен. И рядом - ни коня, ни быка, ни иной скотины, что могла бы перевезти разборный дом степняка. Только опрокинутая двухколёсная повозка с единственной длинной и торчащей к небу оглоблей. Вторая - вон она, в траве. Одно колесо повозки треснуто. На ветру болтаются обрывки спутанной упряжи. А вокруг…
Вокруг юрты валялись кости. Обглоданные, раскрошенные крепкими зубами. Кости - человеческие, лошадиные… Лежат вперемешку.
Всеволод вскинул руку, останавливая отряд. Дружинники попридержали коней. Переглянулись. Потянулись к оружию.
Кони всхрапывали, прижимали уши, пятились назад. Боялись кони… То ли костей в траве разбросанных, то ли чуяли опасность, таящуюся за пологом юрты.
- Нехорошее, место, воевода, - пробормотал десятник Илья.
Ясное дело, хорошего тут мало.
Всеволод повернулся к волоху:
- Как думаешь, Бранко, что там?
- Откуда ж мне знать, - ответил тот. Проводник не убирал руки с меча. - Когда ехали к вам, здесь пусть было. Но тогда и вриколаков ещё в этих краях не водилось.
- Войти бы надо, да посмотреть, - вставил Конрад.
Надо…
- Конрад, Бранко и ты Илья, со своим десятком, со мной пойдёте, - распорядился Всеволод. - Вокруг шатра встаньте, чтоб мышь не выскочила. Остальные пусть в сторонке пока побудут. Спешиться всем и оружие держать наготове. Если кликну - бегите на помощь, не медля.
К юрте он подошёл первым. Встал возле входа. С двумя клинками наголо.
- Эй, есть кто?
Тишина.
Всеволод вздохнул поглубже. Приготовился к схватке. Одним мечом осторожно приподнял полог, другой - выставил перед собой. Если кто вздумает вдруг прыгнуть изнутри - неминуемо напорется на сталь с серебром.
Никто, однако, нападать на него не спешил.
Всеволод переступил порог.
После яркого слепящего солнца над степной равниной, глаз не сразу привык к полумраку, царившему под войлоками половецкой юрты. Света, падавшего сверху - из небольшой неровной прорези-дымохода, не хватало, чтобы разогнать густые тени. А тяжёлый полог за спиной - уже опущен.
Поначалу казалось - степной шатёр пуст, брошен хозяевами вместе со всем нехитрым скарбом кочевого народа. В самом деле… Очаг - несколько закопчённых камней, сложенных в круг - не горит. На земляном полу в беспорядке валяется посуда - глиняная, с побитыми, отколотыми краями, деревянная - исцарапанная, рассохшаяся. Треснувшее ведро. Помятый медный котелок. Дырявый кожаный бурдюк.
Поверху - на жердях под войлочным потолком и на центральном столбе, поддерживающем свод юрты - связки сухих степных трав и кореньев, распространяющие стойкий горький запах.
Справа - грязный прохудившийся потник и старое разбитое седло - потёртое, расползающееся, не раз и не два чинённое, связанное узенькими ремешками и грубой толстой нитью. Слева - охапка конских и овечьих шкур.
И движения - никакого.
Никакого?!
Ворох шкур под левой стенкой юрты чуть заметно шевельнулся…
Всеволод среагировал мгновенно. Мечом в левой руке отбросил верхнюю шкуру. Правую - занёс для удара.
- Уляй-вай! Не зарубай, урус-хан! Убивай - нет!
Две иссохшие руки поднялись над бесформенной кучей, прикрывая седую колтунистую голову.
- Не зарубай! Я - вреда не делай! Я - одна польза делай!
Маленькая сухая старуха, в рваном овчинном тулупе мехом наружу, с ног до головы обвешенная разноцветными лоскутами ткани, сухими веточками, кожаными мешочками, коробочками и прочими побрякушками, отчаянно кричала, мешая половецкие и русские слова, размахивая руками, будто крыльями.
Всеволод опустил мечи. Шумно выдохнул. Кроме бабки в юрте больше никого не было.
А в половецкий шатёр уже вбегали и вваливались его спутники. Бранко, Конрад, десятник Илья со всем своим десятком… Снаружи тоже слышался шум - волновалась дружина.
- Всем - стоять! - приказал Всеволод. - Оружие - убрать!
И добавил спокойнее:
- Опасности нет.